Обожание

Терпения Мола еле хватает, чтобы намотать бинты на руки. Он скалит зубы тренировочным дроидам, берет излюбленный шест и выходит в центр комнаты. В такие моменты, когда в голове проносятся лишь клочки неясных образов, когда сон не идет, когда что-то тяжелое тянет внизу живота и голод не заглушить едой, тогда ему помогают только тренировки, только горящие мускулы и кровоподтеки. Мол пытается выжечь аморфную нужду из своего тела яростью борьбы. Его грудь вздымается часто, разгоряченная кровь бежит по венам. От разбитых дроидов тихо валит едкий дым. Мало. Ему мало, его начинает потряхивать. — Любишь ты себе лишнюю работу создавать. Мол не вздрагивает, только поднимает голову. В дверях стоит Кеноби, прислонившись к косяку, со знакомой улыбочкой на лице. Мол кидает взгляд в угол, где гнездятся камеры. — Сегодня можно, — произносит Кеноби негромко. Мол должен его ненавидеть, должен ему завидовать, должен желать во всем обогнать. Учитель выберет только одного из них. Но Мол может только аккуратно хоронить в себе благодарность, когда Кеноби делится информацией. Мол пожимает плечом — ему нетрудно каждый раз ремонтировать дроидов: — Не спится? — Как тут уснешь? — парень заходит в комнату и направляется к полке с обмоткой. Мол глотает слюну и старается лишний раз на него не смотреть. Кеноби располагается в противоположной стороне здания, так что вряд ли шум его разбудил, скорее очередное видение или какие-то тонкие изменения в Силе. Кеноби чувствует слишком много, до головной боли, но зато знает, когда Учитель ограничится отчетами дроидов и не станет проверять записи с камер. А с дроидами Мол давно нашел общий язык. Кеноби берет тренировочный меч и принимает напротив Мола стойку. Тот с рыком срывается с места. Они должны ненавидеть, но… Учитель натравливает их друг на друга, в открытую и исподтишка. Они выучили свои роли, они выживают. Кеноби должен стать политическим наследником Учителя, всегда на виду. Он хорош в трюках с чужим сознанием, он отменно лжет и прекрасно играет паиньку, когда Учитель берет его с собой на светские выходы. Мол никогда не покидал Мустафара. Он должен стать скрытым убийцей для Учителя, всегда в тени. Он сильный, живучий и уже владеет практически всеми видами оружия. Мол знает, что Кеноби никогда не догонит его во владении Джуйо. Мол также знает, что Учитель не спускает с Кеноби глаз на их совместных поездках. Учитель обещал скоро отправить Мола на первое задание и предоставить полную свободу действий. Они должны друг друга ненавидеть. Учитель говорил раньше, что Кеноби купается в роскоши на своей части здания, что он ест каждый день и спит вдоволь, и что дроиды прислуживают ему, потому что он заслужил, потому что его успехи намного превосходят все, что делает Мол. Он верил когда-то и на поединках выливал всю свою злобу и отчаяние на человеческого мальчика. Учитель хвалил его. А потом на очередной поединок Мол пришел с трещиной в голени. Он шагал ровно, привычный к боли, но знал, что один удар его ногу доломает. Мол старался скрыть слабое место, но в какой-то момент не выдержал: то ли ногу поджал, то ли дернулся и скривился от боли, уже не важно. Кеноби заметил. Мол ждал, когда тот наконец воспользуется моментом и вырвет себе победу, но Кеноби ни разу его по ноге не ударил. Бой закончился ничьей, их обоих наказали. Мола — за слабость, Кеноби — за милосердие. Когда они в следующий раз встретились в коридоре здания, Мол впервые на Кеноби не оскалился. Кеноби впервые ему улыбнулся. Даже сейчас Мол двигается на автомате и краем сознания замечает прорехи в стиле Кеноби, но не пользуется ими, чтобы победить, как раньше, и не начинает подсказывать и учить, как обычно. Он смотрит на раскрасневшуюся кожу, на сведенные рыжие брови и блестящие голубые глаза. Кеноби вдруг оказывается непозволительно близко, Мол перестает дышать. Пол тут же уходит из-под ног. Кеноби укладывает Мола на лопатки, одновременно выбивая из его рук шест. Парень сидит сверху, придавливает своим весом Мола и подносит свой меч к его горлу. — Полегчало? — спрашивает он, чуть запыхавшись. А Мол замирает, потому что это все — слишком. Слишком похоже на его нечеткие сны, в которых Кеноби, всегда Кеноби, со своими улыбками, со своими веснушками на светлой коже, называет его по имени, прикасается и не причиняет боли, только… Мол скидывает Кеноби с себя, пытается провести захват, но парень выскальзывает, выворачивается. Мол кусает губу, старается заглушить в себе хранимое за семью печатями чувство. Знает, что все зашло слишком далеко, ему надо встать и уйти, ему надо бежать, потому что Кеноби извивается и смеет краснеть пуще прежнего, а оба сердца Мола готовы выскочить из грудной клетки. Мол оказывается сверху, но это даже не захват, он завел руки Кеноби ему за голову, и парень может Мола оттолкнуть, вот только вместо этого он ноги разводит… Мол падает и чувствует под собой твердую плоть за слоями одежды. Кеноби жмурится, и с приоткрытых губ срывается стон. Надо все это немедленно прекратить, но Мол уже потерял контроль, его мышцы сокращаются, подчиняются желанию. Мол одной рукой зажимает рот Кеноби и подается бедрами вперед. Он закусывает собственный язык, чтобы не издать ни звука, когда его стояк трется о грубую ткань и о теплое тело. Раз. Еще раз. Воздух раскаляется в груди от каждого движения. Кеноби открывает глаза, голубой цвет почти полностью скрылся за расширившимися зрачками. Его горячее дыхание обжигает руку, и Мол передвигает ладонь, чтобы дотронуться до чужих губ. Кеноби приподнимает голову и ловит ртом его пальцы. Мол выдыхает с хрипом, теряет ритм, может только ощущать горячие скользкие ласки и покусывания, может только слышать короткие звуки, которые издает Кеноби. Мол еле удерживает себя на весу, он даже не заметил, когда отпустил руки Кеноби, но теперь явственно замечает, как настойчивые ладони подлезают под одежду, хватаются за спину. Замечает, как Кеноби мычит вокруг его пальцев, подается весь вверх и тянет Мола, чтобы оказаться еще ближе. Мол начинает снова двигаться, находит ритм навстречу требовательным толчкам. Начинает медленно водить пальцами во рту Кеноби, смотрит во все глаза, как тот жмурится снова. Хочется большего… Хочется распластать Кеноби под собой и поглотить без остатка, вобрать его в себя, спрятать в самых темных складках души. Хочется хотя бы попробовать на вкус. Мол освобождает рот Кеноби и глушит разочарованный возглас собственными губами. Он понятия не имеет, что творит, знает только, что хочет повторить своим языком все, что делал пальцами. Кеноби выдыхает шумно, отпускает его спину вдруг и обеими руками цепляется за его рога, стонет опять. Мысли все разлетаются вдребезги, Мол может лишь гнаться за тугим ощущением внизу живота, удерживая Кеноби под собой одной рукой, а другой схватившись за рыжие волосы. Кеноби стонет все настойчивей, упирается ногами в задницу Мола, подгоняет. Мол кусает губы Кеноби и чувствует, как человеческие тупые ногти проходятся по основанию пары рогов. Спазм проходит по всему телу, вырывает из глотки рык, и напряжение нарастает жаркой волной… — Оби-Ван, — только и может хрипло шепнуть он, когда что-то внутри обрывается, наслаждение накатывает и изливается толчками. Парень под ним замирает, изгибается, издает отрывистый звук. Мол чувствует его пульсацию, как эхо своей, поводит бедрами еще пару раз, удовольствие такое острое, что почти больно. Мол опускает лоб на ключицу Кеноби, слушает его частое дыхание. Он так близко, что прислушавшись, может уловить и сердцебиение тоже. Кеноби лежит раскинув руки и ноги в стороны, лежит под ним, словно ничего не боится. Они должны друг друга ненавидеть, а обожание — только для Учителя. Мол приподнимается над ним, всматривается в раскрасневшееся лицо и легкую улыбку, замечает, что все это время, оказывается, гладил его по волосам. Хмурится на свою руку. — Мол? Улыбка сползает с лица Кеноби, и Мол холодеет весь. Он не сможет это спрятать. Мол научился всякое маскировать за мыслями о стратегических преимуществах одного бластера перед другим, научился за жгучей яростью скрывать неподобающие чувства, но этого он не утаит никогда. Учитель убьет его. Убьет и тогда Кеноби станет… Мол срывается с парня, отползает спиной, неловко перебирая онемевшими конечностями, выдыхает: — Ты… — Мол, стой! Погоди, послушай! — Кеноби садится, ползет следом, подняв руки в воздух, словно пытается успокоить. Это он так выжидал, пока подвернется удачный случай? Знал, как Мол считает часы до их поединков, потому что даже удар — это прикосновение. Это он так подстроил, потому что у Мола все на лице написано, да? Потому что ломать ногу в одной битве куда менее выгодно, чем затаиться и выиграть войну. — У меня есть план, слышишь? Давай убежим, пожалуйста, давай убежим вместе! — Кеноби умоляет, почти плачет, а Мол не знает, чему верить. Учитель вырастил из Кеноби первоклассного лжеца и манипулятора, и они должны ненавидеть друг друга. — Прочти меня, — по бледному человеческому лицу, покрытому красными пятнами, катятся самые настоящие слезы. — Все, что хочешь знать, все твое, только посмотри! Кеноби тянет к нему руки с таким отчаянием, будто это Мол его убивает. Он знает, что, ослабив щиты на разуме, станет более уязвимым, но если вторгнется в голову Кеноби защищенный, то причинит дикую боль. На своей шкуре не раз испытывал. И здесь нет правильного ответа, потому что довериться — немыслимо, невозможно, но… Он должен сеять лишь смерть и разрушения, вот только Молу нравится чинить дроидов. Кеноби должен лишь лгать и обманывать, однако Молу всегда говорил правду. И если Кеноби только втирался в доверие, то пусть узнает, как он в этом хорош. Мол скалится по давней привычке и делает шаг в пропасть. Раскрывает свой разум, переплетается с чужими чувствами и мыслями, и… Счастье, страх, отчаяние, счастье, смущение, страх, счастье, счастье, счастье такое яркое, что сбивает с толку, и — Мол. Его имя, его голос, его лицо, и каждое воспоминание отполировано до блеска, но явно вечно огорожено тысячью незначительных мелочей. Каждый раз, когда Мол показывал ему починенного или улучшенного дроида, каждый раз, когда начинал подсказывать на их тайных тренировках, каждый раз, когда Мол перенаправлял внимание Учителя на себя. Мол крепче, может больше выдержать, он думал, что Кеноби не замечает… Но сейчас видит, что тот всякий раз его немного ненавидел за это, но так сильно, так отчаянно… В мыслях Оби-Вана страх и смущение, восхищение и горькая тоска пронизывают все существо, ловко обмотанные завистью и гордостью, и почитанием, да только на фоне спрятанных чувств остальные кажутся невероятно блеклыми. — Мол, — шепчет Оби-Ван, который подполз гораздо ближе, и теперь прикасается невесомо к его лицу. Мол закрывает глаза, позволяет себе снять последние барьеры и показать того избитого мальчика, который однажды улыбнулся ему в коридоре. Оби-Ван дотрагивается до него губами… «Поцелуй, это называется…» — проносится в его голове. Мол тонет в тепле, которым укутывает его чужой разум, и не отстает.