Чревато взаимностью

— У тебя всё в порядке? Когда они успевают перейти на «ты»? Лиле кажется, что их маленькое путешествие длилось несколько часов. Они поговорили о самочувствии Адриана, что неожиданно увлёкся живописью, обсудили новый альбом Джаггеда и новость о его скандале с Нью-Йоркской студией звукозаписи. — Ты тоже записываешься? — поинтересовалась Лила, уже не пытаясь вникнуть в запутанный маршрут, которым их вёл Лука. — Есть пара вещей, хотел подарить пластинку сестре и..., – Куффен вдруг запнулся и опустил взгляд. Лила прониклась пониманием, поэтому не стала тормошить музыканта вопросами. — В любом случае, – продолжил Лука, — мне сейчас не до этого. Он рассказал о том, как стал частным преподавателем по воле случая, и о гастролях с оркестром, во время которых вечно что-нибудь происходило. Сколько прошло времени? Час или целый день? Лила слушает голос Луки, и ловит себя на том, что почти завидует. Злобное чувство – Лиле на секунду захотелось развернуться и убежать и никогда-никогда не встречаться больше с этим скрипачом. Но вот они здесь, на улице Риволи, у ворот пафосного отеля, над крышей которого кружат неугомонные чайки, а перед главным входом восхищённо журчит фонтан. Крокодил по имени Клык передан в руки помощницы, чьё имя Лила забыла сразу, как только они были представлены друг другу; и репортёры давно отстали, и… — У тебя всё в порядке? – будто невзначай интересуется Лука. Кажется, ему непривычно просто стоять, не заняв себя чем-то. Он приваливается плечом к ограждению, пряча руки в карманы брюк. Его волосы лежат в ужасном беспорядке, но Росси ловит себя на мысли, что ему это идёт. — Всё хорошо, — отвечает она, коря себя за наглое разглядывание едва знакомого ей молодого человека. Подумает ещё чего!Вялое подобие улыбки ползёт по её губам и скисает тут же, когда приходит осознание того, насколько машинальным был её ответ. Лука видит её маленький обман, но как истинный джентльмен, никак не комментирует. Его взгляд на крошечное мгновение задерживается на лице Росси, и отправляется к ясному небу. Лила не понимает, почему продолжает говорить: — Да, хорошо, если не считать того, что я страшно беспокоюсь за своего жениха. — А что с ним? — тон Куффена не выражает напыщенного беспокойства или скучающего равнодушия. Лила испытывает облегчение и благодарность. — Он, — слова съёживаются в горле. Лила с досадой обрывает лист с шиповника, пробивающегося через садовую решётку. — Понимаешь, мне кажется, он идёт не в том направлении. Как говорит моя мама, пошёл по петлистой дорожке. «И он убил человека, поэтому мы здесь», — этого Лила сказать не может. — Думаешь, он связался с дурной компанией? — пытается понять Лука. С губ Лилы сползает смешок. Она смотрит, как розовые лепестки падают на землю, и собирается с силами для ответа. — Наверное, — она вновь обрывает лист, почти машинально. — Я не знаю… Лила не успевает заметить, когда Лука оказывается рядом. Его пальцы мягко, но уверенно ложатся поверх её кисти. — Хватит мучать несчастный куст, — полушутливо просит Куффен. И добавляет почти нежно. — Поцарапаешься. Лила замирает. Как назло на язык не приходит ничего острого и язвительного. В мыслях вообще становится до безобразия пусто и тихо. Всё внимание оказывается приколочено к ощущению чужих пальцев на своей коже. Чувство остаётся назойливым призраком, даже когда Лука убирает руку. — Какой же вы заботливый, — Росси непроизвольно вновь переходит к формальности. — Пустяки, — Лука отступает, пряча руки за спину, словно запоздало осознав свою своевольность. Лила склоняет голову набок, оценивающе пробегаясь по музыканту взглядом. Тот в ответ приподнимает вопрошающе брови. — Вы странный, Лука. Мне при вас совсем нет нужды, — Лила не решается использовать слово «лгать». — Прибегать к уловкам. Лука усмехается, позабавленный подобной характеристикой. — А что, — в его глазах наигранное удивление. — Обычно приходится? Лила жмёт плечами. Она представляет Феликса, запертого наедине с самим собой и произносит: — Мне пора, – омертвелые слова, будто лепестки шиповника, устилают землю. Лила обращает к Луке ничего не выражающий взгляд. — Была рада встрече. Дождавшись того же сдержанного кивка со стороны Куффена, как и её прощание, Лила разворачивается: «Как бы там ни было, между нами чудовищная пропасть», — решает про себя она, степенно удаляясь. Лила знает, что Лука смотрит ей вслед. Это почти лестно. Последняя мысль кажется лишней. — Лила! В груди вспыхивает щекочущее ожидание. Ожидание чего? У Луки солнечные лучи в волосах превращаются в серебро, Лила оборачивается к нему, и стылое «Да?» так и не скатывается с губ. Куффен напоминает о родине, о свободе, о… Лиле сложно отвести от него взгляд, и чем дольше глядит, тем труднее. — Поговорите с ним, — произносит Лука, слегка щурясь на солнце. Лила теряется: — С кем? По лицу музыканта пробегает рябь сдержанного удивления, и по дрогнувшим углам рта, Лила догадывается, что Лука сдерживает себя от усмешки. — Со своим женихом, помните такого? — он всё-таки улыбнулся. — С Феликсом. К щекам Лилы подступил жар, окрашивая скулы в розовый. — Спасибо за ценный совет, — нотка сарказма в голосе завяла под тенью смущения. Лила постаралась уйти достойно, но не могла отделаться от чувства, что Куффен тихо посмеивается над ней. Какой нелепой, должно быть, она казалась ему! Просто кошмар.

____

Эмили будто сугроб среди Сахары, в их квартире: на кухне листы с репликами, в гостиной все стены в процессе расследования Феликса, незнакомые лица равнодушно глядят с черно-белых фотокарточек. Эмили впервые позволила себе оголить шею, и по розовым рубцам ожогов, — становится ясно почему прятала. Лила предлагает сделать чай, на что получает одобрительный кивок. Эмили прислоняет трость к спинке стула, на который опускается с царственной медлительностью и тут же принимается оправлять юбку. Лила думает, что ожоги обезобразили не только её шею. — Где мой племянник? — насмешливо интересуется Эмили. Её ядовитые глаза по-кошачьи следуют за каждым передвижением Росси. — А, не отвечай! Работает. Он всегда таким был, — Агрест ставит локти на стол и смотрит на свои сцепленные пальцы. Она крутит обручальное кольцо на среднем пальце, пока говорит. — Как не приду к Амели, а Феликс всё учится. Он в четыре года уже играл в шахматы. — А в пять отправился в школу, — Лила улыбнулась. — Я помню. Повалил пар из носика чайника. Будто трясясь от гнева, он тут же закипел. Лила бодро принялась заваривать чай, избавленная от необходимости отвечать на пронизывающий взгляд Эмили. — Ты знаешь, я раньше тоже была актрисой, — рассеянно промолвила та. Лила обернулась. В руках Эмили держала один из листов с текстом для будущей роли. — Клеопатра, а? — Агрест усмехнулась. — Думаю, тебе пойдёт. — Да, спасибо, — Лила пододвинула гостье пустую чашку. Немного подумав, развернула ручкой в другую сторону. — Правда, съемки только через месяц. Всё может измениться, но я уже готовлюсь к роли. Эмили продолжила внимательно смотреть на Росси, даже когда она замолчала. — Значит, вы актриса? — Играла в театре, — на губах Эмили заиграла тонкая улыбка. Она омолодила её, будто омыв от скорбной копоти. — Роль Офелии стала самой известной, ох, как я её ненавижу! Лила взглянула на неё иначе: заинтересованно, но без привычного страха. — И кого же вам понравилось играть? — Снежную королеву, — Эмили хмыкнула. — Но Амели ушла после первого же моего появления во время премьеры. Нашла меня ужасной. Лиле не доставило труда представить мадам Агрест в образе чистого, необъяснимого зла. Всё в ней было расположено так, будто нарочно указывая на принятую сторону. Лила разлила чай, пытаясь вспомнить, говорила ли Эмили при ней хоть раз о своём муже или о Габриэле рассказывал только Феликс? Из-за приоткрытого окна раздался гнусавый голос полицейского свистка. — Ненавижу Париж, — вдруг изрекла Эмили. Тонкие пальцы накрыли виски, надавливая. — Так что вас здесь держит? — легко изумилась Лила, прекратив делать вид, что ищет несуществующий сахар на полках. — Извините, я ляпнула… — Этот треклятый дом. Память, что в нём заточена и ласкает моё неспокойное сердце, — Эмили скривилась на секунду. Всего на секунду. Её лицо вновь стало открытым и чуть язвительным. — Это ведь очень по человечески, согласись, трястись над пригорошней своих воспоминаний. Наверное, Лила была не совсем человеком, раз бросила всё после смерти отца и метнулась в Англию. Было больно смотреть на мать: чёрная фигурка среди пёстрого сада. Своё горе Эрсилия Росси решила обратить в нечто плодородное, и если нельзя было обнаружить её в саду, значит она ушла в свой магазин — составлять букеты, улыбаться посетителям и делать вид, что ничего не изменилось. Эрсилия означает «тонкая», и оно маме подходило: смерть мужа надломила её, будто хрупкую веточку вишни. Лила не смогла до неё достучаться. «Я смирилась с потерей, — упорствовала Эрсилия. — на всё воля божья. Мне хорошо здесь. Хочешь — езжай. Я тебя не держу. У каждого своя дорога, своя судьба». Раз в год Лила получает от неё коротенькое письмо. Прошедшее несколько сотен миль, оно всё равно пахнет землей и цветами: туберозой или флердоранжем — так пахло и в маминой спальне, чьи окна выходили на вечнозеленый сад. Эрсилия никогда их не закрывала полностью, позволяя тягучему, как мёд, аромату цветения заполнить комнату. — Скучаешь по отцу, я вижу, — понимающе закивала Эмили и вдруг куда-то засобиралась. — Спасибо за чай. У Адриана скоро день рождения, буду рада тебя видеть. — она опёрлась о трость, поднимаясь. Лила подала ей шляпку. — И Феликсу передай, скажи, что он приглашён. Лила молча кивала, всё ещё не отойдя от выброшенных на берег воспоминаний. Эмили обдала запахом герани и мха, когда одной рукой крепко обняла Росси за плечи. Той почудилось, что Эмили что-то шепчет, но губы её были сомкнуты. Когда за вдовой захлопнулась дверь, Лила осознала, что её мелко трясёт.

___

Сложно было сказать, откуда на частном показе столько людей. Человек двадцать, не меньше. Никто не торопился занимать свои места. На постаменте перед экраном уныло вещал мужчина в костюме, то и дело оглядываясь на Рота, дирёктора и режиссёра в одном лице. Фильму «Клыки» Боб пророчил хорошие сборы и всё обдумывал совершенно поразительную, наглую затею: снять «Клыки два: возвращение ночи». Лила фыркала себе под нос, находя название глупым, а Рота напыщенным индюком. — Мне казалось, мода на вампиров прошла в начале века, — громко заговорила одна из приглашённых. В темноте, под молочно-белым светом, исходящим от тумана, она сама была похожа на создание, явившееся из фильма. Лиле пришлось оторвать от неё взгляд, когда рядом громко фыркнула Хлоя. Она целый час не отходила от Авроры. — Ох, Дюпен-Чен! И эта она ещё говорит о моде. Кто вообще её пригласил? — Ну не знаю, Хлоя, — призрачным голосом протянула Бореаль. — Твоя мама часто с ней советуется. — Моя мама старая курица, до сих пор сидящая на морфии! — Буржуа красноречиво поморщилась, и её лоб разрезали две аккуратные морщинки. — Как может говорить о моде человек, вставляющий сигареты в мундштук? Тем временем объект пересуд, Дюпен-Чен, пылко и яростно заспорила с Бобом. Лила прислушалась: — Вы украли его музыку, но не указали даже имени! Хотя бы малюсеньким шрифтом в окончании титров! Лила не могла как следует разглядеть лица, но маленькая фигурка Дюпен-Чен выглядела угрожающе. Боб даже вскинул ладони не то в защитном, не то в успокоительном жесте. — Украл? Пф! Ну что вы, в самом деле! Не будем горячиться! Он быстро увёл девушку за угол, скрытый занавесом. Росси, проклиная своё любопытство, осторожно скользнула следом, в тень, и приникла ухом к бархатной ткани. Голоса доносились приглушённо. — Да какая разница, ну одолжили мы его записи… Словно кто-то будет эту музыку слушать! — Твоя «Десперада» полное дерьмо, — прошипела Дюпен-Чен. Лиле пришлось напрячь слух, чтобы различить слова. — Музыка Луки единственное, что там есть хорошего. И то украденное! Хочешь узнать, какие у меня связи? Я легко могу устроить так, что тебя посадят. — Ха, нет такой статьи... — Появится. Лука? Лила изумлённо вздохнула, обдумывая услышанное. Может, речь шла о совсем другом музыканте, вовсе не о том, чей образ возник в голове Лилы с такой поспешностью, словно стал неотъемлемой частью её мыслей. Боб смачно выругался. — Я готов заплатить, только отвяжись от меня. — Дело не в деньгах, бездушная ты скотина! — А в чём? Чего тебе надо? — Я хочу, чтобы ты извинился перед Лукой. Публично! Лила услышала приближение шагов со стороны, и поспешила к своему месту. Скучный ведущий перестал говорить о фильме и пожимал руки сценаристам, на экране стали появляться первые кадры. Зал погрузился в молчание, было слышно только мерный хруст аппаратуры и закадровую музыку. Лила чувствовала почти загробное спокойствие, наверное начали действовать те капли, что Хлоя дала ей вдохнуть час тому назад. Её рука, в темноте мерцающая серебром и бриллиантами покоилась на коленке Бореаль. — Тебе так идёт это платье, — доносился до Лилы жаркий шёпот Хлои, а за ним следовало хихиканье Авроры. Росси было странно наблюдать за собой на экране, хладнокровно убивающей людей. Всё ради недостижимой любви в виде маркиза Бенуа. К середине киноленты Лила чувствовала стойкую радость, что Боб не присудил ей главную роль. — Это просто отвратительно, — сказал кто-то позади. Лила согласилась, в уплывающем тумане собственных чувств она не сразу поняла, с кем вступила в диалог. Да хоть с самим дьяволом — ей было всё равно. — Идём-ка, ну же… Всё было как во сне. Лила ступала по шёлковой тропе, над головой искрились звёзды, а за руку её вела Шахерезада. — Почему ты работаешь на этого подонка? Нет, принцессы так не разговаривают. Не без труда сфокусировав зрение, Лила узнала Дюпен-Чен: у неё были синие глаза-акониты и черные волосы до плеч, обвязанные алой лентой. — На кого? — переспросила Росси, поражаясь иному звучанию своего голоса. — На кого я работаю? Они оказались в вестибюле: Лила вспомнила бледно-розовые колонны и высоченное зеркало напротив выходной двери. — На Боба Рота, — Дюпен-Чен скривила губы. — Да что с тобой? Ты чем-то накачалась? — Нет, а может… Кто знает? — Росси облизнула пересохшие губы и спросила. — Как тебя зовут? — Маринетт. — Ты не нравишься Хлое. Маринетт рассыпчато рассмеялась. — Это потому что мы с ней так и не переспали, — шепнула она игриво, словно делилась секретом с подружкой. Лила моргнула, только сейчас она заметила, что на Дюпен-Чен полупрозрачное, воздушное платье. — Какая жалость, — выдавила Лила. К ней начало возвращаться здравомыслие. Свет бил ярко, хотелось зажмуриться. — Идём со мной, — Маринетт кивнула в сторону выхода. — У меня есть к тебе интересный разговор. Лила прислушалась к доносящимся из зала звукам: судя по всему, главная героиня уже отправилась мстить за маркиза. В зрительном зале её никто не ждал: Хлоя славно проводила время в обществе Бореаль, и быть третьим колесом представлялось Лиле сомнительной перспективой. Накануне она намекнула жениху, что он мог бы прийти вместе с ней, но Феликс сразу притворился глухим. Маринетт ждала её ответа. В тёмно-синих глазах уже начинало зарождаться разочарование. Сглотнув комкообразную обиду на Феликса, Лила вспомнила подслушанный разговор. — Заманчивое предложение, — улыбнулась она. Судя по довольному лицу Маринетт, вышло достаточно искренне.