Офелия

Брайан Гарольд Мэй был графом совсем не высшего ранга, можно даже сказать какахером в третьем ряду. Знатная кровь в его жилках бурлила, но была нехило разбавлена всякой мутью случайных связей его благородных предков, возможно даже внутрисемейных. Несмотря на свою относительную весомость в обществе, к знати и свету он не причислялся. И имения у него были соответствующие, не сказать что ол инклюзив, но прожиточный минимум все же превышался. От деда, знаменитого на весь Лондон любителя карточных игр, ему достался неплохой летний особняк, правда находился он в хуево-кукуево. Все-таки на переводном дураке можно было неплохо подняться в Британии 19 века, учитывая то, что Брайана он любил меньше всех в семье, и ему, можно сказать, досталась одна шелуха. Но он и не жаловался, жил в свое удовольствие в лесу с волками, звезды считал, да книжки заумные читал. Будучи отделенным от шумного города, он, конечно, был полностью лишен различных обязательств в качестве посещений дней рождений и похорон своей многочисленной родни, но порой ему не хватало компании, друзей, с которыми он мог бы облагородить пару бокальчиков бургундского пино-нуар ну или же нефильтрованного гуся. Братками на выезде были Фредерик и Джоннибой. И если первый был светским амурским тигром, рубаха-парень, и певец, и в жарком танго меломан, и художник, и поэт, и просто симпотяга и крутой пацан, то Джоннибой был сварщиком. Но несмотря на такой контраст, они отлично дополняли друг друга, и даже до Мэйской глуши доходил слушок о их совместном проживании, но лезть в личное дело он не решался. И вот, в один из летних вечеров они обмывали рождение котят у кошки Фредерика. Мужик был в не себя от счастья и собирался даровать Брайану котеночка-другого, вместо обещанного телескопа. На предложение граф лишь плескал себе бренди в стакашку и отнекивался, но отказа Фредди уже не слышал. Выдув спиртного, вечно молодой вечно пьяный обнял скромнягу-сварщика и запел: «Мы с приятелем вдвоем весело живем, нет на свете места лучше чем родной дурдом!», икнув и забыв текст, он выкрутился из положения смачно поцеловав друга в румяненькую щеку. Да, щечки у Джоннибоя были что надо, лучше, наверное, только у судака. Работяга раскраснелся, а в сердце у Мея неприятно кольнуло, граммофонная игла начала царапать его душу, и раздаваться стали уже совсем другие строки: «мне так плохо хуево одиноко ебана». У него вдруг вскипело призрение к своей жизни, он был один, как дырка в жопе! Его друзья спокойно существовали и без него, а он страдал и корчился. У Джона был Фредди, у Фредди кошки, а у Бруя не было никого, даже телескопа. Глушь была не вокруг, а внутри него, и главным волком в лесу был он сам, волком-одиночкой. Неужели ему суждено тут помереть еретиком? Шумом раздавался смех друзей, от чего он чувствовал себя еще более уебищно-аморфно. Сквозь звуковую муть начали доноситься отдельные слова: -Брайан? Брайан! Прием! – сахарный голос Фредди выводил его из омута собственного нытья, ладно, кореш на него не наплевал,- подай шпроты. В кучерявой голове пронеслось «блять». С хуя ли он теперь обслуга обслуги? Шпроты им подавай, еще и по-рижски, шамба!! - НЕТ НЕ ПОДАМ!!! - завизжал он, - Я вообще иду сигару курить! -А, ну иди, давай,- все еще прихуевшим, от такой бури безумия, голосом прошептал кошатник. Спускаясь из зала, он заметил что за окном.. свисает ворон? Ну и ну. Ночной воздух славно прописал ему по ебалу. Холодок увел виски и дудов из его туманной головы, гнев и ярость пошли на спад, на душе становилось спокойно как в Багдаде. Изо рта выходил синий дым, хмуро и резко шагал жалкий потомок любителя азарта по сырой земле. Ветки хрустели под кожаными скороходами, звезды освещали бобровые тропы. Где-то здесь должна быть речка-поганка. Потеряться он не боялся, все таки не первый раз курирует местность, шастать тут приходилось часто. В голове всплывали фрагменты из детства. Когда он был совсем маленьким и срал под себя, дед с бабкой рассказывали всякое перед тем как отправить на боковую. Сказка ложь да в ней намек! Вот и читали ему про девочку из приюта, да черного опера. Репертуар был неизменен, хоть и подробности историй иногда менялись. И как-то раз, возможно предварительно перебрав, дед вспомнил нечто новое для маленького Брая. В закромах диснейленда в освенциме на тонком льду, обнаружилась история, прежде ни разу не озвученная. Русалочка, правда в интерпретации деда она носила название «Байкальский инцидент». Так или иначе, повествование действительно взбудоражило фантазию крохотного соплежуя, он мечтал оказаться частью этой истории, даже на правах серущей в небе чайки. Настолько он проникся судьбами героев, что не пропускал ни одной театральной постановки по произведению, и вообще понял что в душе он то еще дитя со слезинкой в жопке, романтик и мечтатель. Шагает он дальше, и вдруг понял что он дезориентирован и вообще ветки под ногами другие и троп бобровых нету. Заплутал парень. Педали топчут теперь мокрый ил и счищенную рыбью чешую, а вместо речки-озеро, отражает свет голубой луны. Затих тенистый лес, казалось есть только Брайан и эта лужа. Но кажется – крестись, в камышах что то затихорилось, не то бревно, не то гавно. Цвет зеленый, но мышцы сокращаются. Захватил он палку с земли и метнул в объект. Цель была достигнута и раздался звук тупого удара, а затем мерзкий, полукошачий визг: -Что ты творишь, крестьянин?! -взвопила биомасса, - я купаюсь! - Вообще то я не крестьянин, а граф Брайан Гарольд Мей, хуесос в третьем поколении. - А, ну тогда извините, раскаиваюсь.. – сказал человек-амфибия. - А что это вы в воде грязной, уважаемый, тушку свою полощите? Делать вам больше нечего? - я дух лесной. Нихуя себе. Брайан любил подобную дребедень и стало быть уверовал в духа, уже был готов банки нести да воду от него заряжать. Или желуди там всякие подносить, что б лешего задобрить, барбарис. - Неужели, какая честь!! - Да ладно, шучу, я жопу мыл с бревна и упал. А выплыть не могу, нога застряла. Суровая реальность могла бы разочаровать заблудившегося, но недоутоплениик развернулся в его сторону и ах! как же все таки красиво он смотрелся в этой мутной, зацветшей воде, лунном свете, среди кувшинок. Офелия!! Прекрасная юность в гармонии с природой. Его чистые, искренние глаза напоминали две дождевые лужи, а волосы намокший хворост. По худым плечам свисала тина, а в гриве запутался мертвый карась. От прекрасного зрелища, у Брайана перехватило дыхалку еще и внутривенное подскочило. -А как ты сюда попал? - поинтересовался он -По кабаньим тропам шел - Я по бобровым) Это и стало началом великой дружбы.