Медицина, колдовство и учёные мужи

      Руки Дианы тёплые, почти горячие — пальцы цепкие, крепко сжимающие запястье Джемаймы, а ястребиный взгляд скользит по загорелой коже, спотыкаясь о повязку, царапая, но не осуждая.       Доктор по-матерински раздражена — не злится, знает и прекрасно понимает, но не торопится сменить твердость на мягкость.       — Я предупреждала, — громко выдыхает, устало трёт переносицу, — Тебе нужно быть осторожнее, дорогая, — отпускает.       — Случайность, — не уступает Хокинс.       — Двух случайностей не бывает, — непреклонна Ливси.       — Тогда промах, — заключает Джемайма, опустив рукав.       — Последний, — настойчивость.       — Печь бывает капризна в холодные дни, — хрипло замечает Бабуля Хокинс.       Она появляется, как призрак; застывает на лестнице, ровно держа равновесие, даже с полным подносом — от вида бутылки доктору становится непозволительно смешно.       Обидно.       — Как и постояльцы, полагаю, — по-птичьи склонив голову набок, Диана слабо, говоряще улыбнулась.       — Верно, доктор Ливиси, — Бабуля Хокинс всегда произносила её фамилию, как «Ливиси», реже «Лайвеси», а в плохие дни «Левеси» — к этому было легче привыкнуть, чем к метке-предрассудку любительницы бренди.       В такие моменты хотелось напомнить о своей привычке жевать табак.       Курить трубку в моменты замешательства.       Позволять себе ругань и появляться на редких приёмах в мужском костюме, что не было секретом, но и в лишнем упоминании не нуждалось.       Но — это бы только подкормило новые слухи, их, итак, было достаточно — если бы Ливси захотелось повесить на себя новый якорь, то она бы просто составила список и вывесила бы на двери поместья доктора Гудмана.       Чтобы каждый мог выбрать обвинение себе по вкусу.       Гореть у столба в костре в тишине было бы печально.       — Я буду осторожнее, — из мрачных размышлений доктора вывела протянутая ладонь.       Извинение.       — Доверюсь твоим словам, дорогуша, — радушно фамильярничает, подражает манере миссис Кросс.       — Благодарю, — шутливый реверанс.       — Точно сёстры, — поднос отправляется на стол, а руки складываются в восхищённом хлопке.       — Предпочту — подруги, — поправляет Диана.       — Матушка? — находится Хокинс, открыто смеётся.       — Юная леди! — протянутая рука помощи превращается в быстрое объятие, похлопывание по спине, — Джемайма, что это? — проблеск тревоги; в ответной, широкой улыбке Ливси усматривает тёмный пробел, зуб.       — Третья случайность, — Хокинс не отступает, позволяет прикоснуться, надавить на щёку — рассмотреть.       — Молочный, — довольное хмыканье, — Но не следующим рисковать не стоит, — доктор не расспрашивает, комментирует.       — Верно, — повторившись, Бабуля Хокинс вновь напоминает о себе, — Капитанам нужны все зубы, — скрипящий укол, адресованный Джемайме, но попавший в Диану.       — Капитанам? — спешный интерес.       — Бабушка! — всплеснув руками, восклицает Хокинс.       — Пусть — это останется секретом, — Ливси предчувствует, знает, что это упорство не обуздать, — Капитан должен следить за своим здоровьем, — потянувшись, она направляет.       — Поэтому, вы будете судовым доктором, — а этот тычок предназначался именно ей.       Предложение в духе Сквайра.       — Конечно, милая, — если бы она только знала, как в этот день далеко заглянула в будущее.       — Настоящая фея крёстная, — ещё один хлопок; семейное, щедрое тепло прогоняет тень тревоги, оставляя место для неловкости — в этой неге Диана едва не упускает предложения задержаться на ночь.       Это было лучше, чем липнущее к спине «волшебница».       И не хуже, чем…       — Вы ведьма, — протягивает Трелони, благодарно, млеюще щурится, опуская голову глубже в придерживающие виски ладони Ливси, — Если бы не вы, то — эта ужаснейшая головная боль убила бы меня, — признание.       — Это комплимент? — удивляется доктор, любопытствует.       Не останавливается.       — Боюсь, «волшебница» расстроила бы вас, — справедливая ремарка.       — Вы слишком хорошо меня знаете, — на мгновение сдавливает чуть сильнее.       — Угроза? — едва ли шутка, суеверный.       — Вы не первый, кто предрекает мне ведьмин столб, — это высказывание тоже можно было принять за язву, полуправдивую.       — Кто посмел? Им придётся встретиться со мной! — Сквайр порывается подняться, но Диане удаётся удержать его, вернуть в кресло.       Что-то пленительно умилительное было в этой птичьей непоседливой, беспокойной манере.       Неужели, и ей присуще подобное?       Наседка.       — Тише, — поглаживание.       — Вы слишком добры, Ливси, — почти мурлыканье.       — Как? — вопрос сам сорвался с губ.       — Как фея! — безнадёжно.       — Предлагаю сойтись на «хорошем докторе», — не спорит, смиренно предлагает.       — Вы себе не льстите, — прежде, чем Диана успевает вставить слово Трелони продолжает, — Превосходный доктор, — ещё безнадёжнее.       — Чудесно, — фырканье.       — Но и от услуг ведьмы я бы не отказался, — сопение.       — От каких? — оступается Ливси.       — Ведьма смогла бы наколдовать что-нибудь — приключение, например, — предположение.       — Мечты Джемаймы заразительны, — констатация.       — Доктор, поймите меня, невозможно сидеть на одном месте! — воззвание к совести.       По мнению местных сплетниц к отсутствующей.       — Не невозможно, а рекомендовано, — врачебная настойчивость.       — Грубо, — скрещенные на груди руки.       — Справедливо, — широкое движение плечами.       — Как скажите, но против магии я ничего не имею, — намёк.       — Припомню, это вам во время инквизиторского суда, — отбивает доктор.       — Лучше во время отплытия, — мечтательно.       — Я не судовой врач, — лицо Дианы мрачнеет.       — Но вы можете стать им, моя дорогая, — попытка поддерживающе хлопнуть по ладони.       — Кажется, вы были против моей «проклятой практики», — укоряющий в плохой памяти взгляд.       — Но и не за неё, — поразительная ловкость.       — Мужчины, — закатив глаза, выдохнула Ливси, обрывая разговор.       Всё, что ей оставалось — это смириться, чаша её терпения ещё не была переполнена и могла вместить в себя и больше недовольства.       Пойти через край ей ещё предстоит.       Первая капля прольётся при встрече с капитаном — капитаном, уверенным в том, что любая шагнувшая на борт женщина к беде.       А женщина, мнящая себя «учёным мужем» к буре, способной отправить их всех на дно.       Переубедить его будет также сложно, как и перекричать ревущий в парусах дикий, морской ветер.       Когда придёт время.