Schwach

       — Ты слишком слаб, — вздыхает Тилике-старший, глядя на плачущего мальчика с расцарапанными коленками, и уходит вверх по тропинке, ведущей к дому.        — Папа, подожди, мне больно! — надрывается мальчуган, размазывая горячие слёзы по щекам и медленно ковыляя следом. — Папочка!        Его отец никогда не признавал слабости.        Тилике с самого детства знал: нельзя быть слабым. Слабость — вот самый страшный грех. Слабость убивает людей. Слабость делает людей рабами самих себя, она лишает свободы.        Слабость — недопустимая роскошь для немецкого офицера.        Тилике с малых лет учился не быть слабым. Не сдаваться. Не проигрывать. Не разочаровывать отца.        Любовь — самое страшное оружие. Именно она делает людей уязвимыми.        — Какой же ты слабый! — смеются мальчишки; Тилике не смешно, он из последних сил сдерживает рвотный позыв, держась за живот.        — Уяснил? — щербато улыбается Ганс, сплёвывая на землю возле лица Тилике. Его свита с готовностью подхватывает хохот и улюлюканье. — Не лезь, если даже драться не умеешь. Слабак.        Харкнув, Ганс с прихлебателями удаляется, а одиннадцатилетний Тилике с трудом садится, не чувствуя ни одной целой кости, и осторожно поднимает край некогда светлой рубашки. Синяки наливаются, точно спелые сливы, и живот больше похож на месиво, чем на тело. Одна из рук кровоточит, на коленях ссадины, шорты безнадёжно порваны. О том, что творится на спине, Тилике старается не думать. Он встаёт и почти падает, в последний момент успев ухватиться за ствол старой плакучей ивы.        Постояв немного, он спускается вниз, к реке, — если появиться дома в таком виде, проблем не оберешься. Раны пощипывает, и Тилике крепко сжимает зубы, давясь кровью и слезами обиды.        Остановив кровь, возвращается к иве.        — Кис-кис-кис. Эй, не бойся. Выходи, — он заглядывает в нору между корней дерева.        Котёнок испуганно мяучет и забивается ещё глубже. Мальчику приходится вытаскивать его самому, пачкая исцарапанные руки землёй. Грязный тёплый комок напуганно таращится на него синими глазищами и дрожит, Тилике засовывает его под рубашку и подбирает с земли запыленный портфель, а затем, припадая на обе ноги, идёт домой. Дома ждёт мама и уроки на завтра.        В юношестве Тилике слишком часто доставалось. От отца, от одноклассников, от соседских мальчишек-хулиганов. Отец бил за неумение защищаться, мальчишки — за неумение давать сдачи. Его лучшим другом стал спасённый им Марс. Когда найдёныша отмыли, ярко-рыжая шерсть котёнка распушилась, делая его похожим на мяч, и мальчик тогда впервые за долгое время засмеялся, прижимая зверька к себе. И тогда его мать сдалась, и, глядя в смеющееся лицо сына с пластырем на лбу, разрешила оставить котёнка, хотя и прекрасно знала о реакции мужа на животных в доме.        Котёнок, названный Марселем, остался в доме герра и фрау Тилике, став для маленького Тилике первым и самым верным другом.        Марс любил его с преданностью собаки, и именно он был рядом постоянно. Он караулил его на ветке платана возле дома и нередко прыгал оттуда на хулиганов, заставляя обидчиков в ужасе орать и бежать с поля боя, пытаясь сорвать с себя рыжую молнию, оставляющую глубокие царапины на плечах и спинах.        В пятнадцать лет Тилике впервые подрался со старшеклассником из-за девушки. У Мари были большие голубые глаза и синие ленты в белых волосах.        — И смотреть в её сторону не смей, — веско припечатывает верзила Шмидт, для большего эффекта вдавливая лицо Тилике в пыль тупоносым ботинком. — Понял?        Тилике только скрипит крошевом зубов да ненавидяще смотрит на противника.        — Понял. — Шмидт убирает ногу, кровь из носа хлещет и смешивается с зубной крошкой, оставляя на зубах неповторимый вкус. Тилике поднимается. — Советую запомнить с первого раза, иначе… — Шмидт хрустит кулаками, каждый размером с кошачью голову. — Придется напомнить. Не суйся к ней больше. Никогда.        Шмидт уходит, а Тилике остается там, на дорожке старого парка, хотя он и приходит домой, и гладит Марса, и кричит со второго этажа, что не спустится ужинать. Тилике запирается в ванной и кричит во всё горло, затыкая рот полотенцем, кричит от своего бессилия, от слабости. Оттого, что не в силах изменить абсолютно н и ч е г о. И плачет, плачет, шмыгая сломанным носом и выплёвывая слюну с осколками зубов.        — Ты слабый. Ты слабый, Тилике. Ты с л а б ы й.        Всю жизнь Тилике боролся со слабостью. Однако именно в этой жизни она почему-то одержала победу.        У него хорошая должность в штабе, непыльная работа и большой рыжий Марс в Мюнхене.        А у Анны теплые карие глаза, кожа цвета топленого молока и узкие ладони, которые так и хочется погладить. Ещё у неё нашивка «OST» над сердцем и изломанная немецким народом жизнь.        — Ты был прав, папа, — шепчет Тилике, видя в приоткрытую дверь, как Ягер властно впивается в губы Анны, не давая отстраниться. Тилике заставляет себя не смотреть и неслышно уходит к себе, до крови закусывая костяшки.        Я такой слабый.