Balthazar — I Want You
Долгие странствия и путешествие к Мондштадту дали Альбедо, как он думал, достаточно информации о людях и их взаимоотношениях; наблюдая и запоминая, он быстро усвоил, что в общении считается хорошим тоном, а что дурным. Кроме того, его наблюдения по большей части не расходились с банальными логическими выводами. Но встречались в человеческих отношениях и такие феномены, которых Альбедо не понимал, и сталкиваться с ними теперь приходилось почти каждую ночь: выданная Ордо Фавониус квартира находилась в точности напротив таверны «Доля Ангела».***
— Ты не любишь меня. — Вздрогнув, Альбедо открыл глаза. В ночной тишине печальный мужской голос казался таким близким, будто незнакомец говорил прямо над головой, а не двумя этажами ниже. — Я всегда знал. В ответ донеслось угрюмое «хм». Второй голос тоже был мужским. — Ты был мне как брат, — продолжил первый. Он был навеселе, Альбедо слышал, как у него слегка заплетается язык. — Я был твоей тенью. — В каждом слове сквозила драма. — Я следовал за тобой, прикрывал твою спину!.. Второй вежливо молчал. — А ты на меня и не смотришь, — убито закончил первый. Звучало так, будто в поединке его подло пронзили шпагой, и последняя надежда на восстановление справедливости растаяла как дым. — Целый день за своей барной стойкой, с каждым любезничаешь, а я… почему я стал так мало для тебя значить? — Кэйа. — Второй сказал это спокойно и тихо, будто обращался к ребёнку, и Альбедо стало сладко и грустно от его тона. — Идём домой. — Ты снова мне не ответишь, — угрюмо заключил Кэйа. По мостовой зачастили прочь шаги с лёгким перезвоном шпор (в Мондштадте Альбедо научился отличать этот звук от прочих), но почти сразу затихли. — Дилюк, отпусти. Несмотря на смертельно усталый тон, Дилюк, похоже, не собирался отступать. В его шёпоте ничего было не разобрать, а вскоре оба замолчали снова. Заинтригованный, Альбедо перекатился к краю кровати и в щель между занавесками выглянул в окно. Отбрасывая на мостовую одну длинную тень, Дилюк и Кэйа целовались. Решив не нарушать их уединение, Альбедо снова лёг, но сон не шёл. В странствиях доводилось видеть немало людей; в отличие от своей наставницы, Альбедо не особенно любил разговаривать со случайными попутчиками, но истории приходили к нему сами — он выглядел как человек, умеющий слушать, так ему говорили. Теперь его снова настигла чужая история — и снова помимо его желания, но теперь он, пожалуй, не отказался бы узнать, что стояло за драматичной ссорой и что к ней привело. Им двигала скорее страсть к наблюдениям, чем бытовое любопытство, но личные отношения многие предпочитали держать в тайне; едва ли ночная сцена предназначалась посторонним. Альбедо перевернулся на другой бок и приказал себе спать.***
— Дилюк. — Уже знакомый голос нарушил тишину ближе к рассвету: открыв глаза, Альбедо увидел розовые отсветы на стене. — Не будь… всего этого, ты не был бы сейчас таким одиночкой? — «Этого»? — уточнил Дилюк. Щёлкнул замок, звякнули ключи. — О чём ты, Кэйа? Кэйа помолчал. Эхо отбило от стен тихий скрип кожи. — Нет, пустяки. Зазвенели шпоры. Альбедо сел в кровати. Синяя накидка и пышный белый мех, ниспадающий с плеча одного из говоривших, укрывали второго до талии, и только рыжие кудри, непослушные, как языки пламени, в объятиях было не утаить. — Дилюк, — прошептал Кэйа, стягивая с волос Дилюка чёрную ленту, — я всё ещё твоя тень. — Нет, — еле слышно ответил Дилюк. — Ты мой свет. Сложив руки на подоконнике, Альбедо смотрел, как они целуются. Похоже, опасности, что его заметят, не было, да если бы и заметили… Спокойный сон слишком долго был для Альбедо недоступной роскошью.***
Шелестел дождь. — Полезай под крылышко, птичка, — со смехом пригласил Кэйа. Уставший за день, Альбедо напрасно понадеялся, что этим всё и закончится. — Вот ещё, — огрызнулся Дилюк. Ключи звякнули и, похоже, упали на мостовую, а вслед за тем кто-то выхватил из ножен клинок — и повисла тишина. Кое-как разлепив веки, Альбедо выглянул в окно. Поигрывая мечом, рыцарь в меховой накидке довольно усмехался. Лёд на мостовой и мокром сюртуке второго явно был делом его рук. — Не боишься промокнуть? — поддразнил Кэйа. Дилюк с его лица опустил взгляд на вмёрзшие в лёд ключи. — С утра откроешь сам. — Просто попроси, — проворковал Кэйа. Дилюк развернулся и решительно двинулся прочь. Посмотрев ему вслед, Кэйа одним ударом выбил ключи изо льда. — Шуток не понимаешь, — вздохнул он и отправился следом. — Каким же ты стал нудным. Обошлось без ссор, но и без поцелуев.***
Для разговоров они явно предпочитали тёмное время суток. Сегодня, например, едва перевалило за полночь, таверна ещё работала: звенели стаканы, шумели люди, пел бард, а Альбедо готовился уснуть. Как бы не так. — Надолго? — спросил Дилюк. — Без тебя и день кажется вечностью. — Кэйа усмехался, как, видимо, делал почти всегда, но в его голосе плескалась тоска. — В одну сторону путь займёт день, и ещё два я проведу на месте. Будешь скучать по мне, мастер Дилюк? — Вот ещё, — буркнул Дилюк. Альбедо снова сел и сложил руки на подоконнике — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дилюк утыкается Кэйе лбом в плечо. — Да. — Я вернусь с рассветом, — пообещал Кэйа и тихо пропел: — Жди меня в саду, голубка, жди меня, жаждущего любви… Дилюк закинул голову, и Кэйа прильнул к его губам. — Буду ждать. — Дилюк легонько толкнул его в грудь. — Иди и возвращайся живым. Кэйа кивнул и, уходя, мазнул кончиками пальцев по его губам. Что ж, Альбедо почти смирился с эпизодической бессонницей.***
Четыре ночи подряд Альбедо высыпался.***
— Дилюк… — Этот голос Альбедо научился узнавать даже во сне. Звякнули пряжки, зашуршала ткань. — Дилюк, я… — Тш-ш, — отозвался Дилюк, а после слух обожгло надорванное: — Ах!.. Часы показывали три ночи. Не дыша, словно даже это могло его выдать, Альбедо подкатился к окну. Скрип кожи и звяканье пряжек обрели вполне красноречивый ритм. Прижав к глухой стене первого этажа, Кэйа держал Дилюка на весу и что-то нашёптывал на ухо. Дилюк отчаянно цеплялся за его плечи, и эхо услужливо подбрасывало к ночному небу его сдавленные вскрики. Даже если закрыть окно, не было никакой надежды спастись от этих звуков, да Альбедо не очень-то и хотел спасаться. Привычно опустив голову на руки, он слушал — и ждал. Дилюк, как он и думал, сдался первым. — К...эйа, — выдохнул он. Рыжие кудри рассыпались по накидке Кэйи, когда Дилюк уронил голову ему на плечо. До Альбедо донеслись рваные вздохи; в долгом стоне Кэйи облегчения было, пожалуй, больше, чем страсти. — Скажи, что скучал. — Только теперь его голос сбился, но он всё ещё держал Дилюка на весу. — Скажи, что ждал меня. — Конечно, ждал, — голос Дилюка прозвучал незнакомо нежно. — Вернись в мой сад, ловчий, я спою тебе о любви… Пел Дилюк паршиво, но поцелуи этой ночью звучали особенно страстно. Глядя в ночное небо, Альбедо думал, что за строки они читают друг другу. Песня это или стихи? Знает ли эти слова кто-то, кроме них двоих? Может, какой-то тайный шифр? Эта мысль не давала ему уснуть ещё два часа.***
Некоторые местные жители были разговорчивы и приветливы независимо от реакции своих собеседников, и Альбедо намеревался этим воспользоваться. — Что тебе спеть? — Бард со странным прозвищем схватил Альбедо за рукав, стоило подойти ближе, и горячо зашептал: — Мой голос называют золотым! Хочешь проверить? Шестипалый Хосе знает все песни на свете! — Вы знаете песню про ловчего и голубку в саду? — поинтересовался Альбедо. Шестипалый Хосе надолго задумался. — Голубка, голубка… — забормотал он, перебирая пальцами в воздухе, будто пытался подобрать мелодию на невидимых струнах. — Голубь и голубка, чашечки лотоса и голубка, мёртвая голубка в белых сесилиях… ни слова про ловчего… Возможно, его память помутилась от алкоголя, но Альбедо никуда и не спешил. — Простите, что вмешиваюсь, — к ним направился рыцарь Ордо Фавониус; Альбедо часто встречал его у главных ворот, — мастер Альбедо, если я не ослышался, вы упомянули песню про ловчего и голубку? — Да, — кивнул Альбедо, — мне довелось услышать пару строк, и я заинтересовался полной версией. Может быть, господин Хосе… — ...голубь и волк, волк и фея… — продолжал Хосе, всё сильнее пошатываясь, — волк и лотосы в Каменном Лесу… — О, должно быть, вы слышали выступление Венти, того барда, который недавно прибыл в Мондштадт, — заметно оживился рыцарь. — Дело в том, что почти никто из современных бардов не знает этих строк. Они были в моде больше двухсот лет назад, существует предание, что популярный тогда безымянный певец подарил эту песню своему возлюбленному из рода Рагнвиндров. Если вы не были вхожи в круг близких друзей мастера Крепуса, да хранит ветер его душу, вряд ли вы могли услышать её где-то ещё. Откуда эта песня известна Венти, у меня, честно говоря, нет никаких идей, разве что… — Он поманил Альбедо в сторону от погрузившегося в свои мысли Хосе, — может быть, вам довелось выпить с сэром Кэйей? Под его пристальным взглядом Альбедо стало неловко. — Сэром Кэйей? — вежливо переспросил он. — Дело в том, что сэр Кэйа рос в доме Рагнвиндров, — продолжил рыцарь с таким оживлением, будто эта информация входила в путеводитель по Мондштадту. — Когда он был мал, мастер Крепус, по его словам, пел ему эту любовную балладу как колыбельную. Как по мне, он привирает, ребёнку такие песни слушать рановато, Мондштадт — город свободы, но контекст… — Рыцарь покачал головой. — Могу ли я где-то услышать эту балладу? Вы сказали, Венти? — Венти, — покивал рыцарь, — а моё имя Лоуренс, мастер Альбедо, кажется, мы ещё не были представлены лично. Обменявшись обычными для знакомства любезностями, Альбедо расстался с сэром Лоуренсом в смешанных чувствах. Теория про пароль рассыпалась, но история про любовную балладу тоже была хороша.***
Альбедо разбудил сочный хлопок — под окном, предвещая очередную бессонную ночь, откупорили бутылку вина. — Вернись в мой сад, ловчий, — бутылка была не первой, Кэйа слегка заплетался, но пел хорошо, со сладкой грустью глубоко и сильно влюблённого, — я спою тебе о любви! Ты выпутал меня из силков, — он закашлялся и звучно глотнул, — но моё сердце осталось с тобой… Альбедо перевернулся на спину и уставился на светлые квадраты от фонаря на потолке. — Жди меня в саду, голубка, жди меня, жаждущего любви… — продолжил Кэйа, и к его голосу добавился нежный перебор струн. — О, какие люди! — Люди! — протянул озорной голосок, дружески передразнивая. — Хороший вечер, а, сэр Кэйа? — Не тяни кота за хвост, — глухо усмехнулся Кэйа, и Альбедо понял, что песни не будет. — Я котов не любитель, — хихикнул его собеседник. Ночь Альбедо снова расцвела звуками поцелуев. — Дилюка ждёшь? — Кого ещё ждать в такой час? — Кэйа говорил тише, будто уткнувшись во что-то, но Альбедо слишком хотел спать, чтобы подсматривать. — Опять горит на работе. — А ему ещё всю ночь гореть! — Во втором голосе слышалось притворное сожаление. — Схожу за ним. Шагов не последовало. Кэйа снова глотнул вина. — ...сколько лет ни блуждать мне, — затянул он тоскливо, — зови меня, голубка, зови. Я поймаю тебя в сети, в свои сладкие сети… ох, блядь… Дальше звуки были немузыкальные. Похоже, пить Кэйе столько не следовало, но кто был такой Альбедо, чтобы раздавать незнакомым людям советы? С этой здравой мыслью он натянул на голову одеяло и всё-таки уснул.***
— Мастер Альбедо, сэр… — Сахароза, как обычно, начала издалека. Альбедо уже отчаялся уговорить её отказаться от ненужной субординации, — дело в том, что я сегодня не могу переночевать дома, а в «Гёте» заняты все номера, и я… вы не могли бы позволить мне поработать в лаборатории?.. Несколько секунд Альбедо смотрел на неё без всякого выражения. Сахароза покраснела, испуганно опустила уши и спрятала руки за спину. — Сахароза, — строго сказал Альбедо, — работать в лаборатории без сна я тебе запрещаю. Ты можешь переночевать в моей квартире. — Но мне не хотелось бы стеснять вас, сэр Альбедо, — зачастила Сахароза, — я могу переночевать и на улице, в Мондштадте спокойно, разве что… — У меня две свободных спальни, ты меня не смутишь, — Альбедо вложил в свои слова всю суровость, какая только у него нашлась, — разве что… тебя могут потревожить гости таверны. — Я сплю как убитая! — просияла Сахароза. — Ложь, — с придыханием говорил Кэйа. — Всюду ложь, и ты, Венти, лжец из лжецов. — Я?! — изумился Венти. Кажется, это с ним вчера Кэйа целовался на скамье у таверны. — Да я ни разу в жизни никому не солгал! Звякнули бутылки. Альбедо зацепился за подоконник, подтянулся и посмотрел вниз. Звуки поцелуев раздались в ту же секунду, как по команде. Рука Кэйи с бутылкой опускалась всё ниже; Венти, кем бы он ни был, сидел верхом у него на коленях, и отсюда видно было только короткий плащ и белеющие в свете фонаря чулки. — Ты лжёшь, — убеждённо продолжил Кэйа, стоило Венти отстраниться, — все мне лгут. Дилюк избавится от меня снова, едва я ему надоем. И ты избавишься от меня точно так же. Повисла тишина. Альбедо смертельно хотел спать, но слишком пристрастился к зрелищу, которое почти каждую ночь разворачивалось у него под окном, и хотел знать, что случится дальше. — Ты сам знаешь, что Дилюк ушёл не из-за тебя, — тихо проговорил Венти и протянул руку к его щеке, но Кэйа отвернулся. — Что я ушёл и уйду снова не из-за тебя. Из-за тебя мы вернулись, Кэйа. Мы оба вернулись к тебе. И если уйдём, то вернёмся снова. Будем возвращаться всегда. Первый звук Альбедо не разобрал, но вторым точно был всхлип. — Я больше не хочу быть один, — пробормотал Кэйа; у Альбедо сжалось сердце. — Раз за разом… я оставался один… Венти обнял его, укутал с головой своим плащом и зашептал что-то, уткнувшись в макушку. Успокоенный тем, что сегодня всё заканчивается хорошо, Альбедо уснул. Если бы это был конец. Развитие событий разбудило Альбедо через полтора часа. — Дилюк, — стонал Кэйа как заведённый, и сомнений в том, чем они заняты под окном, не было ни малейших. — Дилюк… нет… Дилюк… Альбедо решительно закрыл глаза, но тут дверь скрипнула, и в его спальню вкралась Сахароза. Её ночной наряд был прелестно прозрачным, но едва ли цель визита заключалась в демонстрации кружев из Фонтейна. — Мастер Альбедо, сэр, — прошептала она так, будто кроме Альбедо тут спал кто-то ещё, — вы их слышите? — Почти каждую ночь, — сдержанно ответил Альбедо. — Ох. — Сахароза мечтательно вздохнула. — Вот это любовь. — Пожалуй, — согласился Альбедо. — Сэр Альбедо, — Сахароза прислонилась к косяку плечом, что означало, что она тут надолго, — я знаю, вы приехали недавно, и для вас, может быть, мои слова пустой звук, но я была ещё маленькой, когда мастер Дилюк и сэр Кэйа проезжали на конях по центральной улице, провозглашая очередную победу. Они были так молоды, и я хотела быть такой же храброй и так же искусно сражаться! Если бы вы видели их сияющие лица! Они так любили друг друга, все в городе только и говорили, как однажды они обменяются букетами у статуи Барбатоса! А потом мастер Крепус, отец Дилюка, погиб при загадочных обстоятельствах, и мастер Дилюк исчез. Без него Ордо Фавониус стал совсем другим. Понимаете, для меня честь работать с магистром Джинн… — …ещё, — донеслось снизу. Цепочки и портупеи звякали часто-часто. — …но те годы были для всех особенными. — Сахароза тихо вздохнула. — Всё было другим. Волшебным и радостным, как летний ветер. И пусть мастер Дилюк вернулся совсем другим, а сэр Кэйа больше не улыбается так ярко, пусть они делают вид, что им друг на друга плевать, сейчас я так счастлива. Я знаю, что любовь победила. — Дилюк! — прохрипел Кэйа под окном, идеально дополняя её речь, и вслед за ним глухо зарычал Дилюк. — Жизнь всегда побеждает, — торжественно закончила Сазароза. На её щеке блеснули слёзы. — Сахароза, — сказал Альбедо, — ты ведь не чутко спишь. — Я ещё не спала, — застенчиво отозвалась Сахароза и прикрыла за собой дверь. — Доброй ночи, мастер Альбедо, сэр! — послышалось уже из соседней комнаты. — Что ты со мной делаешь, пташка, — горячечно бормотал Кэйа, — я бы стал твоим у всех на глазах… у всего города… только попроси… пташка… — Не двигайся, — попросил Дилюк. — Сейчас… Улицу огласил громкий стон. Сахароза за стеной восхищённо ахнула. — Весь город нас как минимум слышит, — хмыкнул Дилюк без малейшего смущения. Не устояв, Альбедо выглянул ещё раз. Прислонив Кэйю к стене, Дилюк аккуратно поправлял ему одежду — а время от времени и самого Кэйю, который так и норовил сползти на мостовую. — Вот и всё, — наконец, заключил он и, примерившись, поднял Кэйю на руки. — Держись за меня. — Обнять, — ворчливо поправил Кэйа, раскинув руки, и Дилюк поспешно прижал его к себе, — ты должен был попросить тебя обнять… — Кэйа, — проворчал Дилюк и двинулся дальше по улице. Перед поворотом за угол Кэйа его всё-таки обнял — и Дилюк остановился на мгновение, чтобы его поцеловать.***
Альбедо читал не так уж много книг, где в отношениях героев не случалось разлада. Романтическая история под его окном, похоже, не была исключением. — Ты предал меня! — бушевал Кэйа. Начало его речи, вероятно, было менее эмоциональным, но Альбедо проснулся уже на кульминации. — Оттолкнул меня, когда был так мне нужен! Плевать, что ты хотел меня убить! У тебя было право убить меня! У тебя не было права меня оставлять! — Кэйа… — шёпот Дилюка едва пробивался между обвинениями. — Но я… — Я знаю, — страстно продолжал Кэйа, и в его голосе свистела ярость вьюги и трещал ломающийся лёд, — я никогда ничего для тебя не значил! Ты использовал меня! — Кэйа… — Дилюк позвал его громче; это, вероятно, был его предел, но Кэйа не остановился. — Кэйа! — В гробу я видал твою ёбаную снисходительность! Тебе ни для кого в этом городе не жаль тепла, вот только я, что бы ни делал, всегда остаюсь в стороне! — Кэйа! — неожиданно громко рявкнул Дилюк, и за окном полыхнуло. Испуганный, Альбедо подскочил на кровати. — Кэйа… — Дилюк опускал пылающий меч. Над его головой беспомощно бился о ветряной барьер и сыпал искрами огромный огненный феникс, а вокруг оскалившегося Кэйи кружились ледяные осколки. — Не говори так. — Порхай, порхай, голубка, — раздался нежный голос Венти, и пленительно, воздушно зазвенела лира, — ветер свободы расправит твои крылья. Твой ловчий отыщет тебя среди цветов, чтобы ты села на его плечо… Феникс осыпался рыжими искрами, и Дилюк прижал ладони к барьеру, глядя на застывшего Кэйю. — Прости, — проговорил он, и его плечи поникли. — Не за этот раз. За тот. — Пташка… — неверяще прошептал Кэйа и потянулся к нему с другой стороны барьера. — Нет, это ты прости… — Я заслужил, — жалко отозвался Дилюк. — Целуй меня, целуй, ловчий, — продолжал Венти, и ветряной барьер всё истончался с каждым его словом, — сердце птицы верно небесам, но из всего, что есть на земле, любило оно лишь тебя одного… Целуйтесь уже! Они сгребли друг друга в объятия одновременно и замерли так, будто в мире не было никого больше. Лира звенела и звенела, уже без слов. Распластавшись на постели, Альбедо вытер глаза и признался себе, что был к такому не готов. Сахароза, наверное, была бы в восторге.***
— Альбедо, — окликнула Джинн, ворвавшись так внезапно, что Сахароза выронила пробирку и осыпала лабораторию растёртым кор ляписом и бесчисленными извинениями, — приехали мои друзья, я хотела бы тебя им представить. Следовало сделать это раньше, но они нечасто бывают здесь вместе… — Иду. — Альбедо снял защитные очки и перчатки и вслед за Джинн отправился в библиотеку. Он не нуждался в обильных предисловиях, призванных заранее сформировать о незнакомых людях положительное впечатление, но по пути к кабинету Джинн продолжила: — Они часть моей семьи, хоть мы и не родственники. Мы росли вместе. Они оба делают очень много для безопасности города, и даже если тебе покажется, что они немного… странные, пожалуйста, поверь мне, — она остановилась у порога и посмотрела Альбедо в глаза, — если тебе что-то понадобится, ты можешь на них рассчитывать. Они очень хорошие люди. — Ты не любишь меня, — донёсся из библиотеки зловещий шёпот, едва Джинн потянула дверь, — наверняка тебе больше нравится этот хвалёный алхимик! — Кэйа, хватит, — устало отозвался второй голос. Конечно, Альбедо узнал их раньше, чем вошёл. Кэйа, едва увидев его, небрежно присел на край стола и с самодовольной улыбкой принялся подбрасывать монетку; Дилюк рядом с ним стоял, скрестив руки на груди, и всем видом демонстрировал сдержанное внимание. Вблизи, при ярком свете, они выглядели роскошно и опасно, но Альбедо было уже не провести. — Дилюк и Кэйа, — представила Джинн, и в её голосе было столько тепла, сколько Альбедо никогда прежде не доводилось слышать, — мои близкие друзья. А это Альбедо, он гениальный алхимик, как я уже говорила. — Не смущай его, — промурлыкал Кэйа. — И так весь город говорит, что он гений. — Меня невозможно смутить, — сдержанно заметил Альбедо. — Рад знакомству. Под предлогом того, что лишние уши будут помехой беседе, Дилюк и Кэйа пригласили пропустить по стаканчику в «Долю ангела» после закрытия, и Альбедо всё ещё не был уверен, хорошей ли идеей было согласиться. — Жизнь в Мондштадте та ещё тоска, — мурлыкал Кэйа, прижавшись коленом к его бедру под стойкой. — Здесь не так уж много развлечений... Всё в том же белом жилете, в котором работал, Дилюк сидел с другой стороны и по капле тянул виноградный сок. Чем дальше, тем сильнее Альбедо проникался мыслью, что он делает это, только чтобы губы стали чуть ярче. — Маги Бездны и прочая срань, — Кэйа отставил бутылку и положил руку Альбедо на поясницу. Поверх сразу же легла горячая ладонь Дилюка. — Если у тебя есть глаз бога, с такими проблемами легко разобраться… Его дыхание пощекотало шею Альбедо. — ...а ты, — наклонившись ещё ближе, Кэйа понизил голос, — развлечение или проблема? — Попробуй — и узнаешь. — Альбедо вскинул голову. — Если не боишься. Кэйа сжал его подбородок, довольно улыбаясь, и повернул к Дилюку. — Тут есть один парень, который ничего не боится, — проговорил он, касаясь губами затылка Альбедо под волосами. — Правда, Дилюк? Это «Дилюк» прозвучало как «пташка», и у Альбедо заныло в груди от желания придумать Дилюку собственное ласковое прозвище ещё раньше, чем они поцеловались. — Проводить тебя? — спросил Дилюк, когда они вышли из таверны. — Считайте, что уже проводили. — Альбедо кивком указал на своё окно. — Я живу вон там. — Только въехал? — дружелюбно предположил Кэйа. Его рука так и лежала у Альбедо на пояснице. — Никогда тебя здесь раньше не видел. — Я живу здесь последний месяц. Кэйа и Дилюк переглянулись и одинаково побледнели. — То есть… — первым решился Кэйа. Дилюка мгновенно бросило в краску. — Ты… — У меня чуткий сон. — Альбедо спокойно кивнул. — Я был уверен, что этот дом давно не сдаётся, — прошептал Дилюк и закрыл лицо ладонями. — Святой Барбатос… как я мог не заметить… — Был слишком увлечён мной, пташка. — Кэйа обнял его за плечи, не сводя взгляда с Альбедо; его узкий зрачок угрожающе сверкнул в темноте. — И что теперь? Любому, кто попытается угрожать Дилюку, Кэйа готов был метнуть в лицо сотни ощерившихся крошечными лезвиями льдинок — но Альбедо не собирался угрожать. Этим двоим уж точно в последнюю очередь. — Думаю, я перееду, — сказал он. — На первый этаж. Если вас не смутит. Судя по довольной усмешке, Кэйе его ответ понравился, а что до Дилюка… Альбедо не хотел расставаться с ним на такой ноте. — В любви нет ничего постыдного, — продолжил он и сжал кулак, собирая энергию гео. Цветок удался с первого раза — посыпанные золотой пыльцой алые лепестки мерцали даже ярче, чем обычно. — Уверен, ни у кого, кто мог стать случайным свидетелем ваших разговоров, не возникло бы ни одной дурной мысли. Доброй ночи. Он бережно заправил стебель цветка Дилюку за ухо и открыл дверь дома. — До завтра, — отозвался Кэйа с усмешкой. — Спи сладко, обещаю, сегодня будет тихо.***
Рыцари Ордо Фавониус при переезде были скорее помехой, но Джинн очень настаивала, чтобы Альбедо не возился один. Большую часть вещей составляли книги и свитки, которые нельзя было хранить в лаборатории ввиду высокой пожароопасности, а также многочисленные минералы. Альбедо бы, пожалуй, управился за пару часов, но Свен и Гай так усердно путались у него под ногами, что обустройство заняло почти весь день. — Шумновато здесь по вечерам, — причитал Гай, прощаясь, — но мы ваш покой постараемся не нарушать, сэр Альбедо! — Спокойно, сэр Гай, — строго сказал Альбедо; на Сахарозу его тон не действовал, а Гай сразу вытянулся в струнку, — я очень крепко сплю. Это не было ложью — с некоторых пор Альбедо будили только строго определённые голоса.***
— Кэйа, — прохрипел Дилюк, и в полупустой спальне его голос отдался так ясно, будто он лежал рядом, — Кэ… Кэйа… Мелодично звякнули шпоры, скрипнули ремни портупей, ткань зашуршала о ткань. — Долго тебя ждать? — пробормотал Кэйа, и Альбедо, потянувшись, перекатился на живот, перевесился через подоконник и встретил двойной поцелуй. — Вечер добрый, цветочек. — Отвратительно, — прохрипел Дилюк, цепляясь за плечи Кэйи и зажимая его руку между бёдрами. — Ты не мог придумать ему… более… слащавого… и пошлого... Его возмущение утонуло в новом стоне. — Цветочек, — повторил Кэйа тем особенным тоном, который предназначался только Альбедо, — поцелуй меня, и пусть ветер поёт о нашей любви… Об их любви пело только эхо — и вплетать в эту песню свой голос Альбедо нравилось куда сильнее, чем слушать со стороны.24.07-09.08.2021