insomnia

      хаккай совсем не любит себя. и такаши правда не понимает, почему.       это началось в мае, перед летними каникулами. хаккай и раньше не особо часто нахваливал себя, на комплименты в ответ он до безумия смущался и, заикаясь, не мог ничего ответить в итоге. раньше с его лица почти никогда не сходила улыбка, мерцая длинным шрамом поперек губ, но все как-то слишком резко поменялось в нем. или поменялся сам шиба, это было не до конца понятно.                                     *** — э, куда ты так вырядился-то, хаккай? — с усмешкой спросил пеян, когда шиба внезапно явился на сбор в костюме. — знаешь ли, от этого ты красивее не стал. смотрю на тебя и ржать хочется, дамский угодник.       зам командира третьего отряда очевидно попытался уйти в юмор. неудачную попытку никто в итоге не оценил, кроме как принявшего все близко к сердцу хаккая. в его глаза было больно посмотреть, когда он, кратко выдыхая, повернулся со словами: — я знаю. — и улыбнулся поломанной улыбкой, от которой так и сквозила грусть. он ушел через десять минут, рассеянно снимая галстук с шеи и вешая его на опущенные плечи. казалось, это было первым тревожным звоночком, который никто не заметил.       такаши мицуя тоже. и, спроси его сейчас об этом, он бы сказал, что безумно жалеет. о том, что до конца игнорировал состояние своего лучшего друга и человека, которым он безумно дорожит.       сейчас, посмотрев на прежние метания хаккая, можно сказать, что тот пытался найти себя. отчаянно так пытался. в один момент в его бритую голову ударила мысль, "а чем я вообще могу отличиться?". шиба младший долго сомневался, посматривая на командиров. какие же они, черт возьми, разные все. манджиро, доракен, что могли похвастаться силой, да и многие остальные. особенно он восхищался такаши. его командиром, что всегда был до ужаса спокоен и решителен, со своим взглядом, что, казалось, всегда читал тебя насквозь и пробирал до мурашек. мицуя мог похвастаться даже шитьем. это глупо, сказал бы любой другой, поглядев со стороны: глава второго отряда самой сильной группировки в токио, который дни просиживает в любимом клубе за швейной машинкой. хаккаю нравится. нравится смотреть, как такаши занимается любимым делом, уделяя ему всего себя. хаккаю нравится мицуя весь, с ног до головы, и он даже не будет отрицать что это — его ахиллесовая пята, его слабость.       в последних датах мая шиба сдался. перестал метаться туда-сюда в поиске себя, в какой-то момент осознав, что он не тот. не тот, кто должен быть заместителем: как такую должность может занимать слабак? человек, который банально не может постоять за себя, защитить родных, в принципе, не заслуживает места в свастонах. "таканчик надавал бы по губам за такие слова." — иногда в голове проскакивали мысли о нем. очень часто о том, что хаккай его не заслуживает. но всегда были и будут о том, что он без лишних слов прекрасен. да, это глупо, считать, что в человеке совсем нет недостатков, но они были, и шиба даже мог перечислить их. правда, сосчитать можно было по пальцам. например то, как он стремится заботиться о всех, кроме себя самого. хаккай очень часто находил в себе силы отчитывать его за это, говоря, что он должен больше думать о себе, чем о других людях, что даже спасибо не скажут. командир всегда ярко улыбался в ответ и говорил, что хаккай ведет себя как его мама. хотя, даже мать такое очень редко говорила ему, пропадая на работе, и на самом деле он очень ценил такое проявление заботы. это давало ощутить себя по-настоящему значимым и помогало понять, что есть те, кто ценит твои поступки. от таких мыслей на душе становилось тепло.       прежде всех неладное заметила юзуха. что, вероятно, очень очевидно, ведь она — очень хорошая старшая сестра, которая не может не увидеть разницу перед старым и "новым" хаккаем. парень стал меньше разговаривать, не хотел проводить время за просмотром любимой передачи по телевизору, как раньше, синяки под глазами стали пугающе темнеть и вид его был, мягко говоря, потрепанный. скорее всего, от бессонницы, которая мучает его в сложные периоды жизни. на все вопросы он отмахивался уже привычным "нет настроения", старательно игнорируя на себе скептичный взгляд старшей. она всегда очень заботилась о нем, и шиба всегда ценил это, всячески стараясь отплачивать ей тем же: на выходных они часто гуляли вдвоем, смотрели вместе ее любимые "сопливые" сериалы, или ходили в гости к мицуе. сейчас же тяга к этому будто испарилась, оставив место вине за свое поведение. хаккаю правда хотелось побить себя хорошенько, вправить мозги, ведь он понимал, что доставляет хлопоты и заставляет переживать любимую сестру. у него не получалось. он лишь продолжал искать глупые отмазки, игнорировать все зеркала в доме и пропадать целыми днями на отшибе города.       хаккай, можно сказать, романтик. он всегда ценил эстетику и любил проводить время в красивых местах. во время своего кризиса он как раз наткнулся на одно: невысокий обрыв около протекающей реки. ехать до туда было недолго, что оказалось весьма полезным. почти все свое свободное время парень стал проводить там, стараясь убежать от шума всегда такого громкого токио. глубоко вдыхая чистый воздух, пахнущий природой, он лежал на короткой траве, что щекотала оголенную кожу, и смотрел в небо. красивое. было ощущение, что лишь облака на нем никуда не спешат, и наблюдать за ними было успокаивающе. за этим занятием время пролетало незаметно, и самокопания ненадолго отходили на задний план.       спустя некоторое время насторожился и такаши, на удивление, даже чуть позже остальных свастонов. почему-то глаза сами по себе закрывались и не хотели видеть отличия в своем заместителе: то-ли подработка в клубе и усталость сопутствовали этому, то-ли он сам предпочитал ничего не видеть. ведь все должно было быть хорошо? спросить у хаккая напрямую, что случилось, не получалось: он перестал появляться на собраниях, что юзуха оправдывала болезнью брата, когда мицуя звонил ей, ведь хаккай не брал трубку; дома его никогда не получалось выловить, лишь только можно было выглядеть беспокойствие, плещущееся в потерянных глазах юзухи, которая в один момент просто не выдержала, попросив такаши узнать, что не так, вернуть все в привычную коллею. "что с хаккаем случилось? я просто не понимаю. видимо, я слишком долго хотела, чтобы все было хорошо, идеально, закрывая глаза на его беспокойства."       тогда мицуя перестал сомневаться, всерьез задумавшись над всей ситуацией и о том, как может помочь другу. он очень хотел, чтобы хаккай был в порядке, чтобы как раньше просиживал вечера рядом с его рабочим столом, изредка засыпая. в такие моменты такаши мог просто долгими минутами смотреть на умиротворенное лицо: у шибы всегда был неспокойный сон. только с мицуей рядом он мог заснуть. он доверял мицуе. и это осознание добивало, заставляло сердце почувствовать сладостное тепло. командир действительно скучал по тем вечерам, по дракам, которые теперь не доставляли удовольствия, по своему заместителю. в голове зажглась красным огнем надпись "помоги ему, найди его". может даже "успокой его". и такаши решил действовать.       после очередного собрания свастонов о близившейся перепалке с какой-то мелкой группой недо-преступников, мицуя, запрыгнув на свой байк, поехал по городу вдаль. проезжался по каждому району, осматривал глазами все окрестности, не заметив, как оказался у самого края. может быть, прошел час или два, за своими размышлениями время утекало незаметно. атмосфера тут царила совершенно иная: спокойная, неторопливая и тихая, очень на него похожая, лишь только сердце почему-то забилось в бешенном ритме. "он точно тут."       солнце медленно садилось за горизонт, разливая по небу закат. прямо как в тех самых романтичных фильмах юзухи. прохладный ветер стремился сдуть с плеч ветровку, стараясь забрать ее с собой, унести куда подальше. короткая трава щекотала открытые щиколотки, оставаясь без внимания. такаши неторопливо ехал вперед, вглядываясь вправо, где текла какая-то река. остановка. кажется, сердца. байк оказался выброшен в траву, когда знакомый силуэт около обрыва врезался во взгляд. чуть ли не спотыкаясь, мицуя побежал, сминая траву под ногами. расстояние между ними уменьшалось, все ближе и ближе. — ты, блять... — глубокий вздох. командир остановился рядом с до жути ошарашенным хаккаем, что смотрел на него глазами-копейками. — где пропадал? ты знаешь, как я переживал? — удар прямо в сердце, с разбегу. в грудной клетке неприятно кольнуло.       хаккай стоял в оцепенении, грустно глядя на человека перед ним, который проехал такое расстояние ради него. он никому не сказал бы, но уверен, что тот проехал еще и каждый район. от этого становилось больно: он доставляет лишь неприятности, убегая от самого себя, проблем, близких людей, как маленький ребенок. и почему-то именно сейчас в уголках глаз начали скапливаться чертовые слезы, а в носу неприятно защипало. не он же должен плакать сейчас, точно не он. невыносимо было вот так стоять, смотреть в глаза напротив, в которых читается волнение, и, черт возьми, такая неуместная по отношению к нему нежность. — не смотри на меня так, прошу... — слезы покатились по щекам, больше не видя преграды перед собой. плечи вздрагивали, руки старались прикрыть краснеющее лицо, потому что стыдно. — ну вот... разнылся, как ребенок. — хаккай улыбнулся, когда почувствовал, как чужие руки убирают собственные от лица. — что-же ты со мной делаешь?.. — совсем тихо, шепотом, вырывается из подрагивающих губ.       такаши стоял так близко, приподняв голову вверх из-за разницы в росте, и почему-то это так сильно сейчас показалось смешным, что смех сам по себе вылетел из уст. он не хотел, правда. не хотел плакать, не хотел смеяться, хотел просто видеть перед собой милое, растерянное и ничего не понимающее лицо. хотелось притянуть, легко поцеловать в мягкие губы и дальше смеяться до боли в животе. внезапно шиба откинулся спиной назад, падая на бедную, и так примятую траву. в голове впервые за все время было так пусто и легко. — ох, что же ты делаешь, а, командир? — хаккай искренне улыбался, заглядывая в глаза присевшего рядом мицуи. — э, да ничего я не делаю...с тобой все в порядке, хаккай? — кажется, он действительно ничего не понимал. — тогда почему мне так легко, когда ты рядом? где все те мысли, которые давили на меня? я, бля, серьезно думал, что у меня голова расколется... — парень опять тихо захихикал. — ... разве я заслуживаю того, что ты сейчас рядом?..       прошла минута, что тянулась, кажется, вечность. у такаши в голове явно можно было услышать звук старательно работающих шестеренок, а после, наконец, зазвенел тихий звоночек. он, в изумлении приоткрыв рот, плюхнулся рядом, смотря на хаккая, пока взгляд которого был направлен в небо. из блестящих глаз все еще медленно текли слезы, скатываясь по коже вниз, к ушам, капая на землю. даже такой открытый, унылый, он все еще до невозможности красивый, слишком домашний, его хотелось закопать в обьятиях и не отпускать. красивый. солнечный ореол обводил его фигуру, и парень поклялся бы, что готов смотреть на него вечно. мицуя улыбнулся, придвигаясь.       секунда, и перед глазами оказывается не оранжевый закат, а сверкающие лавандовые глаза. чужое лицо приближается медленно, осторожно, будто боясь спугнуть, пока у обоих пульс подскакивает до ста ударов. на горящие, мокрые от слез щеки ложатся теплые руки. один палец с пластырем. "и когда порезаться успел?" такаши, останавливаясь в сантиметрах, смотрит как-то печально, высматривая в глазах напротив что-то сокровенное, что скрывать сейчас совершенно не получается. да и не надо. немного хмурится, словно читает сейчас книгу, а не смотрит на человека. наконец, он глубоко вздыхает, чуть отстраняясь, что хаккай даже успевает расстроиться, но тут же командир накрывает чужие губы своими, легко сминая их, буквально несколько секунд. поцелуй, такой неловкий, но наполненный чувствами, остается в этом месте. — ты прекрасен. — поцелуй. в щеку. — самый лучший. — еще один, в другую. — как ты вообще мог думать о себе так? — третий, в лоб. — я люблю тебя. — последний, в кончик носа, а после яркая улыбка появилась на его лице. и ее очень сильно захотелось сцеловать, до белых костяшек и звездочках в глазах. — ты заслуживаешь всего-всего, хаккай. — в этот раз шиба пожелал не отказывать себе, хоть в одном единственном желании, ведь он знал, что его примут, что он нужен, и что желание это разделяли они оба, на двоих.       шиба приподнимается на локтях, запечатляя на губах командира еще одно касание. быстрое, но дарующее спокойствие, что наконец разливается по венам. такаши, его такаши, сейчас неровно дышит, опаляя горячим дыханием его щеку. очень сильно хочется улыбаться, до тех пор, пока губы не треснут в уголках. мицуя утыкается носом в чужую шею, пряча лицо, горящее от смущения. решительности ему, конечно, не занимать, но это все слишком. слишком хорошо, чтобы быть правдой, и слишком радостно, чтобы не выпасть из реальности хотя-бы на минуту. — таканчик, — хаккай неуверенно кладет руку на нагретую от солнца спину, немного поглаживая, заставляя посмотреть на него. — я... люблю тебя тоже? постараюсь больше не делать... так. ты же не против опять терпеть меня за твоим рабочим местом?       командир тихо смеется. разумеется, он не против. если бы только его заместитель знал, как он хочет, чтобы они вместе и дальше разделяли не только этот чертов рабочий стол, но и их любовь. и они ее, конечно, разделят.                                     ***       с этого момента хаккай всегда хорошо спал, ведь человек, лежащий рядом, теперь всегда дарил ему спокойствие и уют.