Ты беги, не беги – бесполезно, Где-то там и твоя половинка живёт. Всё окажется как в старой песне: Снова Нас догонит любовь и на куски разорвёт.
Порнофильмы – нас догонит любовь
Колокольчик над дверью тихо звякнул, заставляя Тихона поморщиться: голова после вчерашних возлияний с Чеботарёвым болела нещадно, словно говоря своему владельцу, что он уже не в том возрасте, чтобы позволять себе вот так напиваться, когда повода даже никакого и нет. Сам Тихон возражал, что он очень даже в таком возрасте, а поводы ищут только слабаки. А в органах слабаков, как известно, не держат, тем более в росгвардии. Выше, сильнее, красивее, как всегда добавлял Жизневский, заставляя Диму ржать. Почему-то эта шутка своей актуальности не теряла уже лет десять. Тем не менее, колокольчик над дверью сегодня росгвардию почти победил, отдавшись набатом в похмельной голове, отчего Тихон даже затормозил на пару мгновений посреди пустого зала. Даже странно, что такое модное на вид местечко имело так мало посетителей в одиннадцать утра. – Эй, чувак, ты постоять сюда зарулил или всё-таки купишь чего-нибудь? – не слишком любезно раздалось от стойки. – То, что ты такой помятый, не даст тебе права попросить кофейку авансом, так и знай. Тихон только усмехнулся – вот, похоже, причина того, почему посетителей тут было так мало. – Ну ты не борзей, бариста-хуиста, – фыркнул Тихон, подходя к стойке, и прищурился, глядя на мелом написанные названия на доске. – Сам писал? Как курица лапой. Ну давай, не знаю… Капучино какое-нибудь. Только покрепче сделай. – Покрепче ему, посмотрите! Ты хоть знаешь, что это тогда не капучино будет, а просто бурда какая-то? Нет, я сделаю, конечно, но ты сам потом плеваться будешь, – с таким оскорблённым видом, будто Тиша ему в душу плюнул этой просьбой, бариста поднялся с высокого стула, чтобы потыкать что-то там в терминальчике. Только теперь Жизневский соизволил оторвать взгляд от разгадывания наименований позиций на доске и перевести его на потрясающе хамское чудо, которое готовило ему порцию животворящего напитка. И наткнулся на такой же изучающий его взгляд, с насмешливо приподнятой правой бровью, тёмный, почти чёрный, и такую же ухмылку – но совсем не наглую и хамскую, а очень даже… будто бы смущённую. И понял – пропал ты, Тихон Игоревич. Окончательно и бесповоротно. Жизнь больше не жизнь без обладателя таких тёмных глаз – в голове почему-то всплыла ассоциация с переспелой черешней, – и изящных рук, которые порхали над кофемашиной. – Иванушка-дурачок из сказок, ты чего так улыбаешься? – спросило его чудо, ставя стаканчик с кофе на стойку напротив Тиши. – С тебя двести пятьдесят, натурой не принимаю. – Ты меня не переиграл, – ещё шире улыбнулся Жизневский, опираясь на стойку на локти, чтобы быть с парнем примерно на одном уровне, и указал пальцем на его бэйджик. – «Иван» у нас ты. Так что это я тебя переиграл и уничтожил. – О, вот оно как, – рассмеялся Иван-бариста и скрестил руки на груди. – Ладно, а ты у нас тогда кто? – Я – Тихон. Добрый молодец из сказок. – Тихон он, посмотрите! – снова засмеялся Ваня, но, заметив выражение лица Тиши, снова удивлённо вскинул бровь в этом своём жесте, от которого у Тихона внутри всё сжималось то ли от желания, то ли от какой-то щемящей нежности. – Чё, реально, что ли? – Реально. Тихон, – ответил Жизневский, смиренно склонив голову, а потом выпрямился, доставая бумажник и вытаскивая пятисотку. – Вот, сдачу возьму только номером твоего телефончика. Фыркнув, Ваня подвинул к себе стаканчик обратно и взял маркер, лежащий у кассы, что-то начиная на нём писать. Тише очень хотелось, чтобы это был номер телефона, не посыл куда подальше. – Специально для кудрявых дислексиков из сказок, – очередной жгучий чёрный взгляд на Тихона. – Пишу разборчиво, не «как курица лапой». Из кофейни Тихон вышел не только с кофе – как назло, жутко крепким и чёрным, без грамма сахара и молока, но это только вызывало улыбку, – но и с номером телефона Вани. Утро определённо стало в разы лучше.* * *
– Не, Димка, там… Там пиздец, – выдохнул Тихон вместе с сигаретным дымом и покачал головой. – Я таких, знаешь, ни разу не видел. Ты бы видел его улыбку, и вообще мимику, короче, я там и понял, что либо рискую здесь и сейчас, либо мне ни покоя, ни шампанского, понимаешь? Чеботарёв только улыбнулся и прищурился, глядя на Тишу. – Слушай, у тебя такие влюблённости раз в месяц точно случаются. – Да это другое! Там симпатии просто, без них жить скучно. А тут я, кажись, влюбился, – покачав головой, Жизневский поскреб небритую щёку и стряхнул пепел в пепельницу на столе. – Я его на ужин пригласил, сегодня, как освободимся, столик закажу на завтрашний вечер. Подскажешь потом какое-нибудь классное место? Хочу его прям поразить, знаешь. Дима хотел что-то ответить, но его прервало раздавшееся из рации шипение – вызывали подкрепление на проспект Сахарова – туда стекалось всё больше людей, волнения не утихали, и вызывали вообще всех, кто был сейчас свободен. – Погнали, я тебе по пути расскажу, – сказал Чеботарёв и поднялся из-за стола, рукавом протирая забрало шлема. – Идёт, бро. Как думаешь, стоит ему сразу сказать, где я работаю? – Ну, наверное, – пожал плечами Дима, точно так же, как и Тихон, натягивая и застёгивая броник с надписью «Росгвардия» на спине. – Мне кажется, с нашей спецификой, лучше предупредить о таком заранее. – Вот и я так думаю, – нахмурившись, кивнул Тиша, натягивая чёрную балаклаву. – Ладно, вот завтра и скажу ему. Думаю, никаких проблем не возникнет с этим, он нормальный, я уверен.* * *
Проспект был весь забит людьми. Люди – точнее, это были уже не люди, это была просто толпа – были обозлены и взбудоражены: тут и там вспыхивали потасовки, драки, причём в основном с органами власти, попытки спонтанного вандализма. Пока что – ещё только пока – справлялись своими силами, без водомётов, светошумовых гранат и прочего оружия, которое Тихон считал излишним. Нет, бывали ситуации, когда без крайних мер не обойтись, но даже условно мирные протесты хотелось хотя бы пытаться разрешить условно мирно. Не все его сослуживцы разделяли такой гуманизм, но за других Жизневский отвечать не мог. Он мог отвечать только за себя, ну, может, за Димку ещё, но Чеботарёв разделял его позицию полностью – их профессия, незаслуженно охаенная, важна и полезна, как и любая другая. Кто-то же должен защищать людей от самих себя, так ведь? Тихон считал, что так, и готов был нести это бремя. Жизневский тащил в сторону автозаков, держа за шкирку, какого-то не в меру буйного школьника, до сих пор вырывающегося и осыпающего его проклятиями в духе «смерть легавым от ножа», когда ему в шлем вдруг что-то мягко стукнулось, заставив скорее удивиться, чем обеспокоиться, и оглянуться вокруг. Форма оказалась почему-то залита кофе – в нос даже через шлем ударил вкусный запах. Школьника пришлось отпустить – всё равно, дурака, потом отпускать. Тот сразу же припустил куда-то в сторону дворов, прочь от толпы, ну и молодец, нехрен ему тут делать, когда ситуация накаляется с каждой минутой. Оглянувшись на сто восемьдесят градусов, в забрало шлема снова что-то мягко стукнулось – и Тихон узнал лого кофейни на бумажном стаканчике, упавшем ему под ноги. Точно на таком же Ваня вчера написал ему свой номер. – Слышь, мусарня! Подонок! Уже и школьников сажать собрались, да?! – Ванька, – искренне удивившись, сказал Тиша скорее сам себе. – Ох ты ж бля… Ваня, это я, ну! Нарушая все инструкции, Тиша поднял забрало шлема и оттянул балаклаву вниз, чтобы Ваня смог его узнать. У того, благо, запас стаканчиков уже иссяк. Наверное, этого делать не стоило. Стоило, может быть, сохранить своё инкогнито, чтобы завтра, за ужином, Ванька с возмущением рассказывал просто Тихону, что героически облил какого-то охуевшего росгвардейца кофе, позволив сбежать малолетнему бунтарю. А просто Тихон, засунув Тихона-росгвардейца подальше и поглубже, просто бы улыбался, смеялся в нужных местах и качал головой на таких охуевших ментов. Только вот Тиша знал прекрасно, что это не выход – это был бы тупик. Сколько бы его хватило держать это в тайне? Неделю? Две? Месяц? Да Ванечка бы обязательно узнал, и вот тогда настал бы конец всей их сказке. А этого Жизневскому не хотелось. – Ты… – в тёмных глазах отразилось узнавание, удивление, а потом злость. – Ты… долбоёб ты сказочный, вот ты кто! И, развернувшись, Ванька рванул прочь, в самую толпу, мгновенно исчезая из поля зрения Тихона. Вот только не было времени плакаться над своим разбитым сердцем, и Тиша, выругавшись, натянул балаклаву обратно, задвинул шлем и бросился за Ваней. Опасно было соваться в самую гущу, в самое месиво в одиночку. Это было почти самоубийственно, учитывая, насколько обозлённая толпа ненавидела сейчас силовиков, сдерживающих «праведный гнев» этой самой толпы, и спасали Жизневского сейчас только форма, броник, глухой шлем и наличие табельного оружия при себе, включающего в себя не только дубинку и шокер. Несколько раз Тиша замечал в расходившейся толпе людей мелькающую красную клетчатую рубашку и светло-голубые джинсы, и старался не терять Ваню из виду. Ведь у него не было ни шлема, ни бронежилета. Буквально ничего. Неожиданно где-то справа, очень близко, раздался громкий хлопок, крики, всё заволокло дымом, а толпа, обезумев, рванула наперерез – прочь от взрыва, и даже Тихону с его физической подготовкой и ростом стало трудно удержаться на месте, ведь он всё ещё крутился на месте – главным сейчас было найти Ваню. Он же, чёрт возьми, мелкий совсем, куда рванул в самое месиво, зачем, дурак, ну реально же Иван-дурак… Заметив ту самую красную рубашку, Тиша рванул вперед, расталкивая паникующих людей – уже дубинкой, потому что локтей явно не хватало, – и едва настигнув растерянного и испуганного Ваню, крепко обнял и прижал его к себе, облегчённо выдохнув. Нашёл. Главное, что нашёл, а выбраться отсюда – это ерунда. Когда они оба смогли вырваться на самую окраину, где людей уже почти не было, Тихон отключил рацию и потащил Ваню, крепко держа за плечо, чтобы не сбежал опять, в сторону метро. Станция была оцеплена, но это его не волновало совершенно, ксива при себе, как-нибудь прорвутся. Ванька, к счастью, уже не сопротивлялся, только подозрительно шмыгал носом. Обернувшись на него, Тиша только тяжело вздохнул: видимо, прилетело ему в толпе, всю рубашку уже заляпал кровью из разбитого носа. Завернув к какому-то киоску, за которым можно было укрыться, Жизневский снял с себя шлем совсем, вручая его Ване, а потом, похлопав себя по карманам формы, вытащил маленькую пачку влажных салфеток, протягивая их Ване. Тот глянул волком, но салфетки всё-таки взял, прикладывая их к носу и запрокидывая голову. – Не-не, Вань, не надо, лучше вперёд наклони. Вдруг что? Закашляешься ещё, только сильнее пойдёт, – положив ладонь на затылок Вани, Тиша аккуратно наклонил его голову вперёд. Ванька, к счастью, не сопротивлялся, только очами своими жгучими сверкал так обиженно, словно все его мечты и надежды рухнули в одночасье. Тихону очень хотелось что-нибудь сказать, но что можно в такой ситуации сказать, он просто не представлял. – Вань… – А у тебя, чё, не только форма голубая, да? – чуть гнусавя из-за разбитого носа, спросил Ваня и кинул в сторону урны окровавленную салфетку, доставая из пачки чистую. – Знаешь, мог бы сразу сказать. – Да как-то к слову не пришлось. Я завтра хотел сказать. Ну, чтобы по-нормальному было всё, по-людски. – А не по-ментовски? – язвительно фыркнул Ваня. Тихон посмотрел на него так печально, что Ваньке мгновенно стало очень стыдно за это, хотя от собственных убеждений он отказываться не собирался. Как бы ему Тихон сильно не нравился… И как бы больно не было от того, что все мечты и планы на завтрашний вечер разрушились. – И что же, теперь «по-нормальному за ужином» не будет, потому что и свидания никакого не будет? – спросил Ваня, глядя на брусчатку под ногами. – Ну точно Иван-дурак, – тяжело вздохнул Тихон и подхватил лицо Ваньки рукой в чёрной перчатке, заставляя посмотреть в свои глаза. – Завтра в восемь, идёт? Всё, молчи, оппозиционер хренов. Воровато оглянувшись вокруг и убрав от лица Вани руку с салфеткой, Тиша наклонился к нему, быстро чмокая в губы – чисто номинально, чтобы свою позицию обозначить. Как бы иронично это ни звучало. – Пошли, проведу тебя в метро. Только рот на замок и делай вид, что совсем припадочный, понял? Придётся, правда, на соседнюю ветку переться, она хотя бы работает, только переход перекрыт, – усмехнулся Жизневский и подмигнул, вытерев губы ладонью. – Мы теперь кровью связаны, это тебе не хуйня какая-то, согласен? Ваня, слабо улыбнувшись, просто кивнул.* * *
Такого свидания у Тиши ещё ни разу не было. Нет, кафешка была очень камерная и милая – тут Чеботарёву большое спасибо, что подсказал хорошее местечко. И за то, что перед начальством прикрыл, как сумел, сказав, что Тиша его родственника увидел и понёсся спасать. На ковёр всё равно вызвали, но хотя бы неофициально, без занесения в личное дело, хотя Жизневский готов был и на это. Не жалел бы всё равно, и повернись время вспять, всё равно сделал было всё точно так же, нарушив снова все инструкции и воспользовавшись своим служебным положением в личных целях. Так бы оно в личном деле бы всё и смотрелось, огромной позорной кляксой, до которой Тихону не было совершенно никакого дела. В общем, и кафе, и еда, и вино были очень даже на высоте. А вот Ванечка Янковский, известный в узких кругах ярый противник действующей власти, оппозиционер и какой-никакой блогер, работающий баристой в кофейне, морозился весь вечер, делая вид, что всё это свидание – просто фарс, и он тут как будто бы исключительно потому, что данное слово нарушать не хочет. Тиша такое наигранное благородство в рот ебал, на самом деле, особенно сердясь на то, что это отрицание было совершенно ненастоящим. Вот вчера, на митинге, Ванечка был настоящим, и совершенно не был против поцелуя. Тихон весь вечер пытался прорваться через эту глухую стену, но каждый раз натыкался на неё снова – холодная вежливость, светские разговоры и избегание смотреть в глаза прямо. В какой-то момент, отодвинув от себя тарелку с салатом, потому что ничего в горло уже не лезло на таких щах, Тихон откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – А чего не уйдёшь демонстративно, раз тебе с мусором западло даже за одним столом сидеть? – не удержавшись, ядовито поинтересовался Жизневский. – Куда честнее, чем сидеть тут и делать вид, будто бы всё нормально. Ваня от этих слов дёрнулся нервно, как от удара, и глубоко вдохнул. – С чего ты взял, что знаешь, что мне западло, а что нет? – спросил он в свою очередь, наконец, чуть ли не впервые за этот вечер, подняв на Тихона глаза. Уже маленькая победа. – Ну, как же… – усмехнувшись, Тиша красноречиво развёл руками. Тут даже слова никакие были не нужны, оба всё прекрасно понимали. Ромео и Джульетта, ёб вашу мать, как выразился днём Дима Чеботарёв, а потом сочувственно похлопал Тихона по плечу. Ситуация, конечно, была абсолютно дурацкая. Они были по разные стороны баррикад не только фигурально, но и вполне себе буквально, и такое впечатление, словно за прошедшие сутки Ваня накрутил всё это в голове до нереальных размеров, раздув из мухи целого слона. А теперь сидел и строил из себя оскорблённую ментом святую радикально-левую невинность. – Уволься, – помолчав, сказал Янковский. Тихон, в этот момент поднёсший бокал с вином к губам, чуть не подавился и закашлялся от такого неожиданного предложения. – Чего, прости? – переспросил он. – Это предложение или условие, я не понял? – Условие, – ответил Ваня, и Тиша готов был поклясться, что точно с таким же серьёзным, даже суровым лицом, полным готовности к жертвенности, Иисус восходил на Голгофу. – Вань, ну ты ведь понимаешь, что не всё так просто? – осторожно спросил Тихон. – Это просто моя работа, Ванька. Она не плохая и не хорошая, она просто нужная – я людей защищаю. – Пиздя их дубинками на мирных протестах, да? – мгновенно вскинулся Янковский, словно готовил все свои возражения заранее, как роль. – Ты красивый такой, тебе бы в актёры, что ли… Вся наигранная серьёзность с лица Вани от неожиданного комплимента испарилась, он даже бровь снова изогнул – так, как нравилось Тихону. – Ванечка, то, что я работаю на власть, совсем не значит, что я разделяю все её методы, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Тиша. – Я на вашей стороне, но работа есть работа. То, что я ношу форму с нашивкой росгвардии на спине, не значит, что я не человек, а просто цепной пёс режима. Понимаешь? Ваня, казалось, и хотел понять, и не хотел, и эта внутренняя борьба вся отражалась на его лице. Вроде бы вот он, Тихон перед ним – точно такой же, каким он увидел его тем утром в кофейне, с этими его кудрями, добрыми глазами и немного дурашливой открытой улыбкой. Образ, который совсем не вязался с образом росгвардейца. – Причёска у тебя не по уставу, – буркнул, наконец, Янковский и потянулся к своему бокалу. – Всем очень жалко их трогать, – рассмеялся Тиша и провёл рукой по волосам. – А вообще, когда ты майор и за плечами парочка наград, хоть и мелких, на тебя малость забивают хер, прощая всякие мелочи. – И за что у тебя награды? – Пару месяцев назад ячейку террористическую накрыли, которые взрыв в метро готовили, – пожал плечами Тихон. – Пулю словил в плечо, ничего серьёзного, зато вычистили всё это крысиное гнездо. – Так вы… и таким занимаетесь, что ли? – спросил Ванька, и стена между ними как-то незаметно начала трещать. – А ты думал, что, всю нацгвардию только ради красоты и митингов держат, что ли? – рассмеялся Жизневский и покачал головой, снова разливая вино по бокалам. – Нет, конечно, обычно мы внутренней безопасностью занимаемся, а митинги… Ну, там опасно. Сам видел – оружие притаскивают всякие припизднутые, бомбы даже. Омоновцев бывает мало, как и обычных ментов, подтягивают и нас, хотя у нас оружие боевое. Ваня только головой покачал и передёрнул плечами – про взрыв, прозвучавший так внезапно и так близко, до сих пор вспоминать было страшно. Там ведь какие-то жертвы даже были – без смертей, но всё-так… Оказаться в их числе было странно. – Ванька, я не прошу тебя от твоих убеждений отказываться, особенно политических… Это сугубо твоё дело, – с тихим вздохом попросил Тихон и накрыл ладонь Вани, такую тонкую, с длинными изящными пальцами, своей рукой, и ладошка Янковского в ней почти утонула. – Я тебя об одном прошу: пропусти следующий митинг. Пожалуйста. Больше ни о чём не попрошу. И если у нас с тобой что-то получится… я не могу обещать, сам понимаешь, но... Я подумаю над сменой профессии, окей? – Ладно, – чуть улыбнулся Янковский, понемногу оттаивая. – Я тоже тогда ничего не стану обещать, но подумаю. Окей.* * *
После ужина Ваня сам напросился к Тихону – посмотреть на медали, потому что, мол, не верил, что такому кудрявому пиздодую их реально выдали, а если и выдали, то, наверное, шоколадные в золотистой фольге. Тихон, в свою очередь, язвил, что как только Янковский переступит порог общежития МВД, то мгновенно зашипит, загорится и осыплется пеплом – оппозиционерская душа не выдержит такого богохульства над собой. Конечно, никто не сгорел, кроме – метафорически – штанов и трусов на Тише, когда Ваня полез к нему сразу же, стоило только закрыть дверь блока, даже свет не успели включить. Да и вообще времени на это терять не стали, на ходу избавляясь от одежды, целуясь жарко и горячо, отрываясь друг от друга только для того, чтобы вдохнуть воздуха. По пути к дивану, в темноте, успели собрать собой все острые углы мебели, которые только попались на пути, но Ваня на это, тихо матерясь, только смеялся, сетуя, что надеялся получить в напоминание от этой ночи только засосы, а в итоге всем друзьям в твиттере и инстаграме будет хвалиться синяками, мол, связался мало того, что с ментом, так ещё и с абьюзером. Янковский не затыкался ни тогда, когда Тиша, повалив его на диван, рывком стянул с него джинсы и устроился между стройных ног, закинув их себе на плечи и начав отсасывать ему, ни тогда, когда Тихон добавил пальцы, чтобы растянуть и подготовить. Ванечка стонал так сладко, что внутри всё сводило, и при этом, в перерывах, успевал комментировать происходящее, язвить и шутить, и Жизневский влюблялся в него с каждой дурацкой репликой и с каждым стоном всё больше и больше. Правда, в какой-то момент всё-таки зажал его рот ладонью, чтобы Ваня своей болтовнёй не мешал вбиваться в его тело ритмичными и сильными толчками, но когда он просто взял и лизнул ладонь Тиши, а потом, повернув голову, взял его пальцы в рот, начав сосать их и ласкать языком, имитируя минет, Тихон не выдержал и кончил, а этот мелкий провокатор кончил лишь несколькими мгновениями спустя, когда Тихон коснулся рукой его члена. До медалей они так и не добрались.* * *
– Ну? Доволен? – сердито спросил Жизневский. – Ваня, ты же обещал мне… – Я ничего тебе не обещал, – улыбнулся Ванька, помятый, лохматый, как чёрт, с кругами под глазами от недосыпа, но абсолютно точно – довольный. – Я сказал, что я подумал. Я подумал и пришёл. Только всё не по плану немножечко пошло, но это ладно, я предполагал, что так и будет. «Немножечко не по плану», – тяжело вздохнул про себя Тихон. Немножечко не по плану – это то, что они сейчас находились в спецприёмнике для административно задержанных, и снова были по разные стороны… на этот раз, правда, решётки. – Хуй с тобой, радикал, ладно, – покачав головой, Жизневский протянул через решётку пакет из «Пятёрочки», в котором были не только продукты, но и минимум необходимых вещей. – Тринадцать дней осталось… Чуть меньше двух недель. Вань, ну зачем ты так вот, а? Янковский только плечами пожал и тут же отвлёкся на изучение содержимого пакета. Ну да, тут, при стольких свидетелях, под камерами, ни поговорить нормально, ни поцеловаться и обняться. Ужас и кошмар, но с этим они как-нибудь уж справятся. – Если вдруг что, сразу требуй передать мне, ладно? – строго сказал Тихон, привлекая внимание Вани, и ухватил его за узкую ладонь. – Ваня, я не шучу. У меня тут знакомые. – Да ну какое «вдруг что»? Я же не в тюрьме. Кормят тут погано, разве что. С твоими оладушками утренними не сравнится. – А тебе всё шуточки, – усмехнулся Тиша, отпуская руку Вани, потому что следом за прикосновением захотелось ещё много чего сделать. – Ладно, отдыхай. Я к тебе завтра ещё загляну. – Слышь, мамашка, завязывай, я без тебя не пропаду, – отмахнулся Янковский и улыбнулся. – Забери меня отсюда, главное. На мотоцикле! – На мотоцикле, конечно, – улыбнулся Тихон. – Обещал покатать – значит, покатаю.* * *
На крыльце спецприёмника Тихона ждал Дима. Вообще-то, это его знакомые тут работали, так что сказать спасибо стоило в первую очередь ему. – Я тебе уже как минимум на три бутылки хорошего коньяка должен, – усмехнулся Тиша, останавливаясь рядом с другом и привычно стреляя у него сигарету. – Или ты вискарь предпочитаешь, Дим? – Не… Лучше коньяк. Или вина нормального. Или, – хитро улыбнувшись, Чеботарёв легко толкнул Тихона локтем в бок. – На свадьбу свидетелем позови! Жизневский на это только глаза закатил, почти страдальчески. Он этих шуток наслушался ещё с того дня, как он в первый раз привёл к себе после свидания Ваню, потому что стены в общежитии тонкие, а его соседом как раз был Дима. Тоже, между прочим, частенько приводящий к себе одно не слишком-то тихое чудовище, рифмы к фамилии которого Тиша придумывал всегда новые, и не повторялся ни разу вот уже, наверное, год. – Ты меня быстрее пригласишь, – фыркнул Тихон в ответ. – Кстати, ты ж ему сказал уже? Ну, что думаешь увольняться. – Неа, – с наслаждением улыбнулся Жизневский и покачал головой. – Откинется со своих пятнадцати суток – будет ему сюрприз.