Блуждающие огоньки

Война — самая большая ошибка человечества из всех существующих. Она разделяет жизнь каждого, кто побывал или участвовал в ней, на до и после, и это навсегда. Именно Баки и был одним из таких людей, испытав тяжесть битв на собственной шкуре в виде незаживающих, уродливых рубцов и шрамов. Сломленный, отчаявшись на спокойное существование после произошедшего, Джеймс уже и не мечтал о такой вещи, как отдых. Да какие тут мечты, когда кровь убитых союзников и врагов застилает перед тобой взор, когда снова слышится резкий свист проносящихся над головой пуль и крики умирающих бойцов, хотя ты всего лишь находишься дома, где этого не должно быть. Барнс никогда не видел снов, вместо этого он видел обрывки воспоминаний того, что он пережил. До сих пор ему кажется, что в тёмном углу крошечной спальни на него смотрят трупы тех, кого он лично убил. А главное, что по-настоящему пугает, — они молчат, и смотрят безжизненно на него, сквозь него, вглубь него, пытаясь найти оправдания его поступкам. И тогда Джеймса охватывает липкий, леденящий душу страх, плотно схвативший его в тёмный кокон, заставляя почувствовать себя мелкой, никчёмной мухой, попавшей в искусно сплетённую паутину. «Почему ты жив?», — едва слышно шепчут они ему на ухо по ночам, обнимая призрачными ладонями за потную шею, пока из бездонных глазниц сочится густая, алая кровь, пачкая чистый пол, оставляя грязные следы. И Барнс молчит, хотя в душе томится немой крик о помощи, такой, что сердце заходится в бешеном ритме, а капли пота напоминают капли ливня того дня. Рано утром Джеймс выбегает на улицу и бежит туда, куда устремлён его взгляд. Именно это ежедневное занятие помогает ему прийти в себя, собрать в разбросанную кучу мысли и на несколько минут забыться. Он бежит, а ноги ускоряются, дыхание становится рваным, в лоб бьёт морозный утренний ветер, а закрытые веки дрожат. Он вспоминает как так же бежал по полю, сломя голову, когда с двух сторон слышались крики солдат, оглушающие выстрелы и взрывы самодельных бомб. Вытоптанная земля покрыта кровью, предсмертными вздохами и трупами, измазанные в грязи и песке. А над ними краснеет небо, застилаемое чёрными курчавыми облаками. В ноздри остро бьёт запах гари и тлена. А ещё этот запах смерти, преследующий его даже днём, когда в небосводе горит белыми лучами солнце, а собственная тень сжимает невидимую косу. «Ты справишься», — уговаривает он всегда себя, когда видит мимолётные улыбки проходящих людей, звонкий смех детей, не ведающих о том, что значит странное, но такое пугающее взрослых «смерть» и «война». Он пытается чуточку улыбнуться, но улыбки часто выходят кривыми, дёргающимися, пугающим молодого продавца магазина, в котором Баки закупается едой быстрого питания. «Ты ничтожество», — говорит он после очередного провала, закрывая голову капюшоном куртки. В его доме всегда темно из-за полузакрытых шторами окон, а лишние стулья кажутся ему нелепостью и приходит мысль, что пора выкинуть их на свалку. Здесь нет никого, кроме него и призраков прошлого, а они никогда не сидят, лишь смотрят из-за угла и терпеливо молчат в ожидании чего-то. Он никогда не спит на диване или кровати. Они кажутся довольно мягкими по сравнению с деревянными, скрипучими половицами пола, застеленные тонким пледом, чтобы ощущать всю жёсткость пола. Это напоминает ему койку в военном училище, когда он был юн и думал, что, послужив родине, вернётся оттуда героем, и так становится немножко спокойнее на душе. Но чувство спокойствия незаметно проходит, когда кончика носа касается запах сырости. После этого весь сон улетучивается в неизвестность, и ему приходится смотреть в окно или тот же угол, за котором чудятся алые очертания мёртвых сослуживцев. «Надо с этим что-то делать», — говорит он себе, когда голова раскалывается от тех назойливых воспоминаний, а состояние с каждым днём всё больше ухудшается. Он ничего не ест, кроме пары ломтиков хлеба на завтрак, горячего чёрного кофе и в редкие случаи бутылка пива, чтобы забыться и не видеть ничего перед собой, кроме темноты без крови и вздохов. А ещё он ненавидит хлопающие, громкие звуки и дневной свет, ведь из-за этого нельзя разглядеть затаившегося в засаде врага, в вечном ожидании фантомного острого удара под рёбрами или в самую середину грудной клетки под которым прячется сердце, отбивающее до сих пор спокойный ритм. Война уничтожила жизнь в нём, но зато научила таким вещам, как выживание в непредсказуемых ситуациях и следование интуиции в минуту неравной борьбы с врагом. И сейчас, стоя перед входом в здание центра психологической помощи, оставшаяся частичка человечности в нём как будто знала, что сегодня всё будет по-другому. Будто всё изменится, теперь в лучшую сторону.