Тридцать восемь шагов до тебя

*** У Ёнджо сносит крышу. В репетиционном зале чертовски жарко, а Хванун все равно жмется к нему. У Ёнджо сносит крышу от близости младшего. Он чувствует под ладонями влажную от пота ткань его футболки и каждый раз обещает себе, что больше не позволит себе быть так близко с Хвануном, но каждый божий день нарушает эти обещания. Вот этот раз будет последним. И следующая сотня вслед за ним будет последней, наверняка. Тело Хвануна дрожит в его руках как натянутая тетива. Он такой живой и такой яркий, что у Ёнджо в глазах начинают плясать темные точки, словно он смотрит прямиком на солнце. — Это хороший ракурс, — довольно кивает головой Сохо, склонившись над экраном планшета. Ёнджо смотрит на профиль Хвануна и на его влажные волосы, прилипшие ко лбу. Боже, еще какой хороший. В репетиционном зале чертовски шумно. Чертовски людно. Ёнджо хочется взять Хвануна за руку и уйти отсюда как можно дальше, и… — Он повторил это движение руками! — звонко хохочет Дончжу и срывается с места, двигает кистями рук, изображая Гонхи и все остальные ребята смеются вместе с ним. И Хванун смеется, не выпуская из объятий Ёнджо. У Ёнджо сносит крышу от того, что Хванун так близко. После репетиции они идут в душ. Хванун тащит его за собой за руку и болтает, болтает, качая из стороны в сторону белокурой макушкой. Хванун такой маленький и ладонь у него такая маленькая, что почти тонет в ладони Ёнджо. Енджо сжимает его тонкие пальцы до самой двери раздевалки, а потом выпускает и с улыбкой кивает младшему: — Иди. Хванун смотрит на него недоуменно, но спросить собирается ли Ёнджо в душ ему явно неловко. В душевой две индивидуальные кабинки и нет ничего такого, если они пойдут вместе, ведь кабинки раздельные, но позвать с собой Ёнджо — значит в очередной раз сделать выбор в его пользу между ним и другими ребятами, а для них это непозволительно. Ёнджо не должен быть особенным для Хвануна. И Хванун не должен быть особенным для Ёнджо — вот о чем думает старший. Они могут сколько угодно дурачиться на камеру, но их отношение друг к другу не должно выходить за рамки. Он растирает гудящие после танцев ноги, сидя на скамье. В раздевалке шумно, тесно и влажно. Ёнджо идет в душ самым последним и стоит под горячими струями воды так долго, что теряет счет времени. В общежитии пахнет едой. — Еще кусочек, — просит Гонхак, наклоняясь к палочкам Дончжу. Тот кормит его, поднеся к лицу Гонхака пластиковый контейнер. Тихо бормочет в углу телевизор. Хванун сидит в углу дивана поджав ноги, сонный, уставший от многочасовой тренировки и разомлевший после горячего душа и еды. Ёнджо на одну секунду касается его влажных волос проходя мимо, не думая, что тот заметит, но младший вздрагивает, задирает голову и лепечет: — Хён, я оставил тебе курицу и рис, иди, поешь. Ёнджо садится на свободное место и Хванун толкает к нему палочки, а затем полусонным взглядом утыкается в экран телевизора. В гостиной чертовски шумно и чертовски людно. — Ложись спать, — шепчет ласково Ёнджо, склоняясь к младшему, пока Гонхи и Сохо устраивают борьбу за пульт. Глаза у Хвануна слипаются. — А ты? — отвечает он тоже шепотом. — И я сейчас пойду. Хванун кивает. Комнаты Хвануна и Ёнджо совсем не рядом. Хванун делит комнату с Дончжу. Ёнджо делит комнату с Сохо. Комната младших выходит окнами прямо на восток и по утрам постели ребят заливает солнечный свет. Вечером солнце ненадолго заглядывает в комнату Ёнджо и Сохо, разрисовывая её стены чудным пламенным узором. От комнаты Ёнджо до комнаты Хвануна тридцать восемь шагов и один поворот за угол. Когда Ёнджо впервые увидел Хвануна — это было поздно вечером, когда Ёнджо приехал в общежитие, так вот когда Ёнджо впервые увидел его — маленького, неугомонного и донельзя искреннего он подумал как здорово быть таким человеком, в глазах которого отражается весь мир. И никак не мог подумать, что когда-то в его глазах, в глазах Ёнджо будет отражаться Хванун. Это было так сладко и так больно одновременно, особенно когда Хванун потянулся к нему, совершенно искренне и с такой любовью, а у Ёнджо не хватило сил его оттолкнуть. Он просто заставил себя привыкнуть к его близости. К близости, от которой у Ёнджо сносит крышу. За окном полуночную тьму отгоняет подальше от общежития рассеянный свет уличных фонарей. Вокруг Ёнджо витает запах Хвануна. Глаза младшего блестят в темноте, и в спальне так тихо, что Ёнджо кажется, будто ему заложило уши. — Хванун, — шепчет он растерянно, вынырнув из тревожной полудремы. Тянется к Хвануну, оглаживает его лицо кончиками пальцев и Хванун касается его в ответ, и краткими поцелуями осыпает его щеки. Ёнджо чувствует, как комната вокруг него покачивается и проворачивается вокруг своей оси. — Хванун, — шепчет он вновь и покрывает поцелуями щеки младшего в ответ. Тело Хвануна такое горячее и такое близкое. Ладонь Хвануна скользит по телу Ёнджо вниз от груди к бедрам и скрывается под резинкой пижамных брюк. — Хванун, — стоном зовет его Ёнджо, хватая ртом тягучий ночной воздух, — что ты делаешь? Младший прикрывает глаза. Его рука приникает к паху Ёнджо и тяжелое дыхание Ёнджо смешивается с тяжелым дыханием младшего. — Хванун, — стонет он, когда пальцы Хвануна обволакивают его, ласкают, гладят, задевая самые чувствительные места и в конце концов доводят до такого желанного завершения. Ёнджо не в силах двигаться. Ладонь младшего выскальзывает из его брюк. — Что ты делаешь, — шепчет с отчаянием Ёнджо. Комната качается вокруг них, — нам нельзя, нам нельзя делать подобного… — Нам можно, — шепчет Хванун, нарушая наконец свое молчание. — Сейчас нам все можно. Ты ведь спишь, Ёнджо. И Ёнджо выныривает из непроглядной мглы. Сохо стоит к нему спиной и укладывает в сумку толстовку. Комнату заливает теплый утренний свет и из коридора в спальню просачиваются голоса ребят: Гонхака. Дончжу и Хвануна. Ёнджо с шумом откидывается на подушку. В паху, сразу за резинкой брюк неприятно тянет кожу. — Займись сексом, — доносится до него голос Сохо. Ёнджо чувствует, как краснота заливает его лицо до колючего жара. — Ты стонал во сне, — взгляд у Сохо доброжелательный, несмотря на строгий тон, — найди себе кого-нибудь на пару ночей. — Прости, — бормочет Ёнджо, почти проглатывая ответ. Липкий страх разрастается по его желудку, вызывая чувство тошноты.  — Такого больше не повторится, — добавляет он. — Если повторится — я выгоню тебя спать в гостиную, — смеется ласково Сохо. Слова его совсем не вяжутся с этим смехом. Сохо все прекрасно понимает: их положение, их контракты, их забитый график просто не содержат в себе места для отношений, как бы им этого не хотелось. Они не содержат в себе даже места для любви, но Ёнджо все равно умудрился… — Автобус через час, — говорит Сохо. Его голос такой обычный, что Ёнджо совсем не понимает, нужно ли ему объясняться за произошедшее или нет, — на кухне еще остался жареный хлеб и яйца, так что поторопись и поешь перед поездкой. Вряд ли на съемочной площадке есть магазины. Ёнджо с благодарностью кивает, вылезает из постели и торопится в ванную. Сегодня они едут на место съемки нового клипа. В машине непривычно тихо, только слышно с передних сидений как ворчит на Гонхака Дончжу за то, что тот опять трогает его волосы. Ёнджо смотрит в окно. На плече у него покоится голова Гонхи — он совершенно не выспался, и его довольно быстро укачало, да и сам Ёнджо ощущает, как тяжелеют веки, ведь легли они довольно поздно, а встали рано… Сил смотреть на Хвануна у него нет. Он понятия не имеет как себя с ним вести, потому что ощущение его руки все еще всплывает в затуманенном сознании Ёнджо. Ему нельзя чувствовать что-то подобное. Это низко, мерзко и неправильно, но он все равно это чувствует. Особенно когда Хванун смотрит на него. Особенно когда прикасается. Ладонь Хвануна лежит в его ладони. Это в последний раз — обещает себе Ёнджо, сжимая его холодные тонкие пальцы. В голове у Ёнджо блеск глаз младшего в ночной тьме и его горячий, будоражащий шепот. У Ёнджо сносит крышу. — Давай сфотографируемся, — говорит Хванун, поднимая телефон. Оборачивается на Ёнджо, спрашивает: — все хорошо? Ёнджо кивает. Улыбается в камеру, складывает пальцы в форме сердечка, волосы Хвануна щекочут ему щеку, мигает экраном телефон в руке младшего, солнечный свет заливает их лица. — Я не буду это выкладывать, — фыркает через минуту Хванун, листая фото и волосы его по-прежнему щекочут щеку Ёнджо, — да у меня утром не было таких синяков под глазами. Фанаты решат, что я чем-то болею. — Ты красивый, — тихо говорит Ёнджо, даже не взглянув на экран. Хванун хохочет, толкает его в бок, отвечает: — Просто ты сам получился на фото таким красивым, вот и хочешь их выложить чтобы на тебя все смотрели. — Потом добавляет: — надеюсь, в день съемки будет такой же солнечный день. Хотя, сегодня немного ветрено. Они осматривают территорию поросшего мхом полуразрушенного храма. Хванун и Гонхи идут впереди всех и Хванун смеется так звонко и говорит так громко, что Ёнджо и Сохо идущие в самом конце прекрасно слышат каждое его слово. Хванун дружелюбный. Он одинаково тепло относится и к Ёнджо и к Гонхи, и ко всем остальным ребятам. Ему комфортно с любым и с ним комфортно любому, и у Ёнджо понимание этого вызывает чувство жгучей ревности. Он поправляет воротник футболки, выглядывающий из-под сценического костюма. Через два дня они снимают здесь клип и сейчас им нужно отрепетировать танец на местности, чтобы в день съемки клипа все прошло гладко. Ёнджо улыбается в камеру и складывает пальцы в форме сердечка. Один из работников, сопровождающий группу спрашивает его о предстоящих съемках, Ёнджо отвечает. Работник спрашивает Гонхака, сидящего рядом, тот тоже отвечает. В пятнадцати метрах от них Дончжу и Хванун позируют перед камерой. У Ёнджо ноют от бесконечных тренировок ноги, а Хванун, который сутками торчит в зале движется перед камерой так завораживающее, что Ёнджо не может отвести от него восхищенный взгляд. Они снова отрабатывают хореографию. Хванун стоит прямо за его спиной. Ёнджо кажется, что он чувствует его запах, доносимый до него колебаниями воздуха, но на самом деле в воздухе только пыль от шести пар тяжелых сапог. Он движется вспоминая каждое движение, подсчитывая вплоть до секунды соотношение музыки и хореографии, выстраивая в цепочку каждый следующий шаг и у него совсем не получается двигаться так же плавно, как движется Хванун. Именно поэтому Хванун всегда на первом плане. К обеду небо затягивают серые с черным тучи. — Давайте скорее в машину, — торопит менеджер ребят, спешно снимающих костюмы, — сейчас начнется гроза. Аккуратнее с костюмами, в пятницу вы будете в них сниматься. Ёнджо садится на заднее сиденье, Хванун садится в середине салона. По крыше автомобиля барабанит дождь и в машине чертовски шумно. — Надо провести сегодня онлайн-встречу с фанатами, — улыбается Дончжу, поднимая в вытянутой руке телефон, — давайте сделаем фото. Нужно будет загрузить видео, которые мы сняли сегодня на репетиции. Да-да, и то, где Ёнджо-хён от Хвануна глаз отвести не может тоже загрузить. — Что ты несешь, — со смехом толкает его в плечо Хванун, — как ты вообще можешь говорить о старших в таком пренебрежительном тоне, а ну, дай сюда свой телефон, я сейчас там все удалю! Дончжу хохочет и они с Хвануном толкают друг друга через салон автомобиля ерзая на сиденьях. Ёнджо смотрит в экран телефона Сохо, но взгляд его то и дело соскакивает на профиль Хвануна. Он действительно слишком часто на него смотрит. Слишком явно. Они сколько угодно могут дурачиться на камеру, но их отношение друг к другу не должно выходить за рамки. Отношение Ёнджо к младшему не должно выходить за рамки и он так сильно старается сдерживаться, но выходит у него из рук вон плохо. Это последний раз — обещает себе Ёнджо. Он не может позволить себе поставить под удар Хвануна, себя и всю их группу только из-за своих неправильных, мерзких, низких чувств. Этот раз будет последним — лжет сам себе Ёнджо. Этот и следующая сотня вслед за ним, наверняка.