глазами

Пару лет назад, в наше сообщество любителей звёзд пришёл мальчишка, скромно махнул рукой тогда и неловко присел рядом со мной. Сегодня мы обсуждали слухи об открытии нового созвездия где-то на краю галактики и я был очень заинтересован в подробностях расположения звёзд, но куда более меня интриговала личность нового товарища. Он молчал. Он молчал всё время. Даже когда все, включая неразговорчивого меня, удивлённо вздохнули от масштаба информации — он продолжал молчать. В тот момент мне показалось это необычным. Странным стало другое — его хотелось разгадать больше, чем рисунок того нового созвездия. И я начал наблюдать. Наше сообщество собиралось несколько раз в неделю: по понедельникам, строго, по четвергам, если хотелось. Он приходил каждый раз, минута в минуту, всегда махал рукой, неизменно неловко и, что меня радовало больше, садился около меня, чуть задевая локтём. И молчал. Не произносил и слова, когда мы активно делились мыслями или идеями для нашего собственного форума. Сидел тихо, когда проходило голосование; молчал, когда я к нему обращался, неловко поднимая плечи и отводя взгляд на пустое место рядом с ним. Что-то не так. Меня это бесило. Я ощущал, что каждый в этой аудитории знал что-то важное. Каждый, кроме меня. Никто к нему не обращался, ни разу не назвал имени, фамилии, даже лёгким «Эй!» не одарил. Теперь звёзды меня не интересовали вообще. Я приходил лишь ради неловкого движения рукой, когда тот случайно задевал меня, и его отведённого взгляда, когда я пытался найти ответы, засматриваясь на его веснушки. Мы не сталкивались больше нигде, до пятничного «однажды». Я проходил сквозь парк, желая поскорее отдаться сну после тяжкой тренировки. Мои мысли были заняты английским и эссе, которое мне следовало сдать ещё вчера. Совесть поедала меня, пока я случайно взглядом не наткнулся на стройную тень впереди. Молодой блондинистый человек упорно старался что-то запечатлеть на свой телефон. Я оглянулся, пытаясь впериться взглядом в ту сторону: там была сакура, не в самом соку — её листьям недолго оставалось на ней висеть. Дальше была маленькая птичка, точно не разбираюсь, но это явно была салангана. Мои брови непроизвольно нахмурились, а ноги понесли в ту сторону. Блондином оказался тот самый парень, тот, кто всегда молчал. Я решил поставить точку хотя бы с одним своим вопросом и положил руку ему на плечо. Он дёрнулся настолько сильно, что в этот раз не просто задел меня локтём. Блондин зарядил мне в челюсть своим лбом. Мы нахмурились оба, но шипел от боли я один, пока не глянул на него и не нашел своими его глаза, карамельные. Замер. Сердце слышалось в ушах. Он неловко улыбнулся и скоро отвёл взгляд. — Мы с тобой видимся на собраниях сообщества, — начал тихо я, следя за его слабым кивком, задерживаясь на его веснушках куда дольше нужного, — да, так вот, как тебя зовут? Он молчал. И мне истерично захотелось смеяться. Да сколько можно? — Ты не хочешь со мной говорить? — пробовал снова, — Я тебя успел чем-то задеть… не знаю, да? Карамель показалась мне на пару секунд и снова скрылась в лёгком отрицательном качании головы. — Ты не скажешь мне? Я… я запутался, честно. — чует салангана, пытался сдержать своё возмущение, — Знаешь, у меня максимально дерьмовое ощущение, — смотрю на его блондинистую чёлку, делая шаг в сторону его взгляда, — ощущение, будто все игнорят меня, будто все знают больше меня, будто вокруг всё нормально, но… но я, блин, знаю, что что-то не так, и, устал. Хочу просто разобраться сейчас со всем. У меня появилось много вопросов. Настолько много, что о звёздах на собраниях думаю только в ту минуту, на которую ты всегда опаздываешь. Понимаешь, да? Его макушка дёрнулась и он медленно повернул голову в мою сторону, замирая, скорее раздумывая, его глаза невидимо коснулись моих и… я ощутил ускорение ритма где-то в груди, а потом понял. Ему не нужно было говорить - суть была во взгляде. Он умел говорить глазами. И я слышал его лучше, чем говорящих устами. За час, превратившийся в бесконечность, он рассказал мне многое. Поведал о своём страхе, о бушующих эмоциях внутри, о своей любви к луне, которую пытался словить объективом между уставших веток сакуры… И всё это — глазами. Молчание, тогда, впервые показалось раем. В понедельник ко мне подошёл староста сообщества и без вопроса рассказал. Поведал о Чимине. Блондинистый паренёк, двадцатидвухлетний студент университета искусств, таинственно влюбленный в луну, имеющий особенность. Он не мог говорить. Физически не мог. Я серьёзно выслушал, даже удачно сымитировал удивление, и, в итоге, согласился не тревожить студента Пак Чимина. И ведь действительно. Я больше никогда не обращался к нему словами. Не трогал. Только смотрел. Смотрел, как он делится со мной своей луной. Как? Глазами.