Волчий клык

– Убей Волка, пока я занят девчонкой. Разумовский, подбежавший было к Волкову, резко оборачивается и во все глаза смотрит на Дракона, уже вытащившего из кобуры пистолет и уверенно идущего в их сторону. – Только попробуй, сука, – змеёй шипит Сергей. Он встаёт в боевую позицию, заслоняя собой Олега, который находится на грани отключки; он всё ещё сидит на коленях, изо всех сил стараясь сосредоточиться на фиолетово-рыжем пятне перед собой. Вадик от этой сцены гаденько ухмыляется и, словно насмехаясь, медленно снимает пистолет с предохранителя. – Отойди, Гражданин, – тянет мужчина, вскидывая руку с огнестрелом в сторону парочки. И у Разумовского будто крышу срывает: со звериным рёвом бросается вперёд прямо на пистолет. И то ли сработал эффект неожиданности, то ли Сергею прибавило сил его отчаянное состояние – оружие из рук наёмника отлетает на добрых десять метров, а сам блондин вскрикивает и хватается за пострадавшую руку – Разумовский впился, казалось, не ногтями, а иголками. Приступает несколько капель крови. – Бойкая у тебя принцесса, Поварёшкин, – усмехается Вадим и, не теряя ни секунды, бросается на рыжего с голыми руками. Сергей дерётся словно загнанный в угол зверь: отбивается и, не жалея силы, лупит Дракона по морде. Вот только для наёмника эти приёмы не больше, чем жалкие трепыхания насекомого, угодившего в паутину. От очередного удара мужчина ловко уходит и берёт в захват Разумовского, зажав его голову своим предплечьем. Серёже кажется, что он сходит с ума. Кислорода внезапно становится так мало, что сделать очередной вдох просто не получается. Рука, зажавшая его горло, давит всё сильнее, а перед глазами начинает плыть. На задворках сознания мелькает мысль, что его не убьют. Не сейчас и не так. А вот убить Олега могут в любую секунду, и Сергей даже сделать ничего не сможет. Ноги мужчины подгибаются, а глаза совсем теряют фокус. Дракон усмехается, бросая ослабевшее тело на пол. Олег же, наоборот, поднимает голову и осознанно окидывает помещение взглядом. Недалеко лежит фиолетовая куча одежды, и Волков впервые за двое суток чувствует, как по горлу вверх поднимается паника. – Серый? – зовёт Олег и пугается того, как звучит его голос: хриплый и ослабший, его почти не слышно в помещении склада. Сергей продолжает лежать на полу, пытаясь прийти в себя и, наконец услышав родной голос, смаргивает раздражающую пелену перед глазами. – Вышло твоё время, Поварёшкин, – доносится откуда-то сбоку. Звук выстрела разносится по складу, и Серёже сперва кажется, что стреляли в него – сердце на секунду остановилось. Оглушающий крик проносится по помещению, эхом отдавая от стен. Разумовский ревёт раненым зверем и, поднимаясь с колен, срывает с шеи цепочку. Кулон ложится в руку, и Серёже кажется, словно тот весит несколько килограмм. Глаза застилает уже другая пелена: ярость, отчаяние и беспомощность рвутся из мужчины вместе с очередным протяжным воем. Зажав в руке серебрянную волчью голову, Разумовский бросается на обернувшегося в его сторону Дракона. Кулон с отвратительным чавкающим звуком входит Вадиму в правую глазницу и тот, закричав от боли, валится на пол. Разумовский дёргает цепочку на себя – та покидает изувеченный глаз наёмника и, покрытая слизью и кровью, снова оказывается в руках первого Чумного Доктора. Не слыша ничего вокруг, Разумовский усаживается на Дракона сверху и, крепко сжав волчью голову, бьёт ею мужчине в лицо. Потом снова. И снова, и снова, и снова. Дракон под ним орёт, пытается скинуть с себя тело, но все попытки тщетны – Сергей придавил его, словно бетонная глыба. Предотвращая очередной удар, Вадим хватает злосчастную цепочку, вырывая её у противника из рук, и отбрасывает её куда-то в сторону – и Разумовский звереет. Хватает Дракона за голову, впивается пальцами в щёки и давит, давит, давит, пока кожа под ногтями не лопается. Кровь начинает бежать по щекам, но Сергей даже не думает останавливаться – раздирает щёки, впивается в мясо под кожей и тянет на себя. Тело внизу больше не сопротивляется, впрочем, он этого не замечает. Подцепив пальцами края рваной раны на одной из щёк, раздирает её в разные стороны. Кожа поддаётся, лопается и разрывается до рта, становясь с ним одним целым. Сергей смотрит на изуродованное лицо, вспоминает выстрел, и хочет истязать наёмника, срезать с него кожу и вырывать ногти, но от этих мыслей не легче. Олега убили. И осознание этого набатом стучит в ушах. Становится сложно дышать, тело бьёт неконтролируемая дрожь, подступает тошнота, и Разумовский кричит во всё горло, срывая голос – лишь бы заполнить хоть чем-то дыру, образовавшуюся на месте сердца. Не уберёг, не защитил, так многое ещё не сказал. И уже никогда не скажет. От отчаяния Серёжа обхватывает руками голову, сгибаясь, сжимает волосы и тянет с такой силой, что в руках остаются клочья, но ничего не может сравниться с болью, что мужчина испытывает где-то глубоко внутри, там, где должно находиться сердце. Очередной крик прерывают чьи-то руки, перехватывающие Разумовского поперёк тела, нежные, тянущие на себя. – О-олег? Волков – живой Волков, без пули промеж глаз, – лишь сильнее обнимает Серёжу, утыкаясь носом тому куда-то в шею. – Он не попал, Серый, не попал. И Разумовский плачет.