Его наряд пестрел красками: желтые, красные и фиолетовые ромбы чередовались на его чудаковатом костюме в своем каком-то особенном замысловатом порядке, на голове болтался трехрогий колпак с бубенцами, которые побрякивали от малейшего движения шута, остроносые загнутые сапоги напоминали панцирь улитки. В его руке звенела погремушка набитая сухим горохом, а сам он бегал по залу на импровизированной лошади, от настоящей лошади у неё была только голова сделанная из старого тряпья, а шея продолжалась в длинную деревянную палку. Но несмотря на все выходки шута, все за столами были увлечены своей трапезой. Король устроил огромный пир по случаю присоединения новых земель, завоеванных его подданными огромным трудом, пришлось потратить без малых четыре года, и вот непокорный народ склонил колени.
На мощных деревянных столах теснились утки, кабаны, рыба, похлебки, хлеб, гуси, набитые грибами и самые разные вина, собранные со всех королевских владений. Гости пировали и не знали меры ни в еде, ни в напитках, ни в словах. Королевский шут ходил меж столов, чтобы убедиться, что никто из вельмож не обделен вниманием и не страдает от скуки и напевал:
Разбойник Гуд трубел в трубу,
Он песни пел и воровал,
Но вдруг напасть пришла тогда,
Когда не ждал ее глупец,
И песенкам настал конец,
За шею вздернутый певец
Повис петлей на виселице
Но кое-кто из гостей всё-таки заскучал и прибаутки шута их уже не веселили, один был старший сын дома Солсбери, совсем небольшого и не сыскавшего известности, а второй бастард Форса, отец отказывался его признавать истинным сыном своего рода, поэтому приписка бастард никогда не отходила далеко от его имени, которое никто даже не удосуживался запомнить, и так и называли "а, так это и есть бастард того влиятельного господина". Оба успели отличиться на войне и метили в приближенные короля, несмотря на то, что за спиной почти ничего не имели, но, если говорить откровенно, то в битвах они отличились не доблестью и честью, а своей жестокостью. Именно благодаря этим качествам смогли подняться вверх по званиям, сыскать себе подчиненных, чей нрав был таким же обозленным, и сыграть ключевую роль в решающих битвах.
На пиру жестокость их никуда не делась, а, быть может, под хмелем проявляла себя с новой силой. Пара человек, стоящих ниже по званию, уже сидели со сломанными носами и выбитыми зубами неподалеку от них, изредка они вставали, чтоб поднести что-то своим новоиспеченным "хозяевам".
Пришло время шута, в него запустили кость от индюшачьей ноги, которая прилетела тому прямо в лоб. Шут обратил свой взор на Джона Солсбери, но Уилл, бастард Форса, не заставил себя ждать и метко кинул шуту в лицо кусок пирога с кислой капустой. Никто не заметил ледяного взгляда на разукрашенном лице. Шут сделал кувырок на полу, отбросив своего скакуна.
- Развесили нас, болван, - грозно произнес Джон, по его бороде стекал эль, а лицо изрядно раскраснелось. В ответ на столь убедительную просьбу скоморох исполнил песню про утонувшую принцессу, затем про безликую ведьму и про потерянные сокровища мертвых королей. Но ни одна песня не порадовала мрачных гостей. Бастард отвесил скомороху пинок, и тот, чудом не упав, сделал колесо, чтобы отдалиться от обидчика.
- Где же гуляет этот напыщенный король? Полвечера где-то развлекается, а нам оставил это отребье. Пой еще, но молись, чтоб песня нам понравилась, вонючий дурак, - прорычал Уилл не Форс.
- Могу спеть песню про бастарда с перерезанным горлом. Будет ли она вам о душе? - процедил шут, поправляя шляпу, бубенцы которой разрывались от звона.
В этот момент в зал вошел король в окружении своих слуг и близких родственников. Длинные золотистые волосы аккуратно спадали на плечи, на голове - корона из тонких переплетенных золотых терновников, казалось, что растение настоящее, настолько хорошо была сделана она. Король Артур всем своим видом приковывал взгляд, но по правилам гости должны были поклониться своему правителю, но сделали они это очень быстро и тут же уставили свой взор на прекрасного юношу, который в свои девятнадцать лет успел так много сделать для своих подданных.
- Я благодарен всем здесь присутствующим, ваш вклад в выигрыш войны неоценим, и каждый получит заслуженные подарки и почести до завтрашнего утра, и я вручу их вам сам. А пока, друзья, веселитесь, ешьте, пейте, пусть сегодня этот зал наполнится музыкой, а пол пойдет трещинами от бесконечных танцев.
И так и вышло, слова короля будто возымели волшебную силу над присутствующими, и даже Солсбери и не Форс забыли про шута и уже зажимали каких-то кухарок, имитируя танцы.
Веселье не кончалось до глубокой ночи, но в конце концов все разошлись в предвкушении ночных услад и королевских подарков. Кто-то ждал замки, кто-то приближения своего дома к королю, а кто-то, как два жесточайших командира отрядов, выше упомянутых, мечтали стать главными королевскими советниками, чтоб награды их никогда не заканчивались, несмотря на отсутствие в будущем каких либо заслуг.
***
Он стоял у зеркала в своем шутовском наряде и смывал краску с лица, снял до ужаса раздражающую шапку и наконец-то его движения приобрели привычную тишину. В зеркало на него смотрели голубые глаза, а на плечи ниспадали волосы, некогда такие же золотистые как у короля, но уже много лет назад они потеряли цвет, будто впитав в себя пыль и грязь. Сзади подошел и сам Артур, и вот в зеркале отражаются две одинаковые пары голубых глаз: одна принадлежала королю, а другая его палачу и по совместительству брату-близнецу, которого с самого детства скрывали и растили как самого верного соратника Артура.
- Ну что? Кого сегодня постигнет твоя кара, а кого моя милость? - произнес король своим теплым медовым голосом, который будто растекался по помещению.
- Насчет твоей милости понятия не имею - усмехнулся шут,- но вот кара постигнет твоих самых отличившихся командиров.
- Правда? Как жаль...
- Крысам не место около тебя, или ты не согласен?
- Согласен-согласен, братец, делай, что должен,- промурлыкал Артур.
***
Не Форс проснулся от боли в груди. Открыв глаза он обнаружил сидящего на нём короля. "Надо было меньше пить"- пронеслось у него в голове.
- Эмм.. Король?
- Так ты хочешь услышать песню про бастарда с перерезанным горлом?
Уилл не успел ничего ответить, лишь его взгляд переменился с недоумения на ужас, как из шеи брызнул теплый фонтан крови. В это время Джон Солсбери уже лежал мертвым в соседней опочивальне.
