Внемля твоим движениям

      Прошло уже полгода с тех пор, как им удалось одолеть Миранду и осесть в новом месте. Поначалу было тяжеловато. Да, Герцог здорово помог им, предоставив документы и определенную сумму денег. Но этих денег не хватит на бездельное сидение долгое время. Карл пытался освоиться в новом для него мире — очень многие вещи приходилось объяснять как ребенку, вроде "нет, Карл, ты не можешь использовать свои силы, чтобы обокрасть банк, угнать машину" или банальное как пользоваться телевизором, ноутбуком и интернетом. Очень многое настораживало, пугало, сбивало с толку. Именно поэтому первое время Карл почти не покидал жилище, проводя дни в основном рядом с Розой и в просторах интернета. А Итан нашел работу, ходить на которую вначале было до ужаса тревожно — приходилось оставить Розу. Но, на удивление, Карл неплохо с ней справлялся, с домом тоже и даже нашел себе какое-никакое развлечение в кулинарии. Пару раз, правда, он чуть не спалил кухню, но быстро умудрялся все починить и предстать перед Уинтерсом с гордой улыбкой. Ну а что, инженер же. Постепенно обживались. Становилось немного легче. Итан получал неплохую зарплату, его семья ни в чем не нуждалась. Карл скучал по фабрике и испытывал потребность делать что-то руками. А Итан устал от гор чертежей и скомканной бумаги. Было принято решение одну из комнат в доме выделить под кабинет для инженера — не фабрика, конечно, но Хайзенберг и не думал возражать, наоборот, с упоением погрузился в свою любимую работу, почти не вылезая из ноутбука, восполняя пробелы в знаниях и узнавая что-то новое. Спустя какое-то время Карл почти не вылезал из гаража в выходные дни, вечно что-то там мастеря. В будние, конечно, следил за малышкой Розой и в основном работал в своем кабинете. Казалось бы — идиллия. Но так только с виду. Повезло же Итану обрести почти такого же параноика, как он сам. Карл явно испытывал проблемы с доверием, с допусканием кого-то в свое личное пространство. Итан понимает — тот не знает, как это, не умеет, опасается. Даже близких. Ведь все те "близкие", что были вокруг него всю жизнь, причиняли лишь боль. Умом он вроде понимает — абсурд, все это в прошлом, Итан не они, он не сделает больно. Но тело все равно каждый раз напряжено как закрученная пружина, готово защищаться. Итан начинал с малого — с прикосновений. Легко коснуться руки, забирая из рук Карла очередную чашку кофе, который тот опять пил в огромных количествах, заседая над своими чертежами. Ненавязчиво прикоснуться плечом, пока они, отдыхая вечером, смотрели какое-то очередное кино — документалка, художественный или научный фильм, не важно — и потом с улыбкой наблюдать, как Карл засыпает, уложив голову на плечо Итану. Быстро провести по пояснице, когда с утра Хайзенберг, растрепанный и помятый, стоит в ванной с зубной щеткой, пытаясь восстановить связь с реальностью. На этом Итан решил не останавливаться, добавляя легкий поцелуй в висок к прощанию перед работой. Замеревший за столом Карл с кружкой кофе прямо у своих губ явно этого стоил. Итан поставил себе цель — приучить Хайзенберга к своим прикосновениям. К своей близости. Гигантским прогрессом был тот момент, когда Карл перестал вздрагивать каждый раз, как Уинтерс выкидывал что-то такое. Пару раз, да, почти подавился кофе, но получаемая от Карла в ответ фраза "хорошего дня" и легкий румянец на ушах делали день Итана действительно потрясающим. А Карлу непривычно. Очень. Выбивает из колеи то, что кому-то не похер. Что Итан спрашивает с утра, какой кофе он любит. Как прошел день, устал ли. Любит ли он более острую еду. С легкостью выполняет странные просьбы, вроде той, когда Карл попросил его накупить каких-нибудь металлических предметов, неважно каких — затем, что ему хотелось чувствовать больше металла вокруг, это успокаивало, придавало сил его организму. И теперь по дому в разных местах понатыкано большое количество каких-то фигурок, рамок для фотографий, вешалок для одежды, каких-то еще элементов декора, названия которых он даже запомнить не мог нормально. Все эти прикосновения, поцелуи — это же то, как люди проявляют заботу. Любовь. И Карл чувствовал себя бараном в такие моменты, когда он даже не мог нормально отреагировать. *** Однажды они собрались в какой-то парк на прогулку, все вместе. Итан отошел купить им мороженое, пока Карл сидел на скамейке, следя за заснувшей в коляске Розой и читая очередную книжку. И когда он увидел возвращающегося Итана, в компании каких-то мужчины и женщины, то почувствовал неприятное жгущее чувство за грудиной. Похожее на злость, но не совсем. Хотелось, чтобы Итан отошел от этих людей и наконец приземлил свою задницу рядом с ним. Карл одернул сам себя за странный ход мыслей. И сам же на себя разозлился за это и за разгорающееся чувство внутри. Металл вокруг немного завибрировал, фонарный столб грозился начать сгибаться. Кажется, Итан что-то заметил, потому что немного дёргано попрощался с людьми и направился к Хайзенбергу.       — Хэй, что случилось? — Стоило ему сесть рядом, как Карл почувствовал, что вот теперь стало хорошо. И противное чувство почти ушло.       — Ты о чем? Итан с каменным лицом указал на фонарь слева от себя, который был совсем немного, но все же погнут.       — Я... я не специально. Оно само.       — Само не бывает, — Итан уже слишком хорошо его знает, чтобы поверить в это, — что тебя обеспокоило? Карл невнятно пожал плечами и с неприязнью в лице махнул куда-то в сторону, где остановился Итан и та парочка.       — Карл, словами. Тот крайне недовольно вздохнул, спрятав взгляд в страницах книги.       — Мне... не понравилось, что ты был так долго и так близко с теми людьми. Я почувствовал сильную злость, вот и все. Итан вначале немного удивился, а затем его губы тронула хитрая улыбка.       — Я смотрю кто-то собственник.       — Ой, иди ты.       — Куда я от тебя уйду? И Итан по-доброму засмеялся, мягко поцеловав инженера в щеку и передав ему мороженое. С удовольствием наблюдал, как его уши тронул легкий румянец. Отметил, что Карл не вздрогнул, не превратился в статую — это, несомненно, льстило. *** Очередной шаг доверия — позволение видеть себя слабым. О да, Итан знает этот заскок — даже если плохо, делать вид, что все хорошо. Что и сам справится. Ведь это слабость, за нее сожрут, растопчут, бросят. Выучил еще с их приключений в деревне. Когда Карл в очередной раз копался с механизмом в гараже, что-то пошло не так — отвлекся, задумался — и он сам не заметил, как его левая рука оказалась измазана не только в машинном масле. Пустяки — эти многочисленные порезы заживут за пару часов. Итан тоже должен это понимать, несмотря на это он все равно тут же откликается на тихое "да блять", доносящееся из гаража.       — Что-то не так?       — Да нет, все нормально, только эта дрянь работает не как надо, а так все просто чудесно. Итан лишь устало вздохнул, глядя на попытки инженера стереть всю грязь со своей руки. Не надо быть врачом, чтобы понять, что ничего не в порядке.       — Пойдем в дом, я помогу тебе все смыть и обработать.       — Я же сказал, чт—       — Карл, — Итан мягко взял его за локоть, разворачивая к себе, — пожалуйста, просто позволь мне это сделать. Хайзенберг, немного потупив взгляд, все же позволил себя вести, продолжая бубнить на немецком что-то недовольное себе под нос. По крайней мере так показалось Итану. Немало времени ушло, чтобы полностью стереть весь тот слой машинного масла с его руки. И оголить большое количество порезов: какие-то совсем мелкие и почти затянулись, какие-то более крупные и глубокие, до сих пор кровоточили. Обрабатывая руку перекисью, Итан отмечал вновь для себя, как Хайзенберг забавно морщит нос — ему не больно, но странно бурлящая жидкость немного пощипывала и доверия не вызывала. Даже несмотря на то, что он с ней не в первый раз встречается. Иногда Итану казалось, что еще немного и инженер начнет на нее шипеть. Заканчивая с наложением на самые глубокие порезы пластырей, Уинтерс невесомо пробегается по другим, старым шрамам, поднеся кисть к себе, осторожно целует костяшки. И из-под прикрытых глаз наблюдает, как у Карла перехватывает дыхание. *** Изначально они спали в разных комнатах. Да. Но в какой-то момент такой расклад стал явно не устраивать Итана. И не только потому, что он устал от своих кошмаров. Но и потому, что устал видеть такого же замученного Карла. Иногда тот, видимо, почти и не спал ночью — Итан частенько находил его, шатающегося по дому или дремлющего где-то вне своей комнаты. Чаще всего за столом в кабинете. И тот каждый раз подскакивал от любого шороха. И каждый раз не слишком хотел это обсуждать, возвращаясь к себе или на кухню — выпить. В последнем и сам Уинтерс нередко составлял ему компанию, чего уж тут таить. Спустя какое-то время, несколько ссор и уговоров Итану все же удалось притащить Карла в свою кровать. И от этого стало определенно лучше — кошмары стали меньше мучать их обоих. И Итан мог позволить себе чаще касаться Карла, который относился к этому все легче и спокойнее, даже начинал отвечать. А если с кем-то из них и случался негативный эпизод, то рядом всегда был второй, что быстро успокоит, вернет в царство Морфея. Итан осторожно держал в своих объятиях рвано дышащего Хайзенберга. Запустил пальцы в его волосы, нежно поглаживая, немного задевая ногтями линию роста волос — так нравится, хорошо, он знает. Шепчет что-то невразумительное и теплое, и смысл слов мало важен Карлу. Мягкий и знакомый голос помогает прогнать тревожность, заставляет вновь быстро заснуть, заключая Уинтерса в ответные объятия. *** Колоссальным... шагом? Прорывом? Достижением? — Не важно. Карл целует его. Рвано, жадно, пусть не слишком умело — Итану плевать. У Итана бабочки выплясывают марш, а по спине электрическая волна. Вкус табака на губах и запах машинного масла туманят разум. Руки Карла на его боках и держат крепко, до приятной боли. И Уинтерс чувствует слабую дрожь в них, словно и Хайзенберг тоже в полном ахуе от происходящего, оттого, что это он начал, рискнул— Карл отстраняется. Всего на полшага — словно дальше не может. Внимательно смотрит, ожидает реакции. И видит абсолютный восторг в глазах напротив. Восхищение. И желание. Его хотят. От такой простой мысли приятно тянет низ живота. А Итану так хочется то ли укусить его, то ли треснуть чем-то, чтобы не смел вот так, блять, останавливаться. Чтобы не смел сомневаться в том, что он нужен. Что Итан готов сделать для него что угодно вообще за это доверие, за эту близость. Он берет лицо Карла в свои руки и мелкими поцелуями покрывает большой шрам, идущий от скулы до переносицы, и Хайзенберг рвано выдыхает. Притягивает ближе к себе, забираясь руками под толстовку, очерчивая мышцы спины, проводя по бокам. Они чувствуют обоюдное желание и— Хайзенберг замирает, и Итан останавливается, лишь чтобы заглянуть тому в глаза. Видит замешательство и возбуждение. Хочет, но просто не знает как. Очевидно, что опыта с кем-то у него не было.       — Ты... хочешь продолжить? — мягко спрашивает, пройдясь пальцами по длинному шраму на шее инженера, получая в ответ тихое утробное рычание, от которого по позвоночнику вновь приятная волна. Хайзенберг дёргано кивнул. Итан осторожно запустил вторую ладонь ему под рубашку, медленно опустив на пресс — природа его красивым телом нисколько не обделила. Он несильно укусил мочку уха — и даже от такого простого движения по телу Карла пробежала дрожь — и прошептал:       — Позволишь мне вести? Карл резко выдохнул, словно до этого вообще забыл, что нужно дышать, немного крепче сжал руки на теле Уинтерса. Будто борясь со своей паранойей. И Итан уже было решил, что поторопился, но тихое и хриплое "да" у его уха ударило в голову сильнее, чем несколько выпитых залпом шотов текилы. Он буквально тащит Карла за собой в их комнату, по пути из комода нарыв смазку и презервативы — под удивленно-возмущенный взгляд. Высказать свое недовольство ему, естественно, не дали, благополучно заткнув поцелуем. И Карл, кажется, был уже на все согласен, лишь бы Итан не останавливался. До постели они добираются уже почти без одежды: толстовка была нагло сброшена куда-то в кресло, рубашка Карла разодрана к черту, потому что Уинтерс даже в мыслях не держал сейчас мучаться с этими пуговицами. Потом новую купит, не страшно. И Итана просто вело от такой вседозволенности. От того, как Карл позволял себя растягивать и млел от нежных прикосновений, срываясь на тихие стоны. Металл в комнате начал мелко-мелко дрожать. Итан входил медленно, стараясь причинить меньше боли, постоянно отвлекая своего партнера: касался подрагивающих бедер, переходя на бока и выше; выцеловывал ямочки ключиц; оставлял легкие укусы в основание шеи, вырывая резкие вздохи, — они быстро заживут, и Уинтерс даже почувствовал укол разочарования. Два сапога пара, чесслово. Он откровенно наслаждался видом: откинувшийся на подушки, встрепанный и раскрасневшийся Хайзенберг — не каждый день такое увидишь. Большой и сильный, сейчас он лежал под ним, буквально, и позволял делать все эти вещи. Уинтерсу казалось, что он готов кончить только от одного этого вида. Итан неожиданно резко вошел до конца, и Карл выгнулся, зашипев. Металлическое изголовье кровати сильно тряхнуло, железные фигурки в стеллаже рядом заходили ходуном. Итан виновато шептал что-то, покрывая шрамы на лице Карла легкими поцелуями. Руками вновь прошелся по телу, проводя по шрамам и цепляя их ногтями — Хайзенберга тут же пробивала дрожь, а частое дыхание сбивалось с ритма.       — Нравится? Инженер притянул его к себе за плечи, жадно целуя. Вполне исчерпывающий ответ. Когда неприятные ощущения ушли, Итан начал осторожно двигаться, понемногу набирая темп, пробуя, как понравится Карлу. Немного изменить угол — и Хайзенберг, не сдерживаясь, простонал в поцелуй, немного впиваясь ногтями в плечи Итана. Прутья изголовья зазвенели. Карлу хорошо. Он теряется в ощущениях. Итана так много: его руки повсюду, гладят, давят, может даже до синяков, царапают шрамы — и от этого как током, и от его движений внутри — тоже. И ему кажется, словно он сходит с ума. Итан проводит языком по шраму на его шее, и он стонет в голос, где-то на закромах сознания надеясь не разбудить Розу. Итану тоже хорошо, да. Его никогда еще так не вело от партнера. Он оставлял на шее инженера поцелуи-укусы, что быстро наливались цветом. "Мое" — подумал он, стараясь запечатлеть у себя в памяти эту картину, от которой внутри разливалось приятное тепло. Все же слабо, но он надеялся, что хоть один след останется шрамом. Чтобы видели. Чтобы и он это видел. Долго мучать Карла не хотелось, да и сам Итан был уже близок, поэтому он отлип от многострадальческой шеи, переключив свое внимание ниже. Взяв в руку член Хайзенберга, он начал надрачивать в такт толчков, провел пальцем вдоль уздечки, огладил головку, размазав выступившую смазку. Он видел, как металл в комнате уже парил, прутья изголовья дрожали, но это не пугало — Карлу хорошо, а, значит, ему ничего не может угрожать. Но все же не хотелось покупать заново кучу вещей — пара рамок для фотографий уже левитировали безнадежно испорченными.       — Карл, — он несильно укусил его ухо, тут же зализывая, — не трогай металл. А Карл словно в другой реальности и недовольным стоном показывает, что он явно не рад оттуда уходить особенно ради такой, как ему казалось, фигни.       — Просто хотя бы не порть вещи, — Итан резко замедлил движения рукой, чтобы затем медленно обвести пальцем головку, снова провести вниз, получая рваный полувыдох-полустон, — я знаю, ты можешь. Сделай это для меня. Хайзенберг не успел высказать свое мнение по этому поводу — Итан резко вернулся к прежнему темпу, оставляя сильный укус на шее инженера, доводя обоих до разрядки. Карла выгнуло и он, наверное, оставил нехилые такие полосы на спине Итану. Какое-то время они так и лежали, восстанавливали дыхание и связь с реальным миром. Пока Карл все же не толкнул немного Итана, намекая, что он как бы не легкая балерина. И Уинтерс с театрально недовольным вздохом перекатился на бок рядом. Он подтянул к себе Хайзенберга и, взяв его лицо в свои руки, нежно поцеловал в полуприкрытые веки, осторожно огладил длинный шрам от переносицы, стараясь вложить в это весь чувствуемый им спектр эмоций — спасибо, очень ценю, люблю. Карл тихо выдохнул, перехватил Итана за левое запястье, поднес к себе и прошелся легкими поцелуями по шраму на месте двух отсутствующих пальцев и далее, на ладонь, тепло улыбнувшись смотрящим на него глазам. В которых читалось столько заботы и любви, сколько инженер не видел за всю свою жизнь. До появления в ней этого человека. Карл осторожно коснулся своей шеи пальцами — неприятно тянет, но уже заживает. Ухмыльнулся.       — И кто у нас тут еще собственник? В глазах напротив лишь хитрый блеск — доволен своей работой, зараза.       — Meine Sonne, нам надо доползти до душа, — тихо проговорил Уинтерс, мягко поглаживая Хайзенберга по волосам, немного распутывая и делая того менее растрепанным. Ну, насколько это возможно. Карл мягко хмыкнул на такое обращение к себе, но сказать, что он против, значит, соврать.       — Дай мне немного времени передохнуть, иначе сам меня туда и потащишь.       — Сколько угодно, — Итан оставил легкий поцелуй, — только не засни мне тут.