Прогони

      Лера остаётся. Помогает обработать и перевязать раны Олега, осматривает пострадавший глаз, пишет на блокнотном листе лекарства, дозировки и короткий инструктаж. Сергей слушает, кивает. Чувство такое, будто они с Олегом попали к ней на приём, как к врачу. Из Леры и в самом деле выйдет хороший специалист. Если она доучится, если Сергей не разрушит и её жизнь тоже, как всегда умел. Он без понятия, что ждёт их троих завтра, как они это всё будут разгребать. Он в глубине души вообще не думал, что это самое завтра для них наступит.       Повезло. Всё ещё повезло. Когда-нибудь они с Олегом исчерпают удачу, одну на двоих, похоже. Сергей касается пальцами клыка, болтающегося на груди. «Надо бы отдать».       Сергей чувствует себя странно. Внутри него вибрируют чувства и мысли, отложенные на потом, не хотят успокоиться, наоборот растут, поднимаются волнами все выше и выше. Сергей ощущает себя крошечной лодкой, затерявшейся в тёмных водах океана. Вот-вот перевернётся и потонет. В который раз.       Слишком хорошо знакомое — и ненавистное — чувство беспомощности. Сергей знает, откуда оно. Знает, почему так сложно смотреть Олегу в глаза, хотя смотреть хочется безумно.       «Я так перед тобой виноват».       Сергей выходит из спальни. Олегу нужно отдохнуть и поспать. Если Сергей сейчас сорвется на бесконечные «прости-прости-прости», — а он на грани, — легче никому не будет.       Опёршись бедром о кухонную столешницу, Сергей пьёт шампанское прямо из горлышка в бредовой попытке успокоиться. Кажется, даже помогает.       Лера заглядывает на кухню, наспех натягивая куртку. Во взгляде мелькает беспокойство вместо привычного и вполне заслуженного «терпеть тебя не могу, но приходится». Она подходит и негромко говорит:       — С ним всё будет в порядке.       В воздухе виснет: «А с тобой? С тобой всё в порядке?»       Сергей кивает:       — Спасибо.       Не только за попытку успокоить, конечно. Лера прекрасно понимает, за что. Она давно уже могла спать в своей постели. Сама осталась помогать, хотя никто не просил.       — Будешь? — Сергей встряхивает бутылкой шипящего шампанского перед ее лицом.       В голове гудит. От выпитого на пустой желудок развозит слишком быстро.        Лера морщит нос. Ну, конечно, брезгует.       — Не-а.       — Я другое открою.       Лера качает головой:       — Я домой, — вздыхает. — Мне на пары меньше, чем через пять часов. Справитесь?       — Конечно, — после короткой заминки добавляет: — Дашь знать, как доберёшься.       Для беспокойства вроде нет причин — на Леру никак выйти не должны, — но Сергей уже ни в чём не уверен.       — Хорошо. Спокойной ночи.       Сергей закрывает за ней дверь. В квартире виснет тишина. Он делает ещё несколько глотков шампанского из бутылки, оставляет его на столе и возвращается к Олегу. Ложится на свободную половину кровати. Очень хочется прикоснуться к Олегу, но Сергей себе не разрешает, слушает только его мерное дыхание. Заснул, наверное. Самому бы тоже поспать, но не получается даже с учётом выпитого. Время как будто застывает на месте.       В груди вина всё сильнее прожигает дыру. Становится совсем невыносимо — и тому, другому тоже. Сергей обхватывает себя руками, подтягивает ноги к животу, как будто в попытке защититься. А затем просто отпускает. Его. Себя. Всё.       Серёжу выталкивает из сна резко. Он распахивает глаза и шумно дышит. В комнате темно. Где он? Что с ним? Как долго он спал? Ему ужасно плохо. Ему ужасно плохо каждый раз, когда он возвращается, поэтому возвращаться он не хочет никогда, но сопротивляться не выходит.       Рядом кто-то шевелится — Серёжа в испуге отодвигается, слишком резко, чтобы удержаться на краю кровати. Он слетает на пол, утаскивая за собой одеяло.       Отползает как можно дальше, забивается в угол. Сердце бешено колотится в испуге, хотя Серёжа понятия не имеет, чего боится. Во рту привкус чего-то сладко-алкогольного. Шампанское, наверное. Если и напился, то, кажется, от стресса успел протрезветь.       Темноту комнаты рассеивает мягкий свет прикроватного светильника. В постели Серёжа видит Олега, и это хорошо, Олег — это безопасность, ему можно верить гораздо больше, чем себе. Но выглядит он ужасно: лицо опухло, левый глаз заплыл так, что вряд ли он им сейчас видит; на груди широкая бинтовая повязка, на обнажённых участках тела ни одного живого места — сплошные гематомы.       Тревожность нарастает, и Серёжа жмётся в угол сильнее.       — Серый, ты чего?       Паника подкатывает к горлу тошнотой. Он делает над собой усилие, чтобы дышать.       — Привет, — наконец выдавливает из себя Серёжа.       «Давно не виделись». Сколько точно в днях, неделях, месяцах, Серёжа не знает. Да и неважно. Он всё равно надолго не задержится.       Удивление Олега очень быстро сменяется пониманием.       — Привет.       — Это… Это я тебя так?       Воспоминания открыты, но листать их слишком долго. Серёжа хочет знать сейчас.       — Нет.       — Это из-за меня тебя так?       Олег молчит, думает, что ответить, чтобы не задеть и не сильно соврать. Серёжа всё понимает, опускает голову, обхватывает её руками. Шепчет:       — Всегда из-за меня.       — Ты себя сильно переоцениваешь.       — Я себя сильно ненавижу.       Олег вздыхает. Серёжа жмурится, не в силах поднять на него глаза. Вцепляется пальцами в волосы до боли, до злых слёз из глаз. В голове проносятся воспоминания, как длинные рыжие пряди летели в раковину, как рука с ножницами дрожала, как слёзы застилали глаза. Будь он тогда чуть смелее или наоборот трусливее, решился бы. Но, приставляя ножницы острыми концами к горлу, примеряясь, Серёжа вдруг подумал об Олеге, что этим ранит, предаст его снова — и так и не смог.       А лучше бы смог.       — Помнишь, ты ударил меня из-за ножниц? Ты тогда не подпускал меня к любым острым предметам, а я всё-таки нашёл, спрятал. Я сказал, что волосы мешали, что просто подстричься хотел — они меня и правда бесили. Но я соврал.       — Я знаю, — спокойно ответил Олег. — Потому и ударил. Испугался того, что ты мог натворить. За тебя, дурака, испугался.       — Тебе не за меня нужно было бояться. — Серёжа всё-таки собирается с духом, смотрит ему в глаза, тычет себя пальцем в грудь, туда, где болит, не переставая, очень глупое, жестокое сердце: — Меня. Разве ты не видишь, что я делаю с твоей жизнью? С тобой? Я разрушаю! Я такое чудовище, что даже уйти от тебя не могу. Всё понимаю, но не могу. Разучился жить без тебя. Но я очень тебя прошу: прогони. Он отпустит. Я отпущу. Пожалуйста! Уйди сам, пока не поздно.       — Нет. И никогда больше об этом не проси.       Серёжа утыкается лицом в колени, всхлипывает. Ничего он сделать не может. Даже переубедить Олега.       Бесполезный. Жалкий. Никчёмный. Как и всегда.       «Тряпка…»       — Серёж, — зовёт Олег ласково, неожиданно смягчившись. — Возвращайся в постель, а я тебе кое-что скажу.       «Как с маленьким», — думает Серёжа. Самое отвратительное, что он таким себя и ощущает.       — Это обязательное условие?       — Да, — и добавляет: — Пожалуйста.       Невозможно отказать.       Серёжа вытирает слёзы с лица, несколько секунд ищет в себе силы подняться. Ложится на кровать спиной и едва дышит, кусает губы виновато. Олег кладёт руку поперёк его живота, побуждая чуть придвинуться. Серёжа повинуется осторожно, стараясь если и касаться, то едва-едва, чтобы случайно не сделать больно. Становится теплее и спокойнее. От близости с Олегом всегда так.       — Ты думаешь, что ты худшее в моей жизни, — шепчет на ухо Олег, как по секрету, — но это неправда. Ты самое лучшее, самое важное в ней. И я никогда, ни за что не откажусь от тебя.       — Зря, — с замиранием сердца говорит Серёжа, но в глубине души он благодарен Олегу — за то, что он есть. Его бы сберечь, укрыть от всего, от себя в особенности. Знать бы, как. Уметь бы так.       — Нет, не зря.       Смартфон на тумбочке коротко вибрирует, оповещая о сообщении.       — Мне посмотреть? — спрашивает Серёжа.       — Посмотри. Это, наверное, Валера.       — Кто такой? — спрашивает Сережа и послушно тянется за смартфоном.       — Такая. Девчонка, которую ты заставил на нас работать.       В голове всплывает смутный образ: кареглазая блондинка, очень серьёзная, юная.       Сообщение и правда от Леры. Серёжа зачитывает вслух короткое «доехала, всё норм». Олег не просит написать что-либо в ответ, поэтому он просто гасит экран и возвращает смартфон на место.       Они молчат. В тишине не то чтобы неуютно, но Серёже очень хочется сказать что-то важное. Что — он и сам толком не понимает.       — Олег?       — Да?       «Я тебя люблю» сидит в груди, просится наружу, но смелости не хватает. Вместо этого Серёжа выпаливает глупое:       — Спасибо, что живой.       Олег целует его в висок разбитыми губами:       — Засыпай.       И Серёжа послушно прикрывает глаза.

***

      Сергей просыпается с явственным ощущением, что продрых гораздо дольше, чем следовало. Так и есть. Часы на стене показывают половину первого.       «Твою мать!»       От того, чтобы резко подорваться, Сергея удерживает чужая рука под футболкой, кончиками пальцев медленно поглаживающая бок. Он поворачивает голову и оказывается нос к носу с Олегом.       — Давно не спишь? Почему не разбудил? Ты, наверное, хочешь есть, пить…       — Боже, Серый, — обрывает его Олег, — не кипишуй так с утра пораньше.       — Уже нифига не утро.       — Я совсем недавно проснулся, будем считать, что утро.       — Ладно, будь по-твоему, — ворчит Сергей, но на самом деле это лучшее, что только может быть: проснуться вот так, в объятиях Олега.       «Стоп». Сергей в недоумении хмурит брови. Он не помнит, чтобы они засыпали в обнимку. Он не помнит что-то важное как будто. Сергей весь напрягается:       — Я… Вёл себя странно перед тем, как уснул?       — Ты был слегка драматичнее обычного и только.       Сергей поджимает губы. Вот оно что. Значит, всё-таки перемкнуло.       — И что я тебе наговорил?       Олег вздыхает и нехотя отвечает:       — Просил бросить тебя и свалить в закат.       Сергей смотрит на него, забыв, как дышать. Надо же, то, о чём он столько думал, хотел сказать и боялся. Боялся в равной степени того, что Олег согласится уйти и, что наоборот, останется (но Сергей всё равно его потеряет).       — И?       — И в задницу иди с такими просьбами, что непонятного.       — Сам иди, — беззлобно огрызается Сергей. — Может, так было бы лучше.       — Где, в заднице?       В другой раз Сергей непременно пихнул бы его локтём, но до Олега сейчас и дотронуться страшно, поэтому он ограничивается исключительно мысленным тычком.       — Какой же ты придурок, бож. Тебе без меня было бы лучше.       — И это я придурок? — с упрёком спрашивает Олег и прикусывает его плечо у основания шеи. — Только сегодня и только для особо одарённых повторяю: «Мне без тебя не будет лучше. Мне без тебя вообще не жизнь».       От этих слов Сергею хочется плакать. Потому что да, не жизнь, ему тоже не жизнь, но Олег, возможно, был бы в безопасности. Завёл бы семью и собаку, дожил до старости, тогда как с ним, с Сергеем, уже огромное чудо, что дожил до тридцати двух.       Сергей улыбается вымученно, разбито:       — Ладно.       — Ладно? — иронично переспрашивает Олег.       — Что не так?       — Ничего. Просто твоё царское одолжение напомнило, как когда-то ты на моё признание в любви ответил «спасибо». Некоторые вещи не меняются.       — Вот это злопамятность, — возмущается Сергей, и с языка уже готова сорваться тирада «мне было восемнадцать, мозги кипели от учёбы и вообще я понятия не имел, как реагировать на подобные вещи», но вдруг приходит понимание: — Погоди. Это что, вот буквально минуту назад тоже признание в любви было?       — Ну, вроде того.       Серёжа на секунду застывает в неверии.       После Венеции Олег никогда больше не говорил ему, что любит. Да Сергей и не ждал, не надеялся снова услышать. Даже когда между ними вроде как всё без слов снова стало понятно.       — Спасибо. — Видеть, с каким выражением лица Олег закатывает глаза — бесценно, поэтому Сергей тянет пару секунд прежде, чем договорить: — Я тебя тоже очень сильно люблю.