Поглощающий души

      Ворон приземлился на вогнанный в стену штырь. Фигура в длинном балахоне обернулась, сверкнули белые глаза в приглушённом свете свечи. Заметив птицу, она вновь вернулась к своему занятию – ваяла какую-то непонятную фигурку из чего-то тёмного и полупрозрачного. От этих действий слева раздался какой-то странный булькающий звук, за которым последовала непонятная возня. Исходил шум из-за двери, и ворон взлетел, подлетая ближе к этой двери, садясь на словно специально отогнутый прут небольшой решётки вверху. В этом импровизированном окне было видно крохотное помещение за дверью – такое же тёмное, краюхи света из смежной комнаты загородил собой сам ворон. На полу в углу у стены лежало тело. На лице, обезображенном до безобразия, с содранной кожей в некоторых местах, были чёрные потёки. Всё тело было чёрным, и эта чернота клубилась, издавая шелестящий звук. Он только что умер – фигура умертвила его тело. Другие звуки доносились от тела в противоположном углу, что сжалось в комок. Его тошнило. Судя по виду, с этим ещё ничего не сделали. Ворон повернул голову на фигуру в балахоне и тут же увидел её прямо перед собой. Клюв едва не уткнулся в пустоту под капюшоном. Ей удалось подойти неслышно и неощутимо. Белые глаза выделялись даже под капюшоном, и ворон склонил голову, стремясь поймать этот взгляд. Фигура внимательно посмотрела на него, а затем рыкнула. Птица издала непонятный угрожающий звук, но отлетела, садясь на каменный выступ над дверью. Фигура открыла дверь.       Тело, содрогающееся в конвульсиях отдельно от своего мёртвого товарища по несчастью, что-то залепетало, увидев фигуру в балахоне. Что-то надрывное, слезливое. Той было всё равно, она подошла в упор к дрожащему комку и занесла над ним руку.       Ворон взлетел, приземляясь чуть позже на крючок рядом со столом. Фигура вышла из помещения, держа в руках серую непонятную массу. Подошла к столу, положила массу на какое-то грязное стекло и подняла его на уровень глаз, чтобы рассмотреть получше. Серая масса извивалась, но не могла слезть со стекла, лишь крутилась на одном месте.       Фигура, рассмотрев массу со всех сторон, поместила её в чашу. Рядом стояла такая же чаша, заполненная неподвижной чёрной субстанцией. Фигура задумчиво встала над столом, глядя на две чаши, и подняла руку, на которую тут же слетел ворон. Аккуратно, чтобы не потревожить птицу, фигура поднесла руку ближе к чашам. Ворон заглянул в них, ткнул клювом сперва в одну, позже – во вторую, словно протыкая субстанции. Чёрная тут же сжалась в обратное, целое состояние, серая продолжила шевелиться. Фигура вскинула руку – ворон взлетел, вновь возвращаясь на крючок. Тёмная тень метнулась к шкафам у стены, извлекая на неверный свет свечи склянки с разными субстанциями. Чаще они были чёрными, чуть реже – тёмно-серыми. Была одна светло-серая. В одной из банок, самой маленькой, находился крохотный комочек абсолютно белого цвета. Осмотрев их, фигура что-то невнятно пробурчала и достала пустую банку, возвращаясь к столу. Серую субстанцию поместили в банку, закрыли крышкой и вернули в шкаф вместе с остальными субстанциями. Чашу с чёрной субстанцией фигура подняла на уровень глаз, а затем занесла над ней руку. Субстанция стала медленно втягиваться в руку, распадаясь на комочки, пока чаша не стала пустой.       Ворон перелетел за спину фигуре и вдруг начал увеличиваться в размерах. Чёрная непрозрачная дымка появилась вокруг него, разрастаясь до облака двухметровой высоты – и опала на пол причудливой пылью. Из дымки появился силуэт в одеждах чёрного цвета, явно ниже, чем предсказывало облако. Недлинные чёрные волосы были частично зачёсаны назад, лицо выражало странную отрешённость, в тёмных глазах не отражался даже тусклый свет свечи. Длинное платье, похожее на рясу, плотно прилегало к телу. Мужчина – а это был именно он – поднял руку и откинул прядь волос назад. Фигура, стоящая у стола, лишь мельком повернула голову в его сторону, слабо кивая. В руках мужчины материализовался посох: он был чуть меньше мужчины, металлический, чёрного цвета, с крупным навершием в форме шара. Шар был белый, даже перламутровый, и словно переливался мягкими белесыми красками. Мужчина коротко глянул на посох, а затем резким движением вскинул его. Фигура в балахоне дёрнулась, резко разворачиваясь лицом к перевёртышу, и подняла руки, скрестив их на уровне лица. Секундой позже она двинула руками в стороны, словно разрывая воздух – а вместе с ним и какое-то заклинание, слетевшее с посоха. Однако остаточная волна всё же прокатилась, сорвав с головы фигуры капюшон.       Это было мужское лицо с чуть мягкими чертами и светлой кожей, немного пухлыми губами и пугающе белыми радужками глаз. Тёмные недлинные волосы прядями опали на скинутый капюшон. Как только он осознал, что капюшон скинули, то нахмурился, издавая еле слышный рык. Возвращать обратно ореол таинственности он, впрочем, не стал.       – Ты снова пугающе красив, – хмыкнул маг. – Слишком много чёрных душ?       Его голос был спокойным и негромким, даже немного мягким для его облика. Мага, кажется, это совершенно не заботило. Смахнув с плеча невидимую пылинку, он подошёл к шкафу. Мужчина в балахоне пристально наблюдал за ним, его белые глаза чуть сузились, показывая готовность защищаться в случае угрозы. Говорить он также не спешил, и маг понял это, потому как развернулся, не дойдя до шкафа, и усмехнулся, обнажая белые зубы.       – Что, до меня кто-то уже развязал тебе язык?       – Заткнись, – грубо оборвал его мужчина у стола.       Видимо, это задело что-то внутри, потому что он на секунду стал выглядеть разъярённым. Но лишь на секунду. В следующее мгновение лицо вновь перестало что-либо выражать. Маг хмыкнул и вернулся к рассматриванию шкафа, в частности – склянок внутри. Он провёл вдоль них пальцем.       – Ни одной... Ты забрал всех, кого я отметил?       – Ты думаешь, это моя вина? – сказал мужчина у стола чуть обиженно. – Они все черны! Все! Что за чёрт?       – Не злись. Я чувствовал, что мир чернеет, но это... Прости, что заставил работать сверхурочно.       Маг развернулся и прошёл к двери, за которой держали пленников, заглянул внутрь. Два тела бездыханных были покрыты дымкой в цвет субстанциям душ, что извлекли из их тел – одно чёрное, второе серое. Напряжение растворилось во взгляде мужчины в балахоне, и он, казалось, расслабился, спокойно опираясь о стол.       – Серая – это предел, – вздохнув, сказал он. – Самая чистая. А те чёрные, что ты видел, я не мог поглотить.       – В них была чистота? – маг немного удивился, обернувшись.       – Да. Что-то обожгло меня. Я не мог поглотить их, поэтому оставил. Потому что самой белизны там я так и не нашёл.       Маг теперь не скрывал удивление, даже глаза округлились. Он вновь вернулся к шкафу со склянками, извлекая одну из чёрных субстанций, и открыл её. Посох был определён в словно невзначай оставленную стойку, служившую прежде местом сидения ворона.       – Аой, куда катится этот мир? Что ты видел? – тихо произнёс мужчина у стола.       Маг чуть прикрыл глаза. Когда к нему обращались по имени, сила внутри отзывалась на зов, доставляя некоторый...дискомфорт. Однако это, бесспорно, очень хорошо привлекало внимание. Он решил слегка отомстить.       – Этот мир чернеет, пусть я и не могу объяснить, почему. Но твои способности – единственное, что подтверждает это, Уруха.       Если маг умел справляться, когда его звали по имени – частая практика, то вот мужчине в балахоне было не так легко. Он был отшельником, и защита от аффекта собственного имени не выработалась. Он сжал зубы, хватаясь за стол, чтобы сдержать нечто внутри себя. Там, глубоко внутри, взвыли сотни поглощённых чёрных душ, полные пороков смертного человечества. Ему удалось перебороть это, пусть и не так легко, как магу: от виска скользнула капля, лицо скривилось от напряжения. Аой знал, что реакция на обращение будет подобной, и хмыкнул, ведь застать этого мужчину в моменты слабости было почти невозможно. Тот понял ситуацию по-своему и замолчал – кажется, теперь его вряд ли можно разговорить простой подколкой или претензией. Теперь он будет молчать, по обычаю закрывшись от целого мира. Поэтому маг занялся субстанцией.       Он извлёк чёрную массу в чашу, стоящую рядом, и отнёс к столу. Уруха наблюдал за его действиями, параллельно зажигая ещё одну свечу – маг мог высосать силу из той, рядом со столом, а оставаться в темноте наедине с тем, кто во тьме имеет сил больше, чем на свету – такая себе затея. Безусловно, мужчина и сам был непрост, но тут слишком много того, что хотелось бы не повредить. Хотя бы те же склянки. Тем временем Аой заставил субстанцию левитировать и теперь касался её пальцами, гладил и нажимал, словно бы пытаясь выяснить её свойства. Причудливая масса на прикосновения не реагировала, однако информацию маг всё равно получал. Он пытался нащупать то «светлое», которое не даёт его соратнику поглотить этот абсолютно чёрный сгусток.       Отметая ворох воспоминаний, которые носит в себе душа, Аой искал. Прорывался сквозь видения, временные слои и пласты чужого сознания, пытался найти хоть что-то, что могло помешать чёрной душе быть втянутой. Не добрые дела, не церковь с их мнимым богом... Он искал. И нашёл. Тонкая белая нить, чуть толще волоса, и такая маленькая, что незаметна даже в непрозрачной чёрной массе. Но что было в ней, маг не мог просмотреть. Он взял со стола иглу и поддел нить. Та не хотела отделяться, да и выковырять часть из субстанции души порой невозможно. Он сделал массу более жидкой, доставая белый кусочек и кладя его на стекло, затем жестом позвал Уруху. Тот взял ещё одну чёрную склянку со шкафа и подошёл, отдавая её мужчине.       – Возьми эту, – маг протянул субстанцию Урухе.       Та, потеряв эффект левитации, бесформенным комом начала падать, но реакция мужчины быстрее, и он подхватил её в чашу. Уруха занёс руку над ней, медленно втягивая её в раскрытую ладонь, пока не поглотил всю. Аой, заметив это, удовлетворённо кивнул, повторяя схожую операцию со второй субстанцией, которую впоследствии тоже поглотил Уруха.       Маг вернулся к белым нитям. Коснувшись их иглой, он попытался считать воспоминания, однако ему это не удалось просто так. Задумавшись на секунду, Аой дёрнул рукой. Ногти на ней отросли, превращаясь в острые когти, объятые слабым свечением, и он ткнул когтем в белую нить. Та засияла, погружая мага в видение абсолютной белизны, такое чистое, что на секунду оно ослепило Аоя. В видении почти ничего не было, оно было коротким и похожим на вспышку. Отразило оно лишь одно смутное лицо, объятое белым сиянием. Магу не составило труда узнать его.       – Им являл свой лик Светлый оракул, – сказал Аой.       Уруха задумчиво смотрел на белые нити. Безусловно, он знал оракула, но лишь на словах. Они никогда не встречались, и он понятия не имел о его личности. Познания Урухи по большей части относились ко способностям загадочного оракула. Но зачем тому навещать простых смертных, причём в таком количестве? Если он предсказал, что именно эти люди отмечены печатью смерти Аоя, то почему не оставил своё клеймо на остальных? А если не знал, то скольких же людей он заклеймил? Уруха даже не мог точно сказать, какой из этих вопросов беспокоит его сейчас сильнее, но он решил скинуть всё на мага – у того явно поболей идей на этот счёт.       На лице Аоя было настолько задумчивое выражение, словно он решал вопросы жизни и смерти. Уруха отметил, что ранее ни одно упоминание какого-либо существа не вводило мага в подобный транс. Светлый поступил так, как не ждали?       – Не в духе оракула нападать, так что ты будешь в безопасности, – продолжал думать Аой, но уже вслух. – И я не знаю, почему он стал клеймить людей. Но постараюсь узнать.       Он развернулся, и Уруха уловил в его глазах то, чего неосознанно боялся. Сомнение и непонимание. Эти две эмоции всегда были чем-то вроде оттока воды в море перед большой волной. Пугало видеть того, кто мог созерцать души, таким рассредоточенным. То, что Аой резко подался вперёд, не стало неожиданным. Он взял Уруху за плечи и пристально посмотрел ему в глаза.       – Надеюсь, ты хорошо молишься богам о сохранности моей жизни.       Мужчина скривился, а затем поднял руку и полоснул ногтями по одежде мага.       – Закрой рот, недоумок.       Аой хмыкнул и отпрянул. В жесте Урухи была странность, но он почувствовал, как вместе с этим вокруг его тела образовалась дополнительная защита. Защиту эту звали Щитом чёрной души, и это была единственная в своём роде защита от всего сущего. Уруха не просто так владел подобной силой. Он был проводником для всех душ этого мира, надзирателем над живыми и мёртвыми. Души – его пища. Но было одно проклятие, которое откликалось взамен на подобную силу – он не мог видеть белый свет. Уруха жил в подземелье, глаза его не переносили естественное освещение. Сотрудничество с магом нивелировало его зрение, ведь не нужно было искать цели самому, лишь забирать отмеченные, и метки было видно даже ночью. Однако маг поставил одно условие: Уруха будет подчинён ему. Для самого Урухи это не было чем-то ужасным: потеряв свободу с непереносимостью света, он даже не замечал этого подчинения.       – Иди уже, пока я не передумал, – Уруха ткнул его пальцем в грудь, и маг отпрянул.       Когда сходятся две равные силы, любой конфликт может перерасти в вечное противостояние либо в нечто, что может сотрясти мир. Впрочем, у них не было желания противостоять друг другу.       Маг вернулся к своему посоху, а после обратился вороном – всё то же огромное чёрное облако явило его уже в облике птицы. Он улетел сквозь небольшое отверстие вверху, над самой дверью, и Уруха, пару секунд ещё наблюдавший за местом, где он был, прикрыл глаза, встряхнулся и потушил свечи. В абсолютной темноте весь ад внутри него переставал тянуться к свету, пытаясь выбраться, затихал, и наступало спокойствие. Мужчина не боялся одиночества, как не боялся внезапного вторжения или угрозы своей жизни, и единственное, что бы он точно не хотел переживать – внезапная нужда всегда быть на свету, потому что ревущая бездна внутри требовала контроля. На голову он вновь накинул капюшон. Занятия особого не было. Можно было, конечно, самому извлекать белые нити, но это долго, нудно и лениво. Нет повода. Поэтому мужчина сел в кресло в углу комнаты, откинулся на спинку, готовясь к подобию сна – хрупкому, зыбкому равновесию между потерей контроля над сущностями внутри и бодрствованием. Лишь в таком состоянии можно было кое-как отдохнуть, но даже в нём нужно было быть начеку. Впрочем, более лёгкой жизни Уруха всё равно не знал, пользуясь тем, что приобрёл сам и что подарила связь с Аоем.       Безусловно, маг внёс большой вклад в стабилизацию существования Урухи. Это было крайне выгодное для последнего сотрудничество – в обмен на то, что ему не нужно, он получал способность адекватно существовать. Правда, вставал второй вопрос: есть ли смысл в жизни, если всегда страдать? Уруха всегда отмахивался от этого вопроса. Нет, он не был трусом, который отрицает всё и не хочет расставить точки над «i», это было банальное нежелание отвечать на этот вопрос другим. Самому себе он уже давно ответил.       Трудно сказать, зачем Уруха продолжал этим заниматься. Бесконечная детская благодарность уже закончилась за столько лет, он продолжал слушать мага по необъяснимой причине. Мужчина знал, что в этом мире по факту его ничего не держит, но почему-то он продолжал проживать день за днём, словно что-то внезапное произойдёт. Единственное, что Уруха помнил, помимо душ, встреч с Аоем и черноты окружающего пространства, был момент, когда он увидел истинный цвет этого мира. Каждая душа – он видел её. Он видел это всего какую-то секунду, но всё равно ослеп. Тогда маг целый день просидел рядом с ним, ведь Уруха, потеряв зрение, ощущал себя так, будто потерял все виды чувств. С тех пор Аой в общем-то не следил за ним, но если улавливал в поведении незнакомый интерес, то предупреждал, словно беспокоящийся родитель. Уруха действительно мог считать мага своим отцом, ведь кроме него он больше никого не помнил. Его необычная способность проявилась не однажды, она постепенно превращала его в то, чем он стал сейчас. Настоящие родители слишком рано отказались от ребёнка, который стал бояться солнца. В своё время влияние Аоя быстро заполнило неокрепшую психику, позволяя буквально управлять Урухой, словно куклой.       Баланс дался в этот раз легко. Души внутри не бунтовали, но отдыхать было невмоготу, и мужчина мысленно вернулся к заклинанию защиты. Одной из особенностей Щита чёрной души было то, что он позволял видеть мир глазами носителя этой защиты. Уруха мог посмотреть, что делает маг в текущий момент. Эта способность расходовала силу душ, однако резервуар душ внутри был поистине бездонным. Уруха несколько секунд подумал, а потом прикрыл глаза и тихо зашептал заклинание. Не каждый день расследуется дело с участием Светлого оракула.       Аой был наготове, в отличие от Светлого, который спокойно стоял под ярким белым светом, льющимся из огромного витража. Оракул выглядел как нечто вроде гибрида мужчины и женщины, сочетая в себе оба начала.       – Ты – ворующий души... Стало быть, я выманил тебя, – сказал Светлый оракул. – Однако, где он?       – Зачем он тебе? – в голосе Аоя звучала злость.       – Ты же знаешь. Поглощение души – крайне редкая способность. Важная. Искомая многими. И один из носителей – у тебя, вора.       Маг не ответил. Оракул выдержал паузу, а затем прошептал:       – Они ведь такие хрупкие... С ними нельзя обращаться грубо...       – Ты не получишь его.       – Но зачем он тебе? Мальчик сидит в плену. Разве ему не захочется променять тебя?       Оракул развернулся лицом к Аою – и, кажется, даже открыл глаза. Светлая кожа сливалась с белком глаза, а зрачок и вовсе был от него неотличим.       – Ты недооцениваешь его и его мнение, – фыркнул Аой. – Я не отдам его, и он не уйдёт к тебе.       Оракул поднял руку. Его чары, словно видение, оплели Аоя на короткое мгновение, но сработал Щит, и чужая аура отступила.       – Что же ты сделал с невинным агнцем?..       – Он сделал выбор уже очень давно. Запомни: ни ты, ни кто-либо ещё не смогут помешать ему.       Оракул вздохнул и махнул рукой.       – Делай, что хочешь, падшая во тьму душа. Но посоветую – не сломай его.       Уруха, наблюдающий за этим и слышащий всё, был слегка задумчив. Слова о хрупкости звучали унизительно, словно говорили о слабом человеке. Ему было немного не по себе ощущать, как его силу принижают, даже если и таким образом. Возможно, было что-то ещё.       «Заслони весь свет, – зашелестели слова в голове Урухи, – чтобы я мог прийти к тебе»       Мужчина моргнул и окинул комнату взглядом, затем встал и взял одну из свечей, но не стал зажигать её. Оставаться наедине в темноте с тем, кому тьма дарует силы, всё же опасно.       Из самой тьмы соткалось облако посреди комнаты. Аой вышел из него, ощущая, как много сил ушло на телепатию и перемещение в пространстве. Даже во тьме не стало легче.       – Не жги свеч, – тихо сказал он.       Маг опирался на посох, пряча слабую отдышку. Впрочем, Уруха не решился бы сейчас выступить против Аоя.       – Я не знаю, почему вернулся сюда...       – Ложись, – Уруха кивнул головой на одну из дверей. – Не спорь, – быстро оборвал он начавшееся сопротивление.       Аой хмыкнул, но пошёл за Урухой, который открыл дверь в ещё одно небольшое помещение. Там стояла узкая кровать, рядом с которой находился стул. Уруха пропустил мага вперёд, и тот сел на кровать, а позже и лёг.       – Что случилось? – мужчина присел на стоящий радом с кроватью стул.       – Они будут искать тебя, – тихо произнёс маг. – Сейчас, когда оракул больше не считает тебя своей целью, найдутся те, кого раньше это отпугивало, и они могут прийти сюда. И хорошо, если это будут реально заинтересованные личности, в противном случае они пойдут с оружием наперевес.       – Что ты предлагаешь? – Уруха протянул руку, намереваясь снять Щит, но передумал. – Следует спрятаться?       – Ох, если бы я знал, – Аой перевернулся на спину. – Видимо, мне придётся остаться здесь.       Задумчивая пауза повисла в комнате. Уруха осознал, что у него не было никаких мыслей. Это немного напрягало, особенно в подобной ситуации, но главное, чтобы такого не было у мага. Если и у него идей не будет, будет не очень хорошо. Вернее, даже очень нехорошо.       – Скажи, я ведь не ошибся тогда, у оракула? – вдруг спросил Аой. – Он говорил о том, что ты...       – Ты дурак, Аой, – резко оборвал его Уруха, намеренно называя по имени.       Маг зарычал. Усталость вкупе с силой собственного имени прокатилась по телу раскалённой волной, впилась в мозг, заставляя голову вскипеть. Впрочем, Щит был намеренно активирован Урухой, чтобы нивелировать боль.       – Думаешь, подобное позволяют всем подряд? – спросил мужчина уже спокойнее.       Магу хотелось ответить на это, но он понял, что проиграл. Что заслужил эту боль. Уруха был прав – вряд ли то, что он позволил сделать магу с собой, разрешилось бы каждому встречному.       – Извини, – Аой прикрыл глаза. – Видимо, я очень сильно устал...       Уруха не злился на него, просто не мог злиться долго. Протянул руку, коснулся лба мага, тихо шепнув что-то. Аой ощутил лишь слабое колебание – Уруха взаимодействовал со Щитом.       – Я найду способ защитить тебя.       – Знаю, знаю. Если б я не был уверен в этом, то давно ушёл бы, – хмыкнул Уруха.