Leave me questioning where your heart leans How you open wounded wing start
Небеса давно запутались в бюрократии, которую так ненавидел Азирафаэль. Какое-то время в небесной канцелярии на каждом столе лежали справочные материалы, к которым обращались крылатые клерки. Они строго выверяли каждый пункт и не подписывали ни одного клочка бумаги, пока не удостоверились, что с ним все в порядке. Спустя пару столетий после Сотворения один из ангелов вздохнул, тоскливо взглянув за справочник. Рука по привычке было потянулась к книжечке, но ангел подумал: «Я же небесное существо! Если я что-то подписываю, значит, это априори правильно». Ангел, работавший за соседним столом, сначала хотел настучать начальству. Потом хорошенько подумал и вспомнил, как сильно ему осточертело — да простит Всевышний — сверять каждый подпункт. Так понятия становились все более размытыми, рамки свободными, а общепринятые правила терпели метаморфозы примерно раз в столетие. И если спросить у нынешнего небожителя, почему же они враждуют с демонами, вам, конечно, ответят: «Так было всегда». Или, например: «Это План». И не дай Бог вы решите уточнить, почему же оно так было всегда и в чем заключается План. Скорее всего, никакого внятного ответа вы не получите. Эти вопросы никогда не задавал Азирафаэль. Отчасти потому, что он сам ненавидел бюрократию и старался избежать любых неприятностей, связанных с бумагами. Возможно, это пугало его гораздо больше, чем уничтожение целой Вселенной. Но не задавал он их еще и потому, что не хотел услышать дотошные упреки за малейшее предположение о глупости вражды Ангелов и Демонов. Кроули же просто не думал об этом. Не демонское это дело — разбираться в несостыковках небесной канцелярии. Зато у самих клерков к этим двоим могло накопиться столько вопросов, что ни один манускрипт их не уместит. Пол Жеральди, говоря о притягивающихся противоположностях, наверняка в одном из парков случайно увидел Ангела и Демона — должно же было быть у него какое-то вдохновение для таких мыслей. Если описывать этих Инь и Янь незнакомцам, они зададутся логичным вопросом: как они еще не перебили друг друга? Вспомните выражение «Ангел во плоти». Что вы представляете? Скорее всего, вечно светящегося, жизнерадостного, лучезарного и другие похожие эпитеты, подходящие к общепринятому представлению ангела. И это, впрочем, самая что ни на есть правда. Азирафаэль мог бы осветить собой целый город, если бы что-то случилось с электричеством — даже без небесных чудес и благодатей. Он поможет и пожалеет каждого, а тем более не обидит ни одной мухи. Это иногда раздражало Кроули — как можно быть настолько хорошим? Но больше его раздражала любовь Азирафаэля к самопожертвованию. Конечно, это заложено у него в небесной программе, но неужели в этом коде не нашлось места для уважения к себе? Порядочности и выдержке Азирафаэля стоит поучиться всем. Максимум, как он может выразить свое недовольство — фыркнуть и закатить глаза, прежде чем мелкими шажками уйти от вас куда подальше. Вам повезет, если Ангел не ударится в нравоучительные речи. Кроули обычно не везло, поэтому прохожие то и дело видели двух мужчин, один из которых держит руки в карманах и слегка скалится, а второй семенит рядом и что-то объясняет. Удивительно, но Ангел, который по определению должен быть примером спокойствия, не стеснялся своих эмоций. Выражение его лица стабильно менялось раз в несколько минут, а то и чаще. В зависимости от того, что наговаривал ему Кроули, вспоминая свою карьеру Искусителя. Иногда Азирафаэль заражается чем-то демоническим, и на его лице появляются крайне странные выражения. Последний раз, когда Кроули упомянул фокусы, лицо Ангела скривилось сначала в чем-то вроде удивления, а потом плавно перешло в заинтересованность на грани сумасшествия. Следующие несколько минут Азирафаэль вынимал монетки из ушей Демона, а тот изо всех сил делал вид, что они незнакомцы. Но, если быть честными, именно поэтому Кроули дружил с Ангелом — ни один другой небожитель не станет показывать вам фокусы вот с таким выражением лица, которое вполне могло бы напугать детей на празднике. Не всегда такая исключительная выразительность идет Азирафаэлю на пользу. Все, что происходит вокруг, оставляет след на его лице, будь то легкая грусть или затяжная печаль. За долгие века он так и не привык, что Кроули замечает малейшее изменение на лице. — Что случилось, Ангел? Казалось бы, что ответить на такой вопрос — легко, но Азирафаэль по привычке лишь отмахивается и коротко улыбается. Кроули же в лице не меняется. Разве что вопросительно вздергивает брови и смотрит поверх солнечных очков, одним взглядом подталкивая Ангела к разговору. Для Азирафаэля было настоящим неразрешимым парадоксом то, как к нему относился Кроули. Вот уж действительно нечто невыразимое. Если вы скажете Кроули, что вот-вот наступит Конец Света, то получите фирменную гримасу из недовольства, насмешки и презрения. Удивительно, но даже когда у Азирафаэля просто порвался корешок одной из любимой книжек, этой гримасы он не увидел. Вместо нее был починенный корешок, словно книгу напечатали вчера, а на два века назад. У Ангела было много вопросов к Демону, которые он никак не мог задать. Наверное, не знал, с чего начать. Например, как он вечно его находит, будь он в джунглях, церкви или в городе, которого даже нет на карте? Когда однажды Кроули появился прямо у Ангела за спиной во время очень важных дипломатических переговоров, Азирафаэль ахнул и вопросительно посмотрел на Демона. Тот лишь многозначительно улыбнулся и подхватил фразу дипломата, стоящего по левую руку. В тот день они остановили гражданскую войну, а Кроули потом очень долго оправдывался перед начальством. Как-то раз Кроули спас важнейшие для мировой истории литературы рукописи, которые для него самого не имели никакого значения. Склеил сервиз китайского императора, подаренный Ангелу несколько столетий назад. Поменял крышу в книжном магазине, пока нескончаемые лондонские дожди не залили дрожайшую для Азирафаэля коллекцию. И никогда в жизни Кроули не сознался бы, что это сделал он. — Чудо какое-то, и не говори, — задумчиво протянул Демон, отпивая вино из бокала после того, как Ангел поинтересовался у него про крышу. Кроули вообще был молчаливым и скрытным. «Конечно, он же Демон!», — подумаете вы и усмехнетесь. Но задумайтесь, насколько запуталась небесная канцелярия, да и подземная тоже, если одно из самых злых и противных по заветам существ оказывается зачастую получше Ангелов. Кроули любил иногда добавить драмы, скорчить фирменную гримасу, отчаянно жестикулировать и вести себя крайне театрально. Возможно, так он восполнял отсутствие эмоций, которых ему недодали. Не положено. Заговори вы с ним о чем-то серьезном, можно подумать, что он испепелил бы вас на месте — так серьезно порой его лицо. Однако Азирафаэль давно к этому привык. Возможно поэтому даже малейшая улыбка или короткий смех Демона вызывали в нем прилив нежности, а за спиной трепетали крылья и шелестели перья. — Ты же настоящий романтический герой, Кроули! — выпалил в один из очередных вечеров в книжном магазине Ангел. В ответ ему последовал лишь вопросительный взгляд, и Азирафаэль нетерпеливо поднялся с дивана и последовал неровной походкой за одной из множества книг. — Романтик — исключительная и часто таинственная личность, которая пребывает обычно в исключительных обстоятельствах. Столкновение внешних событий перенесено во внутренний мир героя, в душе которого происходит борьба противоречий, — зачитал Азирафаэль, придерживая очки. — Ты романтик, Кроули! Демон тихо посмеялся в бокал, отчего вино в нем булькнуло. Романтик он, конечно, тот еще. Доля правды в этом все-таки была. Демон и правда не любил делиться ничем, о чем зачастую думал днями и ночами — а думал он много о чем. Был подвержен беспочвенной меланхолии, душевным, если они у него имелись, мукам и прочим сопутствующим аффектам. Кем, как вы думаете, на самом деле вдохновлялся лорд Байрон? Многие современники искренне считали, что тот продал душу Дьяволу. На самом же деле, в его светском кругу был один Демон. Кроули, возможно, был самым каноничным подземным пакостником из всех возможных. Он с фирменной ухмылкой нарушал все устои и правила, в прямом смысле слал к чертям неугодных и совращал окружающих. Но главным объектом совращения всегда был его Ангел. — Ты же знаешь, я это все не люблю, — несколько веков назад Азирафаэль поморщился, вдохнув терпкий запах вина. — И вообще, тебе стоило бы ограничить количество выпитого. — Это не у меня проблемы с алкоголем, Ангел, а у него со мной, — с блаженным выражением лица ответил Кроули. — Да ладно тебе, от одного бокала тебя не выгонят с облаков. — Ну… только если ты сам мне его преподнесешь. Азирафаэль, вообще-то, не мог манипулировать. Это было против его природы. Но если это было единственной возможностью совратить Ангела, Кроули не мог ее упустить. Со стороны можно подумать, что Демон пьян всегда. Его походка больше похожа на шаг на грани падения, которое не смягчат даже ангельские перья. На Земле ему несколько сотен раз грозились отрезать язык за слишком резкие высказывания. — Вы поздно спохватились, — скалился Кроули и мимолетно проводил раздвоенным языком по сухим губам. Угрозы сразу прекращались. За всей этой театральщиной и исконно демонической природой он скрывал свои вопросы, которые никак не мог сформулировать. Почему из всех живых существ его гвоздем прибило именно к этому занудному, слишком правильному, невероятно обаятельному и возвышенному Ангелу? Почему он ненавидел всю небесную канцелярию и ее работников, но до смерти замучает любого, кто скажет недоброе слово в сторону Азирафаэля? Впрочем, была лишь одна тема, на которую Кроули не мог найти ответы сам. Как вы уже поняли, тема эта абсолютно ангельская. Больше всего вопросов вызывало у него то, с какой легкостью Азирафаэль мог обращаться к нему с какой-то особенной нежностью. — Спасибо, дорогой, ты меня просто невероятно выручил! — Милый, как ты смотришь на встречу завтра вечером? — Кроули, ненаглядный мой, давай ты не будешь ехать по встречной полосе с такой скоростью, пожалуйста! Возможно, Демон просто не мог выдавить из себя нечто подобное. Каждый раз, когда нужно было ответить в похожем тоне, в горле появлялся ком. Тогда Кроули просто сдавленно улыбался и прятал глаза за неизменными солнечными очками. Для Ангела такие проявления любви были чем-то стандартным, словно протокольным. По крайней мере, так думал Кроули первые несколько столетий, прежде чем начал замечать исключительность такой нежности в свою сторону. Еще одно осознание пришло гораздо позже. В тот момент Кроули понял, что ни одно живое существо кроме Азирафаэля не заставляло его чувствовать себя кем-то кроме адского отродья. Секундой позже бедный Бентли чуть не врезался в столб. Кроули не умел принимать любовь и реагировать на нее правильно, словно и для этого есть какой-то протокол. Да и вообще, кто назвал это любовью? Может, это написано на двадцать четвертой страничке небесного справочника? Азирафаэль не мог поверить, что Кроули влезет хоть в адский огонь ради него, если это потребуется. Демон не мог поверить, что посреди ночи просыпается на старом диванчике в книжном магазине, я рядом сидит Ангел и сразу же спрашивает, все ли в порядке. Азирафаэль никак не мог найти оправдание того, что нежности сами собой срываются с губ, когда он обращается к воплощению Рыжей Бестии. Кроули, будучи немногословным и скупым на ласку, молча латал крышу и приносил свежие эклеры из кондитерской на другом конце города. Достаточно тревожная и суетливая природа Азирафаэля все-таки иногда подталкивала его к внезапным вопросам. Он редко говорил что-то сразу: иногда из него и вовсе приходилось чуть ли не клещами вытаскивать хоть что-то. Азирафаэль не стал сразу говорить Кроули о том, что, возможно, всему миру скоро придет конец. Не упомянул он и того, что они — единственные, кто может все это остановить. — Кроули, скажи честно, насколько это позволяет твоя демоническая натура, — Ангел сжал бокал крепче, положив свободную руку на собственное колено и слегка погладив его для успокоения. Он выглядел напряженным, словно струна, и не заметить это было сложно. Кроули, развалившийся на диване напротив, давно подметил скрывающиеся за очками синяки под глазами, которые свойственны даже ангелам. — Внимаю, — раздвоенный язык хищно прошелся по бокалу, а янтарные глаза блестели в тусклом свете. Книжный магазин был единственным местом, где Демон все-таки позволял себе снять очки. — Скажи честно, если бы вдруг начался Апокалипсис, ты бы оставил меня? Азирафаэль прикусывает губу и с какой-то жалостью смотрит на Кроули. На Демона не влиял ни один взгляд, кроме этого. Даже когда Ангел злился и был готов отчитать его, хватало этого полного сожаления взгляда, и демонический пыл куда-то исчезал. Кроули как обычно вскинул брови, продолжая вглядываться в лицо Ангела напротив. Кажется, тот не выглядел таким испуганным даже перед небесным начальством. Тонкие губы растянулись в слегка пьяной, но невероятно доброй улыбке. Азирафаэль подумал, что у Кроули по-настоящему ангельская улыбка. — Я был здесь шесть тысяч лет. Думаешь, меня напугает какой-то Апокалипсис? Вам наверняка захотелось бы спросить, где это «здесь» он был все это время, почему Апокалипсис для Кроули «какой-то» и что вообще тогда его может напугать. Но Азирафаэль лишь расслабленно выдыхает, прижимая бокал к губам. Они оба знают все интересующие их ответы и без вопросов.God I miss you It's been too much I can't stand it