Венера

      За пределами комнаты ничего не разглядеть — ночь все глубже пробиралась в квартиру. Свет от ночника доставал только до дверного проема — и этого хватало, чтобы разглядеть стоящую там фигуру. В белом белье и в черных, угольных, уже растянувшихся бабушкиных перчатках, Джайро напоминал Венеру Милосскую. Возможно, будь Венера мужчиной — она бы определенно выглядела как Джайро. Полуобнаженный облик, демонстрирующий свое великолепное телосложение. Всю грубость форм и мужественность. Несмотря на всю резкость его тела, лицо Джайро отдавало той мягкостью и нежностью, что исходят от самой скульптуры в оригинале. Такое безмятежное, теплое. С пухлыми губами. С челкой-волной, что немного прикрыла глаз. Все лучшее от истинно мужских и женских черт гармонично сплелись в одном теле. А длинные волосы подчеркивали каждую из сторон. Тело мужчины. Лицо мальчика. Большие губы. Вероятно, только при таком раскладе Джонни решился на это единожды и соглашается до сих пор. — Что за скульптура? — Джайро склоняет голову в бок. — Я всегда мечтал заняться любовью с Венерой Милосской. Но ко мне пришел лишь ты. — хмыкает Джонни, вставляя в рот сигарету.       Джайро усмехается — тот самый ответ, которого он и ожидал. Он помнил главное правило всех этих встреч: ни слова. Он не должен говорить ни слова. Иначе все закончится. И только теперь, натянув широкую улыбку, он неуклюже вваливается из темноты. Каблуки пусть и не слишком высокие, но даже такие туфли неприятно скребут по линолеуму и стучат подошвой. Она шла со стороны востока — и тянула за собой само Солнце. Из своей родной страны, Японии. Сегодня она принесла им восход. Она шла в светлых босоножках на мелком каблучке, так легко ступая по асфальту. Утренняя прохлада несет ее по тропе.       Уверенный, прищуренный взгляд Джайро, как и вся энергия, что исходила из него — он весь буквально пылал уверенностью — говорили о том, что так и должно быть. Но нет. Джайро действительно не умел ходить на каблуках. Эти скованность и неуклюжесть движений обычно ему не присущи. Напротив, обычно он только расцветал в движении — каждая сокращающаяся мышца, каждый переход рельефа передавали его завораживающую пластику и грацию. А сейчас с трудом передвигал ногами. В этой полутьме сама ночь заносила его в сторону, подальше от света. Он шарахался и через каждые два шага подворачивал ноги. Порой ступня выскальзывала, а туфля падала ребром. Но Джайро носком ставил ее обратно и надевал вновь. Даже сейчас он обрубил себе руки. Никто не знает, что было у Венеры в руках. Никто не видит мышцы на руках Джайро. Он даже не напрягал плечо — руки болтались перед ним, словно груз, пока он плелся по комнате. А когда свет доходил до него все меньше — рук и вовсе не было. Можно подумать, что он пьяный. Но нет. Джайро не пил. Весь его осознанный, устало-нежный взгляд на Джонни не прервет даже подвернувшаяся лодыжка.       Свет едва ли доставал до него. Джайро провел пальцами от кончиков пальцев до ключицы, то же самое он повторил и с другой рукой. Он ласкал себя, как привычно ласкают себя женщины: погладил соски и накрыл их ладонью, сжав крепкие грудные мышцы. Спускаясь ниже, он подхватил снизу выступающий рельеф под грудью — как привычно выпячивают свои формы девушки. Джайро несколько раз водит руками вверх вниз — как будто что-то поменяется. Как будто что-то изменится. Он покрывает тьмой мышцы пресса. Это было похоже на танец. Тот самый, который обычно танцуют девушки для своих влюбленных. Но нет. В их случае это не имело смысла — едва ли Джонни мог ощутить хоть какое-то возбуждение. Это что-то другое, что-то особое. Что понятно только в пределах света от лампы.       Обычно в таких танцах раздеваются. Но Джайро, наоборот, одевался. Небрежно валявшееся на полу платье предательски вырезало четкий силуэт фигуры — резкие линии тела и широкие грубые плечи. Бретельки плавно ложились по выпирающей косточке ключиц. Длиной платье доставало где-то до середины бедра, с небольшим вырезом на правой стороне от подола. Джайро утягивается в районе талии обеими руками — но вместо желаемых хотя бы визуально округлых форм он только сильнее выпячивает широкую грудную клетку. Он знает. Что бы он ни делал — Джонни не посмотрит на него. Если Джонни и поднимал голову, то смотрел куда-то сквозь Джайро. Но только не на него. Все цветы тянутся к солнцу. Так же и блестело ее розовое платье, украшенное желтоватым цветочным принтом. Такое легкое. Такое воздушное. Платье доставало до середины голеня, но ветер старательно приоткрывал вид на ее белую коленку. Она сама чем-то напоминала цветок — такая же хрупкая и нежная. Ей повезло, что сегодня ветер на ее стороне.       Даже подобию танца нужна музыка. Но в этой комнате звуки могла издавать лишь ночь — за окном стрекочут насекомые и изредка проезжают машины. Порой воют собаки. Но только в их головах играла музыка. И Джайро двигался в соответствии с ней. Если бы у этого танца было сопровождение, оно бы, определенно, звучало как меланхоличное бренчание. Полное заеданий и перескоков каждый раз, когда Джайро спотыкался. Возможно, оно бы проигрывалось задом наперед. Каждый раз, когда Джайро заносило назад. Возможно, это и вовсе не было бы похоже на музыку в привычном понимании — лишь набор сторонних звуков, отвратительно соединенных между собой. Они давят на уши. Они раздражают. После прослушивания оставалось бы ощущение, что все тело истерзали изнутри. Каждый раз, когда Джайро шоркал и топал по полу. Вокала бы не было — только приглушенное нарезанное бренчание. Повторяющееся из раза в раз.       Джайро поднимает руки над головой, выгибаясь в сторону. Он хорошо отставляет подтянутый зад — единственное, что у него получается. Сцепив руки на затылке, он прогибается в спине, отставляет таз в другую сторону и широко разводит локтями. Сквозь вырез платья выступают зубчатые мышцы и широчайшая мышца спины. А также напрягается бицепс. Короткое приподнявшиеся платье приоткрывает вид на ягодицу. Джайро медленно опускает руки, поглаживает себя по груди, большими пальцами натягивает лямки и резко отпускает. Он медленно спускается ниже, двумя пальцами проходясь вдоль косых мышц с обеих сторон. А после он подхватывает края платья и кругообразными движениями гладит себя по бедрам в такт своей больной музыке. Платье случайно смялось на уровне поясницы — тогда Джайро подхватил себя под зад и мял ягодицы, а после резко отпускал, все так же раскачиваясь. По-прежнему томный взгляд. По-прежнему только на Джонни. Лишь изредка он чуть поворачивался полубоком, выпячивая оттянутую задницу.       Всю его грудь распирало от неимоверного количества душевной силы и стойкости. Его харизма очаровывала, а внушительность покоряла каждого, кого он встречал. И Джонни тоже. Он смотрел на Джайро и перенимал все избытки уверенности и воли, которыми Джайро так заботливо с ним делился. Но есть у Джайро недостаток. То, из-за чего Джонни не может смотреть на него постоянно. Джайро шумный. Слишком. И дело даже не в его громкой речи. Даже сейчас, когда он молчит. Даже сейчас, когда он стоит в полутьме. Он шумный. Вечно заметный. Вечно притягательный. Он гремел громом и шпарил полуденным солнцем. Это и радовало, и раздражало Джонни одновременно. Он благодарил Джайро за все, что тот ему дал и чему научил. Встретившись с ним взглядом, Джайро широко ухмыляется, пальцами собирает волосы на затылке и выгибается в сторону. Обычно она заплетала хвостик. Но сегодня ветер обдувал пышную закрученную на уровне плеч прическу. Подстать воздушному платью на тонком теле, темные волосы приятно вырисовывали сглаженные черты лица. Ее лицо, женственное и приятное, пронизанное лучами солнца. Светится только сильней, как только она замечает Джонни. Ее солнце встает на западе.       Джайро резко вскидывает волосы и несколько раз водит головой из стороны в сторону — длинные мягкие волосы сглаживают весь рельеф и выступы на плечах. Он обнимает себя за правое плечо и ужимает плечи, чуть откинув голову назад. Его не погладить, как полевую траву. Он не обдует лицо, как легкая утренняя прохлада. Он не звучит, как шум лесного ручья. Его облик воодушевлял. Запах веры и надежды бьет Джонни в мозг всякий раз, когда он утыкается Джайро в плечо. Он ворвался в жизнь Джонни, когда тот был на грани потерять всякое обоняние. Лишь резкий запах Джайро мог привести его в чувства. Но облик Джайро не пьянит. Не будоражит. Не одаривает Джонни гармонией. Он не может смотреть на него постоянно. Джонни опускает голову. С грохотом Джайро скидывает с себя туфли, а после носком отпинывает их подальше от себя. Теперь своей привычной походкой он доходит до Джонни и резким движением падает ему в ноги, уперевшись руками в край дивана по обе стороны от него. Джайро выгибается в спине и скалит зубы, томно смотря Джонни в глаза. Своими маленькими ручками она осторожно обняла Джонни за плечи. Простой ритуал, обыденность их встреч. Но каждый раз ее дыхание сбивалось, а руки дрожали, когда она смотрела Джонни в глаза. Аккуратными пальчиками она зарылась в его пушистые волосы и улыбнулась. Джонни осторожно подносил руку к ее затылку, чтобы так бережно, едва ли касаясь, пригладить уложенные волосы.       Затяжка — закрыв глаза, Джайро вдыхает весь дым, направленный в его сторону. Джонни хватает Джайро за волосы и рывком дергает его подальше от своего лица. Своими чертами лица, особенно в темноте, особенно с нужным ракурсом, Джайро действительно походил на девчонку. Он не умел краситься. Все, на что годились его способности — намазать губы зеленым. А ресницы от природы у него довольно длинные — даже не нужно подводить. Джайро все равно бы не смог. Зажав сигарету зубами, Джонни обхватывает его лицо ладонями и водит большими пальцами по щекам. Оттягивает мягкие губы. Утыкается ногтем в десна и проходится по зубам. Кажется, Джайро часто рассказывал о какой-то траве, которую отпаривали и курили индейцы. Он постоянно ныл, как хотел бы ее попробовать. Если бы Джонни не знал Джайро, он бы решил, что этот возбужденный безумец с широченным зрачками все же достал откуда-то эту траву. Но нет. Его взгляд был таким. Всегда, когда он смотрит на Джонни.       Каждый раз Джонни передергивало. Каждый раз что-то скреблось у него в груди, что-то сжимало и сдавливало сердце. Никто больше не смотрел на него так. Он поджимает тонкие губы. Джонни оттягивает верхнее веко Джайро, от чего тот закатывает глаза. То же самое Джонни проделывает с нижним веком — и смотрит, как мечется глазное яблоко. Он приятными поглаживаниями проходится по всему лицу Джайро от лба и до ключиц. Джонни обхватывает одной рукой его шею и надавливает большим пальцем на выступающий кадык. Зажмурившись, Джайро стискивает зубы и откидывает голову назад. Он брызжит слюной и поскуливает от боли и жара в своей глотке, сжимая в руках диван. А из глаз вытекла слеза. Резко убрав руку, Джонни даже не дает Джайро восстановить дыхание — он одергивает его за волосы назад и звонко бьет по лицу, едва ли Джайро успевает хотя бы собрать пузырчатую слюну. А потом и еще раз. Сильнее. И в третий раз. Еще сильнее. Лишь тогда он смотрит, как тяжело вздымается грудь Джайро. Как отрешенно он смотрит куда-то вверх. Как скалит зубы и хмурится на каждое взглатывание. Кашляет и кривит покрасневшую часть лица. Большим пальцем Джонни вытирает слезы и слюну с подбородка. Он бережно поглаживает место удара и несколько раз легонько хлопает по щеке. Большим пальцем он водит по губам и вводит в рот. Джонни давит на нижний ряд зубов — и Джайро послушно открывает рот. Куда Джонни выдыхает сигаретный дым. На что Джайро улыбается, сощурив глаза, и как бы языком проталкивает дым глубже в глотку.       Джонни выпрямляет спину, и Джайро садится рядом с ним. На такую резкую близость Джонни, нахмурив брови, чуть пятится и выставляет руку с бычком перед Джайро. Джайро не курит. Пробовал — не понравилось. Но Джонни никогда не целовал его. Он мог делать с его губами, все что хотел. Но только не целовать их. Кажется, он бы поцеловал кого угодно, но только не Джайро. И Джайро затягивается. Чтобы хоть как-то губы Джонни, его слюна, растаяли у него на языке. Он кашляет, но затягивается снова. Посильнее. Обсасывает бычок. Легкие неприятно жгет, а к горлу вновь подступает кашель. Пока Джайро харкал и сплевывал, Джонни приспустил перчатку с его опорной руки. Кожу резко окатила жгучая боль. На этот раз приятная. Джонни с силой вжимал окурок в предплечье Джайро, наблюдая, как тот разок всхлипнул и зажмурился. Но руку не убрал. Даже не дергался, кроме первого мгновения. Выдохнув, Джайро только задорно ухмыльнулся и, взглянув на свое очередное боевое увечье, натянул перчатку обратно. Джонни потянулся к краю дивана — бросить окурок на тумбочку. Попал. В забитую до верха пепельницу.       Джайро откидывается на спинку дивана, и Джонни подползает к нему, устраиваясь на груди. Он мягким касанием проводит Джайро по шее, а второй рукой обхватывает поясницу — и чтобы держаться, и чтобы собственную кожу ласкала чужая дрожь. Джайро придерживает его за спину, крепче прижимая к себе, и запрокидывает голову. В комнату заползает тьма — свет постепенно угасает. И это даже не ночь. Джайро дергается, закатывая глаза, и гортанно урчит. На губах лопаются слюни. Вдох. Он широко распахивает глаза и выгибается в спине, сжав в кулаке толстовку Джонни. Выдох. Как колотится сердце услышит даже ночь. Джонни покрывает ладонью лицо Джайро и пальцами закрывает ему глаза. Он ползет чуть выше и тянется к чужой шее. Джайро всегда любил фиолетовый цвет. Он ему правда идет. Особенно на шее. Джонни медленно опускает пальцы ниже и проталкивает их в рот. Водит ими по всей полости, пихает глубже в глотку. Как только Джайро дёргается, будто сейчас сблюет — сразу же убирает руку. Он обтирает пальцы о рот Джайро и укладывает голову ему на плечо. Неспешно погладив его торс, Джонни залезает под подол платья и сквозь белье гладит член. Обхватывает силуэт пальцами. Трет головку. Мнет яички. Он не слишком долго задерживается — уже вскоре рука снова сдавливает глотку. Вдох. Джонни обнимает Джайро за шею, подтягиваясь повыше. Выдох. С протяжным дерганным стоном.       Теперь очередь и для второй руки. Джонни подхватывает Джайро под его мясистую задницу и резкими рывками мнет ягодицу, пройдясь несколько раз снизу вверх и сверху вниз. Поменяв руки местами, он щипает Джайро за другую ляжку. Шлепает. Сжимает. Не то, что бы Джонни был особо сильный — очевидно, слабее Джайро. Но он всегда знал. Знал, куда надавить. Где сжать. Где сдавить. Чтобы дергались конечности. Чтоб выгибалась спина. Чтоб из глотки рвался визг. Как же шумно Джайро кряхтит. И он это еще сдерживается. Но сейчас этого мало. Джонни накрывает рукой его рот и продолжает мять ягодицы. Ладонь впитала в себя все мычание. Джонни вновь подхватывает Джайро под поясницу и вставляет два пальца ему в рот. На этот раз увереннее. Быстрее. Резче. Чтобы ногтями драть глотку. Чтобы Джайро трясся. Скулил. Чтоб по его подбородку текла слюна. Он стонет и закатывает глаза, пока Джонни дерет его горло. Как только рот опустел, Джайро высовывает влажный язык и томно прикрывает глаза, улыбаясь. Он послушно обхватывает губами мокрые пальцы и лижет их, обсасывает, приглушенно постанывая.       Вдох. Джонни щупает Джайро за бока. За ляжки. Везде, куда только может достать. Выдох. Он как бы подминает его под себя, всего сжимает. Пусть Джайро и выше. И шире. Он дергался под Джонни, как девка. И пищал, как девка. Джайро терся о собственные трусы. И чем грубее. Чем сильнее. Джонни хватал его плоть. Тем Джайро быстрее двигал тазом. Он учащенно дышал. И повизгивал. Джонни осторожно сползает и пытается принять сидячее положение. Пусть усаживается он медленно. Но хватает Джайро за волосы довольно резко — и подтаскивает к краю дивана. Без колебаний Джонни сует пальцы Джайро в рот и силой тянет его волосы вниз. И смотрит. Как Джайро весь трясется. Дергается. Как воет его глотка. Как бежит слеза из-под зажмуренных глаз. И сплетается на подбородке со струйкой рвоты. Джонни резко убирает руку — из Джайро вырывается шквал блевоты. Вместе с протяжным хныкающим стоном. Все тело ломит от приятной дрожи. Что потряхивает руки. Отчего судорогой сводит ногу. Джайро не успевает восстановить дыхание — Джонни вновь скребет его горло, запихнув ему в рот чуть ли не всю свою ладонь. И очередной поток рвоты разбивается об пол.       Джайро широко распахивает глаза и, нагнувшись вперед, хватается за сердце. Он рефлекторно запрокидывает голову, и последний ошметок, ударившись об пол, брызгает на ноги. Он хнычет, будто сейчас заплачет, поджимает губы и трясется. Жмурится и скалит зубы. Джонни даже не дергается — он только чистой рукой неспешно проводит Джайро по спине, поглаживая его по плечам и волосам. А как только Джайро выпрямился, то Джонни проходится мягкими поцелуями по его шее. Откашлявшись, Джайро переминает измазанными в блевоте ступнями и переводит мокрый взгляд на Джонни. Сердце колит от любви. Жгучей и острой болью. Желудок сводит трепещущими спазмами. Он выпотрошил его всего. Вывернул наизнанку. А всю пустоту заполнил собой. Не оставил после себя ничего. Кроме привкуса своих пальцев в глотке.       Джонни подносит измазанные пальцы ко рту Джайро и водит по губам. Джайро кривится и в первое мгновение даже дергает головой, но упорно противится своему телу и потихоньку собирает кусочки рвоты. Лишь первое мгновение они кажутся чем-то пугающим. Как такого вкуса у них нет. Джонни вновь берет лицо Джайро в ладони и гладит по щекам, собирает мелкие слезинки, а после прижимается своим лбом к его. Он прикрывает глаза и сидит так, пока дыхание Джайро не перестает глушить ночь. Джонни укладывает его голову себе на плечо и вновь гладит по щеке, зачесывая упавшую челку за ухо. Хватаясь за края толстовки, Джайро обнимает Джонни за талию и крепче к нему прижимается. Вдох. Выдох. — Пойдешь умываться? — Спустя какое-то время спрашивает Джонни. Его вопрос звучит, скорее, как утверждение. — Да. Пойду. — Отрешенно отвечает Джайро и, тяжело выдохнув, потихоньку поднимается с дивана.       Он шарахется от того, как кружит голову. И как темные пятна лезут на глаза. Немного переждав, он направляется в ванную, а перед входом стаскивает с себя платье и швыряет его на пол. Закрыв за собой дверь, Джайро стягивает с себя перчатки, вешает их на корзину и подходит к раковине. Сердце по-прежнему неприятно покалывает. Живот тянет и крутит. А глотку жгет. Оперевшись руками об раковину, Джайро прикрывает глаза и несколько раз тяжело вздыхает. Кашляет. Снова вдох. Тошнота комом встает поперек шеи. Стоит ли выблевывать остатки. И выдох. Уже ничего не осталось. Только желудочный сок бы разъедал зубы. Сначала он споласкивает ноги, а потом уже умывает лицо.       Джайро оттягивает резинку трусов и собирает белые сгустки с ткани. Рассматривает их. Перебирает в пальцах. Он всегда поражался — и как у Джонни получалось довести его тело до такого? Он не просто пихал пальцы ему в рот. Он доставал ими до самого сердца. И вырывал всю любовь из его души. Джайро моет руки. Он упирается одной рукой в раковину, а второй гладит себя по ноющей шее. И пусть, что глотать больно. Пусть мутнеет в глазах. Воздух приятно щекотал истерзанную глотку. Каждый вздох с трепетом проносился к легким.       Приоткрыв глаза, он приспускает руку с горла и рассматривает все свои отметины в отражении. Затем переводит взгляд на руки, покрытые мелкими ожогами, царапинами и синяками. Он ногтем протыкает свежий волдырь и растирает руку. Затем Джайро привстает на носки, чтоб рассмотреть и свежие синяки на своих бедрах и заднице. Шрамы ведь украшают мужчину, да? Сам усмехнувшись на свои мысли, он начинает драть расческой свои волосы. Именно драть. Потому что иначе у него не получалось. Он хмурится, всхлипывает, но наконец выдирает все колтуны. После чего небрежно завязывает хвост. Наконец, смочив тряпку, он открывает дверь. — Мне написала Рина. — Начинает Джонни, смотря в свой телефон. — Здорово. Что сказала? — Так же не поднимая головы, отвечает Джайро и подпихивает тряпку по своим блевотным следам. — Она уже вышла. Как думаешь, мы успеем? — Джонни переводит взгляд на Джайро и закусывает обветренную губу. — Успеем, успеем. — Джайро наклоняется, чтобы вытереть лужу возле дивана. — Слушай, никуда не денется твоя девка. — Добавляет он для большей убедительности, как только выпрямляется. — Ко всему, она же японка. Может, мы и раньше придем. Они же ходят вот так… — Он чуть приседает и несколько шагов проползает такой пингвиньей походкой, пародируя японок в узком кимоно. И хрипло посмеивается, обернувшись на Джонни. — Японки сейчас так не одеваются, Джайро. — Что, правда? Я не знал! — С такой глуповатой интонацией он отвечает, отстирывая тряпку в раковине.       Джонни лишь молча усталым взглядом наблюдает за Джайро несколько мгновений, а затем тяжело вздыхает и трет виски. — Что вообще за время вы выбрали? — Говорит Джайро, выходя из ванной. — Ладно ты, а ей чего не спится? Разве она не из приличных девочек? — Последние слова он произносит с очевидной насмешкой, скаля зубы. — Она всегда рано встает. — Джонни натягивает кожаные перчатки с открытыми пальцами. — Она рассказывала, что в Японии очень красивые рассветы. И мало посмотреть на фотографии — их нужно увидеть самому. Ощутить, как сама богиня Солнца спускается и снимает сон с твоих глаз, одаривая своим благословением на этот день. Рина уже давно хотела встретить хоть один рассвет со мной.       Изогнув бровь, Джайро прищуренным взглядом смотрит на Джонни, пока надевает фиолетовую футболку с горлом. "Ага, да… не убедил". — так и смотрит на него. — А еще в это время никого нет. — На выдохе добавляет Джонни. — О, ну что ж ты сразу не сказал! — Джайро громко и весело произносит это и хлопает себя по бедрам. — Если вы хотели пообжиматься пока никто не видит — пригласил бы ее сюда. Я бы даже убрался! — Да пошел ты. — Буркнул Джонни, натягивая на голову шапку. — Я ее никогда в жизни сюда не позову. Чтоб она твои разбросанные носки нюхала? Или спотыкалась об твои же бутылки из-под винища? Нет, спасибо.       Джайро только громче смеется, натягивая штаны. — Вообще-то ты тоже пил из этих бутылок… — Господи, как же было хорошо, когда ты молчал. — Ловко парировал Джонни. — Козел ебаный. — Ладно-ладно. Все, не пищи, мышь ебучая. Пошли встречать твою подружку. — Широко улыбаясь, Джайро подхватывает Джонни на руки и все так же посмеивается, что аж закашлялся.       По одному взгляду Джайро все понимает: он отпускает ручки коляски и останавливается. Хочет Джонни сам встретить его девчонку — пожалуйста. Все равно Джайро делать там нечего. Он только стоит и смотрит Джонни в затылок. Рина шла со стороны востока — и тянула за собой само Солнце. Из своей родной страны, Японии. Сегодня она принесла им восход. Она шла в светлых босоножках на мелком каблучке, так легко ступая по асфальту. Утренняя прохлада несет ее по тропе. Он неуклюже вваливается из темноты. Каблуки пусть и не слишком высокие, но даже такие туфли неприятно скребут по линолеуму и стучат подошвой.       Все цветы тянутся к солнцу. Так же и блестело ее розовое платье, украшенное желтоватым цветочным принтом. Такое легкое. Такое воздушное. Платье доставало до середины голеня, но ветер старательно приоткрывал вид на ее белую коленку. Рина сама чем-то напоминала цветок — такая же хрупкая и нежная. Ей повезло, что сегодня ветер на ее стороне. Небрежно валявшееся на полу платье предательски вырезала четкий силуэт фигуры — резкие линии тела и широкие грубые плечи. Бретельки плавно ложились по выпирающей косточке ключиц. Длиной платье доставало где-то до середины бедра, с небольшим вырезом на правой стороне от подола. Он утягивается в районе талии обеими руками — но вместо желаемых хотя бы визуально округлых форм он только сильнее выпячивает широкую грудную клетку.       Обычно Рина заплетала хвостик. Но сегодня ветер обдувал пышную закрученную на уровне плеч прическу. Подстать воздушному платью на тонком теле, темные волосы приятно вырисовывали сглаженные черты лица. Ее лицо, женственное и приятное, пронизанное лучами солнца. Светится только сильней, как только она замечает Джонни. Ее солнце встает на западе. Встретившись с Джонни взглядом, он широко ухмыляется, пальцами собирает волосы на затылке и выгибается в сторону. Он резко вскидывает волосы и несколько раз водит головой из стороны в сторону — длинные мягкие волосы сглаживают весь рельеф и выступы на плечах. Он обнимает себя за правое плечо и ужимает плечи, чуть откинув голову назад.       Своими маленькими ручками Рина осторожно обняла Джонни за плечи. Простой ритуал, обыденность их встреч. Но каждый раз ее дыхание сбивалось, а руки дрожали, когда она смотрела Джонни в глаза. Аккуратными пальчиками она зарылась в его пушистые волосы и улыбнулась. Джонни осторожно подносил руку к ее затылку, чтобы так бережно, едва ли касаясь, пригладить уложенные волосы. С грохотом он скидывает с себя туфли, а после носком отпинывает их подальше от себя. Теперь своей привычной походкой он доходит до Джонни и резким движением падает ему в ноги, уперевшись руками в край дивана по обе стороны от него. Он выгибается в спине и скалит зубы, томно смотря Джонни в глаза.       Она тянется поцеловать Джонни в губы, но, заметив Джайро, оступается и смущенно опускает голову, переминая в пальцах свое платье. Рина приветственно кивает головой и машет рукой, приглашая Джайро к ним. Она любила Джайро. Но не так, как она любит Джонни. Любила, как часть Джонни. Как его продолжение. Она понимала, что, наверное, они всегда будут вместе. И очень дорожила их отношениями. Она бы скорее предпочла уйти сама, чем вставать между ними. Ведь если бы не Джайро, то, скорее всего, Джонни бы сейчас не держал ее за руку.       Джонни разворачивает Рину к себе и отрицательно качает головой — мол, не сейчас. И Джайро в нескольких метрах от них с ним соглашается. Он, конечно, в ответ легонько улыбается, но подходить не будет. По крайней мере, не сейчас. Только теперь слабость ломит ноги. А опустошенность клонит в сон. Он садится на лавку и откидывает голову назад. И закрывает глаза. Не сводя с Рины взгляда, Джонни нежно целует ее аккуратную ручку и мягко проходится пальцами по чистой тонкой коже. Приоткрыв глаза, он приспускает руку с горла и рассматривает все свои отметины в отражении. Затем переводит взгляд на руки, покрытые мелкими ожогами, царапинами и синяками. Он ногтем протыкает свежий волдырь и растирает руку. Затем он привстает на носки, чтоб рассмотреть и свежие синячки на своих бедрах и заднице.       Рина тепло улыбается и, приобняв Джонни за шею, осторожно садится к нему на колени. Она крепче к нему прижимается и кротко целует в щеку. Джонни почти не касаясь поглаживает ее по спине и плечам. Словно боится. Цветок должен радовать глаз. Его нельзя давить. Второй рукой Джонни держит Рину за руку и, прикрыв глаза, зацеловывает ее тонкие пальчики. Джонни подхватывает его под его мясистую задницу и резкими рывками мнет ягодицу, пройдясь несколько раз снизу вверх и сверху вниз. Поменяв руки местами, Джонни щипает его за другую ляжку. Шлепает. Сжимает. Он всегда знал. Знал, куда надавить. Где сжать. Где сдавить. Чтобы дергались конечности. Чтоб выгибалась спина. Чтоб из глотки рвался визг.       Джонни даже улыбается — чуть приподнимаются уголки губ. Он ласково проводит ладонью по розовой щечке Рины, зачесывая прядки за уши. Ветер приятно гладит его лицо. А шелест листвы ласкает уши. Если бы он мог ходить, то по открытым щиколоткам стекала бы утренняя роса. Джонни одергивает его за волосы назад и звонко бьет по лицу, едва ли он успевает хотя бы собрать пузырчатую слюну. А потом и еще раз. Сильнее. И в третий раз. Еще сильнее. Лишь тогда Джонни смотрит, как тяжело вздымается его грудь. Как отрешенно он смотрит куда-то вверх. Как скалит зубы и хмурится на каждое взглатывание. Кашляет и кривит покрасневшую часть лица.       Ранние солнечные лучи целуют его приоткрытые веки. Сама богиня Солнца спускается и снимает сон с его глаз. Любящим взглядом одаривает своим благословением на этот день. Будь Венера мужчиной — она бы определенно выглядела как он.       Вся красота и гармония природы отражались в темных глазах Рины. Смущенно отведя взгляд, она краснеет и крепче сжимает руку Джонни. Затем, вдохнув свежий прохладный воздух, Рина неспешно склоняется и тянется поцеловать его в губы. Его взгляд был таким. Всегда, когда он смотрит на Джонни. Каждый раз Джонни передергивало. Каждый раз что-то скреблось у него в груди, что-то сжимало и сдавливало сердце. Никто больше не смотрел на него так.       Дернувшись, Джонни резко отстраняется, локтем упирается на подлокотник коляски. Он поджимает тонкие губы. И трет виски. Горло неприятно тянет и сдавливает, отчего Джонни жмурится и шумно выдыхает. Он тяжело вздымает грудью — чистый воздух должен пригладить его пошатнувшиеся нервные внутренности. — Не выспался? — Нежный, высокий голос Рины передавал всю теплоту и любовь, которую она испытывала к Джонни. Она ласково поглаживает его по щеке костяшками пальцев. — Я и не ложился. — Джонни переводит более спокойный взгляд на Рину. — Чтобы встретиться с тобой. — Ложись пораньше сегодня. — Рина наматывает на пальцы светлые вьющиеся волосы. — Так и сделаю. — Он криво улыбается и, наконец, долгожданный вкус ее губ ложится на язык. Поцелуй короткий, скромный, но им этого вполне хватает. — Пойдем? — Мягко она спрашивает и приподнимается, все так же держа Джонни за руку.       Джонни кивает и, обернувшись, окликает Джайро. Приоткрыв глаза, Джайро удивленно смотрит на Джонни, но, увидев, как тот рукой его подзывает — поднимается и подходит к ним. Они шли молча. Втроем. Джайро и Рина — по обе стороны от Джонни. Тишина, изредка прерываемая щебетом птиц, все говорила за них. Розовато-голубые оттенки теплели у них на глазах. А ветер постепенно стихал. Каждый из них наслаждался компанией друг друга. Словно так и должно быть. Все трое заметили, как по-особенному красив сегодня рассвет.