Our Little Secret

— Блять, блять, блять! — вырвалась у Алекси череда ругательств, которой ему, наверное, стоило бы смутиться, но только не сейчас: слишком поздно уже было себя сдерживать и чего-то там стесняться, пока он чувствовал, как Йоэль сверлит его обжигающим взглядом, наблюдая, как парень под ним теряет все свое самообладание. — Твою мать, Йоэль… Хокка неодобрительно цокнул языком, убирая локон темных волос с лица Алекси и в каком-то редком порыве нежности заправляя его тому за ухо, хоть он и знал, что те непременно растреплются снова из-за их резких телодвижений. — Снова не следишь за своим грязным язычком, милый? — Не называй меня так, — мгновенно отозвался Алекси, будто в нем задели какой-то рычаг, хоть и было видно, что каждое слово сейчас давалось ему с трудом. — Но ведь так и есть. Ты так хорошо стараешься для меня. Или я не прав? — продолжал дразнить его Йоэль, прекрасно зная, что Алекси был не в состоянии хоть как-то адекватно ответить, и пользуясь этим в свое удовольствие. К тому же, он знал, что в глубине души младший обожал эти игры не меньше, чем он сам. Он сделал особенно сильный, хорошо спланированный толчок, и парень под ним застонал изо всех сил, окончательно подтверждая, что не способен сопротивляться. После того, как Алекси пришёл в группу, и Йоэль узнал его чуть лучше, мужчине понадобилось совсем немного времени, чтобы заметить вот что: тот терпеть не мог, когда ему давали какие-то ласковые прозвища или вообще намекали на то, какой он милый и хороший. Распространялось это и на незнакомцев, и на друзей. Йоэль догадывался, что, наверное, если почти каждый на протяжении всей твоей жизни тычет тебе в лицо одним и тем же «комплиментом» и видит в тебе лишь саму невинность, невозможно от этого не устать и не начать раздражаться. Таким образом люди просто останавливались на первом впечатлении, даже не пытаясь узнать его дальше, и теряли очень многое. Йоэль стал одним из тех, кому удалось заглянуть глубже в эту душу, обманувшую уже многих своей с виду простой оболочкой. Он узнал, что Алекси был далеко не таким милым и пушистым, каким казался — парень умудрялся быть тем ещё говнюком, когда ему это было нужно, которого было не так-то просто провести; гавнюком, который смело говорил ему в постели о своих желаниях, а не ходил вокруг да около, как это делали его предыдущие партнёры. Именно поэтому Йоэлю так нравилось его дразнить. В первую очередь, когда тот был в таком состоянии, что не мог ответить и был вынужден бессильно терпеть эти насмешки. И Хокка любил то, как тот выглядел, лёжа под ним почти у самого края кровати, обвив его своими сильными ногами, пока он вбивался в него, стоя на другом краю, подбирая удобную позу, чтобы измучить Алекси до дрожи, пока с губ того не будет срываться ничего, кроме беспомощных стонов, так плавно сливающихся со звуками шаткой кровати и шлепков кожи о кожу. — Тогда я опять назову тебя избалованной принцессой, если не поторопишься, — выдавил Алекси, задыхаясь, и их бедра встретились вновь с приятным толчком. — Кто ещё тут принцесса, м-м? Сам разлегся тут красиво, а всю работу оставил мне, — отозвался Йоэль, сжав при этом ляжку мужчины, чтобы тот обратил на него свой взгляд. — И да, ещё раз мне так ответишь… — он переместил одну руку к самому основанию его горла, пальцы размещая у ключиц, предупреждая о том, что может последовать, но пока лишь только поддразнивая этим парня. Алекси, тем не менее, жалобно всхлипнул, давая понять, что знает, что он не шутит, и что Йоэль обязательно сдержит слово, если он решится еще на один комментарий. — Бля, а тебе это нравится, правда? — проговорил Йоэль, когда до него долетел этот потрясающий звук. Каждый раз, получая такую реакцию, он поражался младшему не меньше, чем в первый раз; и ему никогда не было достаточно, и он делал все, чтобы сорвать как можно больше стонов с красных, искусанных губ Алекси. Тот снова и снова проводил языком по ним, пухлым и влажным, чтобы заглушить боль в разодранной от укусов коже, но потом снова неминуемо впивался в неё губами, когда удовольствие становилось слишком сильным, а разбудить соседей Йоэля своими криками ему хотелось в последнюю очередь. — Не делай такой удивлённый вид. Ты сам уже должен это знать. Пожалуй, это как раз Алекси стоило бы уже знать, что ему ох как не стоило открывать рот снова — но за последнее время, узнав Йоэля лучше, парень так осмелел, что привык к его резким замечаниям и сам ослабил бдительность, позволяя себе отпускать их в ответ. Но за эту дерзость Йоэль окончательно сжал руку на его горле — не настолько сильно, чтобы придушить, но достаточно, чтобы, длинными пальцами надавливая на пульсирующую точку, в миг ощутить под ними четкий и бешеный трепет чужого сердца. Алекси ахнул от внезапного движения, прикрывая глаза в упоении, замечая, как голова начинает немного кружиться и как острее начинает ощущаться все вокруг. Кожа горела и блестела от пота, и Алекси чувствовал, как спускается жар по его животу, уже почти доводя его до пика, чему Йоэль, как всегда, не дал произойти, на этот раз обвив рукой его талию и из последних сил приподняв к себе. Младший уперся локтями в матрас, выгнувшись, позволяя мужчине целовать себя там, где только что была его рука. Йоэль начал нежно, но очень скоро Алекси заскулил, прося большего; тогда он, медленно проведя языком по его шее, слегка царапнул кожу под подбородком зубами, прежде чем прикусить ее — осторожно, чувствуя, как чужие ноги от удовольствия непроизвольно сжимаются вокруг него ещё сильнее. Старшему потребовалось совсем немного времени, чтобы заметить, что, сразу после своих бедер, Алекси любил внимание к своей шее, и мог оставаться заведенным часами, пока Йоэль покрывал ее поцелуями. Всего пара прикосновений там, где нужно, и парень возбуждался так, что готов был сделать для мужчины почти все, что тот попросит. Например, отсосать, стоя перед ним на коленях — то было у Йоэля первым в списке любимых просьб. О, он помнил эту славную встречу. Ту, что произошла сразу после того раза, когда они впервые помогли друг другу в студии. Той ночью, когда они натянули одежду обратно и перестали хихикать, как школьницы, они больше не возвращались к произошедшему и разошлись по домам, как все приличные люди. Тема всплыла вновь лишь неделю спустя в их переписке. Йоэль честно не смог бы объяснить, как так сложилось и что к чему привело, но они оказались вместе снова. Полностью раздетые, в его спальне, трахающиеся так, будто это было самой обычной вещью на свете. Но учитывая, что кого-то другого они найти себе не могли, а пар хотелось выпустить обоим — разве был у них вариант лучше этого? Между ними никогда не возникало неловкости — с самого начала Алекси честно говорил о том, чего хотел, а Йоэль честно желал дать ему это, и сейчас старшему уже бы не хватило пальцев одной руки, чтобы посчитать, сколько раз они так встречались, чтобы удовлетворить свои желания. У него не повернулся бы язык назвать Алекси своим «другом с привилегиями», но, собственно, именно так все и обстояло. Обычно именно Йоэль писал парню первым — а тот, к удивлению старшего, почти никогда не говорил «нет»: этот пиздюк жаждал секса почти так же сильно, как и он сам, хоть с первого взгляда по нему так и не скажешь. Чаще всего они встречались у Йоэля, из-за удобной, большой кровати в его квартире; но иногда терпения на то, чтобы до этой квартиры доехать, просто не хватало, и они задерживались в студии допоздна — как думали другие, из-за работоспособности Алекси и бессонницы Йоэля, — а знать правду им было совсем не обязательно. Это, кстати, тоже было одним из условий — другие ни в коем случае не должны были узнать о том, что происходит. Так было лучше для всех. Когда Йоэль пришёл в студию на следующий день после их первой ночи, он ужасно волновался, что парни что-то заметят — может, его выдадут его глаза а может, что более вероятно, шея Алекси, вся покрытая засосами; волновался, что после этого вся динамика их группы пойдет под откос. Но все волнения были напрасны. После часа мучительного ожидания, за который Йоэль от волнения сгрыз себе все ногти, он прочитал сообщение от Алекси в общем чате, где тот сообщал, что уехал из города по каким-то рабочим делам. Было это правдой, или же просто отговоркой, чтобы не появляться, Йоэль не знал — но очень надеялся, что все-таки правдой. Парни бы никогда не простили ему, если бы он спугнул Лекси. И из-за чего? Из-за одного раза, когда желание взяло над ним вверх? Чтобы он посеял раздор между всей группой, только потому, что не умел держать свое «хочу» при себе? К счастью, как оказалось, он только зря переживал. Бояться было нечего. Ни один из ребят в тот день не спросил ни слова ни про него, ни про Алекси, ни про них вместе. И чем дальше продвигались их «особые» отношения, тем спокойнее Йоэлю становилось. Он больше не волновался о том, что кто-то обязательно должен их вычислить, когда входил по утрам в студию и ловил на себе чужие взгляды, слыша «с добрым утром» от кого-нибудь из друзей. Но вместе с этим он не мог отрицать одного — скрывать их в тайне становилось все сложнее и сложнее. Это была не совсем его вина — с холодным, как камень, выражением лица Йоэль справлялся отлично, да и обещание снести их секрет в могилу дал уже сотни раз. Проблема была больше в их с Алекси непосредственной деятельности. Ещё с самого начала оба понимали, что оставлять следы от укусов и поцелуев на шее — тупое решение, но, как бы безумно это ни было, все равно продолжали на это забивать. С одной стороны, Йоэль понимал, почему им не стоило оставлять на себе следов — вся группа часто переодевалась на глазах друг у друга, и если бы кто-то из парней увидел засосы, они бы обязательно устроили допрос: не уж то один из них наконец-то завёл отношения? А с другой стороны, это до чёртиков нравилось Алекси. И поэтому в самый разгар момента Йоэль уже не мог себя остановить и давал парню то, что он хотел, взамен получая его заветную, так любимую старшим реакцию. Да и чаще всего не он был тем, кто оставлял большинство следов. Алекси без устали мог царапать ногтями по его спине, покрывая всю её красными полосками, где-то на задворках сознания ещё храня мысль о том, что ту часть плеч, которую не могли скрыть безрукавки Йоэля, нужно было оставить нетронутой. Но он никогда не отказывал себе в этом удовольствии в целом, потому что замечал, как Йоэль с восхищением разглядывает потом эти царапины в зеркале. Этот жест он, возможно, воспринимал как одобрительный, потому что каждый раз начинал прямо светиться от гордости. Когда Йоэль убедился, что на шее у Алекси не осталось ни одного чистого места, он взял его пальцами за подбородок, чтобы наклонить его голову и поцеловать — развязно, жёстко, мгновенно переплетая их языки, с хлюпающими звуками мокрых губ, постепенно переходящими в рваные стоны, которые тут же гасли и растворялись в тишине комнаты. Между ними не было места романтике или нежным чувствам — только нужда утолить собственный голод, не заходя дальше обычного секса. В подобные моменты сил что-то говорить не оставалось даже у Йоэля, а Алекси тем самым понимал, что тот был близок; особенно, как сейчас, когда мужчина набирал темп, толкаясь все грубее и грубее, пытаясь заставить младшего кончить вместе с ним. Поцелуи стали неаккуратными, резкими, и, жадный до внимания к себе, Алекси потянул Йоэля за волосы, пытаясь чуть-чуть отдышаться — грудь болела и горела огнем от такого бешеного темпа. Не сдавшись, в последней попытке ускорить оргазм младшего Йоэль опять прильнул губами к его коже, ведя ими по ключицам, а затем, спустившись к груди, вдруг впился в неё зубами сильнее, чем раньше, слыша, как сорвалось и без того частое дыхание Алекси над его ухом, и довольно от этого улыбнулся — его план сработал именно так, как он и хотел. В его волосы забралась рука, ногтями цепляясь за его кожу и затем перебираясь на затылок, прижимая его голову к тому месту, где губы Йоэля только что целовали бледную кожу и где сейчас красовалась дорожка из ярких бордовых отметин, которые, словно сигнальные огни, напомнили бы Алекси позже о том, чем они занимались. Хокка почувствовал, как тот всеми мускулами сжался под ним, пытаясь достичь желанного облегчения; когда он поднял взгляд на Алекси, его глаза уже были устремлены на Йоэля, затуманенные, подернутые пеленой застывших в них слез и выдававшие все его отчаяние. Он лихорадочно двигал бёдрами навстречу, но уже не был способен на многое, и поэтому заскулил вновь, не в состоянии сделать что-либо ещё. Упав на спину и все дальнейшие заботы оставив Йоэлю, темноволосый схватил простыню над головой свободной рукой — той, что не была зарыта в волосах старшего, — и сжал её в своих пальцах, помня о том, что ни в коем случае не должен держаться за его плечо или руку, чтобы, не рассчитав силы, не оставить отпечатка, который было бы потом трудно объяснить. Но сейчас эти мысли исчезали почти мгновенно: Алекси терял все остатки самообладания, думая только об одном и уже не заботясь даже, какими громкими выходили его стоны. Йоэль переместил руку выше и успел лишь провести пальцами по его члену, но младшему хватило и этого, и он выгнулся, позволяя долгожданному оргазму накрыть его с головой. Почти в эту же секунду он почувствовал, как Йоэль сделал пару последних толчков и застонал, все еще сжимая руки на его талии, чтобы удержать Алекси на месте, пока сам он не достигнет желаемого, вбиваясь в него в собственном медленном темпе. Когда оба они открыли глаза, их дыхание все еще было тяжёлым и беспорядочным; волосы прилипли к их лбам, постельное белье было смято в углу кровати, подушки сброшены на пол вместе с их одеждой, которую они наспех сорвали с себя перед тем, как запрыгнуть в кровать. Йоэль бережно вышел из него и сбросил ноги Алекси на матрас, убедившись, что те не ударились о твердое дерево. Он дошёл до ванной, которая была всего в паре шагов от его комнаты, и принёс оттуда два полотенца, одно из которых бросил парню; приводя себя в порядок, он слышал, как Алекси делает то же самое, удовлетворенно вздыхая. Возвращаясь, Йоэль открыл окно, чтобы впустить немного воздуха в душную комнату. — Ненавижу это ебаное лето. Всегда слишком жарко, — пожаловался он и, взяв белье, лежавшее под кроватью, натянул его на себя. Вдыхая прохладный ночной воздух, он улегся на спину, подложив под голову руки, которые, как и все его тело, еще немного подрагивали, не привыкшие к такой нагрузке. Наверное, если они продолжат встречаться в таком темпе или даже чаще, то им обоим не понадобится много времени, чтобы привыкнуть. Алекси выбросил полотенце куда-то в сторону, полностью игнорируя нытье Йоэля и теперь стоя перед его шкафом в одном нижнем белье. Глядя на себя в зеркало, он водил пальцем по шее, высматривая её на наличие свежих следов. — Ну, все не так плохо, — заключил он, когда не нашёл ни единого засоса на безупречно чистой коже. — Да все там должно быть в порядке, — успокоил его старший, подойдя сзади, и запустил в Алекси футболкой, которая почти успела бы прилететь тому в лицо, если бы он вовремя не обернулся. — Всё, всё, понял, ухожу, — отозвался парень, смеясь, на ходу натягивая её, и принялся искать куда-то задевавшиеся брюки. Сейчас он уже был в курсе, что Йоэль любил побыть в одиночестве после секса, и не стоило даже пытаться уговорить его, чтобы тот разрешил принять у себя душ. Если он бывал в особо заботливом настроении, то предлагал ему стакан воды — но не более. То был верх любезности мужчины, и ничего с этим было поделать нельзя. Если бы Алекси захотел, например, ещё и погреться в объятиях, ему бы пришлось искать для этого кого-то другого — но, так как это изначально не было целью их отношений, сердиться ему на такой недостаток внимания было нечего. — Извини, что без романтического ужина, — Йоэль все еще лежал на кровати, не предпринимая попыток встать и помочь темноволосому, слишком расслабленный и уже немного сонный. — Ты, и при свечах? Звучит заманчиво, но я откажусь. Хочу завтра пораньше быть в студии. Услышав эти слова, Хокка закрыл руками лицо и простонал с отвращением от одной только мысли о том, что нужно будет куда-то рано встать. — Точно, репетиция же… Алекси глянул на него, склонив голову на бок. — Только не говори, что забыл. Ты же всегда самый первый рвешься к предстоящим лайвам. — Ничего я не забывал! — громко запротестовал Йоэль. — А, ну, тогда твой мозг снова работает не на полную. Или все еще думаешь хуем? Прости, но по второму кругу сегодня не получится. Как-то слишком он обнаглел, подумал Йоэль. Да что же случилось с тем застенчивым пареньком, которого он впервые встретил несколько лет назад? — Боже, вали уже! — он схватил подушку, собираясь кинуть ею в Алекси. Тот знал, как Хокка жаждал наконец остаться один, и поэтому, не очень-то желая, чтобы что-либо прилетело ему в голову, начал быстро натягивать на ноги обувь. — Окей, окей! До скорого, — открыв дверь, он быстро выскользнул за неё, оставляя того в одиночестве. И так происходило всегда, когда с основной задачей их встречи было покончено. Следующий день у Йоэля начался раньше, чем он бы того хотел, хоть мужчина и хорошо выспался после их вечернего развлечения; предупрежденный Алекси о намеченной репетиции, он был уже на ногах, когда Йоонас постучал к нему утром в дверь. Из кровати тот его, конечно, не вытащил, но вот тихий час с утренним кофе нарушить успел. — Выглядишь, как всегда, прекрасно, — промурлыкал Йоонас вместо приветствия, проходя внутрь, когда Йоэль открыл ему дверь, — да нет, ты прямо сияешь. Чем таким ты вчера занимался, что… — Да ничем, — пробормотал Йоэль в ответ, не горя желанием рассказывать ему подробности прошлой ночи, и зашаркал обратно на кухню, допивая остатки кофе и надеясь, что Йоонас не станет задерживаться на этой теме. Однако в такое раннее утро удача ещё крепко спала и явно не собиралась вставать на его сторону. — Не-не-не, ты же по утрам обычно злой и сонный, а сейчас… Ты наконец-то справился со своей бессонницей? Или… Или у тебя была реально классная ночка? Догоняешь, о чем я? Йоэль повернулся к Йоонасу, который подвигал бровями, намереваясь, видимо, ещё и игриво подтолкнуть его локтем. От греха подальше Йоэль сделал шаг в сторону, отворачиваясь к раковине, притворяясь, что всего лишь хотел поставить туда пустую чашку. Когда Порко не сдался и положил руку на его плечо, пытаясь заглянуть ему в глаза, Йоэль не выдержал и, громко простонав, довольно грубо скинул его с себя и направился в ванную за резинкой для волос, чтобы к нему не приставали дальше. — Чёрт подери, Йоонас, не начинай в такую рань с этим дерьмом, окей? И держи все вопросы при себе. Не знаю, что ты там увидел, но это точно не то, что ты думаешь. Проходя мимо зеркала, он бросил на себя взгляд, чтобы убедиться, что там правда ничего такого не было. Слова Йоонаса подняли в нем тревогу — не пропустил ли он чего-то, что могло остаться с прошлой ночи? Но нет, вроде, не было ничего, что могло бы его выдать. — Пойдём уже, — закончив собираться, сказал он и вышел из квартиры, даже не посмотрев, последует за ним Йоонас или нет. В студии внимание Порко рассеялось между всеми остальными, и Йоэль смог наконец-то спокойно выдохнуть. Почему же тот был так уверен, что сегодня в нем что-то переменилось? Он выглядел так же, как и всегда — по крайней мере, думал, что выглядел. И не было вокруг него никакого особого сияния, о котором говорил Йоонас, и бабочек никаких не летало, так что было непонятно, с чего тот вообще начал эту тему. Алекси уже стоял за своей стойкой с оборудованием, готовый к репетиции; он помог Томми с установкой барабанов и теперь дожидался начала, не зная, чем себя занять. Внимательно изучив его из другого конца комнаты, Йоэль также не смог выявить ничего критического. Им повезло, что заметных следов не осталось, хотя в то, что их совсем не было, верилось очень слабо, учитывая, что в конце Йоэль как всегда забил на последствия и сорвался. Но если бы и были, то Алекси, конечно, выбрал бы совсем другой наряд, а не этот топ с AC/DC, который демонстрировал его татуировки, с низкими вырезами под руками, открывающими его грудь и талию, обнажающий больше кожи, чем обычно, но вполне подходящий для сегодняшней жаркой погоды. Тряхнув головой, Йоэль попытался отогнать эти мысли прочь — Йоонас часто цеплялся к случайным вещам, и, конечно, все это никакой связи между собой не имело. Он взял микрофон, краем глаза видя, как Порко стал отвлекать Алекси, нажимая рандомные кнопки на его пульте, и, забив на это, подошёл к Нико. Тот был полностью увлечен разговором с Олли, и, послушав чуть-чуть, Хокка понял, что те болтают об их первом концерте, чтобы хоть как-то занять время, пока Томми не даст им знак, что все готово к началу. — Да ладно, это что, засос что ли? — услышал Йоэль восторженный восклик Йоонаса и обернулся, чтобы посмотреть, на кого тот опять наехал. Вот дерьмо. Его сердце мигом ушло в пятки, когда он увидел, с кем он говорил. Нехорошо. На его глазах Йоонас сдвинул волосы Алекси в сторону, и, хоть те и были достаточной длины, чтобы закрыть всю его шею, глаз Порко все равно оказался проворнее. Сейчас он остановился на красной отметине, что ужасно вывело Алекси из себя. — Чувак, ты что делаешь? — раздраженно пробормотал он, попытавшись оттолкнуть руки Йоонаса в сторону и вернуть пряди волос на место — но того было так просто не провести. — Ай-ай-ай. Малыш группы пришёл с огромным засосом, и даже не хочет нам ничего рассказать? Алекси закатил глаза, услышав прозвище, которое фактически сам себе когда-то дал, и которое теперь использовали против него. В любой другой ситуации Йоэль бы улыбнулся из-за этого, но сейчас он был готов просто взорваться, и далеко не от смеха. И эта ситуация не осталась незамеченной другими. Томми выглянул из-за барабанов, а Олли и Нико, до этого мирно беседовавшие, развернули на них головы. — Чёрт, а Алекси-то перепало… — сказал Нико с радостью и какой-то странной гордостью в голосе. Олли же из всех них выглядел наиболее сконфуженным. — Что? Подожди, откуда перепало? От кого? С каждым новым всплывающим вопросом в Йоэле нарастал дискомфорт. Он оглянулся, бегая взглядом по маленькой комнате в поиске чего-то, за что можно было зацепиться и занять свои пальцы, прежде чем он снова обкусает все ногти на руках, что только выдаст его беспокойство другим. Не найдя ничего подходящего, он начал собирать волосы в хвост; потом вновь распустил его, а потом ещё раз собрал, и так ещё несколько раз, хоть эти хаотичные движения пальцами и мало чем помогали. — Ну же, расскажи нам! И в подробностях! Я просто умираю от желания посплетничать, — напирал на его Йоонас, слегка надув губы, что обычно придавало ему вид жалкого щеночка, которому невозможно было сказать «нет», и, как правило, работало с Нико. — Я не обязан тебе ничего рассказывать, — отрезал Алекси, желая от того поскорее избавиться; но это оказалось невозможным — Йоонас все еще держал его за плечо. Йоэль увидел, как в глазах младшего начала медленно расти паника. Алекси плохо умел врать, и сейчас его мозг, должно быть, отчаянно метался в поиске хоть каких-то оправданий.  — А чего скрывать? — подал голос Нико, — мне тоже интересно. Как ты кого-то отыскал в такие времена? — Да, расскажи, ну пожалуйста! Мне так одиноко, — стал упрашивать Олли с наигранной драматичностью, слыша одобрительные смешки со стороны остальных. Нико сочувственно похлопал его по плечу. Алекси поморщил нос, больше всего на свете желая покончить с этим разговором. И Йоэль был бы только рад прийти парню на помощь, но понятия не имел, как. В голове было пусто, никаких идей к нему упорно не приходило, так что все, что оставалось мужчине — это наблюдать за происходящим со стороны. Когда стало ясно, что Йоонас не собирается отпускать его так быстро, Алекси развернулся, чтобы встряхнуть руками и хотя бы так создать между ними немного расстояния. И, как оказалось, сделал это очень зря. Теперь он встал к Порко боком, случайно открыв ему широкий вид на то, что только в разы подогрело интерес мужчины. — Охренеть, чувак, да с кем ты был вчера, что тебя так разукрасили? Поразительно. Теперь и Йоэль смог увидеть, о чем тот говорил — кожу младшего сбоку украшала дорожка засосов, которые казались просто бесчисленными; тот, на шее, был делом одним, но вот всю эту коллекцию уже было бы сложно объяснить простым пожатием плеч. Она начиналась на его талии, шла вверх и исчезала под тканью футболки, и одному Йоэлю было известно, где был её конец. На ключицах. Но он бы с радостью воздержался от этой не самой приличной подробности. Закусив губу, Хокка наблюдал, как Йоонас смеется с покрасневшего лица Алекси. У того на щеках выступил резкий румянец — парень смутился от этих метких слов о себе, произнесенных вот так, в открытую. Обычно Алекси был до невозможности искренним, и, будь все дело проще, он бы с самых первых секунд им все рассказал, да ещё и приправил подробностями, лишь бы те заткнулись; да и он был не один, кто мог бы похвастаться такими приключениями. Но сейчас черноволосый растерялся, совершенно не зная, как выйти из этой ситуации. — Давай, тут нечего стесняться! Здесь все свои, — попытался подбодрить его Йоонас. Томми тоже улыбнулся, будто вспомнив что-то: — Парни, а помните тот случай, когда Олли позвонил мне и спросил, могу ли я приехать и расстегнуть наручники, которыми его та дамочка приковала к постели? Прекрасно помня эту ситуацию — подобное было забыть сложно, — почти все засмеялись, а Олли с сожалением потряс головой. — Мне повезло, что мой телефон лежал на столике рядом, иначе меня бы точно выебали. — Надеюсь, ты больше не звонил ей? — Не-a. У меня в последние месяцы вообще ничего не происходило, и это отвратно. — Ну, я уверен, что так у всех, — продолжил Йоонас, и наглая улыбка снова появилась на его лице, — кроме Алекси. — Да боже, Йоонас, ты же видишь, что Алекс не хочет об этом говорить! Так сложно просто забить и начать уже репетицию? Йоэль не сразу понял, что голос, произнесший это, принадлежал ему самому — слова вырвались из его рта раньше, чем он успел хоть что-то сообразить, и сейчас, когда глаза Йоонаса остановились на нем, мужчина мгновенно об этом пожалел. Но все это уже было выше его сил, и он не мог просто стоять и молчать, кипя изнутри. Может быть, до Йоонаса наконец дошло бы, что эта тема была слишком личная, и тот отпустил бы её… Но как бы не так. Он выпалил это громче, чем намеревался, и теперь всеобщее внимание было приковано к нему. Парни вопросительно смотрели на него, не понимая, почему главный заводила группы в этот раз был так серьёзен. — Минуточку…. — медленно начал Йоонас. Хокка понял, что потихоньку впадает в отчаяние. Он вздохнул тяжело и потёр лоб, готовясь к тому, что сейчас начнётся. — Не начинай опять, прошу. — Ты был подозрительно счастливым все утро…. — Тебе показалось. — … а в последние пару минут что-то забеспокоился…. — Нет… — … а ещё у тебя на шее следы, прямо над ключицами, — подытожил Йоонас список своих улик. На этот раз Йоэлю ответить было нечего. Никаких целесообразных аргументов, которые он мог бы подобрать. Он даже не знал точно, говорил ли тот правду или просто прикалывался над ним из собственного удовольствия. — Чувак, — подключился Нико, стоя позади него, — а он прав. Я сначала подумал, что мне показалось, но теперь, когда ты убрал волосы, их очень хорошо видно. — Попался, — послышался тихий шепот Томми. Светловолосый потрясенно глядел на всех них. Подняв глаза на Алекси, он увидел его взгляд, полный раскаяния, и то, как тот беспомощно пожал плечами — мол, скрывать уже нечего. Олли же таращился на него выпученными глазами. — Только вот не говорите мне, что вы… — О, блять, да, абсолютно верно! Господа, Алекси и Йоэль трахаются друг с другом, — договорил Йоонас за Олли то, что тот не смог бы произнести, по-засрански улыбаясь и выглядя ужасно довольным своим открытием. На минуту в комнате воцарилась абсолютная тишина — а потом начался настоящий ад. Все заговорили разом. Алекси с Йоэлем решительно мотали головами, все ещё пытаясь отрицать любую связь между собой, пока другие наперебой засыпали их вопросами. — Так, окей, парни, успокоились! — первый выступил Нико, и благодаря его громкому голосу все тут же умолкли, выжидающе повернувшись к нему. — Не будем осуждать никого за их выбор, мы тут не для того собрались. Но… Реально, что ли? Алекс? Йоэль? Могли бы и получше что-нибудь придумать, — пошутил он, и со всех сторон раздались смешки. Ну спасибо, помогли, подумал Йоэль, скорчив кислую мину. Друзья, называется. Мало того, что они раскрыли их маленькую тайну, так теперь ещё и смеяться над ним собрались? Хотя все равно было уже поздно. Никто бы не поверил ни единому их слову — ни его, ни Каунисвеси, — даже если бы они попытались оправдаться. Во всей этой суматохе Алекси удалось пробраться к нему и, приподнявшись на носочки, прошептать на ухо тихое «прости». Но это было не обязательно — Йоэль не злился на младшего. Точнее, злился, но скорее не на него, а на Йоонаса за то, что тот совал нос не в свои дела и совершенно не умел держать язык за зубами… —О-о, посмотрите, наши голубки шепчутся в уголочке, — указал на них Порко и снова залился смехом. Трудно было определить по лицам парней, что те по-настоящему думали обо всей этой ситуации. Томми, как всегда, сидел с каменным лицом, пока Йоонас уже, кажется, надрывал живот, чуть ли не плача от смеха, и что-то не было похоже, что это скоро прекратится. Олли качал головой, все еще не веря в то, что это правда, но было видно, что ему, по большему счету, все равно; лишь подняв гитару, мужчина добавил: — Я и слышать не хочу никаких подробностей. О, Господь, у меня из головы теперь никогда не выйдет эта картина… А Нико, когда все наконец-то улеглось, и он отпустил все шутки в сторону Йоэля, которые мог, все же пребывал в небольшом замешательстве — кто бы мог подумать, что Йоонас окажется прав! — и, медленно моргая, пытался понять, как ему быть с этим фактом. В конце концов, он пришёл к выводу, который мог бы подытожить все его мысли: кладите хуй, куда хотите, но не на группу!