Один раз живем

Все равно расскажет. Рано или поздно. Он всегда чувствовал, когда лучше потеребить ее, поприставать с вопросами, а когда просто дождаться, чтобы она сама дозрела и поделилась тем, что на душе. И хотя сегодня и ежу понятно, о чем именно пойдет разговор, а исходя из ее настроения... вернее, даже не настроения, а состояния, и поворот этого разговора тоже был ясен, он ни о чем не спрашивал. Лежал головой на ее коленях под бубнеж телевизора и смотрел вверх, на нее. Точнее, на ее подбородок - Сумире-тян уставилась в пространство и хотя и гладила его по голове, но так, словно под ее рукой было нечто неодушевленное. С таким же успехом она могла барабанить пальцами по столу. Он ждал. И дождался: после второго бокала Сумире "отмерзла" и всхлипнула - раз, потом другой, потом ладонь на его лбу задрожала... Он осторожно разогнул пальцы ее второй руки, стиснутые вокруг тонкого стекла как вокруг глотки злейшего врага, вернул бокал на стол и сжал ее ладонь. - Момо... Они... Они сказали, что им кое-что не очень нравится, и придется пройти еще несколько обследований. Он совершенно спокойно (мысленно поздравляя себя с отличной выдержкой) пожал плечами: - Кое-что? А что именно? - она помотала головой - "не знаю". - Ну, понятное дело... Забыла, как тебя кровью рвало? А мигрени? А температура? Тут простым медосмотром не отделаешься, само собой, нужны и другие обследования... Ага, еще-еще! - подставил шею и блаженно полузакрыл глаза: - Да, да, тут! Момо был сейчас ужасно забавным, и на губах Сумире против ее собственной воли появилась улыбка. Правда, она почти сразу исчезла. - Момо-о... - ее глаза подозрительно заблестели. - Мне страшно... У этого врача такое лицо было... А голос... Он так хмурился... - Как "так"? Так? - Момо сдвинул брови и скосил к носу глаза. - Или так? - он вдобавок высунул язык. Она не оценила шутку. Похоже, даже ее не заметила. Такеши вздохнул. - Вот и хорошо, что тебя напугали, Сумире-тян, - заметил он, словно невзначай, следя за выражением ее лица сквозь сомкнутые ресницы. - Так тебе и на... а... ай! Ай-яй-яй! За что?! Больно же! Ухо-ухо-ухо! Отпусти! - ухо стало горячим и огромным – наверное, с ладонь, не меньше. И пульсировало от боли так, словно в нем сейчас колотилось сердце. - Так тебе и надо, Сумире-чян! - упрямо повторил он. - Может, хоть теперь будешь посерьезней относиться к себе! А то живешь так, будто в шкафу у тебя запасное тело на вешалке висит! Интересно, где он нахватался этих интонаций? Поди, у Руми с ее вечной заботой... - Торчишь на работе по ночам, куришь, как паровоз, ешь на бегу... - предусмотрительно прикрывая ладонью многострадальное ухо, он повернулся, чтобы лежать на ее коленях лицом к столу, и пододвинул к краю тарелку с недоеденным карри. - А как же я, а?.. Кто меня будет кормить, а? Где я буду жить? Такеши зажмурился и внутренне подобрался. Ответ последовал незамедлительно: - Что значит "я"?! Что значит "кто"?! Что значит"где"?! То есть вот как ты ко мне относишься? Кормить? Жить? Тебя только это интересует! Бесчувственное животное! А ну, отдай тарелку! И кыш у меня с коленей! Кыш!.. Мирумиру!.. Иди сюда!.. Дремлющая на коврике у обогревателя собака с надеждой приподняла голову и замолотила хвостом по полу. - А-а!.. - он обхватил ее обеими руками вокруг талии и уткнулся носом в живот. - Сумире-тян, Сумире-тян! Не надо!.. Я пошутил! Не только кормить, не только жить!.. Я о тебе беспокоюсь! Правда!.. Сумире-тян! - шаловливо улыбнулся ей снизу вверх и сразу посерьезнел. Поднял руку, погладил ее по щеке. Еще дуя губы - больше для вида, чем действительно обижаясь, она вернула на стол тарелку, и Мирумиру, понурившись, поплелся на свое место. Увидев, что Сумире снова потянулась к бутылке, Такеши с намеком придвинул и свой бокал, но она делиться не собиралась. Он смотрел, как она пьет вино вперемешку со слезами, и его кадык невольно дергался вверх-вниз в такт ее глотательным движениям. Вдруг она всхлипнула и поставила вино на стол. - А если... А если у меня рак?.. Они всегда сначала скажут "нам не нравятся анализы", а потом сразу "вам осталось два месяца"... Значит, я умру? Да? Говорят, чем моложе, тем быстрей он разви...ик!.. развивается!.. Такеши устало выдохнул, приподнялся и сел, подставляя ей плечо. - Прекрати говорить глупости, Сумире-тян. Тебе еще никто ничего не сказал. - Нет, у меня точно рак!.. - она собралась было поплакать ему в свитер, но отвлеклась на недопитый бокал - сделала глоток, потом еще один - долгий, допив все до капли, потом проинспектировала бутылку и мрачно убедилась, что та окончательно и бесповоротно пуста. Попытку продолжить процесс заливания горя вином Такеши пресек на корню: и так-то она отрубится максимум через полчаса и завтра поутру будет маяться головной болью - страшно подумать, чем все может закончиться, выпей она еще хоть каплю. Сумире подергалась, но Момо держал крепко. А еще он был теплым и удобным. Она подобрала на диван ноги и уткнулась ему в плечо. - Не хочу умира-ать... Он погладил ее по затылку. - И не надо. Сходишь к врачу, тебе выпишут лекарство, и все прой... Разумеется, его никто не слушал и не слышал: - Господи, мне ведь всего тридцать!.. Что я видела, что успела? - Гарвард, - подсказал он. - Ни-че-го, - подчеркивая каждый слог тычком в плечо, сообщила она. - Все время куда-то бежала, кому-то что-то доказывала, что-то оправдывала, куда-то спешила... Даже полюбить не успела!.. - она встретила его вопросительный взгляд и поправилась: - Толком... И меня тоже... никто... Он молчал, и когда она развернулась к нему всем телом, встретил ее привычным объятием. - Момо, мне так страшно... А вдруг они действительно что-нибудь у меня найдут, а?.. Она опять уткнулась носом ему в шею и предслезно засопела. А он, гладя ее по спине, смотрел на ее ноги в шерстяных носках и ни о чем не думал. Просто грел. Собой. Как собака. Собака. Возможно, даже плюшевая. Взгляд отыскал четвероногого собрата, и, каким-то шестым чувством это почувствовав, Мирумиру приподнял голову и вопросительно махнул хвостом. Вот-вот. - А я ведь замуж хотела выйти... Детей родить... - язык у Сумире начал заплетаться, и слова получались неповоротливыми, неуклюжими. Она поерзала и задвинулась ему на колени. Такеши захотелось заскулить. Тихо, по-собачьи. - Хотела быть счастливой... И ничегошеньки... А теперь уже поздно... - Ничего не поздно, Сумире-тян... Странно, вроде, он выпил совсем немного, почему же губы такие непослушные?.. - Нет, поздно!.. - капризно возразила она и подняла голову, пытаясь строго взглянуть на него из-под полуприкрытых от вина и усталости век. - Что ты понимаешь!.. - Ничего, - согласился он, осторожно проводя рукой по ее волосам. - Сумире-тян?.. Она не отстранилась - сидела у него на коленях и смотрела в пространство между ними невидящим хмельным взглядом. - Я даже не успела... - голос становился все глуше, и чтобы разобрать слова, Такеши бессознательно приблизился к самому ее лицу. Ее ресницы дрогнули, взгляд сфокусировался, но похоже, последний стакан ее все-таки догнал, потому что Сумире-тян назидательно погрозила ему пальцем и сообщила: - Не успела!.. А ведь мы всего один раз живем! - Один, - на всякий случай согласился он: за любой неосмотрительный шаг поддатая хозяйка строго карала. В лучшем случае это заканчивалось для него тычком. В худшем - лишением сладкого, купания и ласки. - Дурак ты, Момо, - по недолгому осмыслению подытожила Сумире. И вдруг закрыла глаза и поцеловала его. Очень решительно. Словно выполняя долг перед родиной. У него перехватило дыхание, да так внезапно, что даже в груди заломило. Руки, ноги, мысли - все превратилось в желе, и он обнял ее, чтобы она не свалилась... не провалилась сквозь него. Она целовала его лицо - сосредоточенно, ответственно, старательно, а он сидел с вытаращенными глазами и, не моргая, смотрел на складочку между ее решительно сдвинутыми бровями. Но это продлилось недолго, потому что потом его глаза тоже закрылись. Дальнейшее он помнил плохо. Хотя нет - не плохо, но как-то странно: он четко знал, что было и чего не было, прекрасно помнил, о чем думал в тот и в этот миг, но происходящее было настолько ирреальным, что собственные эмоции, собственные ощущения в памяти не зацепились. Словно все происходило не с ним. Словно он смотрел на это со стороны. Смотрел и слушал свои и ее вздохи и стоны. Он помнил, как она раздевалась под его... - если напрячься и вспомнить, то... да - оторопелым взглядом. Помнил свои "Сумире-тян, не надо... Сумире-тян, ты пьяна" - судя по всему, не слишком настойчивые, коль скоро она не приняла их во внимание, а он с готовностью поверил в "Ик!.. И...иди к черту, Момо, я так хочу". Помнил, как она взяла его руки и положила их себе на грудь. Помнил, как он замер в этой позе, словно глиняный болванчик, а она пыталась стащить с него футболку. Футболка, понятное дело, не снималась. Следующий фрагмент был смазан в памяти, так что эту мизансцену сразу сменяла другая, где он растерянно сидел на кровати с распакованным презервативом в руках, а на кровати перед ним спала Сумире. С трусиками на щиколотке. Он с трудом удержался от желания плюнуть, а еще лучше - высморкаться в презерватив и живописно разложить его на полу у кровати, чтобы раз и навсегда отучить ее напиваться до беспамятства. Вместо этого он засунул его на самое дно мусорного ведра, а на нее надел пижаму и укутал под подбородок одеялом. И пошел в ванну. Было ли ему стыдно? Скорее, нет, чем да. В конце концов, оба были пьяны. И первый шаг сделала она. Он, со своей стороны, постарался, чтобы ей было хорошо. Он послушно исполнил ее желание. Как и положено... ...собаке? Поэтому ему так паршиво? Она наверняка и не вспомнит наутро о случившемся. Все произошло только потому, что она думала, будто вот-вот умрет. ...- Момо!.. - Сумире с порога кинулась ему на шею и расцеловала в обе щеки, что на трезвую голову случалось крайне редко: как и всякая хозяйка, она считала, что целоваться с домашними животными крайне негигиенично. - Сумире-тян! Опять! - глядя, как она спинывает с ног туфли и неверными полупрыжками-полушагами движется по коридору, вздохнул он. - Ты же на глазах спиваешься. - Цыц! - она строго погрозила пальцем и начала выгружать из бумажного пакета коробки, пакеты и, конечно же... - он опять вздохнул: бутылку вина. - Момо, у меня все в порядке! - одним взмахом откупоривая и разливая вино по покорно подставленным им бокалам, сообщила она ликующим голосом. - Я буду жить!.. - Я ж так и говорил, Сумире-тян, - улыбнулся он, пробуя вино на язык и с неудовольствием глядя, как она одним духом ополовинивает свой бокал. - Говорил, говорил... Господи, я как в аду эти дни жила!.. Не представляешь, какая тяжесть с души свалилась!.. - она допила вино и тут же налила себе еще. Он торопливо подвинул коробку с конфетами, и она благодарно улыбнулась, погладила его по руке. - Какой же ты у меня умница, Момо!.. - рассмеялась, легла, раскинув ноги на пол рядом со столиком - как была, прямо в деловом костюме, и начала кататься с боку на бок, стиснув в объятиях диванную подушку. - Как я счастлива, если б ты только знал!.. - отшвырнула подушку и дернула на себя его. Он был не против. Совсем не против, но через минуту-другую после начала этой возни, когда то он, то она оказывались сверху, соприкасаясь всеми имеющимися у них частями тел, он почувствовал легкий... дискомфорт и попытался выпутаться из ее рук. Сумире едва ли обратила на это внимание, продолжив веселиться - она пила вино, кидалась конфетами, потом потребовала "консольной сатисфакции" и три раза подряд убила его персонажа в какой-то мордобойной игре, потом снова пила, после чего устроила просмотр любимых моментов рестлинга с демонстрацией избранных приемов... К концу вечера Такеши чувствовал себя счастливым, усталым и побитым. Пара синяков завтра точно обнаружится. А может, и не пара. Сумире в конце концов угомонилась, и последний матч он досматривал - вернее, не досматривал уже в одиночку: привалившись спиной к дивану и подсунув под бок подушку, она уснула прямо под рычание бойцов и рев зрителей. Он выключил телевизор, сгреб и отнес все объедки на кухню, растоптав по дороге попавшуюся под ногу конфету. Набросил на Сумире плед, чтобы не замерзла, пока он возится, разобрал ее кровать и притормозил у двери в ванную комнату. Неуверенно тронул ручку и вошел. Даже не включив свет, словно эти придало бы происходящему некую официальность, он умылся, почистил зубы и покосился на душ, словно тот мог прочитать его мысли. И наказать за них. Кипятком. Или - что актуальнее - ледяной водой. Но что странного, если человек перед сном принимает душ? Наскоро сполоснувшись и даже толком не вытершись - так и натянул пижаму на влажное тело - он вернулся к Сумире. Она спала все в той же неудобной позе. Он взял ее под мышки и потянул вверх, забросил себе на плечо, крякнув - вес у хозяйки был совсем не балетный, - и отнес в спальню. - Сумире-тян... Сумире-тян... Она промычала что-то, поворачиваясь на бок и пытаясь зацепить одеяло - сначала рукой, потом ногой... - Сумире-тян... Он расстегнул пуговицы ее блузки - пиджак остался валяться там, куда она его швырнула перед "мастер-классом по рестлингу", нашарил и потянул вниз молнию на юбке... - Сумире-тян... Пижама, как всегда, лежала под подушкой, и он переодел ее, сосредоточенно и уверенно - совсем как в прошлый раз. Разве что не настолько бережно, словно пытаясь разбудить. Хотел ли он, чтобы она проснулась? Да. Зачем? Чтобы... ...чтобы дать ей понять, что он не собака? Что он не только собака? В конце концов, не только она живет один раз, верно?.. - Сумире-тян... Он облизнул губы и опустил голову к ее груди. ...Но она не проснулась.