Ты худший человек, которого я встречал.
***
— Значит, Феликс, — у Чанбина в голосе какая-то стервозность, но вот он на секунду поворачивается к Чану и взгляд смягчается. — Когда уже признаешься, что тебе нравится Бан? Феликс лишь смеётся на выходку своего друга. Конечно отрицать это было бы самой глупой вещью, ведь это правда, он слишком сильно любит Чана, но оттого и больно, что рассказать невозможно. Ни один человек на свете не способен причинить ему столько страданий, как он сам. Каждый раз, когда он смотрит на старшего, можно увидеть маленькие сердечки, плавающие вокруг его головы. И ему плевать, какую боль он испытает сегодня: будет ли она сильнее чем вчера? Ему лишь важно, чтобы у Чана кофе на вкус было волшебным, плейлист заставлял танцевать, незнакомцы улыбались в ответ, а ночное небо трогало его душу. Надеется, что он влюбляется в жизнь снова и снова. — Чанбин! — Чан повышает голос. Он сжимает полные дымящиеся чашки в руках, вены напрягаются. Чанбин на такую выходку лишь ухмыляется. Чтобы ни сидеть в сторонке наблюдая за гневными взглядами этих двоих, Феликс забирает чашки у Чана. Он едва касается его ладоней на что Чанбин презрительно фыркает. — Да чего так орать то? Я только правду сказал. Мне же самому интересно. — Мы не встречаемся, — добавляет Чан, чем больно бьет по юному сердцу Феликса. — Чанбин, ты прекрасно это знаешь. Чан ждет, когда все сядут за стол. Включает на фоне тихую веселую музыку и поворачивается к Феликсу, старательно избегающему взгляда старшего. Он и сам понимал, что возможно ранил того, своими словами, но поделать с этим ничего не мог. Как бы сильно они не любили друг друга - о их отношениях не должны знать даже близкие друзья. Это может привести к самым печальным последствиям. Чана никогда не радовала эта ложь, за которой они прячутся, как под зонтиком в летний дождь, но он понимал: пока рядом с ним Феликс, он готов даже к самому сильному граду, и если зонтик в один момент сломается - он всегда прикроет младшего своей спиной. И Феликс тоже готов на всё, ради своего парня. Он готов скрываться, прятаться от людей, но не готов прощаться с тем, кого так сильно полюбил. Лучше он будет страдать от боли, избегая чужих взглядов, нежели когда-то отпустит его тёплую руку. Это – его истинное лицо, – подумал Чан, щурясь от ослепительного сияния. – подобное притягивает подобное. Это – живое воплощение его души, его правда, оголенная в свете солнца, лишенная таинственности и тени. Это – истина за красивой личиной и поразительным могуществом; истина, что стала мертвым, опустошенным пространством под звездами. Пустыней, населенной испуганными монстрами. Он хочет создать с ним вселенную. Они могут разгадывать тайны, исследовать затерянные города или печь хлеб в доме в лесу. Для него эти отношения не считались экспериментом, они были чем-то большим. Иногда кажется, что они думают об одном и том же, чувствуют одно и тоже, плывут по течению, но пытаясь найти выход. Самый счастливый выход из этой ситуации, чтобы в итоге выйти сухими. Когда рядом никого не было их пальцы переплетались, тепло тел грело душу, а глаза заглядывали в самое нутро. Чан слишком любит Феликса. Он обожает играть с его волосами, любит целовать его щёки, губы, всего его, но он понимает, Феликс - израненная душа, требующая боли, которая по-другому не умеет жить. Душа, которая желает получить такую боль, чтобы жизнь закончилась вспять. Он приходит к нему часто, общаясь, задаёт правильные вопросы и получает правильные ответы. Любое проявление теплоты в сторону этой души сопровождается громкими словесными высказываниями по типу «что это такое», «я не понимаю», и как только он проводит ногтями по его спине, он мурлычет от удовольствия, улыбается. ...чтобы жизнь закончилась вспять. Наконец-то, черт возьми, закончилась. Потому что это самое настоящее проклятье для него. Для его души. И дело в том, что хаос беспокоит нас, но при этом заставляет наши сердца биться так, как мы втайне считаем великолепным.***
— Я сильно расстроил тебя? — виновато спрашивает Чан. — Всё в порядке. Ты не мог сказать что-то другое. Феликс проходится ладонью по волосам и вздыхает. Бан Чан пока не решается сказать что-то, он лишь наблюдает за ним. Ли садится на черный кожаный диван, рядом с Чаном, (тот самый, на который они копили деньги чёрт знает сколько времени) и потирает лицо руками. Он вдруг замирает, но рук от лица не убирает. — И всё же, ты поменялся в лице за столом. Я правда не думал, что разговор дойдёт до такого. — Чан, — перебивает Феликс, протянув свою руку и начиная поглаживать старшего по щеке, — ты не виноват в этом. Ты же знаешь, это всего лишь глупые шутки Чанбина. И я много раз говорил тебе, мне всё равно как мы проживаем эту жизнь, главное что рядом со мной всегда ты. Я готов скрываться всю жизнь, правда, но взамен мне нужен ты. Ничего больше. — Феликс, ты можешь пообещать мне кое-что? — Что же это? — Пока ты рядом, пока ты обнимаешь и любишь меня, будь честен со мной, никогда мне не ври, хорошо? — договорив, Чан кладёт свою голову на плечо Ли, втыкаясь носом в его шею. — Да.. Конечно, — Феликс в ответ лишь тихо улыбается. Но Чан этого уже не видит. Не замечая времени, он просто засыпает на его тёплом плече, а Феликс к этому уже привык. «Я помню твою счастливую улыбку, тёплый взгляд и тихий бархатный голос. Я помню всё, что связывало нас раньше, и от одной мысли, что нас больше нет, меня выворачивает наизнанку. Каждый день воспоминания всё глубже пронизывают моё сердце, раскалывая на кусочки, и от них никак не убежать. Впервые мне тошно от того, что я перестал что-либо чувствовать: тошно от того, что я перестал ценить.» Утро нового дня. Солнце просачивается сквозь полупрозрачные занавески гостиной, освещая лицо старшего. Бан Чан просыпается, прямо на чёрном кожаном диване. Он ощущает на себе приятное тепло, пока ещё не открыв глаза, думает, что на нём лежит его второе солнце, пока не осознает, что это мягкий плед. Феликс проснулся раньше, но всё ещё не забыл позаботиться о своём парне, перед уходом оставив лишь записку: «Я приготовил тебе завтрак, поешь перед уходом. Твой Ликс». Его всегда забавляли записки от родного ему человека: то как он оставляет различные смайлики, сердечки, то каким почерком он пишет и то, как он его называет. Как пишет своё имя кривоватыми буквами в спешке, потому что боится опоздать на работу. Каждый раз, когда Феликс оставлял записки, - Чан сжимал их и улыбался, представляя, что перед ним не вырванный лист из старой тетради, а его маленькое чудо. В тот момент он казался самым счастливым и странным человеком на земле. Сколько вообще времени? Чан переворачивается и тянется за своим телефоном, чтобы узнать, который час, всё ещё с улыбкой на лице. К сожалению, улыбка испаряется за считанные секунды, когда он осознает, что ещё чуть-чуть и опоздает на работу. Феликса расстраивать не совсем хотелось, поэтому пришлось как можно быстрее завтракать и одновременно одеваться, путая то носки, то брюки. Работая в одной компании, они встречались редко, так как в последнее время каждый из участников был сосредоточен на разных вещах. Бан Чан продюсирует музыку, а Ли Феликс фокусируется на должности хореографа. Время от времени они участвуют в каких-то проектах в роли участников или наставников для стажёров. Раньше Феликс всегда мог подбодрить Чана, хватало лишь одной улыбки, чтобы у старшего схватило сердце. Он всегда мог отвлечь его от тяжёлой рабочей рутины. Всегда был рядом, даже обедали вместе. И на шутки своих друзей по типу «выглядите как парочка», они лишь отнекивались и неловко улыбались, думали, что этого достаточно для того, чтобы им поверили. Но чаще всего их выдавали глаза. Чан украдкой целовал его и брал за руки, обижался, когда тот кому-то подмигивал, а Феликс ругал его за все эти поцелуи и прикосновения, а после утаскивал в какое-нибудь укромное местечко подальше от чужих глаз. Им это так нравилось. Сейчас Бан не ощущает на себе влюблённый взгляд, не видит улыбку младшего, и самое страшное, не знает, о чём тот думает целые дни. Чан может только предполагать, как у него дела. Может быть, с Ликсом всё в порядке. По крайней мере, он так думает, опираясь на чужие разговоры. И узнать, правда это или нет, он сможет только дома, когда они наконец-то одни и их никто не побеспокоит. – Долго будешь прожигать стенку своим взглядом? – спрашивает его Чанбин. Он скрещивает руки на груди, с жалостью глядя на Чана. Он настолько путается в своих мыслях, что даже поначалу не замечает, как его ноги привели его в до боли знакомое место. Только подняв взгляд на Со Чанбина, он понимает, что снова забрёл на этаж к танцорам. Проще говоря, его ноги сами несутся к Ликсу. Ракурс Чанбина не позволяет понять, что же его внимание забрало, и чтобы, тот не узнал, Чан закрывает своей спиной фотографию Феликса на стенде. Он пожимает плечами. – Я решил отдохнуть. Пройтись, подышать свежим воздухом. – Ого? правда что-ли? Тебе воздуха на втором этаже не хватило и ты поэтому поднялся на пятый? – с усмешкой произносит Со. – Да заткнись ты уже. Лучше скажи мне, ты то что тут забыл? Воздухом на втором не надышался? – Решил посмотреть на то, как мой лучший друг смотрит в стенку на пятом этаже и дышит воздухом, — всё ещё смеется с Чана. — Ну а на самом деле, я встречался с Феликсом, мне нужно было обсудить пару новый деталей, насчёт партии. Передать ему что-то от тебя? — Вот, — отводя взгляд из стороны в сторону, передаёт маленький пакет. — Передай ему, пожалуйста. — Воздухом дышал? — Ой, да иди ты к чёрту, — добавляет Чан и развернувшись уходит к себе на этаж, что-то пробормотав себе под нос. Не говоря больше ни слова, он возвращается в студию, из которой только что вышел. Неужели он вышел только чтобы поздороваться? Дверь за ним захлопывается. Бан чувствует покалывание на кончиках пальцев. Наверное, Ли там. Чан понимал, что это всего лишь шутки его лучшего друга, но это шутки до тех пор, пока для них не настанет конец, если кто-то об этом узнает. Даже если Со не против их с Феликсом отношений, будет против целая компания. Он не хотел разбивать уже разбитую душу Ликса. Он понимал, что и так нанёс слишком много боли двоим. Достаточно ли любви, чтобы отношения были счастливыми?«Я скучаю по тебе настолько сильно, что облака проходят прямо через мою кожу, словно всё то, что я потерял. Я заключаю сделки с судьбой и прошу тебя вернуться. Твоё имя вяжет на языке, как не распутанная верёвка, которая тянет и тянет. Это чувство держит путь в самые укромные уголки моей груди; словно кулак, который толкнули вверх по диафрагме, как фантомное мертворождение. Пропажа – это не событие, скорее отсутствие процесса жизни в самом конце пути; траур – это естественное состояние бытия. головокружение научило этому наши тела, поэтому падать стало намного проще, чем забираться наверх. Этот коллапс может растянуться в форму столь явную, что ты проведёшь всю свою жизнь на коленях в огне, только ради глотка воды. Я знаю, что у каждой реки есть свой конец. Ты любил меня, а потом ушёл. Ты любил меня, а потом резко перестал. Я поливаю себя водой каждую ночь, но к рассвету я снова пересыхаю. Я много знаю об уходе, но легче никогда не становится.»
***
Стоит принять душ. Нужно сделать это, пока он не забыл. А потом он должен поесть. На телефон приходит новое сообщение.Felix ♡
22:07
Прости,
сегодня я не смогу прийти домой, у меня так много работы...
Поужинай, хорошо? И не обижайся!
Чан даже не успевает похлопать глазами и разозлиться из-за навала сложной работы на Феликса, как в дверь раздается звонок. Волосы всё ещё мокрые после душа и он уже одет в спортивные штаны и футболку. Если это снова Чанбин решил его проведать, Бан точно ударит его. Он ненавидит, когда кто-то его жалеет. Но, к сожалению, это Чанбин. – Голоден? – старший трясет пакетом с едой на вынос и улыбается. Чан нерешительно открывает дверь и впускает его: – На этот раз ты прощён, спасибо. Проходи. В компании только Со знал о том, что Феликс и Чан живут вместе. Конечно же они много раз объясняли почему это и зачем, отмазок было на самом деле так много, что они сами запутались из-за чего же Феликс переехал к Чану. Наверное, стоило прибраться. На самом деле, беспорядок только в спальне. К счастью, дверь туда закрыта, и Чанбин не увидит того, что Чан там устроил. Феликс и сам ещё не видел того, что там происходило, да и не увидит точно, так как под утро всё будет сиять до блеска, потому что не хочет, чтобы Ли жил в таком бардаке. Если так подумать, то ему в какой-то степени повезло, что Ликс не вернулся домой, но ему всё равно было грустно от одной лишь мысли. – Все плохо, да? – вдруг спрашивает Чанбин. Они уже поели и прибрали остатки еды с кофейного столика в гостиной, – Твоё состояние сказывается на работе. – В каком смысле? – спрашивает Бан Чан и потягивается, откинувшись на спинку дивана. – В последнее время ты изменился, – пожимает плечами Бин, делая глоток пива и внимательно наблюдая за старшим. Чанбин и Бан Чан дружат на протяжении долгих лет, поэтому Со читает всё по глазам, всё то, о чём молчит старший. Чанбин знает Чана лучше, чем он сам. За все эти годы совместной работы, их команда стала для Бан Чана чем-то особенным. Они всегда поддерживали друг друга, и не только в работе. Они настоящие друзья. Лучшие друзья. И Чан благодарен ему, за всё. За то, что проводил время вместе, за то, что выручал в трудную минуту, за то, что помогал даже тогда, когда тот не просил. Он слишком сильно дорожит этой дружбой. Он рад, что рядом с ним такой человек как Чанбин. Он будет повторяться множество раз, как сильно он любит того. И он верит ему, доверяет все свои секреты, готов поговорить по душам, но точно не в этот раз. Он никогда ничего не скрывал от своего лучшего друга, но в этот раз ему придётся это сделать, ни смотря ни на что. Чанбин решил опустить эту тему, зная, что ответа на его вопрос не последует. Сейчас его интересовало кое-что ещё. Кое-что поинтереснее. – Кстати, Чан, – честно, опустошенно, – Почему Феликс не дома? – Что? Вы же были вместе, он написал мне сообщение, где было сказано о том, что у него слишком много работы, поэтому мне не видать его сегодня дома, – устало усмехается он. – Да, я был с ним, и он сказал мне, что уже собирается домой. Ты ничего не путаешь? Чан думал, что знает Феликса лучше всех, но видимо ему предстоит узнать о нём что-то ещё. – А.. Да, я просто шучу, не обращай внимания, – разбито отвечает ему. – Он остался ночевать у друга. – Ну что могу сказать, шутить, ты конечно, не умеешь. – Вали уже домой, я хочу завалиться в кровать и выспаться. Всё изменилось. Бан не любил делать поспешных выводов, поэтому решил разобраться со всем на утро, ведь чем меньше мы знаем, тем крепче спим. Но любовь Чана не в переписках и словах. Не в звонках после 12-ти. Такая любовь, что он не может рассказать о ней вкратце. Его любовь не предмет и не валюта. Не продать, не обменять. Его любовь как ветер, что дует без цели. Как солнце, что не просит ничего взамен за то, что светит. Его любовь не бремя и не тяжкий груз, не долг, не обещание и не подскочивший пульс. Его любовь к нему родник, что течёт по венам, течёт искрится для других и живёт мгновением. Его любовь не просит любить так же, как она. Она живёт смеется и рада, что до сих пор живёт в нём. Он считает, что их свела сама судьба, как бы слащаво это не звучало. Возможно, он романтик. Он надеется и верит, хотя нет, он знает, что Феликс его любит точно также, но что-то заставляет его сердце биться чаще и волноваться. Он и сам пока не понимает, что именно заставило проявить такое чувство.Человеческие эмоции, как произведение искусства, их нетрудно подделать. Иногда они только кажутся подлинными, а приглядишься – настоящая фальшивка. В этом мире можно подделать всё. От ненависти до радости, от болезни до выздоровления. И немаловажное – любовь.
Когда их посиделки закончились, он решил помыть за них двоих посуду. Когда всё было прибрано, и сам последовал своим словам о том, что хочет наконец выспаться. Как только голова коснулась подушки, сон неумолимо обрушился и накрыл его мутной чёрной пеленой забвения. Тогда ему приснился кошмар. Первый из множества. Во сне он слышал крики и плач. Он видел много странного и непонятного, пугающе жуткого и омерзительного. Он видел большие ладони в крови и синяки на маленьких хрупких ручках. Он слышал, будто кто-то бился в дверь и звал на помощь хриплым, сорванным голосом. Ему снились картинки длинных густых ресниц и мокрых от слёз щёк. Ему снилось кривая, нарисованная ярким-красным мелком, больничная койка, парень с белыми волосами, лицо которого было размыто. А потом ему снился он сам, державший странную записку в руках дрожащими пальцами. На пожелтевшую бумагу с его носа капала горячая, ярко-вишнёвая кровь. Кто-то громко кричал, до боли в перепонках, дёргал его сзади, после чего Чан резко садился в кровати и открывал глаза. Быстрое дыхание вырывалось из его рта, сердце больно билось о рёбра, и звук его набатом отдавал в ушах, в которых до сих пор стояли отголоски болезненных рыданий. Его ноги дрожали и были похожи на разваренные макаронины, когда он вставал с кровати. Ветер всё ещё стонал на крыше, и под его томное завывание Бан Чан шёл на кухню, наливал стакан воды и устремлял потерянный взгляд в стену. Тогда его пульс успокаивался, мысли прочищались, и он шёл обратно в комнату. Пробуждение наступало в шесть утра, как по системе, и Чан больше не мог спать. Он открыл свой блокнот и увидел дату, которая помечена красным флажком, осознание пришло через пару минут. Это сегодняшний день. Он закрыл свой блокнот и вместо сна предпочёл всё оставшееся время провести в телефоне, пока не услышал звук открывающей двери. Тихие шаги, явно, чтобы не разбудить своего парня. Это был Феликс. Чан подорвался с кровати и с улыбкой на лице прыгнул в объятия Ликса. То, что ему сейчас было так жизненно необходимо – быть рядом с ним, не отпускать. Феликс покачал головой, намереваясь отчитать старшего за то, что тот не спит так рано, и ожидая опять потратить время на пререкания с Чаном, который в такие моменты всегда говорил с насмешкой, что он только повторяет за своим любимым парнем, полностью отдавая всего себя работе. Вот только шесть утра на часах и работы никакой вовсе не было задумано в свой же выходной. – Что ты тут делаешь так рано? – тупо спросил Феликс, хмуря брови. – Мне приснился кошмар и я не смог уснуть, – ответив на вопрос обнимал всё крепче. – Ты меня сейчас задушишь, – немного отталкивая старшего, ответил Ликс. – Теперь я рядом, всё хорошо. – Феликс, – отстранившись и выпутываясь из объятий своего парня, поменялся в голосе, – Где ты вчера был? – Ты разве не читал мои сообщения? Я писал тебе, что очень много работы, пришлось остаться там и закончить со всем. – Вчера к нам приходил Чанбин. Он сказал, что ты уже собирался домой, когда он уходил. Почему ты не пришёл? – Это правда, но когда я собирался тут же вспомнил, что это не всё на сегодня, я не закончил, – улыбается Феликс, – или ты не веришь мне? Чан готов был отдать всё что угодно за одну лишь улыбку Феликса. Он верил любому его слову, потому что знал, что тот никогда его не обманет, слепо верил и доверял. Он знал, что Ликс не способен причинить ему боль, потому что они всё ещё любят друг друга. Это была изначальная версия его предположений. Его любовь была настолько сильной, что он готов был доверить всего себя, хотя он это и сделал. В нём столько всего, о чём он хочет сказать. Но всё это так огромно. Он не находит слов, не может выразить, что там внутри. Иногда ему кажется, весь мир, вся жизнь, всё на свете поселилось в нём и требует: «будь нашим голосом». Он чувствует, ох, не знает, как объяснить. Он чувствует, как это огромно, а начинает говорить, выходит детский лепет. До чего трудная задача – передать чувство ощущение такими словами, на бумаге или вслух, чтобы тот, кто читает или слушает, почувствовал или ощутил то же, что и он. Феликс обнимает Бан Чана, крепко-крепко, целует в мочку уха и кладёт свой подбородок ему на плечо. Чан что-то бормочет про то, как сильно он любит Ли, а тот уже и не слышит вовсе, он погрузился в свои мысли. Улыбка сразу же спадает и как же хорошо, что Чан этого не видит. Они обещали друг другу, клялись, что никогда не соврут, никогда не причинят боль друг другу, но тело Феликса решило всё за него. Ему осталось жить меньше месяца. Его глухие слёзы скатываются по щекам, еле-еле, тихо-тихо, чтобы Чан ничего не услышал. Он долго думал об этом и понял, что лучше он уйдёт резко, чем они будут готовиться к этому. В его планы не входило говорить об этом, признаваться, он хотел оставить это в себе, раскрыть этот секрет он смог бы только на бумаге, а если попробует произнести вслух – обещает, что сойдёт с ума. Он не готов к такому шагу. Ему достаточно обнимать сейчас любимого человека и не сознаваться в том, что был не на работе в тот день, а в больнице, где врач прискорбно сообщил о самом худшем исходе. Он надеется, что его смерть будет иметь больше смысла, чем его жизнь.Мы так любим умирать от родных рук.
Возможно он и совершит ошибку, не признаваясь в этом, но совершивший ошибку – это всё ещё он. Сегодня он тот, кто он есть, со всеми своими ошибками и неудачами. Завтра он может стать чуточку мудрее, и это по-прежнему будет он. Эти ошибки и неудачи – это то, чем он является, создавая самые яркие звёзды в созвездии его совместной жизни, где Чан бессовестно целует его, играется с пальцами, дёргает края его кофты, намекая на что-то большее. Он несказанно благодарен ему за то, что всё ещё рядом, за то, что не отпускает его руки и за то, что любит больше всех на свете, невзирая на преграды и невзгоды. Они выкопали свои души из тьмы, они боролись, чтобы быть здесь; не хотят возвращаться к тому, что их похоронило. Но иногда Феликс думает о том, что его первым и последним пирсингом должен быть деревянный кол, пронзающий его сердце. — Хён, - Феликс щурит взгляд вопросительно, подавляя навязчивую панику - Что ты сейчас сказал? — Сегодня сдача проекта, мне нужно ехать, - Чан не успевает договорить заученный монолог, ведь его парень выставляет перед ним руку в выраженном жесте, что продолжать не стоит. — И надолго ты? — Прости, меня не будет всего недельку, и я обещаю тебе, как только я закончу - сразу же приеду. Я сам вспомнил об этом только сегодня. Мне жаль. — Почему тебе жаль? - бегло произносит Феликс, отводя взгляд от старшего. — Жаль, что я не смог предупредить тебя, - относительная тишина оказывается грубо нарушенной. Ли хватается двумя руками за щёки Чана и начинает нежно их поглаживать большими пальцами, где-то под глазами, тем самым успокаивая его. Он дарит свою улыбку в полной красе показывая, что вовсе не обижается на него и наоборот хочет, чтобы тот поехал туда. Ему нравится нежный взгляд, который сейчас так пристально смотрит на него. Нельзя дружить только с солнечной стороной человека, но кажется, у Феликса больше нет других сторон. Так думает Чан. — Бан Чан, — хрипит Феликс, его голос звучит надтреснуто, так, будто бы он собирается плакать. Легко проводит пальцами вверх и вниз по чужому лицу, наслаждаясь гладкой поверхностью кожи. — Хватит уже извиняться, это твоя работа, и я не против того, что ты уедешь на неделю, хоть и немного напуган. — Ничего, если я тебя поцелую? — Да, это было бы более чем хорошо, — пальцы Чана впутываются в волосы младшего, и он медленно приближает голову Феликса к себе, ожидая, когда он соединит их губы. Они целуются нежно, нерешительно, будто бы хотят не торопясь привыкнуть к ощущению губ друг друга. По правде говоря, Бан Чан не понимает, что он делает; он просто делает то, из-за чего он чувствует себя хорошо, надеясь, что Феликс тоже наслаждается этим. По большей части, их губы просто слегка прижаты к друг другу, с минимальными движениями. Поцелуй мягкий, чистый, невинный. Старший никогда не захочет, чтобы это кончалось. Они так долго вместе, так долго любят друг друга, и всё ещё боятся потерять друг друга из-за маленьких и нежных прикосновений. Чан слишком заботлив по отношению к Феликсу, и ему приятно только от одной мысли, что старший постоянно спрашивает о поцелуе. Сколько бы лет не прошло, Чан постоянно будет это делать. Как бы Ли не нравилось это, иногда это смущает, потому что Ли хочет насладиться этим без слов. — Я люблю тебя, — неожиданно для себя говорит Чан, — типо, очень много. — Я тоже люблю тебя. А ещё, мол, много-много. — Ты самый милый человек, которого я когда-либо встречал, — Чан наклоняется и быстро целует Феликса в губы. — И самый смешной. — Снова целует. — И добрый. — Ещё один. — Самый красивый во всех отношениях, — он снова целует его, а затем понимает, что только что наговорил ему. — Прости, это было глупо. — Повторяет слова, сказанные ранее Феликсом, а затем оставляет ещё один невинный поцелуй на чужих губах — По твоей логике я самый глупый человек на земле, потому что я считаю также, Бан Кристофер Чан.Наши последние поцелуи.
Знаешь, они все говорят перестать искать тебя в пучине этого тёмного города. Они все говорят, что нельзя увидеть того, кто незрим для чужих глаз. Они все говорят, что ты слишком далеко. Они всего говорят, что мои попытки бесполезны. Они все говорят, что каждое моё усилие обречено на провал. Но для меня ты никуда не уходил. Потому что я знаю, что ты всегда стоишь за моей спиной. От тебя остаётся в памяти только хорошее. Чистое, как приходы; белое, как наши простыни, как молоко, как твоя кожа и запах лимонных маффинов. Как та фотография, где ты смеёшься, уткнувшись в мое плечо, и этот смех обреченного, который вот-вот разрушится. Ведь ты отдаешь всё самое лучшее, ведь ты оставляешь всё самое лучшее. Не прося взамен ничего.***
— Я люблю тебя, — на одном выдохе говорит Феликс и пристально смотрит на Чана, боясь упустить малейшую эмоцию на его лице. Кажется, будто весь мир остановился в данную минуту. Всё вокруг совсем не важно. Даже то, что дыхание перехватило, и дышать совсем нечем. Он чувствует, как бешено колотится сердце, буквально ударяясь о грудь, как краснеют уши и дрожат губы. — Ликс.. — Бан Чан сглатывает. Этот тон заставляет его от волнения начать перебирать деревянные бусинки на запястье. — Думаю, это не лучшее время, и я… Сердце пропускает пару ударов, температура вокруг будто понижается на несколько градусов. Феликс медленно опускает взгляд на собственные забинтованные руки. Восстановленная связь рушится. — Не лучшее время? — Чан резко замолкает, откидываясь на спинку сидения. — Не лучшее время, чтобы сказать правду? — Я не готов сейчас на такой разговор, Феликс. Феликс смотрит в окно, за которым быстро бегут белые облака по пасмурному небу. Люди всё так же снуют туда-сюда, а у него внутри пустота. — Лучше бы ты тогда не успел, — он сглатывает, стараясь контролировать эмоции. — Лучше бы меня выгнали из компании, в тот самый день. Лучше бы я не поехал в эту Корею. Лучше бы ты меня не поцеловал, лучше бы я никогда не встречал тебя. Лучше бы я никогда в тебя не влюблялся… Влага скапливается в уголках глаз, и Феликс жмурится, позволяя слезам скатываться по щекам. Он выглядит жалко, он выглядит глупо. Ему плевать. — Не говори так, Ликс. Ты дорог мне… — Бан Чан тянется к парню, стараясь ухватить того за руку, но Феликс дёргается, почти утыкаясь лбом в стекло. — В ту ночь я осознал, что мы с тобой друг другу никто. Я не знаю о тебе ничего, а ты знаешь обо мне всё, — Феликс смотрит на то, как шатаются кроны деревьев. — Почему так? — Ликс, я такой человек. Когда-нибудь я расскажу тебе каждую мелочь… — Кто мы друг другу, Бан Чан? — парень поворачивается к мужчине, ожидая окончательного ответа. — Феликс, это всё сейчас бессмысленно, давай оставим эту тему до следующего раза. Тебе нужно просто домой. — Мне нужен ты! — Ли Феликс подрывается на крик, а на щеках блестят дорожки слез. Он смотрит на браслеты, что обтягивают тонкое запястье, перекрывая вид на шрамы. — Скажи, что ты любишь меня, и я останусь! Скажи, что тебе всё равно… и я уйду. Только не так… нет. Я не буду прятаться по углам, чтобы не встречать тебя на этажах компании, я просто исчезну. Обещаю. — Ты не безразличен мне, Феликс… — Бан Чан кусает внутреннюю сторону щеки. «Этого мало. Этого слишком мало, чтобы остаться». Феликс ведёт большим пальцем по кольцам и останавливается на одном. Он был из белого бисера, белые бусины, в каждой из которых сверкал маленький кристаллик. Парень снимает с себя украшение и долго крутит в руках. Парень хватается за руку старшего, как за последний источник жизни, нежно сминает один из пальцев и надевает на него кольцо, и чуть улыбается краешком губ, прежде чем выйти из машины. Бан Чан не может начать соображать, просто смотрит на белое кольцо, что теперь пережимает его палец, а казалось сердце. Слышит в голове обрывки фраз. Сидение рядом пустует, а длинная тёмная фигура всё дальше отдаляется с парковки, подходя к переходу. «Что я натворил?» Чан дотрагивается подушечками пальцев до кольца, и сердце его болезненно ноет. Он не сможет жить без него, не сможет. «Почему я вот так просто отпустил его?» Взгляд снова устремляется на парня, что теперь быстро бежит в сторону дороги. Он просто хочет быстрее скрыться в домах, пропадая из поля зрения мужчины. «Я люблю его». Бан Чан срывается с места, открывая дверь машины и выбегает вслед за парнем, что сейчас устремлённо идёт по переходу. Он понимает, что не сможет без него, теперь ему всё равно, что подумают люди. — Феликс, я люблю тебя! — Чан добегает до перехода, стараясь докричаться до парня. И он смог. Феликс услышал его и слезы начали ещё быстрее скатываться горячими струями по его нежному лицу. Как бы моя жизнь сложилась, не будь в ней тебя? Я правда горю от стыда, вспоминая тот момент, когда довёл тебя до слёз. Мне жаль, что я сразу же не ответил на твои чувства взаимностью, хотя и сам тобой очень дорожил и любил. Даже после моих глупостей ты оставался рядом. Я счастлив только тогда, когда рядом со мной ты.***
В квартире стало пусто. Вещи собраны, оставленный поцелуй на щеке Чаном, кажется, горел пламенем и воспламенял всё живое внутри. Кровать казалось слишком большой и опустошенной, его руки каждое утро блуждали по ней в поисках близкого ему человека, но всё без толку. Разбросанные чайные пакетики по дому казалось теперь для Феликса не поводом для ссор, а лишь горьким воспоминанием и смешком в сторону старшего, что так не любил их выкидывать. Всего неделя, как его не будет, но ему тяжело лишь из-за одной мысли, что целая неделя будет идти как целый месяц, пока рядом нет того самого человека, с которым дни проходили незаметно. Он боялся, метался, переживал из-за мыслей, которые метались в его голове, что он не успеет, что он больше не увидит его, что больше никогда не услышит сладкий запах на кухне, когда Чан снова что-то готовит, что не услышит запаха парфюма, который пробивался так сильно в нос и слышал его за дверью квартиры, пока Бан Чан только шёл домой. Всё, что он когда-то не смог найти в книгах, в картинах, в кино, теперь он ищет в нём. Кажется, это были и вовсе не мысли, а что-то большее. Помимо мыслей о любимом человеке в голове также метались мысли о скорой кончине. И он не хочет думать об этом, скорее всего он хочет лежать под звёздным небом и, неся всякую чушь, слушать шум океана. Хочет напиваться с друзьями, вместе с которыми он не чувствует себя идиотом. Он ощущает себя из пластика. Он дышит, но воздух не доходит до лёгких. Он ест, но не чувствует вкуса. Он плачет и больше не чувствует жжения в носу. Он стоит посреди перекрестка, и к нему приближается машина, и он понятия не имеет в какую сторону ему отпрыгнуть. Болезнь прогрессирует, а ощущение, будто он умер уже давно. Белые стены больницы пахнут спиртом и хлоркой. Пол скрипучий, по нему ползут мелкие трещинки. В уголках забилась пыль, а из чуть приоткрытого окна дует свежий весенний ветерок. Доктора снуют туда-сюда, будто для вида, а вовсе не за надобностью. Кресло ужасно неудобное, больно впивается оголенными деревяшками в спину. Длинный коридор нашпигован кабинетами с бесцветными табличками. Феликс смотрит на донышко стакана, в котором плещутся остатки кофе. Он ведет указательным пальцем по бортику и наблюдает за тем, как капли оседают на бледную кожу. — Лечиться уже поздно, хоть и не хотелось бы нагнетать, но мы можем сделать всё, что в наших силах, попробовать, — мужчина в белом халате знаком Феликсу не понаслышке. Он часто с ним виделся, общался по поводу собственного здоровья. — Я и не собирался, — разговор снова перенимает на свою сторону Ликс. — Феликс Ли, вы уверены? Может вы подумаете... — доктор пытается уговорить своего пациента, но тот лишь отнекивается и перебивает, чтобы не слушать наставления от чужих людей. — Не стоит, я уже решился на это. Я не хочу тратить на это свое время, которое, к сожалению, ограниченно, — перебивает доктора парень, коротко улыбаясь. — Что ж, этого запретить я не могу, так что… — доктор щурится, обводя беглым взглядом все документы в своей папке, которую крепко держит в руках. Феликс резко ставит на пол пластиковый стаканчик и поднимается на ноги, кидая то-ли прощальный, то-ли осмысленный взгляд на мужчину. Врач же смотрит на него сочувственно, но ничего не может исправить. — Что-ж, не знаю, увидимся ли мы снова, успею ли я до этого времени, но до встречи, — проговаривает Феликс с отчужденностью в глазах, прежде чем покинуть больницу. Всю дорогу до своего дома Феликс старался не думать, оставляя голову и взгляд пустым. Малейшая мысль о произошедшем и происходящем заставляла его руки дрожать, а терять контроль над эмоциями на улице он совсем не хотел. Уже разувшись и медленно пройдя на кухню, он позволил себе начать думать, тут же пожалев об этом. За всю свою недолгую жизнь Ли редко и не особо серьезно задумывался над своей смертью и влюбленностью. Всегда был уверен, что сможет держать свои чувства и эмоции под контролем, не сомневался в том, что в случае чего сможет пресечь все симпатии на корне. Мечтал состариться вместе с любимым человеком. Когда самая главная фраза не прозвучала вслух, он не понимал, как такое произошло и абсолютно не хотел этого признавать. Чувствуя, как ладони вновь начали дрожать парень налил себе стакан воды и, сделав пару глотков, оперся о кухонную тумбу. Черный взгляд упрямо и хмуро смотрел в стену прямо перед ним. Всего лишь три обычных слова, которые нужно было произнести вслух и наконец убедиться, что страшная ошибка ещё не была совершена. В больнице прямо возле доктора он просто разволновался и не смог сказать это тогда. Но сейчас, пребывая наедине с собой, он без особой сложности должен был сказать это. Всего лишь три слова. — Я...— начал парень, набирая воздух в грудь и сильнее сжимая стакан, — я бу.. я буду жи... Чтобы избавиться от этого жуткого кома в горле, Ликс вновь сделал несколько жадных глотков воды. Что-то глубоко внутри, где-то между ребер не уставало повторять, что он не сможет это произнести. У него была лишь одна попытка сделать выбор и этого уже не исправить. Остаётся лишь только принять и научиться доживать с этим, до конца. Только он совершенно не хотел признавать этого. — я буду... — твёрдо уже произнес блондин, вдруг чувствуя, как и голос начинает дрожать, а с губ совершенно неосознанно сорвалось, — я скоро умру. Слишком много смешанных чувств и мыслей тут же хлынуло в его голову. Первой отозвалась злость и беспомощность, которые прозвучали в квартире звоном разбитого стакана. Его мелкие осколки по всему полу кухни не остановили парня от того, чтобы он медленно опустился на пол и закрыл лицо руками. Отчаяние от осознания раздалось первым громким всхлипом. Феликс никогда не думал, что любить кого-то и молчать о смерти будет так больно. Он никогда не думал, что с ним случится что-то подобное, что он будет ходит на приёмы, шатаясь по больницам, где и узнает, что осталось жить недолго. Ему хотелось выть от отчаяния и безысходности, буквально лезть на стенку, просто понимая, что совсем скоро он не проснётся и не увидит перед собой человека, который всегда, всем своим видом, дарил желание жить. Мысли, появляющиеся как снежный ком, не разрушали, а медленно крошили всё изнутри. Без объятий одного единственного человека во всех мирах у блондина не просто не будет счастья. У него не будет жизни. И одинокие рыдания, что нарушали тишину квартиры, становились всё громче.Я люблю тебя. Я слишком люблю тебя, ты не можешь представить себе насколько это огромно, мои чувства к тебе. В эту ночь, казалось, луна не восходит. Я прикуриваю сигареты и дрожь бьет по всему телу. За окном всё такой же унылый и скучный пейзаж. Отчаяние снова накрывает с головой, когда я понимаю, что мне никогда отсюда не выбраться. Ты послушаешь меня в последний раз? Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, боже, как же сильно я люблю тебя, во мне каждый раз маленькой бабочкой трепыхается боль и каждый взмах её крыльев бьёт всё сильнее по ушным перепонкам молотком. Чем дальше от тебя, тем ближе к смерти. Иногда всё начинает ухудшаться или мои мысли становятся слишком громкими, или на душе становится слишком тяжело. И я настолько уверен, что мне всю жизнь будет больно, но каждый раз всё налаживается... Просто я, видимо, всегда об этом забываю. Когда я буду звать тебя, срывая голос, закрой уши. Я не хочу снова сделать тебе больно. Мне не обязательно врать тебе, ведь ты всегда знаешь, где я был. Ведь я всегда вешал лапшу на уши с улыбкой на лице и скрежетом в зубах. Мы уже не на прежнем уровне, но я всё ещё не успел показать тебе настоящее лицо. Ты видишь меня только снаружи, но я пуст внутри. Это от болезни или просто я потух как спичка?
Chan♡
23:08
Не спишь?
Уже идёт четвёртый день, как тебя нет рядом, я так скучаю
Ты же поужинал? Ты должен хорошо кушать
Телефон разрывается от уведомлений. На экране высвечивается имя, от которого сердце заставляет биться чаще. Он болезненно сжимает телефон в руках, пока слёзы скатываются сами по себе, открывает сообщения, а руки начинают дрожать вместе с гаджетом. Felix♡ 23:10 Я люблю тебяChan♡
23:13
Как только я приеду сразу же отвезу тебя во все места мира!
Как насчёт моста с замком любви?
23:15
Согласен, слащаво
Felix♡ 23:15 Мне нравится этот вариант Мне больно говорить, думать, о том, что мы вряд ли успеем побыть рядом. Что мне делать со своей сильной привязанностью и любовью к тебе? Как от неё избавиться, чтобы не было больно ни тебе ни мне? Я перебираю все варианты, но так сложно думать и так сложно представлять меня без тебя. Мне сложно существовать без твоих самый красивых глаз в мире, без твоего прекрасного носа, твоих длинных и густых ресниц, без твоих длинных и красивых пальцев, что так любили обвивать мои. Ну почему именно с нами это происходит? Как думаешь, хоть кто-то знает ответ на этот вопрос? Прости, я потерян, я не знаю как мне справиться с этим совсем одному, но я и не хочу впутывать тебя. Я ужасен. Я будто бы в клетке, где выхода совершенно нет. Нет настолько, что руку просунуть не можешь. Всегда было ощущение, что я иду на бой с жизнью, но в моих руках только меч, ибо защищать себя я совершенно не умею. Без щита, обреченный убивать себя и тех, кого встречаю по пути. Обреченный вечно чувствовать вину за то, что в порядке. Обреченный чувствовать вину за то, что причиняю боль другим, только чтобы огородить от опасности. Сотри меня и больше никогда не произноси моё имя. Феликс нервно смеётся, читая это, пока наливает в новый граненый стакан найденный алкоголь. Он зажмуривает глаза и делает пару глотков, чувствуя, как внутри всё горит огнём. Допивает всё до капли и морщится, всё ещё держа стакан в тонких окольцованных пальцах. Он читает последние сообщения, и кидает телефон на диван, от чего тот отскакивает и падает на пол. Феликс жмурится и стучит по донышку стеклянной бутылки, допивая последние капли содержимого. Он разочарованно выдыхает, чувствуя, как слёзы скатываются к ушным раковинам, так как парень лежит на полу, полным стекла. Рукой он нащупывает один осколок и вертит его меж пальцев, шмыгая носом. Внутри всё сводит от страха, а сильный дождь за окном лишь подталкивает к действиям. Феликс садится и кусает губы, стараясь содрать обветренную кожицу. Раны саднят, щипят от солёных слез, а руки у мальчика трясутся, когда тот подставляет осколок к оголённому запястью. Феликс не хотел бы умереть вот так, не хотел, чтобы в один миг всё вокруг потухло. Весь его чёрный и гнилой мир в секунду испарился, а он перестал бы чувствовать. Чувствовать то, как сильно его трясёт, как бежит по венам кровь, как дрожат губы, и как он любит одного человека, который в ответ любит его слишком отчаянно. Он смотрит глазами на кольцо и снова подрывается на слёзы, которые текут не переставая. Звонок в дверь режет уши, а собственное дыхание кажется намного громче. Парень чувствует, как тело немеет, как клонит в сон, а по лбу проходится легкий ветерок с улицы. Шум дождя заполняет пространство, и Ликсу впервые хорошо. Ему абсолютно не важен звон в коридоре, ведь у Бан Чана были бы ключи. Глупая мысль, что это может быть он, гаснет после этого факта. — Чан, я... люблю тебя, мне так жаль, — еле слышно, с каким-то треском и отчаянием, произнес блондин, после чего закрыл глаза навсегда.***
Холодные капли дождя падают на карниз, от чего Бан Чан поднимает настороженный взгляд, отстраняя от себя кружку чая. Он ведёт указательным пальцем по ободку, а сам чиркает в блокноте всё новые и новые предложения. Мужчина устало потирает кончиком ручки лоб и вздыхает, перечитывая строчки раз за разом. Он делает ещё глоток чая, а взгляд мечется по столу, смотря в сторону телефона, который вот-вот должен оповестить о прибытии партнёров по бизнесу. Они долго ждали возможности сделать нечто подобное, а потому с энтузиазмом и рвением готовили каждую деталь, что заставило их потратить несколько месяцев на продумывание и организацию всех мелочей, хоть и за неделю до презентации Крису пришлось работать вдвое больше. Но на экране высвечивается имена не совсем тех людей, которых он так ждал. — Со Чанбин, что тебе опять надо? — мужчина облокачивается о стену и выдыхает, рассматривая вид из окна. — Бан Чан! Какого чёрта тебя носит не пойми где?! — На том конце слышно, как его друг тяжело дышит и волнуется, — ты звонил Феликсу?! — Нет, мы переписывались какое-то время назад, — спокойно отвечает Крис, хотя тело начинает потряхивать. — Сейчас же едь домой! Он не открывает дверь, не смотря на то, что я пытаюсь докричаться до него уже минут десять, и я слышал какой-то грохот. Он… — Бин переводит дыхание, стараясь сказать всё точно. Кристофер почти что с корнем вырывает телефон и вниз по ступеням, бежит к машине, игнорируя то, что у него встреча с важными партнёрами. Чан набирает Ликса, слушает и слушает непрекращающийся монолог автоответчика, а затем бросает телефон в сторону, скрипя зубами. Он вжимает педаль газа в пол, крепко стискивая кожаный руль. Перед глазами пелена, а губы дрожат. Мужчина гонит на всей скорости, игнорируя светофоры и сигналящие машины. В горле стоит ком, внутри всё горит пламенем, руки дрожат от страха, а в уголках глаз скапливается вся боль. — Ликс, скажи мне, что ты просто не слышал этого придурка и с тобой всё хорошо, прошу тебя, — шепчет он себе под нос, часто моргая, дабы не заплакать от страха,— Я хочу увидеть тебя, чтобы с тобой всё было хорошо.. Машина глохнет почти посередине трассы. Он со всей силы бьёт кулаками по рулю, от чего звук клаксона оглушает проезжающие мимо машины. Никогда ещё время не бежало с такой скоростью, никогда Бан Чан ещё не оставлял свою машину на дороге, игнорируя сигналящие звуки со всех сторон. Кто-то кричит на него матом, кто-то посылает, а в голове стоит белый шум, прерываемый частыми вздохами. Мужчина бежит вдоль быстрого шоссе. Он никогда не простит себе, если не успеет, никогда не сможет жить с мыслью, что Феликс что-то сделал с собой. Или же он себе это придумал? — Феликс, умоляю, — кричит он в небо, а холодные капли дождя скользят по горячему телу. Он и не замечает как быстро прибегает к знакомым ему высоткам. Он уже совсем близко и он всё ещё надеется, что с ним всё в порядке, что это глупый розыгрыш от лучшего друга, глупая шутка, возможно просто недопонимание, и Феликс просто не слышал криков Чанбина. Он пытается себя успокоить, хотя пока не особо получается. Забегает на свой этаж, видит знакомую дверь, но не видит человека, который привёл к ней, всё пустует. Он вбегает в квартиру - никого. На полу лишь осколки гранённого стекла, разлитая вода и кажется слёзы, что въелись в стены этой квартиры. Он осматривает ванну, отодвигая штору в сторону, заглядывает на кухню и, никого не находя, возвращается в гостиную, где ему приходит уведомление на телефон. — Езжай в больницу, — дрожащей рукой закрывает сообщение, написанное Чанбином, и подрывается с места, лишь бы успеть.***
Как только Чан потянул на себя дверь учреждения, в нос тут же ударил неповторимый "аромат" убогости. В воздухе чувствовались насыщенные нотки стерильных бинтов, хлорки, омерзительно ихтиоловой мази и еще чего-то непонятного, но знакомого еще с детства. Обшарпанный и стертый до дыр линолеум навивал щемящую сердце тоску, а выкрашенные в блеклую грязно-голубую краску стены, словно навалились на него, не позволяя вдохнуть полной грудью отвратительный предстоящий конец. Тусклые лампочки над входом палат были уже не в состоянии осветить длинный и темный коридор. Мрачный сумрак словно сквозил через давно не мытые стекла окон, на которых едва заметно колыхалась выцветшая грязно-серая занавеска. Эту ночь ему предстояло провести в угнетающей атмосфере безнадежности, отчаяния и безграничной боли. Чанбин в смятении, увидев своего друга, он замешкался, скорее всего готовя для него очередную порцию драмы. Такое чувство, он протягивает ему руку вперёд и говорит: "Не подходи". Он боится, чего-то боится, и Чану становится хуже лишь от этого спектакля, но он всё же подходит ближе, чтобы узнать, что же случилось на самом деле. — Ты приехал.. —скулит Чанбин, рукой прикрывая рот, чтобы не закричать от боли. Кристофер боится задать вопрос, он боится больше всего на свете задавать этот вопрос, но он вынужден сделать это. — Что с ним? — Чан сглатывает, а у самого сердце останавливается, когда он еле касается подушечками пальцев кольца, подаренного Феликсом, рассматривая как можно дольше и запоминая каждую деталь. — Феликс мёртв. Глиобластома, — Бин виновато опускает взгляд в пол и пытается сдержать слёзы, крепче сжимая кулак. — Что? — шепчет он, чувствуя, как из глаз текут слёзы, и ещё чуть-чуть и он подорвётся на истошный крик, ломая всё вокруг, — Почему я узнаю об этом только сейчас, когда его уже нет рядом? Господи, Феликс.. Чанбин подходит ближе к Бан Чану и обхватывает того обеими руками, держась, как за спасательный источник, прижимая ближе укладывает голову тому на плечо и закрывает глаза, дабы не расплакаться прямо сейчас. Чан не может сдерживаться, и начинает рыдать навзрыд. Ему больно. Если бы он только знал, что у Феликса проблемы со здоровьем, он бы никогда не бросил его одного в этой большой квартире, он бы сразу принялся за его лечение, нанял бы лучших врачей, лучшие лекарства, чего бы ему это не стоило... Может поэтому Феликс и молчал. Его сердце бьется в такт его имени. На протяжении бесчисленных лет он отдавал его другим, но всё же, как бы он не пытался это отрицать, его сердце принадлежит только одному. Оно знает только его имя. Ли Феликс. Он словно картина, в которой смешались разные стили и буйные краски, как будто в голову кому-то прилетела мысль, словно пуля из пистолета, что на одном единственном полотне возможно соединить все частицы художественного искусства. Преследуемый безумием художник, с воодушевлением продолжал творить своими рваными движениями будущий шедевр, по его мнению. И вот, последние штрихи. Картина уже висит в музее среди разного количества работ других людей. Каждый, кто смотрел на неё ощущал какое-то странное чувство. Кажется, что внутри тебя скребут дикие кошки. Множество пытались убежать, потому что в последний момент осознавали, что она затягивала, утаскивала в своё царство. Кто-то продолжал сидеть и тщательно рассматривать. Но во множества случаев, прохожие не могли принять её. Ведь она отличалась от глобальных размерах от всех всех остальных. Это их пугало. Просто люди не знают, что сзади спрятана бесконечная боль, которую художник полил собственными слезами. По длинному пустому коридору больницы слышится топот чьих-то ботинок. Чанбин поднимает глаза и видит перед собой доктора, что и сообщил о Феликсе прискорбную новость. — Я могу узнать кто из вас Бан Чан? — интересуется доктор, держа какие-то бумажки в руках. Чан поднимает голову и подходит ближе к доктору. Глаза опухшие, под глазами большие мешки и ему сейчас глубоко плевать как он выглядит. — Я лечащий врач Ли Феликса. Мы нашли у него в кармане эту записку, видимо это ваше, — договаривает врач и подаёт мужчине напротив скомканный лист, подписанный кривоватыми буквами: "Бан Чану". — Он отказывался от лечения, мы не могли его заставлять. Приношу свои извинения. Фигура врача удаляется в свой кабинет и коридор снова пустеет, оставляя только двух парней и поток мыслей, который сейчас заполняет нервно последние клетки мозга.***
Кристофер с трудом надевает на себя официальный костюм ранним утром четверга. Он не смотрит в зеркало, ему всё равно, как он выглядит. Он перестал готовить себе, хоть и любил это, и в основном вообще не ел. Бардак в зале так и не убрал. В последнее время сухо общался с людьми, которые беспокоились за него, которые вечно названивали ему и писали сообщения. Он впервые выходит из дома спустя четыре дня. Солнце режет по глазам, он щурится, опускает взгляд, садится за руль, едет медленно, всю дорогу смотрит лишь в одну точку, не думая ни о чём. Он нормально не спал со дня, когда Феликса не стало. На похороны почти никто не пришёл, лишь несколько людей. Бан Чан хмуро смотрит перед собой, видит спину Чанбина и Джисона, что стоят рядом друг с другом, они совсем не говорят, просто держатся рядом, и собирается с мыслями прежде, чем подойти к ним. Чанбин замечает Кристофера и лишь хлопает тому по плечу пару раз, прежде чем уйти вместе с Джисоном, который тоже что-то сказал тому напоследок. Бледное лицо, отмытое от крови, безжизненное и такое родное. Чану хватает одного взгляда, чтоб глаза наполнились слезами. Феликс одет в красивый костюм, и цвет его белой рубашки сливается с кожей. Ресницы кажутся такими контрастно черными, а губы почти незаметные, сухие и такие же бледные, как и всё тело. Бан Чан когда-то целовал эти губы. Конец церемонии прощания и он тянется к заднему карману джинс, чтобы достать оттуда записку, которую всё ещё не читал, так как боялся даже притрагиваться к ней, боялся потерять последнее, что оставил от себя Феликс. Он садится на землю, прямо возле, теперь уже, могилы. — Я чувствую, как сердце подбирается к горлу и сворачивается калачиком на ковре, положив голову промеж своих коленей, чтобы спрятаться от биения, собственного громкого биения, похожего на грозу за окном. Помню твой вкус, будто бы он всё ещё на моих губах, даже если я в 5000 километрах от тебя. У себя в голове я ставлю на повтор запись твоего смеха, звучащего из динамиков телефона, и звоню тебе каждые 15 минут. Я хотел сжимать твою руку, пока мои пальцы не охладеют и не станут ещё более синими, пока кровь не покинет их. Я хотел целовать твою голову, поглаживать твои плечи, приносить тебе облегчение и экстаз, пока твой затуманенный разум не прекратит реветь как автомобильная сигнализация. Я хочу прямо сейчас утереть каждую твою слезу. Мне нравится всё в тебе, даже те вещи, которые ты растрачиваешь. Такие как слёзы, насмешки, зевания и упавшие ресницы. Ты всегда был рядом со мной, когда приходил рассвет, свернувшись калачиком на твоих коленях, дрожа, потирая свои глаза и нежно улыбаясь, лежал, смотря прямо в твои глаза. Ты клялся защищать меня до конца времён. Говорил ляжешь на землю в самом эпицентре торнадо и прикроешь меня собой, а я смеялся. Спасибо, спасибо тебе за всё. Я не знаю, как бы моя жизнь сложилась без тебя, возможно, я бы умер в одиночестве. Я соврал тебе, не досказал. Надеюсь ты оставишь злобу на меня и забудешь это, как бы тяжело не было. Я люблю тебя, очень люблю, и поверь, я никого никогда так не любил как тебя. Спасибо, что до конца был рядом. Даже сейчас я ощущаю тебя перед собой. Мы ведь так и не успели оставить замок на мосту любви. Прости меня. Даже после смерти я буду любить тебя. Бан Чан плачет, в нём нет сил больше держаться. Он до конца надеялся, что это сон, что прямо сейчас он откроет глаза и рядом с ним будет лежать парень с созвездием веснушек на лице. Но это реальность. Жестокая правда жизни. Он сжимает остервенело лист бумаги в руках и поднимает голову, смотря на мраморное надгробие перед ним. — Знаешь.. А ты мне каждую ночь снишься. Появляешься в моих сновидениях таким милым, добрым, заботливым. Таким, каким я тебя помню. Жаль, что это лишь сны, в которых я готов остаться... Почему? Почему ты ушёл? Зачем обещал мне будущее, когда уже сегодня тебя нет рядом? "Дом", где я когда-то чувствовал твоё тепло и любовь... Сейчас тут ощущается лишь пустота и холод. Я очень скучаю по тебе. Скучаю по нам. Скучаю по воспоминаниям, которые мы создали вместе. Воспоминания, которые мы когда-то разделяли вместе. Я скучаю по твоей улыбке и твоему смеху. Даже если я потерял тебя, я всё надеюсь, что ты где-то там... Но ты не вернёшься. Я могу лишь мечтать о том, что ты просто ушёл куда-то, а не умер, просто решил бросить меня, могу лишь мечтать о том, что мы когда-то встретимся вновь, это будет как первый раз. Даже когда ты не здесь, ты всё ещё живёшь в моих воспоминаниях. Даже когда я разбит, я всё ещё заставляю себя жить ради тебя. С тобой я наконец-то понял суть любви. И я влюбился в тебя так внезапно, как ты ушёл из моей жизни. Оставил меня беззащитным и разбитым на маленькие кусочки. Воспоминания, которые ты оставил после себя... Превратились в раны. И эти гнойные раны на моём сердце отказываются исчезать. Слёзы стекают по его щекам, падая на воротник белой рубашки, на которой остаются мокрые пятна, которые, казалось, разъедают грудную клетку, горло, разум. Он встаёт с земли, немного струсив с себя остатки грязи и поправив рубашку, и поворачивает голову на причину возникновения слёз. — Я люблю тебя, сильнее всего живого и мертвого на планете, Ли Феликс. И буду любить, — говорит он еле слышно, чувствуя, как из глаз текут слёзы. Это было внезапно, знаете, как нарастающий снежный ком по венам и до самого сердца. Честно признаться, ведь они, кажется, влюбились в друг друга с первой минуты и до бесконечности, которую всегда мечтали ощутить. Это же глупо? Глупо любить кого-то вот так, словно дышать кислородом уже не является насущной потребностью, а дышать друг другом становится жизненно необходимо. Им так хотелось держаться за руку, нестись сквозь толпы людей к кому-то важному. К кому-то, чье имя они выгравировали на своём сердце. Им всегда необъяснимо сильно хотелось быть вместе. Каждое прикосновение казалось для них, что это закат теплом целует плечи. У их истории должен был быть счастливый конец.Ты худший человек, которого я встречал, и я люблю тебя.