мой ангел

потёртый диван бордового цвета продавливается под весом, и надоедливый скрип пружин, от которого хочется оглохнуть, вновь режет слух. по старинке, шторы такого же тёмно-красного оттенка наглухо задёрнуты. нахуй свет, к слову. тесную комнатушку освещает свечение монитора. и этого вполне достаточно. — сука, я не могу. не-мо-гу. — можешь. даниил подходит к бледной фигуре у микрофона и крепко-крепко обнимает со спины, когда инструментал «позволив молодости жить» заполняет всю студию, только уже сквозь тихие всхлипы. приятный и одурманивающий аромат парфюма от диор бьёт в нос, заставляя забыться расслабиться. горестные вздохи медленно смолкают, вытекая в общий омут звенящей тишины. — объяснишь? спокойный голос, настоящая услада для ушей, выбивает из бесконечной колеи мыслей. бумагин разворачивает парня к себе лицом, вытирает мокрые дорожки слёз, одобрительно глядит прямо в притягивающие глаза. ОНИ смотрят вглубь души даже без особо смущения. — я... даня как бы задумчиво накручивает уже изрядно длинную прядь волос на палец, потом на его губах всплывает многозначительная улыбка. глеб встрепенулся, будто воробей, зрачки забегали по разным углам, потом снова остановились на человеке напротив. — что «ты»? я же всё понял, блять, — бумагин резво хватает того за левую руку и отодвигает рукав кофты вверх. — не слепой вроде. тяжёлый, глубокий вздох. даня смотрит. опять же ломает своим взглядом глеба, пока тот мнётся в нерешительности. на лице нет ни ярости, ни разочарования, ни каноничного к этой ситуации шока. только трепет. простой трепет и уныние. опустошение. он бережно оглаживает горячей ладонью множественные порезы — некоторые давно затянулись, посветлели, а из некоторых вот-вот польётся чистейшая кровь, — потом принимается зацеловывать каждую неровность, каждую красную линию на белоснежной коже, а у самого прозрачные капли в уголках глаз собираются. — что... ты делаешь? — хрипло спрашивает голубин, пока ощущает согревающие прикосновения у себя на запястьях (и внутри). — так заживёт быстрее.