Преступление и сверхчеловек

В обществе укоренилось мнение о тесной связи «Тетради смерти» и «Преступления и наказания». Связь, кончено, есть, но она не так, какая обычно мыслится. Интуитивно может показаться, что «Тетрадь» - это произведение по мотивам романа Достоевского. Но это не так. Манга «Тетрадь смерти» является продолжением идеи Фёдора Михайловича. Основанием этого утверждения и отрицания версии об оммаже - это коренное различие главных персонажей, на которых и строятся идеи произведений. Чтобы наглядно показать отличие идей произведений, обратимся к системе двойников – интерпретации «Преступления и наказания», придуманной самим Достоевским. Для раскрытия Раскольникова было придумано несколько его «двойников» - персонажей, обладающих преступной, нигилистичной или другой схожей с главным героем романа природой, но при этом не обладающими определёнными качествами, которые привели бы их к отказу от нигилизма и к счастью, как Раскольникова. Первым, самым незначительным из-за своего недостатка, двойником является студент в трактире из начала романа, высказывающий идею убийства старухи-проценщицы. Его незначительность, его безымянность и эпизодичность объясняется его безволием: дальше предложения убить «вошь» дело не пошло, в отличие от Раскольникова, обладающего сильной, хоть и не такой, как у своего сверхдвойника (о котором ниже) волей. Вторым двойником главного героя романа является Лужин, корыстный жених Дуни, сестры Раскольникова, желающий поверх своих денег ещё и статус в обществе. Лужин совершал свои нравственные преступления (обращение с Раскольниковыми, скандал с Соней Мармеладовой) из соображений материальных и эгоистических, когда как Родион Романович, хоть и лишь притворялся альтруистичным убийцей, но совершал своё преступление с целью внутренней, духовной, психологической, испытания морали. Третий двойник – красильщик Миколка, полезший в петлю из-за подозрения в убийстве старухи. Как оказалось, он из семью раскольников, принимающих любое возможное страдание. Стремление к наказанию без преступления, без стремления к превращению в сверхчеловека. Вечное раскаяние в несовершённых делах явно говорит о больной морали, одержимости моралью, а не попыткой встать выше неё, как это собирался сделать Раскольников. Четвёртый двойник – Свидригайлов, отравивший свою богатую жену с надеждой на любовь Дуни. Именно отравивший, иначе не было как будто бы солидарности Раскольникову, когда Свидригайлов узнал об убийстве Родионом, понимания, разбрасывания деньгами и помутнённого рассудка, причиной которой является бремя вины перед женой. Свидригайлов не хотел раскаяться, он копил тяжесть на душе, вместо него, чтобы сбросить груз и начать новую жизнь, как Раскольникова, как обычный человек. Но ему не хватило духу предотвратить собственную трагедию. Пятый двойник не фигурирует в сюжете «Преступления и наказания», но он также составляет немаловажный контраст с Раскольниковым. Это упоминающиеся «Солон, Ликург и Наполеон», это имморалисты, строящие новые порядки на фундаменте преступлений, это сверхчеловек. Наполеон ни разу не поколебался бы после убийства старухи – справедливо отметил человек, который чуть ли не сразу после убийства начал подумывать о раскаянии. А теперь посмотрим на Ягами Лайта. Думал ли он хоть раз о недопустимости своих действий? Заботился ли о том, куда он втягивают свою семью, как Раскольников? Переживал ли он смерть отца как смерть близкого ему человека, а не как потерю возможности избавится от агентов Интерпола? Чувствовал ли он в самом конце своей жизни раскаяние? Ягами Лайт, вероятно, уже родился сверхчеловеком, раз на протяжении всей истории он ни один раз не обращался к морали, как, скорее всего, и все по-настоящему имморальные люди. «Преступление и наказание» - это история о том, что нужно жить обычной жизнью, а не разрушать её грёзами о сверхчеловеке, ведь сам сверхчеловек не грезит о самом себе. «Тетрадь смерти» - это история о настоящей борьбе общества с человеком, которым и воображал себя Раскольников, ведь Порфирий Петрович предоставил честь бороться с убийцей самому убийце, общество могло «переварить» Раскольникова, но не Ягами Лайта. Интересны методы борьбы общества с нарушителями морали. Интерпол не смог бы поймать Киру, если бы они делали ставку на совесть, как это сделал петербуржский следователь, ведь L изначально было ясно, что убийца занимается вигилантизмом, то есть имеет для себя моральные оправдания. Раскольников не мог заставить убедить себя, что он «народный мститель», хотя, как показали испытания Киры на психологию от L, вигилантизм Лайта не был вызван эмоциональностью, а холодным расчётом. L и Ягами Лайт словно были целеустремлённо выращены для бескомпромиссной борьбы, когда как в противостоянии Порфирия и Родиона выражались полнота человеческих чувств. Порфирий Петрович не хотел лишь наказать убийцу, как и L, о преобразить внутреннюю природу человека, но L делал это с прагматической точки зрения, из-за своих не совсем альтруистических «заскоков». ​