Своя ноша

{1/1} Он не чувствует боли. Взрыв швыряет его из капитанского кресла прямо в мягкие объятья тьмы. В ушах звенят голоса жены и новорожденного ребенка – безнадежное отчаянье и ликование новой жизни. Он помнит лишь это. Ни имен, ни лиц. Только звуки и свое безграничное желание защитить. Темнота омывает ласково, зовет забыть и раствориться. Стать частью чего-то большего. Обрести покой. И настает миг, когда он поддается на нежные уговоры, соскальзывает в непроницаемые воды, позволяет ловким пальцам безмятежности аккуратно вынимать обломки его памяти. Но когда дело доходит до последнего кусочка, оказывается, что за него-то он и цепляется остатками своей ослабшей воли. Невнятный вопль заставляет его вибрировать от гордости, радости и нестерпимой грусти. Эта яркая вспышка вызывает недоумение. Он тянется следом, пытаясь понять, а когда тьма ненавязчиво отталкивает его, удваивает усилия. Это называется «бороться», неожиданно понимает он. Это больно, тяжело, но так необходимо! И в следующий миг он знает, что растревоженный крик принадлежит его сыну. Воспоминания сходят на него снежной лавиной. - Кто у нас? - Мальчик… красивый… я не справлюсь без тебя… - Ты смеешься? Назовем его в честь твоего. Джимом. Винни… Вайнона… Карие глаза и мягкие губы… его жена. Мальчик так похожий на нее – Сэм, их первенец. И Джим, которого он успел лишь услышать. Их желанный младший сын. - Он будет моим. Сэм уже слишком твой, Винни, но этот малыш для меня! - Что, не уступишь мне ни дюйма, Джордж? - Увы, дорогая… Безмятежную бездну раскалывают ослепительные зарницы. Джордж жадно тянется к ним, обжигается, ему страшно оттого, что посмел забыть. Воспоминания, яркие, четкие, клеймом впиваются в него, но Джордж лишь приветствует это. Он хочет больше, хочет еще. Не только моменты с женой и старшим сыном, он хочет увидеть своего долгожданного ребенка. Джима. И сверхновой вспыхивает звезда. Она и чужая, и родная одновременно. Ее свет жарче солнца, прекрасней всего, что можно только увидеть во вселенной. И Джордж тянется к ней, раскрывает объятья навстречу этой беспощадной силе, даже зная, что его разорвет в клочья. На этот раз он чувствует боль, и одиночество, и жгучую обиду. Желание обнять, успокоить, остаться рядом перевешивает любые существующие законы, и Джордж обвивается вокруг эпицентра этого яростного взрыва. Ему плевать, что он сгорит. Но он не сгорает. Сквозь пелену огня и света проступает знакомая обстановка, и Джордж на миг просто оглушен видом кухни в их с Винни доме. И не сразу понимает, что стоит, защитно сгорбившись, над кричащим светловолосым мальчиком. - Ты не имеешь права! Он не принадлежит тебе!!! - Ты маленький несносный ублюдок! Твоя мамаша оставила тебя на моей шее!!! - Постаревший Фрэнк Стэнли не менее громко орет в ответ. Никто не замечает появление третьего человека. И становиться ясно почему, когда бывший одноклассник замахивается для удара, а Джордж не может перехватить занесенную руку. Его пальцы проходят сквозь плоть. Слишком испуганный, он оборачивается и замечает, как мальчишка привычным движением уходит в сторону. Но один лишь взгляд на него заставляет бывалого офицера окаменеть. Звуки растягиваются густой карамелью, и он оглох и не видит ничего, кроме покрасневшего от крика детского лица. Потому что ребенок может быть только Кирком. Не кареглазым Сэмом. Нет. Джим. И он действительно… абсолютно… до кончиков ногтей сын Джорджа. Это не только внешность, но и жесты, движения и позы. И манера кричать, и дергать уголком рта в перерывах между криками. Как же так? Сколько же ему?... Лет десять? Одиннадцать? И почему этот боров кричит на его ребенка? Что он вообще делает в доме Кирков? Как Винни позволила это? И где его жена сейчас, когда она нужна Джиму? Где Сэм? Почему никто не приходит на помощь Джиму? Почему никто не защищает его? Когда Фрэнк кидается на мальчишку, тот толкает ему навстречу тяжелый табурет, и мужчина с визгом падает. Джим сметает со стола что-то блестящее и выбегает, остановившись лишь, чтобы закрыть дверь с улицы на старый шпингалет. Джордж разрывается между желанием отмутузить до кровавых соплей скулящего уебка и необходимостью найти Вайнону и потребовать ответов. Но он выбирает главное – затаив дыхание, проходит сквозь закрытую дверь и следует за сыном. Джим как раз забирается на водительское сиденье раритетного корвета. Его чуть видно из-за руля, по щекам бегут слезы, но он решительно поворачивает ключ. Машина с ревом оживает, и пристроившемуся на соседнем сиденье Джорджу удается лишь не по-мужски взвизгнуть: - Не та педаль!!! И его вопль сливается с глухим ударом и пронзительным криком из дома: - Ах, ты сучёныш!!! А ну стой!!! Джим за это время успевает найти правильную педаль и вывернуть руль так, что вихляющий автомобиль вписывается в ворота. Они срезают поворот и футов триста несутся по колдобинам. Джордж орет не своим голосом: - Ааа!!! Поварачивааайй!!! Смотри на дорогу, Господи-ты-боже-мой!!! Пару раз руль выскальзывает из детских ладоней, и в последний момент, когда уже кажется, что столкновения с развалинами старой ограды не избежать, Джим вновь ухитряется развернуть машину так, что она проходит сквозь разлом, даже не чиркнув боками о камни. На трассе оба Кирка, и живой, и призрачный, в унисон выдыхают: - Ну, пиздеееец… Джордж косится на своего младшенького. - Знаешь, в твоем возрасте не стоит пользоваться такими словами.- Строго выговаривает он, а потом срывается на лепет, позорящий боевого офицера: – Боже, что я говорю? В твоем возрасте и машину-то не стоит водить. И где ты научился… Ты вообще, умеешь водить?! На панели настойчиво мигает кнопка вызова, и Джим, поерзав, включает связь. - Где ты, гаденыш?!! – Динамики взрываются визгливым голосом. – Только посмей ее оцарапать, и я убью тебя на этот раз!!! Думаешь, твоя мамаша прилетит на этот раз? Да она рада тебя не видеть. И она, и братец твой бросили тебя! Да и Джордж предпочел сдохнуть!!! Только вернись, и от тебя мокрого места не останется! На этот раз я переломаю все твои кости… Джим шарахает кулачком по панели, обрывая звонок, и лишь потом позволяет себе всхлипнуть. Перед глазами Джорджа плывет алое марево, которое прошивают вспышки слов «на этот раз». Что происходит? Что… не так? Все неправильно, Винни. Ты что, бросила его? Ты не могла бросить его! Ты не должна! Ведь он – мой… наш… Мальчишка вновь шарит по панели, и Джордж вяло предупреждает: - Не та кнопка… Но крыша уже начинает складываться, и ветер окончательно срывает ее. В глазах обернувшегося на полном ходу ребенка плещется животный страх, который сменяется бесшабашной отвагой. Из детского горла вырывается ликующий победный клич, и Джордж не может не улыбнуться на эту выходку. Выгоревшие добела волосы треплет ветер, в голубых глазах сияют все звезды галактики, а на губах играет дерзкая улыбка. - Ты ведь даже не представляешь, правда? – Шепчет Джордж. Он и сам не знает, как сказать, как выразить все то, что он чувствует, глядя на своего сына. Он подозревает, что таких слов нет в природе. Вой сирены прерывает семейную идиллию Кирков. Джим шепчет под нос очередное емкое словечко и прибавляет скорости. Джордж с ужасом смотрит, как машина сворачивает с дороги и полном ходу мчится к обрыву. Лицо сына безмятежно спокойно, губы плотно сжаты. - Черт, Джим! Нет! – Кирк-старший пытается вывернуть руль. – Нет, послушай! Ты не можешь… ДЖИМ!!! Этот дикий крик пронзает жаркое небо… Бесстрастная маска разлетается на куски, и мальчишка бросает ошеломленный взгляд на соседнее кресло, а потом пускает машину юзом и мгновенно взвивается в отчаянном прыжке. Кончики пальцев чиркают о камни, и Джим проваливается в бездну, пока рывок за запястье не останавливает его смертельный полет. Он цепляется за выступ, ищет опору ногами, а его давно умерший отец крепко сжимает его руку, шипя сквозь зубы: - Давай, малыш… Подтягивайся. Господи, я не для того там остался… Вот так, молодец… Держу тебя, держу… Сволочь ты, псих ненормальный… не вздумай отпустить… Я рядом, я с тобой… Вот так, поставь ногу левее… Цепляйся, еще совсем чуть-чуть… И Джим цепляется, прокусывая до крови губы, карабкается по отвесной стене. Руки дрожат от напряжения, плечи болят. Пару раз он съезжает вниз, но всегда успевает найти опору. Мальчишка переваливается через край и плюхается на спину, подставляя чумазое лицо солнцу и ветру. Трясущимися пальцами стирает кровь с подбородка, но лишь размазывает ее еще больше. Джордж садится рядом, весь дрожа от пережитого ужаса. - Знаешь, не будь я уверен, что мертв, то скончался бы прямо сейчас. - Назовите себя, гражданин. А про полицейского-то они забывают. Джим снова перекатывается и встает, пошатываясь. Он заносчиво вскидывает подбородок, разворачивает плечи, черт побери! И Джордж не знает, злиться ему на своего сына или гордиться им, когда тот ухитряется смотреть свысока. - Джеймс Тиберий Кирк. Звонкий мальчишеский голос звучит без тени страха или сомнений. Он словно заявляет о себе на весь свет, и давно остановившееся сердце Джорджа каким-то образом бешено колотится. - Сволочь ты, малыш, - с нежностью шепчет он. И это последний хороший момент, потому что дальше начинается сущий ад. Потому что Вайнона Кирк недоступна для звонка. Потому что Фрэнк Стэнли – отчим Джеймса Кирка. И он не испытывает сомнений, без свидетелей избивая одиннадцатилетнего мальчика. Потому что Джордж не может помочь своему сыну. Не может вырвать горло трусливому ублюдку, не может заслонить от ударов своего ребенка. У Джима, наверняка, сломаны кости, и хлещет кровь, и он больше не уворачивается. Что-то страшно хрустит, когда Фрэнк подтаскивает бессознательного мальчишку ближе, и Джордж с нарастающей паникой и бессилием наблюдает, как тот расстегивает трясущимися руками штаны и шарит там. - На этот раз… на этот раз… - С извращенным наслаждением на лице, мужчина достает возбужденный член, и эта фраза снова бросает Джорджа за пределы контроля. С невиданным бешенством он бросается на Фрэнка, не замечая, как от его неистового рева брызжут осколками не только стекла, но и более-менее хрупкие вещи. Он кричит и кричит, и месит кулаками извращенца, покусившегося на Джима, на его драгоценное и долгожданное дитя. Джордж не сразу замечает, как скулеж затихает, а потом в который раз за сегодняшний день парит над младшим сыном, не зная, что предпринять, не имея возможности коснуться его. Не в силах остановить кровь или позвать на помощь. {1/2} Можно сказать, Джим фактически не врет. И в то же время это самая ловкая ложь, которую только слышал в своей жизни Джордж. - Я ничего не помню, - говорит ребенок и чуть морщится. Отвлеченный на гримасу врач тут же кидается проверять показания и пичкать лекарствами. - Я ничего не помню, - бормочет мальчишка и опускает глаза. – А мама скоро приедет? Назначенный Федерацией временный опекун тут же суетливо пускается в пространные рассуждения о качестве связи и дальних уголках космоса. Джордж понимает, что до Вайноны не смогли дозвониться, а еще он точно знает, что Джим хладнокровно использует этот факт, чтобы избежать вопросов. С полицейскими Джим применяет другую тактику. - Что произошло? – Выпаливает он, стоит лишь офицеру открыть рот. Глаза мальчишки по-детски широко распахнуты, нижняя губа подрагивают. Он выглядит таким хрупким и беззащитным, слишком маленьким в больничной робе и в окружении всех этих мигающих приборов. И хотя детективы немало повидали на своем веку, но неистребимое обаяние Кирков превращает их в мягкую глину. - Ну, малыш, ты самый большой враль из всех, кто мне попадался, - потрясенно вздыхает невидимый и неслышимый Джордж. У него просто нет слов. А когда Джим достает из-под одеяла чужой наладонник, слова находятся, но они все нецензурные. Он вновь разрывается между ужасом и восхищением, когда его ребенок с легкостью взламывает коды доступа. Джордж настолько захвачен своей внутренней борьбой, что не сразу замечает, как бледнеет Джим. Лишь когда наладонник врезается в стену, а приборы заходятся заполошенным писком, он понимает, что что-то не так. Дверь со свистом открывается, и в палату врывается врач. За ним по пятам следует мисс Уоллис, временный опекун. Мужчина сразу же кидается к пациенту, а женщина тихо охает, замечая светящийся аппарат на полу. - Что здесь произошло? Твой пульс скачет, как сумасшедший! Мальчишка даже не удостаивает бормочущего врача ответом. Его губы сжаты в тонкую белую полоску, словно сдерживая рвущиеся наружу слова. А когда он все же открывает рот, то высказывается поразительно кратко: - Уходите. Немедленно. - Что?! Послушай, мальчик, я здесь врач… - Джим, мне очень жаль… Голос Джима все так тих. Ему нет нужды кричать, когда звучащая в нем власть превращает одно-единственное слово в непреложный приказ: - Уходите. Мужчина оборачивается уже у дверей и смотрит большими глазами, ошеломленный то ли своим внезапным послушанием, то ли поведением такого кроткого обычно пациента. Женщина на негнущихся ногах идет, чтобы забрать наладонник, и Джордж быстро просматривает раскрытые файлы. На экран выведен список звонков, адресованных Вайноне Кирк. За двенадцать дней, четыре из которых Джим провел в коме, их было почти тридцать. Большая половина не принятых, последние шесть – отклонены абонентом. Поверх этого окна раскрыто официальное письмо, где коммандер Кирк передает мисс Уоллес полномочия принимать юридические и медицинские решения относительно Джеймса Т. Кирка. А еще сообщает, что миссию продлили, и возвращение USS Республика на Землю откладывается на неопределенный срок. Напоследок оглянувшись, мисс Уоллес тихо выскальзывает в коридор. - Какого черта, Винни? Джордж просто не верит. Нет, в самом деле! Когда Сэм простыл, Винни перечитала гору литературы, просиживала ночи у его постели, а после караулила каждый его чих. А сейчас она даже не потрудилась ответить на звонок. Более того, зная о ситуации, не только не связалась с младшим сыном, но и переложила проблемы на плечи абсолютно чужого человека. Словно ей… все равно! У Джима пустые серые глаза, а губы снова плотно сжаты. Он преувеличенно глубоко дышит носом, и руки крепко сжаты в кулаки. Но Джордж слышит, как в детской груди рокочет и вибрирует что-то действительно страшное, какой-то звук, который ни один из присутствующих Кирков не хочет услышать в полном объеме. А потом мужчину осеняет, и он с неуместным торжеством кричит: - Ты знал! Ты знал, что она так поступит! Бог ты мой! – Внезапно задыхается Джордж. – Это же не в первый раз, правда? Это же не первый гребанный раз она бросает тебя! Сын даже не шевелится. И, кажется, не мигает. Он похож на куклу, которая рассыплется от малейшего движения. Джордж начинает нервно ходить из стороны в сторону, иногда выкрикивая в сторону кровати: - Я не верю! Все это слишком дерьмово… Она бы никогда… если бы Винни знала о Фрэнке, она бы своими руками, я уверен… Но ты молчал, правда? Ты же молчал обо всем! Ты ни хрена никому не говорил! Как и сейчас… Господи, я не могу поверить… Джордж стремительно выскальзывает сквозь стены палаты, чтобы побыть одному. Как бы он не был зол на Джима и Вайнону, но навредить случайно собственному ребенку не хочет. Злиться долго не получается. Ну, то есть он, конечно, сердит, но Джорджу уже давно не пятнадцать лет, чтобы, хлопнув дверью, навсегда уйти в закат. И какое-то время он вновь размышляет о Сэме. Что же такого произошло, что он бросил младшего брата на произвол судьбы? Неужели… неужели это чудовище сотворило с ним… это. Есть, конечно, слова, но сказать их, пусть даже мысленно, означает укрепить свои опасения. И Джордж старательно гонит их. Он молится, чтобы побег из дома был подростковым бунтом, что с Сэмом все в порядке. - Ты ведь не знаешь, где он? – Грустно спрашивает он у Джима. Джордж слишком устал, что его никто не видит и не отвечает на его вопросы. Для него чрезвычайно трудно просто парить рядом и не иметь возможности повлиять на события. Джим, конечно, не реагирует, да Кирк-старший и не ожидает ответа. На детское лицо постепенно возвращаются краски, и приставленный физиотерапевт увеличивает нагрузку день ото дня. А потом все снова летит к чертям. Потому что… бляааать… Джордж Кирк герой, спасший сотни жизней. Потому что Джеймс Кирк – его сын, родившийся за пару минут до его гибели. Это самая, мать его, сопливая история, которую даже нарочно сочинить-то невозможно. К зданию больницы, как пираньи, стекаются папарацци, парочка даже проникла внутрь. Но мисс Уоллис превзошла себя, мастерски умыкнув подопечного из-под носа пронырливых журналюг. Она врывается в палату в униформе медсестры, и после напряженных переговоров, как в каком-то старом фильме Джим забирается внутрь выпотрошенного робота-уборщика. Джордж с веселым изумлением и одобрением наблюдает, как женщина пинками загоняет груду железа в лифт, а потом катит к сектору техподдержки, где мальчишка преспокойно переодевается и садится в старенький автокар. Мисс Уоллис ловко обходит заставы репортеров и вырывается на равнодушные и гудящие жизнью улицы Сан-Франциско. Джим вертит в руках ее коммуникатор, а потом все же настраивается на несколько передач. -… оказался в больнице. Его отчим, Фрэнк Стэнли трагически погиб, защищая… Джим перескакивает на другой канал. - …сын знаменитого капитана, пожертвовавшего своей жизнью ради спасения других… - ... достоверный источник сообщил, что младшему сыну Джорджа и Вайноны Кирк были нанесены тяжелые увечья одним или несколькими злоумышленниками… -… ворвались ранним утром в дом. - … многочисленных порезов скончался, не приходя в сознание. Состояние мальчика остается неизвестным… - …ребенок Кельвина, родившийся за миг до гибели своего отца… - Боже мой, - бормочет мисс Уоллис, - они все с ума посходили! Джим выключает коммуникатор и горько усмехается: - Добро пожаловать в мою жизнь. Женщина бросает на него несколько нервных взглядов, потом откашливается. - Послушай, Джим, я хотела бы извиниться… Мальчишка, успевший привалиться к стеклу и прикрыть глаза, перебивает ее: - Не надо… Мисс Уоллис, я понимаю, что вы хотели, как лучше, но… Не стоит в общем. Я… - Только не говори, что ты привык, - быстро перебивает его она. Ее рыжеватые брови сходятся на переносице. – Это несправедливо. И ужасно. И жестоко… Удрученно молчавший до сих пор Джордж глухо ворчит: - Мы уже поняли… Джим с насмешливой улыбкой поднимает брови: - Да-да, полный список мне не нужен. Его глаза больше не безжизненно-серые, но саркастичные и настороженные. Выражение лица снова дерзкое, а в голосе слышится злое веселье. Он готов к бою. - Гм… извини. Я хочу помочь. Чем я могу тебе помочь? Джим вздыхает и бормочет отстраненно: - Вы уже и так много сделали. Видите ли, быть мной настолько дерьмово, что здесь мало что… - Я хочу тебе помочь, позволь мне, - упрямо настаивает она. Джордж чувствует, что она говорит честно. Видимо, понимает это и Джим, потому что в нем проглядывает нечто искреннее, настоящее. Его свобода и все звезды галактик в голубых глазах. Изгиб губ чуть смещается, и улыбка из недоброй и ехидной вдруг становится обворожительной. - Спасибо, мисс Уоллис, - мягко благодарит Джим. На щеках женщины вспыхивает отчаянный румянец. - Не благодари. Пока не за что… И зови меня Каролин. Джордж переводит взгляд с сына на Уоллис. У него просто глаза лезут на лоб, ибо сейчас он отчетливо понимает, что она заметила проблеск того мужчины, которым однажды станет его сын. Он еще даже не подросток. Ему много чего пока не хватает, но интонации самые правильные, а взгляд именно тот, что нужно. И другой человек уже видит в нем особое существо, которому симпатизирует, хочет понравиться и помочь. Истинный Кирк. У Джорджа ушло пару лет на то, чтобы развить свою интуицию до такой степени. А здесь… такое ощущение, что опыт отца передался с кровью сыну. Даже завидовать сил нет. - Ну, малыш, - слабо бормочет он. – Боюсь представить, что будет через пару лет. - Итак, куда мы едем, Каролин?... - Меня тоже это интересует, - фыркает со своего места Кирк-старший.