***
— Почему ты никогда не встречался с девушками продолжительное время? На тебя на первом курсе вешалась та красотка с выкрашенными в синий волосами. Она была на всё готова, но ты отшил, извинился и ушёл. Не понимаю. Славе хочется врезать своему же ангелу-хранителю. Он честно игнорировал. Старался не замечать на себе долгие, странные взгляды, скидывал холодные руки с плеч, притворялся, что не слышит приятный уху шелест крыльев и не чувствует едва заметное дуновение ветерка, что скользит по коже, когда его хранительница мечется за спиной. Слава разминает плечи и шею и вновь уставляется в монитор. — Три недели с выписки прошло, — сетует существо недовольным, высоковатым голосом, постукивая пальцем по его макушке. — А ты всё так же меня не замечаешь. Но я это понимаю. Признать, что ты меня видишь и слышишь значит признать, что ты потёк крышей. Существо усмехается и плюхается на кровать, издавая широко раскрывшимися крыльями рассекающий воздух звук - приятный до мурашек. — Ты хорошо играешь, я впечатлена, — тянет девушка за его спиной. — Компьютерные игры, я имею ввиду. Но тебе пока вредно, поэтому лучше перестань. А ещё ты должен понять, что ты не болен, а я реальна, ведь иначе я не отвяжусь, а ты действительно начнёшь сходить с ума. — Да что ты, блять, такое?! — прямых угроз Слава не выдерживает. Он отшвыривает прочь тетради со стола, вскакивая на ноги. Первое слово он произносит слишком громко, но осекается и переходит на злое шипение. Брат, который находится в соседней комнате их деревянного съемного дома, запросто прибежит на крики своего больного соседа по этажу. Парень стискивает кулаки и дикими чёрными глазами смотрит на существо, вальяжно развалившееся на него кровати. Она лежит на покрывале, поджав к себе одну ногу, беззастенчиво притрагивается грязными поношенными конверсами к белой ткани, огромные крылья, по два метра каждое, со свисающими жемчужными бусами, которые сползают с кровати на пол и собирают своими сверкающими перьями недельную пыль. Слава ни разу не видел, чтобы существо заботилось о них, неужели... — О! — ангел подскакивает на ноги и тут же подходит вплотную, заинтересованно осматривая подопечного. — Я твой ангел-хранитель. Зови меня.. Кариной — мне понравилось это имя. Ты же не против? Но я уже, кажется, говорила про себя и имя вроде называла… Или не называла? Ладно, в любом случае, приятно познакомиться. С каждым словом брови Славы ползут вверх… Это его кто? — Так… — парень хватается за голову, которая снова начинает болеть. — Так. — Может, таблеточку? — участливо спрашивает крылатая девчонка, прикладывая ладонь к чужому лбу. — Убери руку, — предупреждающе рычит Слава, отталкивая от себя небольшую кисть. — Не смей трогать меня, — хрипит он. — И подходить ко мне не смей. И говорить со мной без разрешения тоже не смей. Тупица... Парень чувствует, как ему застилает глаза горячим гневом. Всё раздражение, копившееся неделями, вдруг взрывается внутри атомной бомбой, припорашивая сознание пылью огромного ядерного гриба. Он срывается. Он болен и сейчас совершенно себя не контролирует: он толкает существо в плечи, опрокидывая на кровать, заставляет её вскрикнуть, забираясь сверху, и придавливает её крыло коленом. Слава хватает её за длинные прямые волосы, совершенно спокойно, уверенный, что она не жива, она — иллюзия, вот и всё. — Уйди из моей жизни так же, как пришла, — вкрадчиво просит парень и неотрывно смотрит на хватающие воздух раскрытые губы и краснеющее лицо. — Я действительно схожу с ума… И это не потому, что ударился головой, а потому что ты, страшнючее создание, вдруг объявилась и выводишь меня своим существованием. Ангел-хранитель? Так я в тебя не верю, а значит, ты мне нахрен не сдалась. Так что послушай, чудище: будь добра, скройся с глаз или найди себе кого-то ещё, чтобы так настойчиво его охранять. Рука отпускает волосы, за которые брюнетка тут же хватается и начинает хныкать. Слава не монстр. Он правда добрый. Бесится и злится, но причинить реальный вред никому не способен. Он слезает с кровати, поправляет домашнюю одежду, чтобы таки сходить на кухню за водой и принять таблетку от головной боли. Он хотел уйти из жизни, но не вышло, теперь, значит, будет вовсю её имитировать.***
Слава поверить не может в то, что уже третий день живёт, как нормальный человек. Он вернулся в универ, где был с радостью встречен немногочисленными друзьями, он пишет курсовую, ходит на работу, а главное то, что в его жизни больше нет жутких глюков. Слава справился с собой. Стоило лишь проявить характер и настойчиво попросить её уйти. Теперь ему не светит дурка и он может свободно дышать. Вот только не даёт покоя мысль, что то существо было вполне осязаемо. «Я реальная», — звучит в голове девичий, мягкий и обиженный голос, а перед глазами так и стоит раскрасневшееся лицо с широко раскрытыми испуганными глазами. Зелёными, прямо таки изумрудными, но вовсе не человеческими. Но Слава выкидывает её прочь из головы, уже почти переставшей болеть. Он дописывает последние строчки конспекта по европейской литературе двадцатого века и вставляет листы в блок. Как раз вовремя, ведь ему пишет Алишер, напоминая о том, что через полчаса им встречаться во дворе дома, чтобы традиционно набухаться в долгожданный вечер пятницы. И желательно это сделать без инцидентов, после которых он бы очнулся в больнице… Из одежды долго выбирать не приходится: футболка, клетчатые поношенные штаны, чёрная шапка и вперёд. И сменить серёжки, ведь у него аж по три прокола в каждом ухе. Долгожданная тусовка накрывается медным тазом, когда парень заглядывает в собственный шкаф. Там с виду ничего необычного — куртки, толстовки, ящики с обувными коробками и вешалка с парочкой галстуков. И торчащее из-под подола пальто кончик белого крыла. Слава стискивает зубы, хватает его, тянет на себя, заставляя содержимое шкафа испуганно взвизгнуть. — Вылезай! — велит парень и снова дёргает за гладкие перья. Шкаф громко охает. Слава отходит, давая возможности копошащейся среди его вещей хранительнице буквально выпасть на пол. — Что ты там делала? — требовательно спрашивает Слава, смотря в чужие перепуганные глаза. Всё такое же хрупкое, по-прежнему крылатое создание сидит на полу, обняв себя за коленки, и жуёт свою нижнюю губу. — Пряталась, — бурчит девушка и как-то даже не думает подниматься. — Зачем? Существо одаривает Славу таким взглядом, как будто перед ним стоит идиот. — Ты мне сказал уйти. Вот я и попыталась Пряталась в твоём шкафу или под кроватью, потом сидела в кладовке и летала под окном, так хоть не глотала пыль, но крылья быстро уставали. А до крыши мне никак не долететь, я же привязана… — То есть ты действительно реальна… — слова срываются с языка словно приговором. Вопреки выводам, которые это существо сделало в своей голове, Слава никогда не был идиотом. Импульсивным — да, порой отрицающим очевидное в стремлении сохранить свой личный мирок нетронутым — тоже да. Но ведь таким грешат абсолютно все люди. Он никогда не был откровенно тупым. — А когда я уходил из дома? — осторожно интересуется парень, протягивая ангелу руку. — Летала за тобой, как и всегда, — брюнетка не менее осторожно хватается за ладонь и позволяет поднять себя на ноги. — Было очень сложно не попадаться тебе на глаза, приходилось постоянно следить за твоей головой и прятаться: за киоском, за углом дома, за дверью. Или часами парить под окном… Я так устала… Слава вновь начинает чувствовать головную боль. Она существует. Не то, чтобы были сомнения, ведь существо ходило за ним три недели, а потом лежало, перепуганное и едва не с оторванными к чертям волосами, на его же кровати — вполне осязаемое. Её крылья гладкие, но пушистые, белые, такие большие и пыльные, её кожа холодная, но нежная, ровно, как и дыхание. У неё длинные прямые чёрные волосы, а глаза зелёные, пронзительные и очень чистые. Чёрт побери… Твою же мать! Слава садится на постель и очень старается смотреть существу куда-то ниже плеч, да вот хотя бы на белое (чертовски короткое) платье, в котором она вечно появляется перед его глазами; или на почти разорванные черные конверсы, с едва развязанными шнурками, а не на её открытый верх: невинная гладкая шея, прямые плечи, вырез, через который виднеется аккуратная женская грудь, и острые ключицы, не пялиться на которые у Славы просто не хватало терпения. Абсолютно белая, словно молоко, кожа, не подающая признаков жизни, но по текстуре точно такая же, как у всех людей. — Значит, ты не исчезнешь? — резюмирует парень, закрывая ладонями глаза. Иначе он взгляд не отведёт, можно даже не стараться. — Нет, — отрицательно качает головой девушка. — Я не могу исчезнуть, я всегда была тут. И я говорила об этом тебе всё то время, пока ты считал меня мебелью. — И ты не можешь снова скрыться с глаз, чтобы всё было, как раньше? Создание снова качает головой и опускается рядом со своим подопечным. Слава вздрагивает и рефлекторно отодвигается, ведь по его боку машет раскрывшееся громким взмахом, крыло. — Извини, — с сожалением просит ангел, видя, как шарахнулся от него парень. — Они слишком большие, а тут мало места. Слава не отвечает ничего. Потому что извиняться Карине на самом деле не за что — прикосновение было лёгким, и, надо признать, приятным, ведь не каждый день до тебя дотрагивается большое пушистое перо… Но объяснять это слишком долго и чересчур странно, поэтому Слава лишь неоднозначно поводит плечом и складывает на груди руки. — Я не могу скрыться… Но ты не бойся этого, потому что я не причиню тебе вреда, — Карина всё так же, с сожалением, смотрит на закрытую позу подопечного. — У каждого человека есть такая, как я, а ты просто меня увидел. Ты не сошёл с ума, можешь мне верить. Я не буду врать тебе, мне незачем — я создана, чтобы тебя оберегать. — У меня слишком много вопросов… — бормочет парень себе под нос. — Я смогу ответить. — Но первый будет просьбой. Его хранительница кивает, разворачиваясь лицом к Славе и подбирая под себя ноги. — Оденься. Создание одаривает его непонимающим взглядом. — Ты должна носить верхнюю одежду. Все люди это делают, сейчас зима, а внешне ты… Ну, почти человек. Как ты можешь не замёрзнуть? — парень выделяет своё недоумённое "замёрзнуть", будто ему и правда есть дело до того, удобно ли девушке. Слава не сдерживается и снова опускает взгляд на чужое тело. Откровенно пялится, только уже на полных правах — он всего лишь человек, существо любопытное в своей природе. — Не переносить температуру — удел людей, — пространно замечает создание и, как странно, даже не старается избежать изучающего взгляда. Всё так же сидит с прямой спиной и с руками, сложенными на коленях, снисходительно оглядывает подопечного своими сверкающими глазами. — Мне незачем носить верхнюю одежду. Я знаю, почему её носят люди — потому что чувствуют холод или стыд, но я не знаю этих чувств и должна оставаться такой, какой была создана. — Должна? — странно слышать, что мифическое создание, живущее на одном лишь воздухе и в только в нём обитающее, может быть что-то должно… — Единственная моя забота состоит в том, чтобы уберегать тебя до назначенного часа. Остальное меня заботить не должно, — как-то сухо и, словно, заученно произносит Карина. — Так ты не оденешься? — хмыкает Слава, переводя взгляд на точёный профиль. — Нет. Чёрт… — Спрашивай дальше.***
— И что же получается, — набитым ртом бубнит Слава, готовясь подбросить в воздух очередной орешек. — Раз ангелы-хранители приходят в этот мир вместе со своим человеком и не могут отлететь от него более, чем на пять метров, то ты в подробностях знаешь всю мою жизнь? — Угу-м… — отзывается девушка, улёгшаяся на кровать. — Жуть… Ты видела, как я первый раз целовался с девушкой на спор, когда мне было пятнадцать? — Угу-м. — Как я психовал и выдирал себе волосы, когда не мог запомнить отрывок из поэмы… — Ты ещё и говорить сам с собой любишь, проигрывая в голове диалоги вымышленных тобой же персонажей. И скакать по квартире, что-то там себе воображая. — Пиздец… — Слава таращится на ангела огромными глазами и силится не подавиться орехами, что до невиданных размеров растянули его щёки. — Стыдоба-то какая. — Но даже то, что ты в детстве сопли вытирал об одежду не так странно, как то, что вытворяет ребёнок, живущий этим же этажом. А что? — разводит руками Карина, замечая удивлённый взгляд. — Так вот этот ребёнок однажды съел свои к… — Стой! — почти верещит Слава. — Остановись, слышишь? Я знать не хочу. — Ла-адно, — лыбится хранительница, лежащая на животе и покачивающая согнутыми ногами в такт играющей из колонки музыке. — Я только хотела сказать, что ты не странный. Люди слишком сложные создания, чтобы можно было их назвать таковыми. И при всей многогранности людских душ и огромном спектре чувств, которые вы испытываете, было бы странным как раз таки отсутствие странностей, понимаешь? — Не совсем. — То, что вы даёте выход эмоциям и желаниям, оставаясь наедине с собой, — нормально, ведь у вас есть культура, этикет, ограничения. Дома или в транспорте вы позволяете себе помечтать, вообразить невесть что и в этом ненадолго забыться — это тоже правильно. Так вам проще воспринимать мир и ориентироваться в своих смешанных чувствах. Главное не увлекаться и отличать разные ситуации: что можно сделать на людях, а что нет, что является вашей выдумкой и никогда не сбудется, а что действительно вполне имеет место быть. Вы часто путаетесь в этом, но, удивительно, вы довольно быстро учитесь. — Как ты можешь рассуждать о таких вещах, ты же сама говорила, что не чувствуешь мир так, как человек? — Слава подкидывает очередной орешек в воздух, чтобы после поймать его ртом. Но наталкивается взглядом на проницательные светлые глаза и орешек падает мимо, а парень, сидя с открытым ртом, чувствует себя дурачком. — Я с тобой с рождения, — многозначительно замечает существо. — Ты только появился на свет, а я придерживала твою голову, чтобы пальцы акушерки не соскользнули, ты лежал в колыбели, а я уже стояла у её изголовья. Я отвела твою руку, когда ты потянул в рот стеклянный осколок от бутылки, будучи трёхлетним мальчишкой. Я поддержала твою пятку, когда ты чуть не рухнул с крыши пятиэтажки в твои двенадцать; подстраховала, когда ты решил притвориться птицей и стоял на краю небоскрёба, раскинув руки… Дурацкий, кстати, был поступок. И я видела, как ты резал свои руки бритвой. Я так много раз придерживала твои пальцы, чтобы ты не мазнул глубже, в вену… Ты даже представить себе не можешь. Вы, люди, смотрите в лицо смерти ежедневно и не знаете об этом. — И о том, чтобы я не потерял рассудок после попытки суицида, позаботилась тоже ты? Вопрос скорее риторический и крылатая девчонка ожидаемо ответа не даёт. Брюнетка поднимается с кровати, поправляет смявшуюся после себя простынь и направляется к окну — вдохнуть свежий воздух после дождя. — Карина, не надо было спасать. У меня была диагностирована депрессия, теперь пограничное расстройство личности. Ты должна знать, как часто я посещал школьного психолога, будучи подростком, и как я однажды лежал в клинике. — Я знаю… — тихо отвечает ангел, усевшийся на подоконник. А Слава снова ловит себя на мысли, что не может оторвать взгляд. От прямой спины и тонкой талии, от тонких рук, красивых пальцев и в меру плотных бедёр, от пушащихся белых крыльев, растущих из объёмного основания, что тянется от середины лопатки и почти до талии. Её тело подтянутое, красиво сложенное, миниатюрное, начиная с лица с ровным носом и небольшими глазами и заканчивая худенькой, тонкой ножкой. Его ангела-хранителя будто бы лепили под его вкусы и желания… И если бы Слава мог, если бы Карина была реальной хоть для кого-то, кроме него самого, он бы обязательно сделал шаг навстречу этой девочке. Но всё, что он может — это пытаться понять, что случилось с ним такого особенного, что жизнь подарила ему эту очаровательную, ожившую сказку и одновременно самый настоящий кошмар из историй про психбольницы. — Так почему ты здесь? Нет, я не это хотел спросить… Почему я знаю о том, что ты здесь есть? Ведь, если верить твоим словам, то люди понятия не имеют, что у них существуют ангелы-хранители. — Я не знаю. Я могу лишь предположить, — Карина обнимает свою коленку и задумчиво смотрит на ярко-оранжевую полосу горизонта, подсвеченного заходящим солнцем. — Предположи же. — Меня наказали. За то, что спасла тебя вместо того, чтобы отпустить в урочный час. Той ночью ты должен был умереть. Ангел поворачивается и смотрит прямо в глаза подопечному, у которого по телу мурашки от сквозняка и пробравшего страха. Знать, что ты должен был умереть… Точно знать уже после рокового события, что в тот момент ты не должен был быть живым. Ни у кого из людей нет этого знания — у Славы есть. — Но я смогла смягчить удар об раковину. И когда я гладила тебя по голове, сидя у твоей кровати в реанимации, то впервые испытала то, что люди называют страхом. Ведь под моими прикосновениями прогибались пряди твоих волос. Я стала осязаемой. Я могла двигать предметы, но люди меня всё ещё не видели. Если раньше я могла воздействовать на материальный мир и на твоё сознание только в минуты опасности, то теперь я задевала крыльями жалюзи, когда вылетала на улицу… Раньше я чувствовала себя по-другому. Знала больше, хоть значения знаниям не придавала. Я видела будущее, чувствовала принадлежность к чему-то большему и к тебе, и я точно знала, что это было правильным. Так бы назвали это чувство люди… Но сейчас я словно оторвана от чего-то, чему принадлежала. Я ощущаю некоторые эмоции, подобные твоим, хоть многие для меня по-прежнему чужды. Я чувствую физическую боль, хоть по-прежнему не ощущаю холода и жары. Я по-прежнему не хочу есть или спать, но больше не вижу будущего. И теперь я могу говорить. Я знаю человеческую речь, ведь я сидела с тобой за одной партой и читала вместе с тобой книги, но хранители не говорят — им незачем. Однако, когда ты открыл глаза и увидел меня, я почувствовала в себе эту способность и просто взяла и заговорила. Может, этим меня наказали?.. Тем, что я теперь ни то, и ни другое? Не ангел и не человек. Замерла между двумя мирами и до конца жизни буду тебя мучить своим присутствием. — Так зачем ты спасла? Ты знала, что пришло моё время, ты знала, что я сам хотел уйти, потому что больше не могу мучиться. Я ввязывался в селфхарм, чтобы чувствовать себя живым. Я не страдаю физически, я выгораю изнутри. Я не нужен тут никому, даже алкоголичке-матери. Я чокнутый нищеброд и из этого дерьма вряд ли вырвусь. Не в нашем обществе, где ты беден просто потому что ты беден… Парень указывает на свою поношенную, невзрачную одежду, обводит рукой комнату, в которой стоит мебель тридцатилетней давности, подклеенные у потолка обои и лампа без люстры висит под потолком. Ангел склоняет голову, а её крылья виснут безвольно, соскальзывая кристальными мерцающими бусами на холодный, но выдраенный до блеска пол. — Ты слишком плохо о себе думаешь… Прости меня за это, — просит Карина и не смеет поднять глаза. — Я знаю, что тебя сломала смерть отца в том разбившемся самолёте, добили издёвки от мамы в подростковый период. Но я не смогла отпустить… — И, тем не менее, ты хотя бы постаралась, чтобы физически я не стал инвалидом, — как можно мягче утверждает Слава и подходит к ангелу, чтобы коснуться её руки — улучает момент, чтобы потрогать. Рука холодная, но живая. — Мне ведь только этого не хватало. Я хожу и мыслю, это главное. Поэтому я на тебя не злюсь. — Но я снова обрекла тебя на страдания. Теперь я начинаю понимать твои чувства, хотя раньше могла только наблюдать. Теперь осознаю, почему не должна был этого делать… — Но уже сделано. — Да. Карина тянет свою светлую, изящную руку и указывает на монитор. — Поэтому живи, пожалуйста, дальше. Встречу ты пропустил, а потому садись и сделай свой долг по английскому, тебе нужна благосклонность преподавателя, чтобы сохранить стипендию. И Слава отчего-то, слушается. Печатает извинение на поток сообщений в общем чате, перезванивает друзьям для закрепления искренности извинений и, решая пока не тревожить задумавшегося и загрустившего ангела, садится за задания. Он всегда хорошо учился, схватывал на лету, но почти никогда не делал домашку, нарываясь на проблемы, ведь преподаватели его не любили. А теперь делает, сам не зная, почему. Вот просто потому что. — Так, подожди… — отмирает парень уже через несколько минут и вскакивает с места. Так порывисто, что кресло прокатывается на колёсиках до самой кровати и стукается об неё. Ангел неспеша скользит по нему взглядом, склонив голову на своё колено. Выглядит скучающей. — И ты каждый раз видела, как я***
— Белые крылья потому что я — суицидник? — Технически ты должен был умереть от чужих рук. Не могу тебе сказать точно. — У всех такого цвета? — Они разных естественных цветов, можно сравнить с палитрой оттенков волос человека. Твоя аура светлая и довольно чистая. — Ты видишь других ангелов, говоришь с ними? — Пространство ими просто кишит. Но мы не разговариваем. Если в минуты опасности нужно объединить усилия, то мы действуем сообща, но это происходит само по себе. Никогда не задумывалась об этом. — Почему ты выглядишь, как человек? Ты всегда была такой или росла вместе со мной? У тебя есть половые органы? А зачем они тебе? Чтобы сделать какому-нибудь ангелу новых ангелят? Шли недели. Слава уже который день вываливает на хранителя всё новые и новые пачки вопросов. Что у него на уме, то и на языке. Это самое странное время, которое он когда-либо переживал, но вместе с тем самое эмоциональное. За Кариной интересно наблюдать. Хотя непонятно, кто из них за кем наблюдает. Когда было свободное время (и когда на Славу никто не обращал внимание) он не отводил от ангела взгляд. А той лишь бы покрасоваться! В большой аудитории, на скучной лекции Слава никогда не скучал, ведь наблюдал за тем, как девушка носится в воздухе, под потолком из стороны в сторону, отталкиваясь ногами от стен, и выписывает всякие фигуры; улыбается подопечному, когда шагает на цыпочках, балансируя на краю учебной парты. Люди не чувствуют её присутствия, не слышат звуков, которые Слава издаёт крыльями или топотом обуви, но если ангел заденет какой-нибудь предмет, то непременно это увидят. Вчера, например, негодница Карина захлопнула дверь перед лицом преподавателя, который не поставил Славе автомат. Всё списали на сквозняк, а девушка потирала ладони и пакостно хихикала, смотря на подопечного радостными, сияющими глазами. Слава, конечно, улыбнулся ей в ответ. Но вот где хранительница такого понабралась? Разве ангелы так себя ведут? Карина вот вела, наслаждалась проделками и совсем ничего не стеснялась. Карина до сих пор его защищала. Она не видела будущего, не предугадывала опасность, однако и теперь девушка не теряла хватку, ведь у неё стаж защиты 19 лет и она может интуитивно угадывать ситуации. И угрожающе распахивать свои мощные крылья. Так случилось, когда на днях в их неблагополучном районе к Славе подошёл какой-то неадекватный маргинал под наркотой. Карина раскинула крылья и прожигала незнакомца взглядом, внушая подопечному, что он должен сказать дабы избежать явной опасности. Славе в тот момент показалось, что ангелы тоже живут инстинктами. Одним инстинктом (защитить). — Я не делала никаких ангелят. Мы не размножаемся, как люди. Так они и ведут свои разговоры, уже месяц второй. Слава стоит у окна, спрятавшись за стену, чтобы парящая Карина могла размяться, но чтобы никто не видел его диалогов с воздухом. Карина же зависла в вертикальном положении с другой стороны, раскачиваясь вверх и вниз на своих сильных крыльях. Парень выглядывает в окно — ждёт более развёрнутое повествование в ответ на свой вопрос, ведь ангел любит поболтать, а сейчас отчего-то молчит. Наверное, не всё расслышала. Но Карина поворачивает голову в его сторону и смотрит долгим, непонятным взглядом. Слава же осознаёт, что снова завороженно пялится на её фигуру. Всю такую миниатюрную, очерченную плавными изгибами в бёдрах. Её тело словно срисованное с какого-нибудь аниме-арта — идеально чистое, без малейшего намёка на мышцы, но при этом чертовски стройное. Сразу видно, что это создание не из человеческого мира, раз её тело ничуть не изменилось от взаимодействия с ним (например, не появились сгибы на животе, не огрубели пятки, нет мимических морщин, прыщей, родинок, шрамов). Парень радуется, что ангел не читает его мыслей — хоть это его радует во всей ситуации, ведь Карина даже не догадывается, насколько сильно подопечному хочется её потрогать. Провести бы руками по идеально гладким, бледным щекам, пропустить сквозь пальцы прямые волосы… Огладить плечи, шею и спину, потрогать кончиком пальца ямочки от ключиц... Это тело и её черты Слава может назвать эталонными. Он никогда не видел подобной идеальности. Не то, что бы он много тел вживую перевидал, но имеющегося опыта достаточно, чтобы сравнить и понять отличия. Человек несовершенен, кособок, несимметричен, обязательно с парой десятков изъянов, даже если внешне сперва кажется идеалом. А про душу человеческую и её подводные камни, величиной и температурой с айсберг, Слава вообще промолчит… Карина же как раз то самое совершенство. Тот самый рай для перфекциониста. Слава уже изучил её всю глазами, каждый изгиб и округлость рассмотрел. У него была возможность, ведь ангел ничуть взглядов не смущается. И характер у неё такой же. «Я — твоё отражение». Абсолютно нейтральный. Ангел улыбчивый, бесконечно понимающий и любопытный — и это единственная черта, которая выделяется из общего совершенства. — Я не знаю, как мы рождаемся, — наконец отзывается её высоковатый голос. Голос. Эта вторая черта, которая замечается в общей картине. Голос хоть и звонкий, мелодичный, но вибрирует в горле и временами поскрипывает. Ведёт себя абсолютно так же, как человеческий. Девушка прочищает горло временами, хрипит после долгого молчания, мычит, когда думает, что ответить. — Но, м-м… Точно не как люди. И я всегда была такой. С самого начала. — А тогда зачем тебе что-то между ног? Если ты родилась с помощью магии, — хмыкает парень и отшатывается, когда ангел неожиданно запрыгивает в комнату ногами вперёд через настежь распахнутое окно. Карина пружинит на стопы, выпрямляется и осторожно подтягивает к себе два крыла. Они соскальзывают с подоконника, волочатся по полу, пока не открываются от него и не замирают у тонких щиколоток. После нескольких недель наблюдения за хранителем стало понятно, что крылья отзываются на каждое его движение и помогают держать равновесие. Словно руки и ноги у человека. Смотря на них Слава чувствует себя котёнком, который наблюдает за светящейся точкой от лазерной указки или за кончиком палки. Он также не может оторвать взгляд и хочет схватить их и трогать-трогать-трогать. Эти огроменные, лёгкие, но вместе с тем массивные крылья… Это, пожалуй, единственная вещь, которая любопытнее самой Карины. — Половой орган мне не нужен. Он есть, потому что, я полагаю, ангел создан по образу и подобию человека. — Ага, и под вкусы человека?… — бормочет Слава как можно тише и отводит глаза от её фигуры. — Можешь не понижать голос, я всё равно всегда слышу, что ты говоришь. Вот и ещё одно открытие, которому лучше бы не случаться… — Хочешь потрогать? — Карина любезно протягивает ему своё крыло. О, конечно хочет… Слава уверен, что его зрачки расширяются, как у кота, впервые увидевшего гирлянду на ёлке. Он тянет руки и с удовольствием хватается за гладкие, мягкие перья. Сама предложила, наконец-то! Ведь Славе было неловко спрашивать — вдруг это нечто интимное? — Красивые… Приятные на ощупь… Слава играется с пером, словно ему пять лет и он впервые увидел такую большую птичку. Он трогает кости и массивные суставы крыла, дёргает кончики перьев, ощупывает мышцы, зарывается в густой пух у крепкого, длинного основания, пропуская его сквозь пальцы. Гладко и мягко, хочется зарыться лицом в эту пышную теплоту и никогда не выпускать из рук… Карина же снисходительно смотрит на его реакцию и крутит крылом, чтобы и так ему показать, и эдак. — Карина, а есть ангелы-мужчины? — Есть. — И как у вас определяется, кто будет какого пола? Есть ли разница, как вам выглядеть, если вас всё равно никто не видит? — Ты думаешь, что нужно выглядеть хоть как-то только для того, чтобы тебя могли воспринимать? Не всё в мире крутится вокруг одних лишь людей с их чувством прекрасного и способностью к оцениванию и анализу. Ты не думал о том, что вещи просто являются такими, какими есть в своей сути? Закат красив не потому, что на него смотрит человек. Это человек дал закату характеристику «красивый». Цветы выглядят, как цветы, вода, как вода, ангел, как ангел, а красивый человек является красивым просто потому, что так есть. И красота совершенно не причастна к тому, что человек её вожделеет. Всё является таким, какое есть просто потому, что таким было создано. Ты понял хоть что-то из сказанного? — плавно переводит тему ангел и скептически изгибает бровь. — Я понял абсолютно всё. И всё равно считаю это странным… — Неудивительно, ведь ты человек и живёшь одними лишь чувствами. — Красота без человека была бы обесценена. Для чего она вообще существует? — Без человека красоты бы просто не было. И мир ничуть бы без этого понятия не изменился. Не всё, что существует, имеет смысл. Опять же, искать смысл — это удел только человека. — Чтобы продолжать разговор, я должен накатить чего-нибудь покрепче кофе. — Ты гей? — спрашивает, вдруг, ангел, усаживаясь на славиной кровати. Валяния на ней вошли у неё в привычку. — Ч.. Ты же знаешь ответ, — парень тоже плюхается на постель и раскладывается на ней звездой. Надо бы пространство отвоёвывать. — У тебя было и с девушкой, и с парнем. Откуда мне точно знать? — Не выдумывай про парней, я просто был пьян, да и он сам ко мне лез, — возмущается Слава. — Но, ты не встречаешься ни с кем. У тебя были лишь одни двухнедельные отношения с девушкой, которые закончились её слезами. У тебя есть поклонники, ведь ты красив и довольно харизматичен, но ты по-прежнему один. Разве человеку не нужен человек? Ангелу глубоко наплевать, что кровать — не её территория. Она забирается на неё с ногами и ложится набок, поодаль. И Слава наблюдает за тем, как Карина тщательно укладывает крылья. И они будто бы ей мешают?.. Выражение недовольства проскальзывает на её лице. — Нужен, — отвечает парень пересохшими губами. Молния сверкает за окном, обозначая начало грозы. Может, Карина и погоду чувствует? Гром раскатывается, когда он ложится боком и заглядывает в светлые глаза. — Но парня я не хочу, ничего не чувствую к мужскому полу, а, значит, мало что смогу дать в отношениях. Но если кто-то узнает, что меня целовал парень, то мне, как личности, придёт конец. И так всё плохо, а будет хуже и мне никогда не выбраться из дерьма. А я не встретил ещё настолько сильную любовь, чтобы оставить ради нее всё, что имею и подобное вытерпеть. Можешь назвать меня трусом, но это мой выбор. Я просто жду ту, которая сможет меня вытерпеть со всем этим, ведь врать я тоже не хочу. И я продолжу ждать, потому что ты решила, что я буду жить дальше. — И каково это? — Что? — Секс, — спокойно уточняет хранительница. На её лице ни один мускул не дрогнул, но во взгляде появилось что-то похожее на интерес. Слава пожимает плечами. — Но, говорят, лучше заниматься им по любви, а я никогда не любил. Так что попробовать, что это, пока не входило в мои планы. — А я? — спрашивает брюнетка, поднимая взгляд на парня и стреляя глазками. — Я симпатична тебе? Ты смотришь на меня так, как люди смотрят на того, кто им нравится. Я знаю. Слава сначала удивляется такой прямолинейности, но вспоминает, что Карина чувствует не так, как он и совсем не знает стыда. И эта вдруг открывшаяся ему мысль подкупает. Его всегда напрягало, что люди чересчур сложные, запертые внутри себя, воздвигнувшие стены, через которые не пробиться. А ещё люди зачастую двуличные и продажные — что угодно провернут ради собственной выгоды. А его хранительница прозрачна и чиста, как горный ручей, у которого он в детстве ловил раков, а потому Слава просто не может отказать ей в ответе. — Ты удивительна, — честно признаётся парень. — И очень красивая. И будь ты человеком, я бы попробовал сблизиться с тобой, и, возможно, сделал бы какую-нибудь глупость, которой так боюсь… — Отвечаешь так, как будто давно думал об этом. — Так и есть. Я же просто человек. Тот, который наделяет вещи и явления красотой. И признаёт других красивыми. — И что, если я попрошу тебя сделать со мной то же, что ты сделал бы с другими? — Ты про..? — Да, — ангел пододвигается ближе. — Но… Если ты ничего не чувствуешь не значит ли это, что твоё тело просто не создано для подобного?.. — Я не полностью бесчувственена, Славик. Я всегда чувствовала то, что не должна. Наверное, поэтому меня сбросили вниз, чтобы я «наконец получила, что хотела». И раз уж я здесь и моя работа окончена… Покажешь мне всё. Мне нужно знать. Парень разнервничался такой открытости. Не смотря на то, что ему очень хотелось наконец покормить свой жадный взгляд, недолго думая, он выдал короткое: — Нет.***
Уголки пухлых розовых губ потянулись вниз. — Что? По какой причине? — звучит обиженный голос хранительницы. Да, она.. не совсем человек, но сейчас её преследовали два диких желания: попробовать что-то новое и насладиться этим привлекательным и таким близким ей парнишкой. — Я не могу так с тобой.. Может тебе покажется, что я тяну или.. — Боишься? — С чего ты взяла? — Слава сидит на кровати, снизу на него смотрят хитрые глаза брюнетки. Её так позабавила реакция парня, что тут же его ослепила её ясная улыбка. Такая.. завораживающая. — Просто трусишь, как обычно, — такого наглежа со стороны, как казалось, такого светлого и чистого создания Слава не ожидал. Парень попытался что-то промямлить и оправдаться в ответ, но ближе к нехватке дыхания начал сдаваться и сам для себя осознавать, что да, он.. не готов. — Так ты сделаешь что-то? Я же все вижу, у тебя на лице написано. — Как ты можешь хотеть этого? — недоумевает парень. — Брось, Славик, у меня тоже было время приглядеться к тебе, — убедительно и с азартом выговаривает Карина. Еще один раз прозвучит её мягкое "Славик", и, возможно, парень точно не выдержит. — Будто я не слышу как бьется сейчас твое сердце. — Ты.. Как ты можешь так торопить меня?! — напряжение нарастает, как и, собственно, желание. — Тогда заткнись и хотя бы просто поцелуй меня! — требует ангел, сама притягивая парня за шею. Не выдерживает. Она прижимается лбом ко лбу, оглаживает пальцами чужой затылок и уже шёпотом напоминает: — Так, как ты целовал своих прошлых партнёров. Я помню, ты это неплохо умеешь. Так делай уже хоть что-нибудь… Слава делает. Пухлые губы Карины раскрывались на особенно терпких губах Славы, руки хватались за чужие плечи. Она была такой уверенной, но никуда не спешила. Ангел почти не стонал — дышала тяжело, охала, поджимала губы и иногда глухо скулила, давая волю голосу, пока Слава крал у неё долгие и такие желанные поцелуи. Им было не до долгих прелюдий. Славе хватило даже неумелых влажных поцелуев, ведь под ним доверчиво раскинулось прекрасное создание, будто специально созданное под его вкус. У Карины же всё происходило медленнее и труднее. Ей были приятны прикосновения, чужие губы и просто та близость, которая образовалась между ними — она мечтала испытать эти чувства. Хранительница встаёт с кровати, с трудом опираясь на подрагивающие ноги, и подтягивает за собой едва шевелящиеся крылья. Они вдруг стали ощущаться бременем на спине: громоздкие, почти неподвижные, волочащиеся по постели и с глухим стуком падающие на пол. Ангелу впервые с ними тяжело настолько, что хочется от них избавиться. Слава поднимается с кровати, чтобы привести их в порядок и поддержать совсем потерянного ангела, но сам едва не теряет дар речи от пробравшего насквозь ужаса… Карину сгибает пополам, она оборачивается к своему человеку, смотрит широко распахнутыми глазами, в которых потерянность и новые слёзы… А после кричит. Пронзительный вопль разрывает пространство, он звучит совсем не как человеческий, расщепляясь на сотни голосов разной высоты. Ангел обнимает себя, оседает на пол, стискивая кулаки. А после резко поднимается, уже рыдая навзрыд самыми настоящими слезами. Она пытается завести дрожащие руки за спину. Её подбрасывает вверх. Карина зависает в пространстве, изгибаясь дугой, раскидывая в стороны руки и ноги. Белые, блестящие крылья широко раскрываются, дёргаются, трепещут, вспыхивая сквозь перья ярчайшим, кристально-белым светом, чтобы потом рассыпаться белой пылью и навсегда исчезнуть. Тело Карины с гулким стуком ударяется об пол. Её словно швырнули, как ненужную вещь. Слава вскрикивает, зажимает ладонью рот, ведь на пол из-под спины ангела вытекает настоящая, алая кровь. Парень бежит к неподвижной девушке, падает на колени и просит, просит… — Живи, пожалуйста, слышишь? Живи, живи! Но падшая хранительница неподвижна — поддаётся безвольной куклой, когда Слава поднимает её за плечи и пачкает руки в чужой горячей крови. — Карина… — шепчет он, прижимая к себе тело. — Карина, как мне помочь тебе? — густая кровь сочится из ран сквозь его пальцы. Слава начинает тормошить её, звать активнее, когда видит, что ангел начинает быстро, глубоко дышать. — Эй! Э-эй… Ты ведь жива, да? Ты слышишь меня? Дай знать, если да… Пожалуйста… И Слава едва не роняет прижатое к груди тело, когда слышит у плеча хриплое, полное боли: — Да. — Хорошо, хорошо… — причитает парень, вызывая у ангела хриплый смешок. — Что с тобой случилось? Почему исчезли крылья и ты истекаешь кровью? — Я упала с небес, — Карина обнимает своего человека за плечи. — Потому что хотела знать больше, чем должна была. Я, наверное, влюбилась в своего подопечного и так сильно захотела ему помочь, что сама оступилась и рухнула со своих облаков. Но я не жалею! — признаётся она и смеётся. Плачет и хохочет, впервые погружаясь гремучую смесь сильнейших человеческих чувств. — На самом деле ангелов нельзя «сбросить» с небес, дурачок, ведь мы рождаемся здесь, на земле, и, какая ирония, о «небесах» ничего не знаем. — Так ты теперь человек? — Оно на то похоже. Так как мне сейчас больно… — Ты знаешь, что сейчас будет? — Рассчитываю.. — Есть ещё? Те, кто вот так истекли кровью только ради того, чтобы выйти из забвения и прочувствовать человеческие эмоции, желание, любовь? И потом вот так мучиться… — Ангелы падали всегда, Славик. Тебе нужно суметь попрощаться со мной. Мы слишком быстро привязались. А взамен я научила тебя всему, что знаю сама, а ты.. подарил мне все эмоции, которые способен испытать только человек. Слава протягивает руки, чтобы поднять её, в испачканном белом платье, беззащитную, такую живую, и такую.. мертвую с грязного, холодного пола. — У тебя больше не будет ангелов-хранителей, но я оставила в тебе след, — они перекидываются улыбками в последние разы. Славин дрожащий взгляд зациклен на доброй и такой теплой улыбке девушки. Самой красивой улыбке, что он только видел, ведь это первое, что ему показалось таким живым и человеческим в этом неземном создании. — Главное, не забудь.. Изумрудные глаза Карины медленно прикрываются. Слава ожидает окончания фразы, конечного ответа, договорённости.. прощания. Но ангел уже не слышит. И не слышит тот глухой крик, что Слава издал после того, как увидел как крылья девушки рассыпаются на его глазах. Такой же глухой крик, как и в тот день, около грязного зеркала в ванной. Слава рыдает навзрыд, ему кажется, будто он все еще чувствует холодное хрупкое тело брюнетки на себе, но стоит ему открыть глаза, он будет видеть только белую пыль, что осталась от крылатой девчонки. Белая.. такая сверкающая, будто смешанная с блестками. Все, что осталось от ангела-хранительницы этого потерянного парня.***
На город опустилась ночь. Слава лежал в кровати, хлюпал носом, потому что не мог без слёз вынести нахлынувших на него чувств. Зазвонил телефон. Парень даже не думал его брать. В доме нет света, кажется, случилась электрическая авария. Славе, конечно же, нет дела до этого, ему не хочется видеть сейчас что-то, кроме темноты, ведь от него оторвали кое-что важное. Забавно, как поначалу он не верил, что с ним все 20 лет летало крылатое создание, он вообще в подобные мифы не верил. А сейчас он будто бы на себе ощутил, что с ним нет того, что преследовало его и было рядом всю жизнь. И больше не будет. Слава решается встать и проходит в ванную, нащупывая в темноте дорогу. Света нет, темнота, но атмосфера, что парень создал в этой комнатке своими бесчисленными попытками самоубийства, наверняка, навсегда останется здесь парить. Он не спеша включает кран, льется ледяная вода, и парень умывает красное от лицо слез. Он не мог поверить, что девушка так просто взяла и не попрощалась с ним. Просто испарилась.. без объяснений, прямо как и появилась. Слава поднимает голову, оперевшись руками об раковину и зяглыдывает в разбитое стекло зеркала. Зачем? Все равно ведь ничего не видно. Но вдруг парень слышит звук. До боли косточек и.. до боли губ знакомый. — Славик.. Парень оглядывается вокруг, но ничего не видит в темноте, а как только переводит взгляд на зеркало… Свет включается. На десяток секунд. Из разбитого стекла на него смотрит его хранительница. Своими зелеными сияющими глазами, в том же белом платье и длинными черными волосами, но.. без крыльев. Слава замирает и перестает дышать. — Я забыла попрощаться. Точнее, не успела. Потому что когда дело касается тебя, ты знаешь, я стараюсь успеть, как можно быстрее, — девушка хихикнула и улыбнулась той самой ясной улыбкой, от которой сердце парня может сыграть оркестр. — Главное, не забудь не влезать в опасности, теперь тебе придется избегать нежелательной смерти в одиночку. Пока, Слава. Девушка испаряется и электричество отключается снова. — Нет-нет, не-ет.. Стоп, не может быть, подожди.. — Слава опять начинает дышать, как раньше и судорожно ищет свой телефон, чтобы включить на нем фонарик и опять взглянуть на ангела. Вспышка включается, парень наводит её на зеркало и видит в нём.. себя. Карины там нет. И больше её рядом со Славой не будет. «Я — твоё отражение» — звучит в голове парня фраза Карины, и его накрывает невероятно сильное желание увидеть сейчас в этом жалком грязном стекле своё второе отражение.