Ночь на корабле

Солнце медленно покачивалось в мягких волнах. Сумрак ночи уже начал захватывать мир, и спущенные паруса отбрасывали на палубу длинные тени. Онерария, конечно, не пиратский корабль, но Астарта дала обещание никогда не возвращаться к наследному делу морских грабежей. За это она получила небывалое: она, женщина, стала владелицей и капитаном своей «Айолы». Шесть лет прошло, однако ей никогда не забыть того дня, когда ее отец и весь экипаж его корабля был распят на кресте. Закат в тот ясный день выдался совсем кровавым, и мрачный силуэты казненных на его фоне слишком явно напоминали, что Астарта предала всех их ради гнусного римлянина. Вот только Гай говорил, что она никого не предавала и ни в чем не виновата. Однако ей оттого было не легче, и она бы много отдала, чтобы в тот день висеть рядом с отцом. Но сегодняшний закат был совсем другой. Розовый, сиреневый, нежный персиковый — все эти цвета напоминали об уюте кубикулы, о полуночном серебре луны-Мене, но никак не о смерти. Экипаж пока был набран не полностью, и все же тех немногих, кто уже был назначен, Астарта на вечер отослала в город. На корабле оставались лишь двое мальчишек, один из которых, постарше, чинил рыболовную сеть, усевшись прямо на палубе, а второй слонялся без дела. Астарта подозвала его, вынула несколько монет из мешочка на поясе короткого хитона. Вложила их в узкую ладошку одиннадцатилетнего и отправила в город под предлогом того, что, раз развлекаются все остальные, пусть идет и он. Старшего паренька Астарта решила не прогонять, он мог пригодиться. Как минимум, именно он должен будет принести тарелку с фруктами и медовыми лепешками в начале второй стражи. В ожидании Астарта специально встала у фальшборта лицом к пристани, чтоб видеть всех проходящих. Поначалу на там была толчея, люди сновали туда-сюда, что-то выкрикивали на разных языках. Чаще звучала звонкая латынь и курлыкающе-придыхательный греческий, на котором в основном говорила и сама Астарта, реже слышались арамейский, коптский и другие языки. Приятно было смотреть на суматоху с палубы мерно покачивающейся онерарии — будто в театре. Ночами Астарта иногда поднималась со своей капитанской постели и отправлялась бродить по палубе. Караульные по давнему приказу ничего у нее не спрашивали, не мешали и пытались быть как можно незаметнее, а она, почти призрачная, в итоге замирала у фальшборта и глядела в море. Она любила так делать, еще когда ходила в плавание с отцом. В свете Мене-луны у фальшборта на том корабле Астарта впервые обнимала Гая, и каждый раз вид ночного моря заставлял ее вспоминать именно его. Фигуру Гая Астарта заметила издалека. Он шел, укутавшись в плащ, но лица не скрывал. Наверняка уже заметил ее, но не подал виду, пока не поднялся на корабль. Астарта подошла ближе, замерла в нескольких шагах. Сколько же они не виделись? Полгода, с тех самых пор, как он отправлялся в Испанию после похорон тетки. В несколько секунд серо-карие глаза жадно оглядели ее всю. Его хорошо поставленный, густой голос с каждой их встречей звучал все более и более твердо, уверенно: — Здравствуй, Аст. Одновременно с тем он, не церемонясь, заключил Астарту в объятия. Она осторожно высвободилась из цепкого кольца его рук. — Не здесь, Гай, не сейчас. Подожди. Воровато оглянулась: слава всему, мальчишка этого не видел, он куда-то ушел с палубы. Астарта не могла допустить того, чтоб о ее личной жизни поползли слухи среди экипажа, чье доверие она еще не успела заслужить. Она не ее отец и не дед, у нее не хватит силы любого недовольного громилу убить на месте, поэтому надо действовать иначе. Астарта увлекла Гая за собой в капитанскую каюту. В полумраке она позволила себе расслабиться в руках любовника. Он, казалось, ни капельки не изменился, и запах у его кожи был все тот же. Все тем же движением он срывал с нее хитон, а она, как и всегда, долго возилась с фибулой на его плаще. Когда любовники наконец успокоились, закат уже догорел, и мир окутала фиолетовая мгла. Астарта зажгла лампу на столике возле кресла, на котором валялась их одежда. Гай полулежал, откинувшись на подушку. Астарта раскинулась рядом с ним и в очередной раз благодарила свою мудрую мысль заказать ложе пошире. Она лежала на животе, и жесткие, мозолистые пальцы Гая удивительно нежно скользили по ее шее и лопаткам. Нет, он все-таки изменился. Морщинка пролегла между бровей: квестор… Но сложение осталось все то же: ни дать ни взять, римский Аполлон. Хотя нос все еще длинноват, если задуматься, да и губы неправильной формы. Раздался стук в дверь. Гай вопросительно приподнял брови. Астарта мысленно выругалась. Она рассчитывала, что к началу второй времени хотя бы она уже будет одета — и просчиталась. Видимо, придется приказать мальчишке оставить тарелку у двери. Однако пока она раздумывала, Гай опередил ее: — Войди, — с плохо скрываемым весельем ответил он. Дверь отворилась, и появился мальчишка. — Капитан, вы просили… Одного взгляда на капитана ему хватило, чтобы оба покраснели до ушей, и только Гай остался невозмутим. — Поставь тут, да налей вина. Астарта кивнула. Мальчишка поставил тарелку на столик с лампой, там же налил в два кубка вино и замер, все еще красный как рак. — Да чтоб вас, ничего поручить нельзя! — Гай поднялся, — как был, совершенно нагой, — и перенес тарелку со стола на крышку поставленного у ложа сундука. Не забыл он и взять для себя кубок с вином. — Ну же, что стоишь? Оставь нас! Астарта во избежание дальнейшей неловкости подтвердила приказ. Мальчишка пролепетал какое-то извинение и поспешил исчезнуть из каюты. Гай уже вновь лежал, как ни в чем не бывало. Астарта села, подтянув колени к груди и обхватив голени руками. — Зачем ты меня позоришь, Гай? — Позорю? Это как же? — Теперь поползут слухи по кораблю, а я еще ни в одном плавании не была с этим экипажем! — И что же конкретно тебя опозорит перед ними: то, что у тебя есть любовник, или то, что любовник — это я? Что ответить на это, Астарта уже не знала, а потому лишь недовольно поджала губы. В конце концов, может, мальчишка и промолчит — иначе ведь самому дороже выйдет. — Прекрати, Аст, — примирительно проговорил Гай. Он уже успел пригубить вино, и оно ему, судя по всему, понравилось. — У нас слишком мало времени, чтоб дуться. Ну, иди ко мне. Астарта скорчила насмешливую рожицу: — А вот и не пойду. Она взяла с тарелки налитой абрикос, разломила напополам, а косточку кинула обратно на тарелку. По ее пальцам потек медовый сок. Половинку абрикоса она тут же отправила себе в рот, слизала и сок с пальцев. Вторую половинку с ее ладони губами взял Гай, приподнявшись на локтях. — Когда ты поедешь обратно? — Через неделю, думаю: похороны послезавтра. — Бедная Корнелия. Гай не ответил. Астарта, всегда заочно жалевшая эту милую женщину, продолжила: — Она ведь тебя любила. А у тебя все любовницы… Тертулла, Сервилия, Лоллия — кто еще? Я-то хоть одна из них, а она была твоей женой. — Я никого не люблю, как тебя. Ты же знаешь. Астарте захотелось нервно рассмеяться. — Так я о том и говорю. Она это тоже понимала, но все равно любила тебя. Прекрати же ты быть таким черствым! — Я — черствый? — Ты переносишь наши встречи, а потом заявляешься как ни в чем не бывало, позоришь меня перед моим экипажем и рассказываешь мне про своих любовниц. Да, ты черствый и бездушный. Ты не был таким раньше! — Ты забываешься, Астарта. Молчи, женщина, коли не можешь сказать ничего умного. — Я не твоя игрушка для удовлетворения прихотей, Гай. Запомни это хорошенько. Астарта легко соскочила с ложа, вновь натянула свой хитон. Гай ее не остановил. Она отыскала нитку с иголкой и села в кресло возле зажженной лампы. Да, у Гая было много любовниц, но о потертых краях его плаща кроме Астарты заботилась одна только несчастная Корнелия. Остальные умели только принимать дорогие подарки. Romanus improbus — так она ему ответила в день знакомства на его puella improba. Годы прошли, а ничего не поменялось. В неровном свете единственной лампы Астарта не могла разглядеть выражения лица Гая, однако она чувствовала его взгляд на себе. Не так она представляла себе это свидание, не этого пристального тяжелого взгляда ждала. За стенами каюты стояла славная, дымчато-сиреневая июньская ночь, и в такую ночь ей хотелось захмелеть от его любви так, чтоб хватило с лихвой до следующей нескорой встречи. Да, Гай был прав. У нее были другие любовники. Но все они служили лишь удовлетворению физических нужд здоровой двадцатичетырехлетней женщины, любви там не было. — Аст, прости. — Подожди, дай закончу с плащом. Гай ждал. Он прикончил несколько лепешек под вино, съел несколько смокв и пригоршню фиников. Уже начиналась третья стража, однако спать не хотелось ни ему, ни ей. Едва закончив с плащом, Астарта вернулась обратно на ложе, вновь скинув хитон. — И ты тоже прости, что я завела этот разговор. О том, что извинения были приняты, яснее всяких слов говорил поцелуй, которым Гай запечатал ее губы. Теперь она ела — вернее, Гай со своей фирменной улыбочкой-ухмылочкой кормил ее, — а он рассказывал новости. Астарта лишь иногда успевала вставить ремарку, но все высказанное ею Гай выслушивал с неизменным вниманием. Новости, в общем-то, были все те же, что и всегда. Красс богател, Помпей становился все популярнее, и они на дух друг друга не переносили после прошлогоднего совместного консульства. Гай пытался как-то между ними лавировать, причем если с Помпеем все шло более-менее нормально, то с Крассом приходилось вспомнить вифинские приемы дипломатии. Астарта хотела пошутить про вифинскую царицу, но сдержалась: еще одна ссора была ни к чему. Вопрос своего возможного нового брака да судьбу дочери, которой недавно исполнилось семь, Гай искусно обошел и начал расспрашивать Астарту, что нового у нее. Она уже поела, и теперь любовники вместе раскинулись на ложе. Астарта легонько теребила отросшие за время пути волоски на груди Гая, а он пока даже терпел это. Поначалу она ограничилась общим описанием онерарии да тем, что назвала ее «Айолой» в честь отцвского корабля. Но Гай задал прямой вопрос, всего ли достает, помимо части экипажа, и Астарте пришлось признаться, что не хватает еще и компаса: он очень дорог, а деньги, доставшиеся ей от отца, уже почти все вышли. Гай на это только улыбнулся с загадочным прищуром. Больше говорить не хотелось, и они просто наслаждались объятиями друг друга. Только один вопрос все еще не давал Астарте покоя. — Ты же женишься вновь? — наконец она решилась спросить. — Придется. Хорошо бы породниться с Помпеем или Крассом. Астарта вздохнула. Она прекрасно понимала, что брак будет не по любви — и все равно ей не хотелось, чтобы он был заключен. — По-моему, мы с тобой ужасные люди. Лежим тут вдвоем и рассуждаем о твоей жене и моих любовниках. Гай усмехнулся. — Однажды у меня будет своя провинция. Такая, что только ты будешь достойна ходить по ее земле, госпожа пиратка. Никаких жен, никаких любовниц. Только ты и я, Аст. — Обещаешь? — Обещаю. Слово римского квестора. Еще долго в разуме Астарты отдавалось его «Обещаю», когда сам Гай уже уснул рядом с ней. Его запах и его слова были повсюду в ее снах, ей снилась эта провинция: без сомнения, дикая, но куда более привлекательная, любая другая жемчужина из ожерелья римских провинций на шее богини Ромы. Любовники проспали недолго. Примерно в середине четвертой стражи внутренние часы разбудили Астарту, а она в свою очередь растолкала Гая. Еще раз, на прощание, они были вместе. Затем доели вчерашние фрукты и лепешки, запили вином. После того, как оба оделись, на спинке кресла осталось висеть нечто вроде кожаного чехла на ремешке. Астарта спросила взглядом, что это, и Гай улыбнулся: — Это тебе. Астарта взяла подарок, повесила ремешок себе на плечо. С пряжкой на самом чехле ей пришлось повозиться: сразу видно, совсем новый, кожа еще жесткая. Когда же она наконец сумела его открыть, то ее взгляду представился совсем новенький компас в блестящем корпусе. — Нравится? — Очень! — Астарта осторожно закрыла чехол и положила компас на столик, после чего бросилась на шею Гая. — Ты как будто знал. — Это великое удовольствие для мужчины — радовать любимую женщину. — Высокопарно, o Romane improbe. Аст поцеловала его в не бритую несколько дней щеку. Гай сжал ее в крепких объятиях. Несмотря на то, что едва начало светать, на палубе Астарта не мерзла даже без плаща. Она сама, лишь узнав о приезде Гая, перекроила расписание дежурств, и в этот ранний час дозорным стоял тот же мальчишка, что вчера вечером оставался на корабле. За эти неудобства она собиралась заплатить ему больше, чем остальным. Сквозь предутреннюю дымку уже прорывались рассеянные розовато-оранжевые лучи, но на пристани все еще была тишина. Ее нарушал только мерный плеск волн, которые разбивались о пирс или лизали песок пляжа. На небе почти не было облаков — день будет погожий. Астарта провожала взглядом Гая, быстрым шагом удалявшегося от пристани, и молилась Марсу и Венере, чтоб они уберегли его: один — слугу, вторая — потомка. Неделя, всего-то неделя — и они встретятся снова. Только семь дней потерпеть, и Гай снова будет рядом целую ночь. А потом Астарта наконец-то уйдет в плавание капитаном.