Котёнок

В этом южном городе вдоль дорог высятся подпорные стены, сложенные из разной величины каменных глыб — каждая из них держит гору, чтобы не сыпалась, потому и называется подпорной. Но конкретно эта стена кажется полуразрушенной: между камнями виднеются глубокие выбоины, из которых торчит кустарник. И возле одной из них суетится пацан. Очень симпатичный. Глаз у Жукова намётан, он замечает пацана издалека. Притормаживает свой «лексус» у обочины. Ему интересно, чем же пацан там занимается. Сперва тот кажется подростком — кислотных цветов футболка с каким-то принтом на груди и шорты, тонкие длинные руки и ноги, самокат, пришвартованный у обочины. Но потом Жуков понимает, что пацан, скорее всего, уже студенческого возраста — когда тот распрямляется и откидывает назад длинную тёмную чёлку. Волосы на затылке и висках, наоборот, подстрижены. В правом ухе — серебряное колечко серьги, ноги татуированы от коленок и выше, татуировка — затейливые цветочно-травяные узоры – исчезает под раструбами болтающихся на тощей заднице шорт. Ого, нихера ж себе красава. Жуков неспешно выходит из «лексуса», жмурится на солнце и окликает пацана: — Эй, чувак, помощь нужна? Ты чего там делаешь? И сразу же слышит истошный писк, доносящийся из пролома в стене. Иронически поднимает брови: — А, вон что. Кису спасаешь? — Он живой, — сердито бросает парень, зыркнув исподлобья. — Он же не виноват, что туда сорвался. Надо вытащить, он сам не вылезет. Руки у него покрыты свежими царапинами. Ободрал о камни. Видимо, он давно уже тут толчётся, пытаясь как-то вызволить орущего кошачьего пиздюка. Жуков легонько отстраняет парня и деловито заглядывает в пролом между камнями. Примолкший было кошачонок снова испускает отчаянный мяв, и Жуков досадливо морщится. — Щас, щас, не ори, орун, — ворчит он, быстро возвращаясь к машине. Начинает искать монтировку. И внезапно поворачивается, обнаружив, что парень, оказывается, идёт за ним. — Вы что хотите делать? — с подозрением спрашивает тот, поднимая на Жукова испытующий взгляд зелёных глаз. Ишь! Зеленоглазое такси. Отчёта требует. — Притормози, притормози, — сварливо бурчит Жуков. Монтировка находится быстро, она у него всегда в дороге под рукой, на всякий пожарный. — И сопи себе в две дырочки. Я тебе отчитываться не обязан, — но, глянув в обиженные глаза пацана, снисходительно роняет: — Попробую один камень поддеть и отодвинуть. — Он же тяжёлый, — испуганно вякает тот после паузы, но в его голосе явственно звучит уважение, что Жукову нравится. — Это для тебя он «жетяжёлый», — насмешливо передразнивает он, — глиста ты в обмороке. Спортом надо заниматься, закаляться, как сталь. Качаться спецом необязательно, но хоть гантели поднимай. Он закатывает рукава рубашки, прекрасно зная, что при этом на его загорелых руках перекатываются мускулы. И ещё зная, что пацан зырит на него как завороженный. Вот то-то же. Знай наших! А не наших — не знай. Вызволить кошака оказывается делом плёвым. Поддетый ломиком камень отваливается в сторону, и кот — рыжий, как апельсин, – в ужасе карабкается наружу, не переставая вопить. Пацан немедля хватает его и прижимает к груди — чтобы не выскочил на дорогу. — Себе, что ли, возьмёшь? — лениво интересуется Жуков, раскачивая монтировку в руке. — Ты местный? — Я-то да, — медленно говорит пацан, вскидывая на него ставший острым взгляд. — А вы — нет? — Я тут в командировке на нефтянке, — лаконично поясняет Жуков. — До конца месяца. Так что, возьмёшь кошака? Рыжая мелочь притихла, сидит на руках у пацана и, кажется, даже мурчит. — Бабушке своей отвезу, — решительно говорит тот. — У неё кошка Муська старая совсем, пусть ещё один будет. — Как же ты его на своём лисапеде потащишь? — осведомляется Жуков, кивая на самокат, и, не дожидаясь ответа, предлагает: — Лисапед мне в багажник сунь, я вас подвезу. Обоих. — Вы что, альтруист? — ехидничает парень, неловко усаживаясь на место рядом с водительским. – Папа Тереза? Зубастый, однако. Это хорошо. — Эгоист я, — хмуро отвечает Жуков, трогая машину с места. — Куда ехать? — На Кадоша. Мыс Кадош знаете? — отзывается парень, рассеянно поправляя чёлку длинными изящными пальцами. — А если эгоист, зачем тогда мне помочь остановились? Зелёные глаза требовательно блестят. — У меня, может, свой козырный интерес имеется, — помолчав немного, врастяжку говорит Жуков, не отрывая взгляда от летящей под колёса дороги. Кадош этот у чёрта на рогах, всё успеют обсудить, прежде чем пацан потащит котёнка к бабке. — Ты зачем в этом ухе серьгу носишь? Тот весь подбирается, мгновенно поняв суть вопроса. Жуков поворачивает голову, и они несколько очень долгих мгновений смотрят друг другу в глаза. — А чтобы спрашивали, — вдруг хитро скалится пацан. — Я, может, последний в своём роду, вот и ношу, у казаков так принято. Жуков кашляет. Казак, куды с добром… — Как тебя зовут, казак? — задаёт он следующий вопрос. Он не ждёт, что пацан сразу, без выебонов, ответит, скорее всего, назовётся какой-нибудь нефорской кликухой. Леголасом каким-нибудь. Или Алликасом. Или Карабасом. — Сергей, — официально отрекомендовывается тот. И умолкает, глазами посверкивает, косится из-под чёлки, ждёт ответного хода. — Егор, — наконец будто нехотя бросает Жуков. — Ты у бабки своей останешься или обратно поедешь? — А что? — снова вопросом на вопрос отвечает тот, и Жуков на миг с показной досадой возводит глаза к небу. К быстро темнеющему горячему южному небу. Вернее, к белому, обитому кожей потолку «лексуса». — А ничего. Может, покажешь мне, где тут в вашем городе какой-нибудь клуб, более-менее продвинутый? А то не местный я, говорю же, живу на вокзале. — Да-а? — парень ёрнически изгибает бровь, совсем как сам Жуков давеча. — Ну, не на вокзале, рядом, — хмыкает тот. — В гостинице «Москва». «Москва» — самая пафосная гостиница в городе. Ну ничего, нефтянка платит. — Так что? — настойчиво продолжает Жуков, видя, что парень будто в рот воды набрал. — Сводишь меня в клуб? — Не сегодня, — преспокойно отвечает тот, озорно сверкнув глазами. — У меня дела. Через пару дней, может. Я позвоню. — Куда позвонишь-то? — ворчит Жуков. Он раздосадован и вместе с тем доволен. Пацан хочет поиграть с ним в игры? Ладно. Значит, не перепих на одну ночь. — Ты же номер не взял. — Так ты и не дал, — следует закономерный ответ, и Жуков не выдерживает, смеётся. Протягивает руку, треплет парня по тонкой шее, шелковистые пряди тёмных волос скользят между пальцами. Тот раздувает ноздри, но не отстраняется, не показывает, что недоволен такой фамильярностью. Недоволен рыжий кошак. Он неожиданно вскидывает головёнку и тяпает Жукова за палец. Больно! – Вот же зараза какая кусачая, – жалуется тот, и Сергей прыскает со смеху. Он и сам как этот кошак, понимает Жуков: беззащитный и кусачий, ершистый, себе на уме. Но к своим ласковый, вон опять мурчит. – Как назовёшь? – спрашивает Жуков. – Заразой и назови, – советует, не дожидаясь, что скажет парень. – Вот ещё, – строптиво фыркает тот, снова раздувая ноздри. – Пусть будет Огонёк. Или, – он на мгновение задумывается. – Или Лисий. Вот, точно. Лисий! А что? Нормальное имя. Он вновь прыскает в ответ на усмешку Жукова. – Сколько тебе лет? – осведомляется тот. И получает предсказуемый ответ: – Уже можно. Глядя в его зелёные глаза, Жуков вдруг понимает, что набьёт себе татуху, как у него. Только на груди. Где-нибудь рядом с сердцем.