__._ _ _._.
Называя их псами, Оливия думает о мертвецах. Для города у них есть лишь сухие кости. И не дающие покоя импланты. Без самосознания. Псы выслеживают – таких же псов. Мертвецов ждёт тюрьма корпорации. Только оператор нарочито открыто показывает в себе человека – предпочитает быть при гражданском – чист, опрятен в выглаженной рубашке. Не боится подойти близко к директору. Говорить с ней, выпустив в сторону дым и иногда затягиваясь. Но в глаза никогда ей не смотрит. От псов воняет дешевыми сигаретами. Псы – стежки на изнанке города. Прочные. Один из них даже немного похож на хозяйку. Второй – в форме EMS, застегнут на все пряжки чехол на оружии – в показательном безмолвном подчинении. Знает своё место._. ._ _._. .... _
Суйсо просыпается по ночам – шум за окном, духота в квартире. Стучит в висках война. А Джузо отдыхает всегда где-то рядом, у самой кровати, прислонившись к ней спиной. Успокаивает разошедшееся сердце широкой тяжелой ладонью. – Плохой сон? – каждый раз спрашивает. – Да. – Наверно, не сон, воспоминания мучают. – Одно и то же дерьмо, – не скрывает Суйсо. – Мне не нравится вид из наших окон. Джузо поворачивает морду на башню. От его ствола отражается красный свет. В стоялом воздухе города, под дымкой смога – ветви размыты. И, кажется, их сияние пульсирует. В нём неразобранные коробки, заклеенные намертво скотчем, багровые. С войны. Сначала было тяжело считать – живых. – Не волнуйся, Джузо. Завтра новый день. Завтра будет лучше._ ._ __.
Днём от сияния можно отвлечься. Днём всё чаще Суйсо придерживается холодной логики, всё реже вытягивает из ВОЕ позвоночный ангар. Псы для города остаются псами – сколько бы опознавательных знаков Агентства не было на теле напарника.........
Они похожи на руны.... _ ___ _. . .._. .. ... _
И только одна. Две не хорошо. Собака решает – собака кусает. Город засыпает. Допросили его. Незавершенность перед чертой – виктория. Поставь точку. Но завтра новый день. Завтра будет лучше._ ._ __.
Суйсо нравится бассейн при спортзале EMS. Есть свои плюсы быть человеком среди оперативников-экстендов. Им не требуются нагрузки. И они запутавшиеся в собственной лжи. А он опускает по щиколотки ноги в воду, сидя на холодной плитке края, и наслаждается своей псовой жизнью. Считает буйки. Выгибается – окостеневше, сутуло. Упираясь ладонями в пол. – Не составишь мне компанию, Джузо? – говорит он тихо, но стены ловят звонкое эхо. – Я не такой поклонник гордого одиночества, как ты. – Ты его боишься. – Джузо закуривает. Быстро перенял привычки гражданских. – Верно? – С чего ты взял? – Это твой страх. – С чего ты взял, – ершится Суйсо. Ему в ответ пожимают плечами. В бассейне плавать – хорошо, отвлеченно. Или больше лежать на дне и смотреть наверх, пока хлорка не прожжет глаза. Он часто ходит с сеткой красных сосудов на белке истёртого взгляда. Словно он полночи или ширялся, или рыдал. Идеальный проглаженный воротник и замученное лицо – благо, что Оливия больше смотрит на Джузо. На его расширенное тело. И он давно не отшатывается от её рук. Позволяет ровно столько же, сколько и оператору – всё. Оливия целует пса в морду. Карябает ладони о ремни под презрительным взглядом Суйсо. – Хэер Геринг, что такое «Благородная гниль»? – Химера, – сцепляет руки в замок. – Два объекта, срощенных в одно._. ._ _._. .... _
Вечера они коротают у себя на квартире. Суйсо, отмокнувший в душе, садится на диван. А Джузо захватывает его ступни крепкими пальцами и медленно мнёт. После работы – удовольствие, доведённое до идеала. С каждым разом у Джузо выходит всё лучше. – Нравится? – как-то интересуется он. – Жаль, что предназначается это не мне, – усмехается оператор, накрыв спину ВОЕ протезом руки. – А кому ещё? – Бары, проститутки. – Разве не наоборот? Джузо умеет имитировать удивление. Нет. Джузо умеет – имитировать, притворяться. Его навык в городе раскрывается в совершенстве. И ноги меньше гудят, растертые от пяток до бедер. Только живот сводит, когда пальцы сжимают бока под проступившими рёбрами. И так Джузо опускается меж его разведённых коленей. Прижимает дуло к грудине. – Дилемма дикобразов… – отстранённо замечает Суйсо. И дышит размеренно. Его тело почти не реагирует на близость. Только разогревается, проступает потом под снятой рубашкой. Сжимает ногами торс, когда Джузо перемещает руки обратно к бёдрам, едва касаясь, поглаживая возле паха. – Тебе нравятся девушки, Джузо? – скалится, но беззлобно. – Может быть молодые. Красивые. С ними очень приятно общаться телесно. Тот не останавливается. – Я… – Не хочу. Не знаю. – Не умею. С тобой легко. Всё понятно. – Джузо наклоняет голову, жадно напирает на модуль. – Но ты сейчас в хорошей форме. Я пойму, если ты пойдешь к женщине. Суйсо шире обнажает зубы: – Говорю же. Дилемма дикобразов. – Я тебя не понимаю. – Мне бы хотелось попробовать с тобой. – Боишься одиночества даже с леди? – поддразнивает Джузо, но почему-то получает в ответ: – Не важно. – Не волнуйся, напарник, – внезапно говорит Джузо. – Завтра новый день. Завтра будет лучше.._. ._ _
На работе Кронен ненавидит псов. Считает их службу очень грубой, опасной. Он хмыкает и поправляет очки, проходя мимо. А они не скрывают глумлений за его спиной. Джузо наблюдает за Суйсо уже у самого края бассейна. Джузо следит за людьми на улицах. Асфальт. Лужи. Отражения. Люди не сцеплены вместе – ему это кажется странным..__ ._ ._. ...
Вечерами они с оператором смотрят старое черно-белое кино, объятое флером нуара. С улицами. Гангстерами. Оно походит на их жизнь._ ._ __.
Утром Суйсо легко выпрыгивает из бронемашины – неплохая ищейка. Точно по таким улицам они исполняют работу, не зачитывая права. Много новой горячей крови, мало цвета – серые проулки и тень башни. Информация на брифинге: нюансы оформления протокола, в каких ситуациях не следует применять наручники, когда следует начинать с диалога. Не их поле. Не их обязанности. Суйсо слушает в пол-уха. Он унылый и изъеденный желчью._. ._ _._. .... _
Поэтому Джузо приглашает его в бар вечером – надевает плащ без отметок EMS, классические брюки. Без обыденной ему громоздкости. Они сыплют пеплом. Пьют – дерьмо размешенное с меньшим дерьмом. С непривычки Суйсо воротит от одного запаха. А затем, в снятой на ночь комнате, Джузо просто раскладывает перед ним проститутку. Завязав перед этим ей глаза. Прижимает её спиной к своей груди – голое тело, гладкая белая кожа. Мягкая. Ласковая. И мощная рука на бедре. – Не волнуйся. Я плачу – она притворяется. Джузо опускается на кровать, а Суйсо – налегает всем телом, сжимает, толкается навстречу. У проститутки горячие влажные губы. Гибкие руки – она незряче хватается за шею Джузо, выдыхает желанием на пальцы меж её ног. От раскатанной по члену резинки. Плавных движений. Длительных ласк. До остывших сигарет в пепельнице. ВОЕ молча берёт оператора в свои руки – они, вжавшись друг в друга, выравнивают дыхание после секса. Водит лопатками по холодной стене. Придерживает за взмокший затылок. Но, когда давят слишком напористо, Суйсо пытается его скинуть. Страх начисто сносит рассудок. Остается испуганный, больной, жилистый – такой сильный и легкий. С выкрученными запястьями. Замерев, Джузо равнодушно констатирует: – Боишься, что слечу, да? – Нет, не страшно. – Боишься. Так что ты говорил про проблему дикобразов? – Дилемму. – Хорошо. Дилемму, – ухмыляется остро. – Они колются. – Да, но им холодно друг без друга. Их выживание зависит от оптимальной дистанции. – Бессмыслица. – Точно. – Впрочем, нет. Это как сейчас. Она притворяется. Мы притворяемся. Все притворяются, но всем хорошо. Ночь оставляет на теле Суйсо алые уколы поцелуев и тёмные вмороженные пятна синяков._._. ___ ._.. ___ ._. ...
Стимуляторы горстью в ладони. Бессонница. Нервные движения в дрёме. Бодрый за пределами квартиры. Беспомощный – в самом безопасном месте. Как попытки вытянуть нити из тугого клубка. Все разом. Закрывает воспаленные глаза, не забыв поставить будильник. Живёт по четкому таймеру. Боится перепутать сон и явь. Плотная тонкая ткань рубашки сползает до локтя – лопнувшим панцирем. Под ним запах уязвимости, увечья. Оливия прожигает тёмным свирепым взглядом. Она впивается в него губами, проводит языком по его зубам. Он поддаётся неумело и неохотно. Ей закрывают глаза. И псы ублажают её – сплетаются их пальцы и тела. Город выдыхает удушающим туманом из окна. Тягучий знойный вечер. Огни престижного района. Идеально белый потолок. Болит голова – как снесенная под корень. – Как ты, напарник? На вопрос Суйсо не торопится отвечать – или не находится – загадочно молчит. Он не понимает, лег ли сам в постель к директору. Может быть, это было желание Джузо. Поэтому смотрит на них со стороны, сидя в кожаном кресле. Как они двигаются – свирепо, внахлёст. Постель ещё горячая от их страсти. Джузо наклоняется к Оливии, поглаживает её грудь. Практически скрытая под его телом, она скользит руками по его напряженным бокам. Сжимает коленями бедра. Она стонет под ним, а он – целиком принадлежит ей. И Суйсо замечает – с войны глаз намётан – Джузо смотрит на него. Ожидая приказа. Да, именно так. На секунду чувствует, как поля его зрения темнеют. – Ну что ты. – Сам не видишь? – В стороне, – всего лишь говорит Джузо. Суйсо закусывает зубами – не хочет курить – сигарету. Ищет зажигалку в карманах кинутых в сторону штанов. И думает: обнаженные женщины с оружием выглядят неплохо. – Хорошие псы, – вторит его мыслям Оливия. Её пальцы у него на затылке, а он пытается избежать встречи с ней взглядом. – Джузо, придержи. Его выпихивают на пол, сильно прижимают сзади. Сигарета выпадает изо рта. А Оливия осторожно берёт его за скулы и медленно вдумчиво целует. Глубоко. Со вкусом. Нервность до окостенения постепенно отпускает – движением рук Джузо от грудины до живота. Он расслабляется, понимает всю сладость. Жар и весомость чужого тела. Вот только Джузо держит его перед директором так, как раскладывал перед ним проститутку. Опрокинутый под неё. С шеей под её пальцами. Рвано дышит – горячий язык, острые зубы. Цепляется ей за спину, как утопающий за дрейфующую доску. Хватает ртом воздух, сипит. Обреченно и жадно. – Хватит, – глухо прирыкивает Джузо. И Суйсо, мокрый от соленого пота, обмякает у него на груди._. ._ _._. .... _
Джузо смотрит на своего оператора. На два аккуратных шрама на шее. Как проколы – тонкие, едва заметные. – Ты не рассказывал, что с тобой было до войны. Ты рассказывал обо всём. Я знаю о дикобразах больше, чем о тебе. Положив руку ниже ключицы, он подхватывает за спину. Массирует возле позвонков до необъяснимой легкости, покалывания пальцев. Модуль же становится невыносимо тяжелым и мертвым. – Ты на войне был немного иным, – продолжает Джузо. – А сейчас вечно заведённый. – Нет, не страшно. – От тебя разит страхом. Он проводит по направлению взгляда напарника – к окну. Багровое небо. Черный монолит. И просвеченные ветви. Насквозь. Как трепыхается прошитый на бетонном полу. Лужа крови. Военная полиция на хвосте. Ты это называешь свободой? Псы, живущие ночью, существующие – днём. Благородные. – Интересно, они уже знают, что я здесь? – отрешенно бормочет Суйсо и тут же широко усмехается: – Хах. Точно. Мы останемся здесь. А война останется в нас. Оба – с конвейера Берюрен._... ___ _.. _.__
Шумят трубы тёмных переулков. Свинцово-серые. Окнами в мир – мониторы. Цветные..__. ._. .. … ___ _.
Ищут псы по улицам мертвецов. У них клиническая смерть. Ловушка во сне – нет, не сон, воспоминания. Горечь становится их образом жизни._. ._ _._. .... _
– Давно это у тебя часы остановились? Суйсо протягивает руку: – Говорят, что так бывает при смерти. – Мягкая улыбка. – Да ладно. Автозавод сломался, Джузо. Никак до ремонта не донесу. – Кажется, тебе за них пару блоков обещали. – Обещали. Но эти часы столько смертей владельцев пережили, а всё работают. – Он подцепляет ногтем крышку. Не поддаётся. – Потому что часам всё равно, на чьей они руке. Может быть, если их открыть, внутри окажется песок. Пустынная горячая сушь. Обжигающие орудия. Они плечом к плечу. И метёт. Метёт. Жужжащая живыми помехами буря. Ещё бы хоть раз оказать там, – просит Суйсо часы. – На минуточку. Или оказаться ближе. Но хватается за собственную руку как больной. Нервный. С широко открытыми глазами. Одеяло сползает с его плеч. – …Или оказаться ближе, – кивает ему Джузо. Он приглашает его сесть рядом, и Суйсо спускается, сгорбившись возле кровати. Упирается щекой в жесткое плечо. А там, наверху, наверно, луна стелет контрастом каменистые гряды, глубокие траншеи. Шипит в барханах ветер. Переливается. Серебристый. Суйсо, наконец, засыпает. Под приятной тяжестью плащ-палатки, накинутой будто второпях. Под боком тепло. Не притворяется? Сон оператора спокойный рядом с его оружием._ ._ __.
Дротик врезается точно в цель. – Какой у тебя тут порядок, – сухо бросает Суйсо. Колет всё же больней оружия Кронена. Схватившись за крылышки дротика, он извлекает иглу из дартса. Вогнана по самый конец. – Советую вернуть на место. Суйсо нацеливается точно – на центр, на сердце, – но на замахе отшучивается. Втыкает откуда достал. На усеянную рамками стену: это моё место. Выполняют свою работу. По разному – поэтому ненавидят. И досье в архиве слишком тонкое._. ._ _._. .... _
Стимуляторы. Бессонница. Пульсирующий красный неон гудит в трубках. Винный. Наливали им в баре. Кровоточили губы шлюхи – была ли заразной? Джузо сказал, что знает её. Изредка исчезает ночами. Суйсо шатается по квартире, подкатав рукава. Берёт тряпку, ведро и тщательно вымывает угол за углом. Методично, как в казарме дневальный. Переставляет неразобранные коробки, оставшиеся от прошлой неразобранной жизни. Стоят перед ним стеной. Залечь за бруствером и стрелять в каждого, кто войдёт. В пыльной широкой квартире. Но он берёт нож, разрезает скотч. Достаёт из коробки старую форму со снятыми отличительными знаками. От неё пахнет дешевым порошком и совсем немного – войной. Она грубая, как модуль на его руке. На дне лежит его зажигалка, дань «окопному творчеству». Заправлена. Суйсо закуривает. Секретность и чужие стандарты. Контроль. Безопасность. Нормы. Качество изготовляемой продукции. Изоляция от общества. Одиночество. Презрение во взглядах. Помечены желто-черной меткой опасности. Никто не касается – как не трогают лезвие с чужой кровью. Он переодевается в форму, застёгивает жилет. Натягивает на ноги сапоги. Изнывает его плечо по прикладу. Тоскует тело по гнили. Мажет сигарета по дну пепельницы кривой линией. – Любое наше неверное действие посчитают за саботаж, – говорит Суйсо, примеряя старый чехол на ствол своего ВОЕ. – Не забывай об этом. – Дилемма. – Точно дилемма. Усмешка днём. Мёртвый взгляд ночью. Ослепительный свет солнца пустыни. Мгла высокой башни города. На войне – мечтали о мире. В мирное время – умоляют о войне. Железо. Бархат. Ошейник на горле. Командная строка вместо жизни. Шелуха пустых слов. Прав – виновен. Город засыпает – витрина мяса и жил – псы сходят с ума. И мучаемые безумием выходят на миссию. Мы целы, пока знаем. Клетки. Мы находимся здесь. Мы живы, пока верим. Прутья. А внутри нас – война. – Мы отвечаем за то, кто мы и что, – заключает Суйсо. Кладет ладонь на плечо Джузо. Чуть выше ремня портупеи. Горячую. Жесткую. Привычно и весомо греет. Как когда-то давно, до сложившейся в месяцы одной бесконечной ночи. – Завтра новый день. – Завтра будет лучше. – Завтра будет последним. Впервые за долгое время оператор использует модуль. И позвоночный ангар ВОЕ открывает истинную форму. Впервые за долгое время они на войне. И весь мир – против них...._ .. _._. _ .. __
– «Благородная гниль» – химера. – Лекарство. – Вирус. – Что было с тобой до войны? – Сложный многошаговый процесс. Веточка кода в цифровой оболочке. Вьётся. Вбивается. И-тооль-коо-оо-днаа. Сцеплены воедино. Две-не-хоо-роо-шоо. Двое псов. Со-баа-каа-ку-саа-ет. Вклинены друг в друга. Не разобрать. Они здороваются за руку с Оливией – прилежная хозяйка. Они смотрят в спину Кронену – настоящая язва. На кого работает EMS – давно не секрет. Пустующий бассейн в спортзале. Черно-белое кино. Серый дым расползается щупальцами. В пачке Джузо всегда слишком тяжелые – не хочет курить – сигареты. А в голове – тяжелые мысли. Забиты людьми, дикобразами, страхом в глазах. Холодно. Колко. Оптимальная дистанция – на пять метров отойди. Боль далеко. Знает своё место. Сотни буйков на воде, миллионы огней за окном – выстроены в точки и линии.__. _. ___.. ___..
Стимуляторы. Память коркой струпа. Плотная рубашка поверх. – Что было с тобой до войны? – Выволокли скулящего не из чрева. – Напарник? Суйсо привычно смотрит в пол. Не поднимает глаз. Сцеживает ярость сквозь зубы. Незавершенность. Проведена черта. Пройдена точка – точки? – невозврата....___...
У Оливии очень жесткий волевой голос: – Я подозревала, хэер Геринг. Или… к вам корректнее обращаться Арахабаки. – Губы сжаты до тонкой полоски. Её слова сквозят сожалением. – Пустое досье. Характерные шрамы на шее. Кронен позади неё – сфокусирован, ни вправо, ни влево. Острый дротик. Под снятым модулем оголяется нейрокольцо – разделяет тело и оператора. Суйсо смотрит долгим остановившимся взглядом. Живучий сукин сын. Схваченный собственным ВОЕ – спровоцированное беспросветное отчаянье. Сопротивляться этому, как вязнуть в болоте. Поэтому он ждёт, когда его проволокут до фургона, подцепят наручниками над головой. Когда Джузо отпустит программное неведенье – лучше бы осталось до конца. Господи. Он не боялся безумия и программы поверх – равнодушной, профессиональной. Она помнит его. Программа запрашивает ответ.__._ _ .... ..__..
Оператор отвечает ей._... . ._. ..__ .... ._. . _.
Они кивают друг другу. И тихие переговоры псов не услышать оперативникам EMS. По обе стороны. В тёмном фургоне. – Не волнуйся, Джузо. Завтра новый день. – Завтра будет лучше. – …Но завтра будет только для тебя. Дилемма решена без них. Усмешки на лице нет. Страха нет. Но и спокойствия – тоже. – Тебе же всё равно, на чьей ты руке. Да?_. ._ _._. .... _
Город засыпает, уволакивая за собой псов. Два объекта, срощенных в одно. Перерезаны. И их клиническая смерть – теперь настоящая..._._