shyness

— Хватит мяться уже, подойди к нему, — недовольно пыхтит Джин, поднимая стопку новых книг. Он смотрит на Чонгука из-под упавшей на глаза чёлки, сдувает её, но непослушная прядь снова падает. Поэтому, смиряясь с этим, парень крепче перехватывает тяжёлую ношу и спешит уйти в дальний угол магазина, чтобы опустить книги на новую полку. А Чон неловко топчется на месте, у прилавка, и поправляет на себе рубашку. Рукава на локтях чуть потёрты, да и ткань уже не белая, а с серым отливом. Но Чонгук всего лишь студент, ему бы поесть купить, а в одежде можно и старой ходить. Главное, что не рваная, и выглядит более или менее прилично. Чёрные джинсы, фасоном под классические брюки, плотно обтягивают крепкие, уже мужские бёдра. Внизу швы уже посотанные, кое-где выбились нитки. Поэтому Чонгук их подвернул. Белые носочки виднеются из кроссовок. Обувь тоже потрёпанная, но чистая, аккуратная. Парень оглядывает себя и недовольно касается пальцами щёк. Холодными подушечками он ведёт по крыльям носа, чувствует, что кожа влажная и жирная. Чертыхается и, быстро достав салфетку из кармашка, протирает лицо, морщась. Разве может Чонгук, студент, подрабатывающий в книжном, подойти к такому… Такому? Тот парень одет с иголочки: укороченные брюки, пошитые из лоснящейся, наверняка мягкой наощупь ткани; блестящие ботиночки с аккуратными шнурками; драповое пальто и шарф с кисточками на концах. Чонгук трогал его пальто: совсем случайно задел пальчиками, и тут же, от мягкости, зажмурился. Он хотел прикоснуться ещё раз, но парень, вежливо улыбнувшись, отодвинулся, пропуская Чона дальше. А на вид незнакомец весь мягкий, нежный. Ему самое место в тёплом книжном магазине. Или, ещё лучше, в кофейне. Так, чтобы запах кофе забил и нос, и лёгкие, чтоб дышать больше нечем было. Но он пахнет, едва заметно, пылью с книжных полок, и глянцевой печатью — от новых обложек. Незнакомец каждый день приходит: улыбается, вежливо здоровается и, воровито оглядываясь, проходит к стеллажам. Первые минут пятнадцать он вздрагивает от каждого шороха и моляще заглядывает в глаза. Потом — ласково, будто давнему другу, улыбается и подвигается, давая пройти. Улыбка у него широкая, даже если слабая, и квадратная. Такая же, как челюсть. Линии скул и подбородка чёткие, и кожа бархатно смуглая. Его всего хочется коснуться, провести ладонью и нежно постучать пальчиками, а потом — костяшками пройтись по чувствительной коже. Но отрывать от чтения некрасиво, и Чонгук никак не может поймать момента: когда же незнакомец будет один в зале, но ещё не приступит к чтению. А Джин — чонгуков напарник, начальник по совместительству — сразу заметил, как у него глаза широко распахнулись и дыхание спёрло. Это получилось так открыто и наивно, что Ким не смог сдержать смеха. Этим он спугнул осторожный восторг юноши и вогнал Чона в дикую панику. Было это два месяца назад, в сентябре, когда только началась учёба. А сейчас — уже ноябрь, и Чонгук всё равно тушуется, словно маленький. — Ты ещё здесь? — Джин вскидывает бровь и отряхивает рубашку от приставучего запаха типографской краски. — Я, — парень мнётся и ерошит пятернёй каштановые волосы. — Он же читает. — Уволю, — Ким поджимает пухлые губы и с прищуром, скептично, смотрит на Чона. Тот смущённо отводит взгляд, но покорно кивает и, сглотнув, направляется к привалившемуся к стеллажу незнакомцу. — Простите, — Чонгук неловко сцепляет в замок руки за спиной и кланяется. — А я думал, ты так и не подойдёшь, — губы парня растягиваются в широкой улыбке, и он поднимает взгляд на студента. Тот мычит, не зная, что ответить, и, быстро моргает. — Тэхён, — представляется и, сунув руки в карман, достает смятый листочек. — Я завтра тоже приду, но это так, на всякий случай. Он пихает клочок бумаги в карман чонгуковых брюк, ставит книжку обратно на полку и быстро уходит, боясь показать появившийся на щеках румянец. Сердце Чонгука готово разорваться, так сильно оно бьётся в груди. И несмотря на то, как сильно дрожат руки, вечером Чон всё-таки схватит телефон и напишет короткое «Привет».