Позолота

Дино четыре, когда их с Занзасом представляют друг другу и оставляют играть вдвоем. Мысль, что теперь у него будет друг постарше, греет душу, такому другу, как Занзас, малышня в детском саду непременно обзавидуется. Радость длится двадцать минут – ровно столько Занзас изучает его игрушки, прежде чем прийти к выводу, что среди них нет ничего интересного, и уйти. Дино тринадцать, когда Сквало сообщает, что они с Занзасом теперь друзья. Он рассказывает мечтательно – о том, какой Занзас сильный и сколького они добьются вместе. Дино понимает его слишком хорошо. Он восхищается Занзасом так же, только они не друзья. Такой, как он, таким, как Занзас, может восхищаться только издалека. Дино четырнадцать, когда случается Колыбель. Сквало много пьет, много злится и обещает, что найдет способ вытащить Занзаса из куска льда, в который его заточил дон Тимотео. Дино все еще не может понять, как дошло до этого, не может понять, почему Занзасу так хотелось получить то, от чего сам Дино с радостью бы отказался. Он жалеет, что не может сделать ничего, чтобы Занзас жил – ведь он хочет этого не меньше Сквало. Дино восемнадцать, когда ему впервые разрешают спуститься в подвал, где Занзаса держат запертым уже четвертый год. Вмерзший в мутный кристалл, тот уже не кажется сильным и непобедимым. Он даже живым не выглядит, хотя дон Тимотео утверждает, что там, под толщей льда, он все еще дышит. Дино жалеет его – несмотря на свалившуюся на плечи ответственность и трудности, сам он успевает наслаждаться молодостью. Солнцем, свежим воздухом, праздниками, смехом друзей. У Занзаса нет даже этого. Дино двадцать два, когда во дворе японской школы воскресший из мертвых Занзас пытается убить ребенка. Занзас хочет вернуть свое, а Дино борется с горьким разочарованием – каждый взрыв пламени Ярости стряхивает с его идола позолоту, обнажая что-то уродливое и темное. То, что Дино совсем не хочется видеть. Когда бой заканчивается очередным поражением Занзаса, Дино возвращается в больницу вместе со Сквало – того иначе не удержать – но не спешит уходить. Занзас лежит в соседней палате, едва живой, угрюмый и мрачный. Дино понимает, что вряд ли Занзас сейчас рад его видеть – они все еще по разные стороны баррикад – но все равно остается. – Я поговорю с доном Тимотео. Вас не накажут. Занзас молча смотрит в потолок. Дино знает – он ни за что не признается, что боится – однако не сомневается в этом ни на секунду. Это идолам свойственно бесстрашие, а Занзас – просто человек, и сама мысль о новой Колыбели или заточении в Вендикаре должна пугать его до чертиков. Не теперь, когда он только почувствовал жизнь. – Тебе-то это зачем, а, Каваллоне? – наконец подает голос Занзас. И смотрит испытующе своим холодным взглядом. А Дино не знает, что ответить. Что сказать, когда ты восемь лет жил с желанием помочь, помноженным на бессилие, а сейчас вдруг действительно можешь что-то сделать. Почему хочешь – другой вопрос, на него Дино пока еще не готов ответить даже себе. – Сквало – мой друг, – говорит он первое, что приходит в голову, и Занзаса это, кажется, устраивает. Он поворачивается на другой бок и вскоре засыпает. А Дино идет в ванную и отмывает руки. От позолоты.