Опоздание не засчитано

            Последние четырнадцать лет Баджи Кейске ценил любые — даже самые «простые» — моменты своей жизни. Нет, даже не так. «Простые» он ценил особенно. Ценил так, как ценят только те люди, которые когда-то не ценили даже собственной жизни и из-за этой халатности едва её не лишились.       За окном расцветало ясное августовское утро, но в их спальне было темно и прохладно (комната угловая: тут всегда мало света); от мебели пахло лавандовым мылом и морем, из открытой форточки задувал прохладный ветерок. Было тихо. Тихо и на редкость хорошо, словно само Время остановилось, милостиво позволив ему сполна насладиться моментом.       Так хорошо, как в этой комнате, ему не было ещё нигде и никогда.       Баджи перевернулся со спины на бок, и янтарный взгляд упал на безмятежно сопевшего на соседней подушке парня. Кейске поправил сбившееся одеяло на Чифую и, вытянув вперёд руку, аккуратно убрал с закрытых век спавшие на лицо волосы. Они стали такими мягкими после того, как Чифую перестал краситься, что Баджи часами только их бы и касался.       Он всматривался в лицо спящего парня, в его красивые правильные черты, в пухлые губы, длинные тёмные ресницы, тонкие брови… всматривался и уже далеко не первый раз за этот месяц задавался вопросом: за что ему всё это? Правда ли он заслужил иметь рядом человека, которого так давно и так горячо любит?       А Чифую он любил.       Правда любил.       Любил таким, какой он есть, со всеми его привычками, загонами и даже стремлением изменить себя, наперекор мольбам Баджи ничего в себе не ломать. Впрочем, «ломать себя» у него плохо получалось.       Сколько бы Чифую не старался переделать свой характер, голос сделать грубее, движения резче, сколько бы спеси на себя не нагонял и сколько бы часов в спорт-зале не проводил, а выглядеть как солидный дядечка-мафиози этому солнышку не позволяла природная детскость и уж больно красивое для мафиози личико. Да и вообще он был слишком уж очаровательным для «важного мужчины» — вон, как мило слюни в подушку пускает.       Кейске погладил нежную кожу белого оголённого плеча. Прохладная.       — Подъём, сонное царство, пора вставать, — вполголоса позвал он. У Чифую чуткий сон: можно и напугать, если звать слишком громко. (Когда они только начинали жить вместе, Кейске часто этим грешил, а потом ходил, удивлялся, почему ж на него злятся). — Я серьезно, Чифую, просыпайся.       На безукоризненно гладком лобике выступили недовольные морщинки. Чифую разлепил заспанные глазки и поднял их на соседа по спальне. Секунды три он ещё попялился на нагло жизнерадостную физиономию Кейске, но поняв, что ничего важного не происходит, снова глазки закрыл. Мацуно притянулся поближе к торсу своего парня и, обняв, продолжил спать как ни в чём не бывало уже так — как пригретый на груди у хозяина котёнок.       Баджи тихо рассмеялся.       — Маленький, я бы с радостью ещё повалялся, но мы уже опаздываем. Просыпайся давай.       Чифую повторно разлепил глазки и долгие полминуты пытался сориентироваться в пространстве и времени, чтобы всё же припомнить, куда это они опаздывают, и понять, почему его любимый мужчина улыбается, как ненормальный в такую-то рань.       А когда вспомнил — отпрянул от Баджи и, как в попу ужаленный, подскочил на кровати. Схватил телефон — одиннадцать часов. Ни черта не рань!       Весь спектр эмоций, отобразившихся на его личике, словами описать будет сложно, но в основном это были страх и паника под присыпкой полнейшего ахуевания от этой жизни.       — Блять! Блять! Блять! — Чифую быстро, как олимпийский марафонец на забеге, спрыгнул с кровати и ринулся к шкафу доставать приготовленную и выглаженную с вечера одежду. — Почему ты меня не разбудил?! Мы на двадцать минут уже опоздали!       — Ты так сладко спал. Как я мог тебя разбудить? — с самым разневинным видом ответил Баджи, поуповав на то, что в спешке Чифую не кинет в него грязными носками. Не кинул. Но убийственным взглядом всё равно посмотрел. А он-то что? Он может, и разбудил бы, если бы сам проснулся хотя бы на полчасика пораньше.       Ну а теперь ему оставалось только наблюдать, как забавно метался паникующий Чифую по комнате, и как эстетично ткань чёрных боксеров обтягивала его ягодицы, когда он поворачивался к нему спиной.       Чифую достал из шкафа выглаженные белые смокинги, из комода — пару таких же белых галстуков. Баджи посмотрел на это всё, как на безобразие, и отвернулся, в который раз решив, что в жизни он белый костюм не наденет.       — Ну что ты разлёгся? Прекрати пялиться на мою задницу и иди собирайся! Через десять минут мы должны выйти, иначе-       — Иначе мы просто немножко опоздаем. Это не конец света, не кипишуй, — со спокойствием Будды и вдумчивостью Конфуция изрёк Баджи. — Без нас не начнут, так что одевайся спокойно.       Хотел бы Чифую сказать, что его невозмутимость была заразительной, но нет, не была.       Баджи сел, зевнул, потянулся — и всё так плавно, так лениво, словно сегодня вовсе никакой не важный день, и, уж тем более, их не будет ждать несколько сот человек, когда они опоздают. И Чифую рад бы на него злиться за этот возмутительный пофигизм в такой ответственный момент, но злиться на Кейске — занятие слишком сложное для такой простой ситуации (занятие, требующее особой подготовки, навыков и обстоятельств).       — Если не поторопишься, Эмма открутит мне голову!       — Не тебе одному, — бесстрашно подтвердил Баджи, — Мне ещё и Майки пиздюлей вставит, а Дракен добавит. Как не посмотри, а все лавры достанутся мне.       Ну что с этих бесстрашных взять…       — Надо позвонить, предупредить что ли.       — Да ладно тебе. На мотоциклах быстро доберёмся: тут близко. Может, ещё и не очень-то опоздаем. А так только больше распереживаются, ну нафиг.       Спорить охоты не было, и Мацуно не стал (всё-таки четыре года вместе живут: после такого срока люди уже знают, когда стоит смириться с чужим мнением).       — Я быстро в душ сгоняю, и сразу поедем, — сообщил Чифую и, прихватив с собой розовое полотенце, побежал в ванную. Так суетится. Милашка.              — Боже мой, ну почему ты такой копуша? — у Чифую сдали нервы его ждать. Он подошёл к нему, забрал из рук концы галстука, развязал кривой узел и перезавязал уже красиво. — Тебе двадцать восемь, мать твою, лет! Когда ты уже научишься завязывать галстуки?!       — Зачем? У меня есть ты, — Баджи хмыкнул и лукаво ему улыбнулся. — Вот бросишь меня — сразу научусь.       — Тогда, похоже, ты не научишься никогда, — Чифую сказал это язвительным тоном и с холодным лицом, но кончики ушей у него мило порозовели. Сколько воды утекло с тех пор, когда четырнадцать лет назад в больнице, едва его не потеряв, он признавался ему в чувствах и краснел точь-в-точь так же. Вот и теперь он смущался всё так же мило, как и тогда. Всё такой же эмоциональный. Всё такой же очаровательный ангел без крыльев и нимба, а с пушкой за пазухой и автоматом в гараже.       — Ну что, выдвигаемся?       — Ага. Ты только не гони.       Кейске наклонился и игриво чмокнул его в щёку, а Чифую только губы надул — хотел нормальный поцелуй, а получил только это.       — Не волнуйся ты так, всё пройдёт хорошо.                    С четырнадцати лет многое в них таки изменилось. Половина жизни прошла как-никак. Теперь они были уже не зелёными юнцами, а взрослыми мужчинами с крутыми тачками в гараже, толстыми кошельками в кармане и дорогими парными часами на руках. Но кое-что даже из материального мира осталось при них. Например, мотоциклы. Да, они стали дороже, круче, быстрее, но мотоциклы есть мотоциклы, и в мотоциклах есть своя особая романтика.       На байке Чифую смотрелся просто отпадно. Что сейчас, что четырнадцать лет назад, он походил на мальчишку, впервые севшего за руль, но, чёрт подери, как круто выглядел этот мальчишка в парадном белом костюме на чёртовом красном байке! Кейске вытер слюни и постарался держаться на дороге не сзади, а перед Чифую (нечего лишний раз провоцировать судьбу).       До парка-слэш-территории-частной-резиденции, принадлежавшей одному хорошему знакомому Майки, они добрались за каких-то тридцать минут (быстро, если учесть, что ехали они из одного конца Токио в другой).       Парковка у парковой зоны была забита под завязку машинами не самой дешёвой категории; они с трудом нашли место даже для двух мотоциклов.       Чифую перекинул ногу через сидение, слез с заглохшего байка и снял шлем.       Обступая стороной украшенные белыми бантами и лентами автомобили, он подошёл к бросившему байк неподалёку Баджи. Судя по лицу, Мацуно уже думал, как бы им никуда не идти и по-тихому отсюда сбежать.       Любые оттенки его эмоций (будь то радость, грусть или страх) Баджи давно научился угадывать с полуслова (даже если ни слова ещё произнесено не было), так что и подбадривал он всегда очень вовремя.       — Спокойней, Чифую, спокойней, дыши глубже, — Баджи приобнял его за плечо, когда они выдвинулись в сторону шума музыки и восклицаний собравшихся в глубине искусственного парка людей, — Всего на час опоздали — не так уж и много.       *Подбадривал, как умел. Но зато всё ещё вовремя.       — По идее, мы должны были приехать первые и вообще заранее.       — Ну, это «по идее». «По идее» у нас с тобой никогда не получается, сам знаешь.       О да, Чифую знал. На их отношения это прекрасное «по идее» вообще распространять было нельзя — тогда-то уж точно всё пойдёт через жопу.       Они подошли вплотную к гулявшей нарядно одетой толпе. Со всех сторон доносились голоса, радостные возгласы, чокались бокалами, вылетали пробки шампанского. Чифую растерянно озирался, смотрел на это всё и откровенно недоумевал.       — А не рановато ли они праздновать начали? — озвучил его мысли Кейске. — Пока вроде нечего.       — Может, мы не туда пришли?       Баджи тыкнул пальцем в толпу, и Чифую увидел в зюзю пьяного Ханагаки, пытавшегося взобраться на стол, а рядом с ним Хинату, пытавшуюся его на стол не пустить.       Значит, всё же туда.       — Пошли в шатёр зайдём? Эмма должна быть там — она-то точно должна знать, что да как.       Чифую кивнул, соглашаясь.       — Ну давай.       Посреди толпы на поляне в пологой низине ландшафта, напекаемый полуденным летним солнцем, раскинулся закрытый белый шатёр (и в длину, и в ширину очень внушительный). Многочисленные столы, сцены и стенды стояли вокруг шатра и предназначалось для гостей больше символических, нежели реальных; всё же, что было внутри шатра, было отведено для самых близких (основная церемония должна была пройти там).       С уверенностью законного правообладателя и беспардонностью собственника Баджи взял Чифую за руку и, уже определившись, в каком направлении им шлёпать, уверенно повёл их (о чудо) действительно туда, куда надо — к чёрному входу для обслуживающего персонала.       На входе в шатёр их чуть не сбила парочка официантов, внутри — едва не снесла толпа аниматоров, прямо сейчас занимавшихся, в основном, увеселением гостей.       В гигантской палатке царил хаос.       Повара, дизайнеры, фотографы, ведущие, визажисты, диджеи, парикмахеры — всех их было так много, что их (тоже, между прочим, немаловажных участников мероприятия), слава богу, никто не заметил.       Вообще, им и правда должно было явиться за пару часов до начала и лично всё проконтролировать, но сейчас оставалось только положиться на Эмму, которая с самого начала занималась всей организацией.       Их парочка прошмыгнула мимо переносной кухни, уже занимавшейся закусками, и осторожно добралась до главного зала, где было и оживлённо, и взволнованно. Баджи быстро нашёл взглядом фигуру Майки, с трудом отбивавшегося от нападок гостей, а затем и Казуторы, нервно ходившего по залу и так же нервно кому-то что-то доказывавшего по телефону; Чифую же первым делом отыскал компанию Мицуи, Хаккая и Юзухи, сидевших за одним столом (они тоже пользовались вниманием гостей, так как ближе всех общались с виновниками торжества). Оба убедились, что самые важные люди на месте.       — Все вроде тут, — констатировал Чифую.       — Ага, все, — теперь и Баджи занервничал.       — Ну, давай, ты иди.       — А что сразу я?!       — Мы из-за тебя опоздали!       — Да блин, давай тогда вместе? Опоздали-то оба.       — Если бы сегодня ночью кто-то не пошёл на второй круг-(!)       — Эй вы, — зычный голос сзади, как гром среди ясного неба, заставил обоих притаившихся за тяжёлой портьерой взрослых мужчин вздрогнуть, как мальчишек, застигнутых на месте преступления. Чифую почти инстинктивно придвинулся к Кейске поближе, Кейске почти машинально прикрыл его рукой и приготовился принимать пиздюли на себя. Оба обернулись, оба уставились на очень-преочень злого, по виду, Кена.       Мацуно сглотнул, Баджи пошёл в атаку, ибо лучшая защита — это нападение.       — Кен, дружище! Как жизнь? Мы, вот, припозднились немножко, ну, со всеми бывает, сам понимаешь. Так много народу тут, я прям не ожидал, что Эмма стольких пригласит. А что это морда такая кислая? Весело же!       Дружелюбие злого дядю Кена не проняло.       — Вы, блять, ахуели на собственную свадьбу опаздывать?!       На его окрик обернулась парочка официантов, но из-за общего шума в зале их никто не услышал.       — Как будто мы специально, — пробурчал Чифую.       Рюугуджи вобрал в себя воздуха побольше и, как человек, познавший дзен, постарался никого не убить.       — Баджи, пиздуй под алтарь, Майки заколебался твою мать успокаивать. А тебя, — это он Мацуно, — Эмма в примерочной ждёт уже долбанных полтора часа, — «любезно» обозначил ситуацию заместитель главы всея Тосвы. — Давайте, пошевеливайтесь, все вас ждут! Боже, ну это надо ж было на собственную свадьбу…       Кену, который перед свадьбой с Эммой не спал и не ел три дня и три ночи (из-за нервов, ясное дело), такое легкомыслие было физически непонятно. И пусть оба они — и Кейске, и Чифую — первоначально не были инициаторами всей этой вакханалии, совестливо им всё же капельку было. Но совсем капельку. По крайней мере, Баджи. Чифую-то наверняка сгорал со стыда.       Прежде чем пойти спасать своего свидетеля от своей же матери, Кейске таки ещё раз чмокнул Чифую в щёчку. Вот любил он его целовать, ничего не мог с собой поделать.       — До встречи за алтарём, мой дорогой без-пяти-минут-супруг.       Времени наслаждаться реакцией на слова «мой супруг» у него, к сожалению, не было, но себе Баджи пообещал, что только так и будет называть Чифую хотя бы ближайшие сутки. Как же очаровательно он всё-таки краснеет, как мило злится, когда он нежнинчает с ним при других. Время идёт, а они всё те же, что и в средней школе. Чифую всё тот же. Его Чифую. Чифую, в которого он влюбился в средней школе, и которого любил до сих пор.       Баджи ушуровал в главный зал шатра, приготовленный для церемонии, а Чифую остался с Дракеном за кулисами.       — До сих пор не понимаю, как ты на это согласился, — смотря Баджи вслед, прокомментировал Кен.       — На свадьбу?       — Да вообще за него выйти. Таких странных хренов в мужья не берут.       Чифую обиженно фыркнул, как чихнувший котёнок.       — Он ещё и почетным гостем называется. Капец.       Разумеется, по-настоящему он не обижался. Шутки шутками, а Баджи действительно был тем ещё «хреном» — жгучим, как перец чили, но, чёрт подери, как он ему нравился. Метафора попала в яблочко.                    В белом платье подружки невесты Эмма напоминала фею из сказки и, в общем, выглядела она просто прекрасно. Повезло же Дракену с красавицей-женой.       Твёрдым, хорошо поставленным на курсах актёрского мастерства голосом молодая женщина отдавала указания обслуживающему персоналу свадьбы, развлекавшему сейчас гостей вне шатра. Сано-младшая (с некоторого времени переквалификацировавшаяся в мадам Рюугуджи), собственно, и выступала инициатором этой свадьбы; всей организацией так же занималась она.       — Почему Баджи не в белом?! — было первым, о чём она спросила, как только заметила Чифую в сопровождении своего мужа и подошла к ним обоим. — Я столько часов подбирала ему костюм, а он всё равно надел чёрный!       — Он говорит, ему так больше идёт, — попытался оправдать жениха Чифую.       — Но ты же знаешь, что это не так! Белый! Белый! И ещё раз белый!       Мацуно ей улыбнулся. Эмма занялась всем от искусственных цветов на столах до аренды парковой зоны и аниматоров, и даже сейчас она волновалась о таких мелочах. Он не знал, почему Сано-младшая это делала — скорее всего, из-за Баджи — но был как никогда признателен ей и до глубины души благодарен за такое участие.       — Пусть идёт в чёрном, если хочет. Ему всё к лицу.       Ну, с мнением «невесты» Рюугуджи уже не могла не считаться. Ей не оставалось ничего, кроме как смириться с сумасбродством Баджи здесь и сейчас. Но потом она ему всыпет. Обязательно всыпет.       — Ладно, уже как есть.       Эмма подошла к Чифую, разгладила складочки на его костюме, покрутила его вправо-влево, убедилась, что всё сидит идеально, и только теперь облегченно выдохнула. У кого-кого, а у Мицуи руки золотые: свадебный смокинг пошил выше всех похвал.       — Если ты изваздаешь этот шедевр дизайнерского искусства в каком-нибудь соусе или что-нибудь на него прольёшь, клянусь, я снизошлю на тебя проклятье, и будет у тебя секс не семь раз в неделю, а пять.       Чифую мысленно отметил, что такая небесная кара его вполне бы устроила, но проливать что-либо на белый смокинг чувство прекрасного ему бы не позволило.       На удачу Эмма чмокнула друга в щёку и пообещала подарить ему хороший мартини, если на красной дорожке он не споткнётся (у Чифую вечно ноги от нервов заплетались). Мотивация была засчитана, и, обняв её напоследок, он забрал у подруги из рук букет белых фрезий.       — Давай, ни пуху, ни пера.                    Как только Чифую появился, в зале стало удивительно тихо. Играла торжественная классическая музыка, с улицы доносились голоса, но люди в помещении молчали, кожей чувствуя всю значимость этого момента.       Под ручку с невестой обычно идёт её отец, но Чифую сирота, и с этим был пролёт. По тёмно-красной, почти бордовой дорожке он шёл один. За ним не тянулся шлейф платья, он ступал быстро и уверенно: может, чуть быстрее, чем следовало бы, и чуть увереннее, чем было положено.       Он боялся, что из-за их опоздания атмосфера в зале безвозвратно испортится, но, к счастью, он ошибся. Кто-то был навеселе, кто-то казался счастливым без алкоголя, но недовольных лиц он не видел. Все улыбались. Все были счастливы за него, за них. Если какое-то волнение и было, то теперь — только приятное.       Чифую почти бегом взбежал по ступенькам на крытую ковром солею и встал напротив будущего супруга.       — Надо было тебя в платье нарядить, — шёпотом запоздало посетовал Баджи, но взгляд его блестел, как и у партнёра.       Чифую не нашёлся, что ему ответить. Стоял, молчал, улыбался, как дурачок, и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.       В нём нарастало, закипало и бурлило до странного знакомое ностальгическое чувство. Как перед первым поцелуем. И бабочки в животе, и голова кружится, а щёки краснеют, как у целомудренной де́вицы, и ты чувствуешь себя неловко, не зная, куда себя деть, как стоять, куда положить руки.       Хотя с руками Баджи всё же помог. Он забрал из рук Чифую символический букет и отдал его обратно подружке невесты; взял его холодные мокрые ладошки в свои сухие и тёплые и сжал крепко, но не сильно.       — Надеюсь, это приятное волнение, а не сожаление об уходящей в закат холостяцкой жизни? — его иронизирующий голос во всей этой обстановке действует как успокоительное.       — Когда это я был холостяком? Всю жизнь мечтал стать твоей кухаркой, — Чифую улыбался и чувствовал, как тремор понемногу отпускает.       Работник Мэрии* зачитал речь. Длинную, монотонную, но какая к чертям собачьим разница, что там была за речь, когда они стояли рука об руку на алтаре и пара фраз отделяла их от законной принадлежности друг другу.       — Прошу вас подкрепить своё решение клятвой. Повторяйте за мной.       При этих словах каждый из них подумал о своём: Чифую — о том, почему же до этого он никогда не интересовался текстом свадебной речи и почему сейчас совершенно его не запоминал; Баджи — о том, когда же поскорее эта тягомотина закончится, и он сможет поцеловать Чифую уже как его муж, а не просто любовник.       — Я, Кейске Баджи.       — Я, Чифую Мацуно.       — Беру тебя, Чифую Мацуно, в законные мужья.       — Беру тебя, Кейске Баджи, в законные мужья.       Чифую не может сдержать улыбку, а Кейске и не пытается. Так хорошо на душе, так тепло и комфортно.       — Прошу, распишитесь в документе.       В длинной белой коробочке на мягкой подушечке им поднесли тяжёлую синюю ручку. Сначала Баджи, потом Чифую, они расписались в графах «жених» и «жених» на плотной бумаге, вложенной в толстый красный планшет.       — А теперь свидетели.       На возвышение к женихам поднялись Майки и Эмма, оба поставили европейские подписи и снова удалились. Баджи не без радости отметил, что даже Майки улыбался, а ведь в последнее время улыбку из него клещами не вытянешь.       Представитель Мэрии говорил ещё какие-то реплики, но, как выяснилось позже, ни Кейске, ни Чифую ни единой из них не запомнили. Значит, они оба стояли под алтарём и, как влюблённые идиоты, просто наслаждались моментом. Словно им не под двадцать восемь, а по восемнадцать, и находятся они не на своей свадьбе, а на первом свидании — чувства были всё те же.       — Дорогие новобрачные, я прошу вас обменяться обручальными кольцами.       К Кейске вновь подошёл Майки и на правах шафера протянул ему коробочку с кольцом.       — Руки трясутся, как у алкоголика, — Сано не удержался от язвительности.       — Я посмотрю на тебя, когда ты будешь жениться.       — Быть мне одиноким волком до конца дней моих.       — Сказал человек, уговоривший меня сделать предложение моему мужу.       Манджиро загадочно улыбнулся и ничего не ответил. Вот же ж чёрт из табакерки — хер поймёшь, что в голове у него крутится.       В то же время с другой стороны к Чифую подошла Эмма и тоже вручила ему кольцо, уже как подружка невесты.       — У тебя лицо красное, как клубникой намазанное, — подтрунивая над ним, Эмма хихикнула. — Ты после поцелуя только в обморок не упади, ладно?       Чифую кивнул, ни слова не поняв из того, что ему сказали, и уже с кольцом в руке повернулся лицом к мужу.       От волнения он выронил кольцо, когда надевал его Баджи на палец, но новоиспечённый муж поймал золотую побрякушку в воздухе, вернул Чифую и подождал, пока второй дубль кольцевания успешно будет отснят.       Кольца сели как влитые. Не зря подбирали их битых три часа в ювелирном.       Чифую рассматривал свою руку, словно впервые её видел, а Баджи смотрел на него и улыбался с искренней верой в то, что только смерть разлучит их.       — Я сегодня уже говорил, что люблю тебя?       — Нет, кажется.       Баджи расплылся в неугомонной, как задумавший пакость школьник.       Не дожидаясь команды ведущего, он наклонился всем туловищем вниз и глубоко поцеловал своего мужа на глазах у толпы гостей. Свадебный поцелуй никогда не задумывался страстным; по идее, он должен был быть воплощением чистого и непорочного чувства. Но их чувства если когда-то и были непорочными, так это первые сутки их общения (до того, как Баджи снял очки и распустил волосы).       За спиной у Баджи кто-то тактично покашливает. «Кто-то» — Майки, первый сообразивший, что такое интимное зрелище для широкой публики не подходит.       — Оставьте это для первой брачной ночи, — весомо посоветовал Сано с какой-то странной улыбкой на губах. — Я не для того сюда журналистов приглашал, чтобы кино для взрослых снимать.