***
Когда их, едва успевших разложить вещи и переодеться, погнали на поле, Вернон Роше оказался в другом отряде: его синие шорты мелькали где-то на другом конце картофельных рядов. С одной стороны, он не мозолил Иорвету глаза. С другой хотелось скорее убедиться, что Роше — обычный папенькин сынок. Иорвет решил понаблюдать за ним и немедленно об этом пожалел: Роше закинул на плечо мешок с картошкой, и воображение тут же нарисовало картину, как это выглядело бы вблизи, будь он по-прежнему полуголый. Иорвет отогнал непрошенные образы и вернулся к работе. Случай так и не подвернулся до вечера, зато после ужина, во время которого Роше ничем себя не проявил, он сам нашел Иорвета, очень удачно застав его: тот в одиночестве курил под раскидистым деревом в стороне от барака, где их поселили. Роше направлялся к нему и, похоже, собирался знакомиться. Нужно было брать инициативу в свои руки, и Иорвет, не дав ему раскрыть рта, спросил: — Подкатить хочешь? — Хочу, — серьезно ответил тот и протянул руку: — Вернон Роше. Нужно было послать его прямо сейчас, но Иорвет ответил на рукопожатие и представился. — Прогуляемся? — предложил Роше. — За амбар? — хмыкнул Иорвет. Амбар он приметил еще утром, когда пялился на Роше и проводил рекогносцировку, прикидывая, где сможет с ним уединиться. Точка за амбаром была во всех смыслах удачной, чтобы провести остаток вечера, поэтому вопрос прозвучал недостаточно издевательски, скорее, как предложение. Роше немного смутился. Вблизи он оказался еще красивей, и его смущение можно было назвать… милым. — Хочу узнать, кто ты, откуда. Но честно — ты такой… — он окинул Иорвета восхищенным взглядом, — что я не против начать с амбара. Роше совсем не помогал послать его нахер, с ним хотелось и за амбар, и рассказать о детстве в Синих горах, и о Махакаме, и обо всем на свете. «Фольтестов выкормыш, — напомнил себе Иорвет. — Наверняка такой же, как та мразь». ...Как в их роту, брошенную в самое пекло Махакамского конфликта, попал Эдвин Лейстхем, племянник Хенсельта, прозванный Лепестком, оставалось загадкой. Кажется, впал в немилость дядюшки. Что, впрочем, не помешало ему стать сержантом и превратить жизнь эльфов их роты в ад. В первый же день Иорвет, вступившийся за одного из братьев, попал на гауптвахту; остальных эльфов Лепесток и его дружки избили и отобрали всё мало-мальски ценное. Обстановка накалялась, пока однажды Иорвет не оказался в госпитале, где провел долгих три дня, не зная, будет ли видеть правым глазом. Впредь Лепесток стал осмотрительнее и старался сохранить боеспособность роты, но эльфы по-прежнему подвергались издевательствам. Никакого наказания Лепесток, разумеется, не понес. Дважды ему устраивали «темную», и его, наконец, перевели в другую часть, но у Иорвета перед глазами еще долго стояло лицо избитого мальчишки, который был виноват только в том, что родился эльфом. Может быть, Вернон Роше и не был расистом, но общаясь с ним Иорвет всё равно чувствовал себя предателем, и это общение нужно было срочно сворачивать. — А кто кого будет трахать? — спросил Иорвет максимально нагло и развязно. Тут, наконец, Вернона проняло. — У тебя какие-то проблемы со мной? Это по-прежнему не звучало агрессивно, скорее, настороженно, всё еще оставляя место для отступления, но отступать было нельзя. — Всего одна проблема: ты мне не нравишься, золотой ребенок. — Вот как, — лицо Роше стало жестким. — Что ж, не смею задерживать. Роше развернулся и зашагал, но не в сторону бараков, а к реке. Иорвет невольно подумал, что ему не в первый раз предъявляют подобные претензии, и, положа руку на сердце, это было так же предвзято, как и отношение к Старшим расам. Но он быстро успокоил себя тем, что такое отношение Роше наверняка заслужил, если не расизмом, то избалованностью. Подавив порыв догнать его и всё объяснить, Иорвет затушил сигарету и отправился в барак, где его ждали братья.***
От бараков и до синеющей вдали полоски леса тянулось поле, расчерченное трактором на ряды вывороченных из земли клубней. Над рядами, тут и там, склонялись головы в платках и кепках, согнутые фигуры повторяли одни и те же действия: вытащить из земли, кое-как отряхнуть, кинуть в ведро. Картошка была мелкая, с налипшими комьями глины, и ведро наполнялось так медленно, что хотелось от всей души пнуть его и пойти на речку, обещающую мало-мальский отдых от удушливой жары. Роше отставил ведро, выпрямил затекшую спину. Вдалеке вяло шевелилась группа таких же измученных солнцем эльфов, среди которых наверняка был его новый знакомый. Еще вчера ровно та же картошка и тот же мелькающий вдали эльф вызывали совершенно иные чувства. Каким же идиотом был Роше, когда повелся на его флирт, смазливую мордашку и длинные ноги, а главное, напридумывал себе невесть что! Эльф, если вдуматься, был даже не в его вкусе, и речь шла не только и не столько о внешности. Ему нравились девушки и парни умные и серьезные, в их число уж точно не входили идиоты, которые делали о нем выводы лишь на том основании, что он — сын первого секретаря, «золотой ребенок». Как выяснилось, записать эльфа в идиоты оказалось недостаточно, Роше проснулся в крайне дерьмовом настроении и пребывал в нем до сих пор. Из нескольких ведер наконец-то набрался целый мешок, и Роше отправился в очередной рейс до грузовика, в который они сваливали результаты изысканий. Когда он заметил коротко остриженную ушастую голову, а затем и прилагающуюся к ней долговязую фигуру в мешковатых солдатских штанах, сбегать было поздно. Эльф, уже избавившийся от своей ноши, окинул Роше презрительным взглядом и спросил укоризненно: — Что же у тебя, Роше, мешок такой маленький? Боишься перетрудиться? Мешок у него был такой же, как у остальных. Роше имел богатый опыт общения с теми, кто хотел к нему прицепиться, и хорошо чувствовал, когда имеет смысл вступать в диалог. Слова здесь были явно излишни, и стратегий оставалось две: игнорировать или объяснить кулаками. Но для первого раза он решил сделать исключение и сказал почти миролюбиво: — На первый раз прощу и сделаю вид, что не слышал. Держись от меня подальше, и всё будет хорошо. — Слова, слова. — Эльф театрально вздохнул и прищурился: — А если нет? Если я не буду держаться подальше, а? Что ты сделаешь, малыш Вернон? Что ж, раз он настаивает… Роше сгрузил мешок на землю, но тут ему на плечо легла тяжелая рука. Он обернулся и увидел Эскеля. Даже без ведьмачьего чутья тот наверняка слышал диалог, но если кто и был среди них дипломатом и миротворцем, так это Эскель. — Не лез бы ты к нему, парень, — заботливо сказал он эльфу. — Он у нас бешеный. Можем не успеть на помощь. Эльф, возможно, был идиотом, но не настолько безнадежным, чтобы затевать драку с ведьмаком. Он издевательски ухмыльнулся, бросил: — Еще увидимся, Вернон Роше. И направился в сторону поля. — Чего это он? — спросил Эскель. — Из-за отчима, — буркнул Роше. Эскель посмотрел сочувственно, но ничего не сказал, только хлопнул его по спине. В школе Роше учился в основном с такими же детьми партийных функционеров. А вот за пределами школы находились и те, кто ненавидел его за импортные шмотки и заграничный загар, и те, кто по тем же причинам набивался к нему в друзья. Ведьмаки, одновременно привилегированные и отверженные, оказались одними из немногих, кто принял его просто как человека. Да, если бы не Фольтест, Роше, возможно, закончил бы в тюрьме или под забором. Но глядя вслед уходящему эльфу, он почти жалел, что его судьба повернулась именно так, а не иначе.***
Следующие несколько дней эльф явно испытывал трудности с тем, чтобы держаться от Роше подальше. Он по-прежнему нарывался, но то обстановка оказывалась неподходящей, то подначки не достигали некоего предела, после которого уместно было бы дать ему в морду. Все эти дни Роше одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, эльф, задиристый и предвзятый, был не достоин интереса. С другой же, как ни жаль это было признавать, эльф его зацепил. Собственно, Роше заметил его еще на остановке, пока ждал запаздывающих ведьмаков и пялился по сторонам, присматриваясь к будущим сокурсникам. Пришедшие на автобус эльфы держались стайкой, все как на подбор высокие, длинноволосые — что парни, что девчонки, — неуловимо похожие друг на друга. Из образа выбивался лишь его визави: вместо обычной молодежной одежды на нем была армейская форма, вместо блестящей густой косы — армейский же «ежик», уже немного отросший. Роше, обычно равнодушный к эльфам и эльфской красоте, с интересом наблюдал за ним. Солдат чему-то хмурился, не обращая внимания на болтающих и смеющихся рядом собратьев, и курил одну сигарету за другой, по-блатному сжимая фильтр большим и указательным пальцами. В сочетании с изящными кистями и тонкими чертами лица это смотрелось забавно, но, судя по солдату, за подобную оценку от него вполне можно было получить в зубы. Роше тоже закурил, продолжая наблюдать за солдатом и стараясь не пялиться совсем уж откровенно, хотя это было непросто: солдат притягивал взгляд, оттаяв (или проснувшись?) после нескольких сигарет и бросая короткие реплики тягучим бархатным голосом. Стоит ли говорить, что ответный интерес эльфа едва не заставил его потерять голову? Найдя его после ужина одного, Роше был уверен, что их ждет приятный вечер, и, возможно, не один. Тем обиднее оказался неожиданный щелчок по носу… Да, эльф не был первым, кто отнесся к нему предвзято. Но контраст между утренним флиртом и вечерним динамо был таким сильным, что Роше не переставал сомневаться, только ли в родстве дело. Возможно, кто-то наплел эльфу небылиц о нем, и если так, стоило выяснить, кто это сделал, и придать такого ускорения, чтобы этот кто-то пулей прилетел к эльфу признаваться в содеянном. Он привлек к операции ведьмаков и начал аккуратно выяснять, кто такой этот эльф и чем Роше ему так насолил. Сам Роше продолжал наблюдать за ним: как эльф возвращается вечером с поля, мокрый и грязный, как и все остальные; как раздевается — не картинно, как в день приезда, а обыкновенно, по-мальчишески; как перекатываются под кожей мышцы, что действовало на Роше сильнее, чем найденные у отца туссентские эротические карточки. Чем дольше Роше наблюдал, тем больше надеялся, что разведка окажется успешной и у неприязни найдется причина, которую он сможет исправить. Но информации набралось негусто: родом эльф был с Синих гор, служил в Махакаме, в вуз поступил вместе с каким-то родственником — то ли братом, то ли племянником. Роше подозревал, что разведка, пусть и неуспешная, не останется незамеченной. Так оно и вышло. После очередного ужина эльф нашел его под тем же деревом, где они беседовали в день знакомства. Роше приготовился выслушать очередную издевку о своей одежде, скорости работы или другом грехе, но эльф лениво привалился плечом к дереву и протянул: — Ай-яй-яй, Вернон Роше. Ходишь и вынюхиваешь, значит? Нехорошо. Некрасиво. В голосе эльфа звучало плохо скрытое торжество, будто найденный у Роше недостаток необычайно его порадовал. — Не вынюхиваю, а провожу расследование. — Роше сложил руки на груди, отгораживаясь от эльфа. — Пытаюсь выяснить, я тебе где-то насолил или ты такой придурок, что цепляешься ко мне только из-за родства. — Цепляюсь к тебе? — брови эльфа взлетели вверх. — Много о себе воображаешь. — Послушай, если тебе что-то про меня наговорили, лучше просто скажи об этом, потому что мне не за что оправдываться. Эльф рассмеялся, обидно и издевательски. — Нет, ты точно много о себе воображаешь. Впрочем, чего еще ожидать от венценосного ребенка? — он отлип от дерева и ткнул Роше пальцем в грудь. — Как я уже тебе сказал, ты мне просто не нравишься. Злость и обида хлынули через край, Роше схватил эльфа за грудки́ и припечатал к дереву. — Тогда какого хера ты едва не выебал меня взглядом тогда утром? На лице эльфа мелькнуло смущение, тут же уступившее место прежней ухмылке. — Тебе показалось. Роше облизнул пересохшие губы и прошептал: — Пиздишь. Глаза эльфа были совсем рядом, огромные, раскосые, темно-зеленые. Эльф больше не улыбался. Он смотрел внимательно и напряженно, его дыхание сбилось, и на миг Роше охватила уверенность: если сейчас поцеловать его, они не дойдут ни до амбара, ни до рощицы у реки, а трахнутся прямо здесь, в двадцати метрах от барака, рискуя быть увиденными и услышанными. Но эльф оттолкнул его, бросил не то с яростью, не то с сожалением: — Катись ты к чертям, Роше. И почти побежал к баракам. Роше, тяжело дыша, опустил кулаки. Нахер этого эльфа. Ничего он больше не будет выяснять, просто в следующий раз, когда он заденет Роше плечом или скажет что-то, двинет ему в ответ.***
Противостояние достигло апогея неделю спустя. Между картошкой и лесом приютился пятачок луга, обыкновенно пустовавший или занятый чьей-то козой. На пятачок еще с первого дня посматривали неугомонные ведьмаки, которые после десяти-двенадцати часов с мешками на поле были бодры, веселы и готовы к новым свершениям. По вечерам коза исчезала, а ведьмаки однажды появились на лугу с косами и трехметровыми жердями. Трава была в миг скошена, из жердей сооружены ворота, а вечерний досуг первокурсников, состоящий из посиделок возле костра или танцев в деревенском клубе, разнообразился футболом. Отвертеться от участия Роше даже не пытался. Во-первых, слышать нытье Геральта было бы выше его сил. Во-вторых, к его удивлению, идея нашла в нем отклик: работа в поле выматывала, но за две недели Роше изрядно соскучился по штанге и боксерской груше, и футбол обещал внести в картофельно-полевые нагрузки хоть какое-то разнообразие. Нехорошее предчувствие у него появилось, когда с командой противника, усиленной Ламбертом и Лето для равновесия, на поле вышел Иорвет, в кои-то веки не босиком и не в кирзачах, а в кедах, видимо, позаимствованных у кого-то. Поначалу игра шла мирно и даже скучно, но после первого гола, забитого Геральтом в ворота Лето, резко набрала обороты. Воодушевленные успехом, Геральт и Роше разыграли удачную комбинацию, и мяч уже должен был лететь в ворота, как вдруг… Роше сначала толком не понял, что произошло. Один из эльфов, кажется, Киаран, который пытался отобрать у Роше мяч, упал как подкошенный. Все заорали разом, но громче всех почему-то ведьмаки, Лето бросился на Эскеля, Геральт — на Ламберта. Роше принялся их разнимать, хотя знал, что это чревато последствиями, и упустил из виду Иорвета, который налетел на него как фурия. Похоже, Иорвет лелеял мечту об этой драке уже давно, потому что от его первого удара Роше полетел на землю, в ушах у него звенело. Когда ему, наконец, удалось уложить Иорвета лицом в траву и зафиксировать, не понадобился даже риторический вопрос «какого хера?», потому что Иорвет, лишенный возможности драться, принялся осыпать его проклятиями, из которых он с трудом разобрал, что если Роше еще раз ударит Киарана — Иорвет сам это видел, — ему несдобровать. Если бы Иорвет был меньше занят своей пламенной тирадой, он бы услышал — а может, и увидел, — как рядом с ними с тихим шелестом осыпается фиолетовый цветок знака ирден... Как выяснилось позже, ирден был делом рук Ламберта, который целился в Роше, но попал в Киарана. Ламберт клялся, что вызвал знак случайно, на рефлексах, но прежде чем ведьмаки и сочувствующие разобрались, в чем дело, все участники наполучали синяков и ссадин на год вперед. Матч они всё-таки доиграли, команда Роше победила, а сам он умудрился забить гол, что казалось чудом, учитывая наличие среди соперников двух ведьмаков. Но ни гол, ни выигранный матч, ни даже победа в драке не доставили ему такого удовольствия как выражение лица Иорвета после всех этих событий. Благодаря ведьмакам их матчи стали чрезвычайно популярны, и на них собирались не только студенты, но и половина деревни. Взаимоотношения же с Иорветом перешли в иную плоскость: теперь каждый пытался перещеголять другого — забитыми ли голами, командными победами или весом выкопанной за день картошки. В этом был даже некий азарт, но Роше был рад, что сельхозработы скоро закончатся, а вместе с ними — противостояние с Иорветом.***
Наступил долгожданный октябрь и настоящая, не «картофельная», студенческая жизнь. Роше предвкушал ее, должно быть, сильнее, чем кто-либо из однокурсников, потому что будущей профессией болел с детства. Но больше всего он ждал занятий по огневой подготовке. Из 9-миллиметрового «Калькштейна» Роше научился стрелять еще в школе, стабильно выполняя первый спортивный разряд. Иногда ему даже удавалось настрелять на КМС. Но сегодня, в их первый выход на стрельбище, всё пошло не так: пули упорно попадали мимо десятки, и результатом трех выстрелов стали 26 очков — едва-едва «отлично». Это бы не было проблемой, если бы не одно обстоятельство. По команде «смена, к мишеням бегом марш!» вместе с ним к осмотру результатов рванул стрелявший рядом Иорвет. Мишень Иорвета украшали три аккуратные дырочки в девятке, а сам он смотрел на Роше с плохо скрытым торжеством и улыбался. Впереди ждали новые нормативы, оценки и долгие пять лет совместной учебы.