Я позвоню тебе посреди ночи, Чтобы рассказать о своих чувствах, Я так хочу умчаться с тобой в ночь Вниз с этих холмов. Я расскажу тебе то, Чего ты точно не хочешь услышать, Я покажу тебе, на чём всё закончилось, Ведь мне неведом страх.
Школа в Сол в округе Брукс была тихой, это не самый известный городок, так сказать, очередное захолустье с небольшим населением. Здесь всегда пасмурно, и на самом деле таких городков полно. Но местным нравятся здешние красоты, те места, на которые даже не попадают лучи солнца. Зато тут, на удивление, хорошо растёт хвоя, есть и горы, и озёра, но без Несси. В этот тихий городок переехала Нэнси вместе с мамой, которая работала медсестрой. Прошёл всего год после смерти главы семейства: рак — болезнь, что уничтожила целостность семьи, и на сердцах Нэнси и её матери всё ещё не зажила рана от потери мужа и отца. Но жизнь продолжается… Нэнси, как и любой другой подросток, немного бунтовала, а ещё пыталась справиться с болью от потери друга и отца. Он был самым близким и родным для неё человеком. Воспоминания о совместной рыбалке, о том, как они кололи дрова, когда уезжали загород, захлёстывали её сознание снова и снова. С мамой у неё никогда не было такой связи. Нэнси даже побрила голову в знак поддержки своего отца, когда он проходил химиотерапию, которая, увы, не помогла, и после смерти отца она оставила выбритый висок как вечное напоминание о нём. У Нэнси были короткие светлые волосы, выбритая наискосок бровь, туда же крепился пирсинг, две бусины были у брови и одна в губе. Пирсинг для неё как бунт и способ самовыражения. В 15 лет ей несильно хотелось уезжать из большого города, где полно таких же бунтарей, как она, с которыми можно было бы устраивать всевозможные эксперименты. Но в городке Сол она, на удивление, быстро прижилась. Конечно, всё благодаря Нешу, что попался ей на глаза в первый учебный день. Ей понравились его ямочки на щеках, когда тот улыбался, и его ярко-рыжие волосы, ну, и ещё во время физкультуры после пробежки он вспотел, снял футболку, показывая свой пресс. Слово за слово — и наша Нэнси обзавелась парнем. На следующий год, когда ей исполнилось 16, а ему — 17, она предложила зайти дальше поцелуев и продвинуться на иной уровень отношений. Всё же такая противоречивая пара. Нэнси постоянно говорили одноклассники: «Хей, Нэнс, где твой Сид?» — из-за того, что её стиль явно был панк-рок, а Неш — спортсмен, отличник и звезда захолустья с авторитетом и группой прихлебателей. У него однозначно были все шансы попасть в колледж, где бы он тусовался с такими же воображалами, как и он, что спаивали девчонок в своих комнатах и делали ещё много чего незаконного. В молодые годы мама Нэнси жила в Британии, ей там очень нравилось, как и её мужу. Кстати, там она его и встретила. Они оба любили группу «Sex Pistols». Когда у них родилась дочь, они решили назвать её Нэнси, так как это имя всегда нравилось Джанет. Но если бы родился мальчик, они б назвали его Сидом. Родители воспитывали дочь правильно, и она с малых лет цитировала: — Наркотики — отстой, секс — это скучно.***
В середине года приехали новички, престранное семейство, по мнению Нэнси, но ей было плевать на многие вещи. За год она сильно изменилась, и, кроме трёх железок (не считая тех, что были в ухе), ещё добавился один проколотый сосок и пупок; чёрно-белые тона одежды сменились на красные, серые с примесью лазури. Да и взгляды на жизнь тоже претерпели изменения: она стала более холодной, после каждой близости с Нешом она предпочитала уходить в душ или на улицу — она не любила находиться в его объятиях. Хоть его это и задевало, но он не признавался в этом, только про себя думал: «Но ведь девушкам нравится после секса болтать или обниматься…» Но Нэнси была другой, она и сама себя порой не понимала, но, может, это оттого, что она раньше просто кричала и рушила всё, что было у неё на пути, а теперь она стала спокойной и даже местами безэмоциональной и холодной. Джанет думает, что это фаза взросления и примирения с действительностью и что её дочь — законченный пессимист. Нэнси стала хладнокровной. Она не могла сказать, что любит Неша, он ей нравился внешне, да и трахался он неплохо, но каждый раз, когда он говорил, что любит её, она лишь хлопала его по плечу или целовала, чтобы он заткнулся, и это срабатывало безотказно, и парень принимал это за положительный ответ. Такому, как Неш, не стоит отказывать. У него был дурной характер, и на самом деле Нэнси это давно заметила, но всё равно переспала с ним, думая, что после этого она ему надоест, но, на удивление, он влюбился в неё, хотя сначала он просто поспорил на неё с такими же придурками, которые, когда увидели Нэнси впервые, предложили Нешу трахнуть невесту Франкенштейна. Но в итоге они стали парой, и Неш уже планировал их будущее, как бы комично это ни звучало, ведь по стандарту он должен был встречаться с болельщицей, которая высоко задирает ноги и горланит кричалки и у которой вместо мозгов початок кукурузы, соответствующий цвету её волос, и, конечно, потом она станет домохозяйкой, родит Нешу много детишек, пока он будет трахать всё, что видит. Но иногда жизнь бывает непредсказуемой и дарит нам совсем другой сюжет, можно сказать, нетипичный, создавая подобные пары, которые уж никак не должны были появляться.***
Эдвард и его семья впервые приехали в этот городок, но всё было как всегда: повышенное внимание не только из-за того, что они новички, но и из-за их внешних особенностей. Они притягивали взгляды и подогревали любопытство. Впервые, когда он увидел Нэнси (на уроке химии), она сидела в объятиях какого-то парня и равнодушно смотрела в окно, пока тот вёл беседу с друзьями, всё так же по-собственнически обвивая её тело руками. Этот парень часто трогал её, словно показывая всем, что она принадлежит ему, и целовал у всех на глазах. Сначала Эдвард не придал этому значения, но после он поймал себя на мысли о том, что немного злится, но этот факт был таким глупым. Он и сам не обращал внимания на то, что слишком часто смотрит на неё и ищет её взгляд, и не особо отдавал отчёт своим действиям. Но его слишком сильно затягивало в этот омут, он сам не понимал, как ноги несли его к ней, будто притягивая. Ему хотелось быть рядом с ней, но её разума он не мог достичь, хотя обошёл мысли её парня вдоль и поперёк и даже увидел его воспоминания, где она была обнажена и стонала, дрожа от оргазма. Тогда Эдвард не мог скрыть, что его грела мысль о том, что после она всегда уходила от Неша, а тот лишь сжимал ладонь в кулак и бил подушку, думая, что Нэнси всё равно никуда не денется. В его мыслях было полно вариантов того, как он трахнет её без защиты и она залетит, и тогда она точно не сбежит. Он думал так, поскольку так же было и в его семье: так поступил его отец с его матерью, и сейчас она домохозяйка, которая дымит как паровоз и пьёт, потому что знает, что муж ей изменяет, но и деваться ей некуда — она забеременела, будучи подростком, а после её муж не позволял ей учиться и говорил сидеть дома, так как её работа — быть матерью и женой. Типичный абьюзер, который воспитал свою копию. Эдвард становился злее и жаднее, все его мысли и желания были сотканы из потребности видеть Нэнси, он даже грезил о том, как, например, Неша собьёт машина или он расстанется с Нэнси, но Эдвард знал, что тот любит её и уже думал о совместной жизни, и это злило Эдварда настолько, что он хотел сломать Нешу шею. Казалось, Эдвард сходил с ума от любви. Да, он влюбился в Нэнси, хотя семья пыталась помочь, но процесс был необратим: Эдвард всё падал в эту тьму, а жажда становилась ещё более невыносимой. Он хотел впиться в губы Нэнси, утащить её, раздеть догола, оставшись с ней наедине и обнажившись самому, и предаться лишь одному плотскому греху, а затем (или даже во время процесса) обратить её, сделать всецело только своей. Все эти фантазии терзали и мучили его.***
Нэнси всегда закрывает окна, занавешивая их шторами, которые наглухо скрывают любой обзор, так что никто не может заглянуть в её комнату. Только однажды, в самый дождливый день, она открыла настежь окно и поймала взглядом его, когда он приходил к её дому, как вор, что отчаянно надеялся влезть внутрь. Эдвард и сам уже не помнит, когда всё это началось и как он стал преследовать Нэнси и следить за ней, — всё уже стало восприниматься им, как что-то обыденное. Взгляд Эдварда перестал быть вороватым, и он постоянно смотрел на Нэнси, не отрываясь, поэтому у него начались проблемы: Неш стал срываться и кричать на Эдварда, кидался на него, а после сцены, где он впал в истерику, обвиняя Нэнси в том, что она наверняка спит с Эдвардом, раз иногда отвечает на его пристальные взгляды, она ударила Неша, сказав, что единственный, кто тут изменяет, — это он, и это было действительно так. В итоге они расстались. После этого случая Эдвард был счастлив, что всё так завершилось. На самом деле он узнал об изменах Неша, прочитав его мысли, и хотел было сообщить Нэнси, но она и сама всё поняла. Всё складывалось так удачно для Эдварда. Эдвард и Нэнси общались и поддерживали дружеские отношения, но, каждый раз чувствуя её близость, Эдварду хотелось чего-то большего, чем просто дружба, нечто гораздо серьёзнее. В тот же день, когда она рассталась с Нешом, он помчался за Нэнси, подвёз её домой, и она позволила ему зайти к себе — её мама была на работе. Он смотрел на то, как она стягивала с себя мокрую футболку (они попали под дождь). Через мгновение она уже стояла перед ним в пижамных штанах и собралась надеть другую футболку. Эдвард сделал шаг к ней, подойдя так близко, что уже мало что соображал, и прижался к её плечу губами, вдыхая запах ландышей и свежести после дождя. Но он сразу пришёл в себя и отпрянул назад. Нэнси взглянула на него так, словно ожидала подобного от него, и заговорила, тыча пальцем ему в грудь: — Ты плохой, очень плохой. Ты так долго ждал… Или даже поджидал? Она говорила, а он лишь соглашался и был готов сознаться во всех грехах лишь за один поцелуй этих губ. — Ты злой, я знаю, что ты сломал Нешу руку. Да, это так. Когда Эдвард узнал, что Неш изменил Нэнси, его обуяли и злость, и радость одновременно, и в порыве гнева он решил высказать всё Нешу. Как итог — Эдвард сломал Нешу руку, хотя мог и убить, особенно в момент, когда Неш от злости стал говорить гнусные вещи про Нэнси. Нэнси вглядывалась в лицо Эдварда, который сдался и не собирался оправдываться. — Ты красивый, плохой, злой, и ты меня любишь. На последнем слове он уже смотрел во все глаза на Нэнси. Она знала о его чувствах, и всё, что мог сделать Эдвард, — подтвердить это, и будь что будет, здесь и сейчас. — Да, я люблю тебя, я хочу тебя. Будь только моей, а я стану твоим всецело. Будь со мной, прошу… Он бы и дальше повторял всё это, как заклятие или молитву, но его прервали губы Нэнси. Он схватил руками её талию, в его голове не было ни одной мысли о том, чтобы отпускать её из своих объятий, было лишь желание чуть крепче сжать её тело в своих руках. Она даже не догадывалась, каким монстром может быть Эдвард, не могла и подумать, что любовь пробудит в нём всё самое гнусное и он сделает всё ради того, чтобы она была с ним. Он будет убивать и пить кровь людей, он станет самым сильным, чтобы Нэнси не ушла от него. Даже если она захочет сбежать, он не отпустит её. Он потерян навсегда для своей семьи, и теперь ему осталась только дорога вниз, в самые темные места, где никогда не бывает света. Моя любовь — это одно лишь страдание и отчаяние, но я буду всегда идти вперёд, к тебе. Я не позволю никому украсть тебя. Я не хочу ждать, не стану терпеть ни час, ни день и даже ни год. Есть только этот момент, и я хочу всю тебя больше, чем кровь. Не испитая страсть крушила всё внутри вампира, и, когда его руки сомкнулись на девичьем теле, а губы не переставали вжиматься в её тёплую кожу, требуя ответа, казалось, от его страстности кожа может начать кровоточить, но он был предельно осторожен и нежен, сглаживая свою необузданность, стачивая её острие, не желая ранить. Но вот она издала первый стон, и уже казалось, что не он тянул её в пучину страстей, а она брала бразды правления и его, и своим телом, сводимым истомой, покрываясь бусинками пота. От скольжения и трения через одежду возбуждение накрывало обоих, туго связывая воедино два тела, и никто не решался отделиться друг от друга.***
В объятиях Эдварда Нэнси чувствовала неопределённость, опасность, но в то же время защиту, словно он тихий океан, что готов разверзнуться, становясь опасным и сокрушительным, утягивая всё на дно. Но мысли о том, что, если б она была кораблём, она бы спокойно позволила ему себя потопить. Если бы она обуздала себя, превратившись в тихую гавань, в шум, который казался ей таким необходимым, чтобы снова почувствовать себя живой, то Эдвард был бы тем самым камушком, что заставил бы её воды вновь всколыхнуться. Она всегда чувствовала его взгляд на себе. Сначала он даже пугал её, будто подсознательно она понимала, что он опасен, хотя он так и не выглядел. Если закрыть глаза, то он кажется потоком силы и надёжности, человеком, который не предаст и всегда будет рядом, на твоей стороне, несмотря ни на что. Но когда открываешь глаза, ты видишь совсем другое: он, безусловно, красив, но его красота не так проста, она пугающая, сладкая, но в ней как будто сокрыто лезвие меча. Нэнси пыталась избегать его, но чувствовала неумолимое притяжение, настолько сильное, что он ей мерещился. Когда лунный свет становился ярче, ей казалось, что он стоял у окна, за шторой. Он был как призрак: стоило лишь мельком увидеть его, как он тут же растворялся. Она видела его повсюду рядом собой, он даже снился ей; последней каплей стало то, что, когда она занималась любовью с Нешом, она видела и чувствовала далеко не его, а Эдварда. И после Нэнси уже не могла и не хотела быть с Нешом, поскольку думала только об Эдварде и избавиться от этого наваждения было сложно. Потом их зародившаяся дружба с Эдвардом казалась бредом, но от этого ей было чуть проще, хоть она и понимала, что всё в Эдварде говорило о том, что он к ней что-то чувствует. И вот сейчас она спала в его объятиях у него на груди, так сладко, словно это было то, чего ей так давно не хватало. Эдвард не мог оторваться от Нэнси. Он двигался постепенно, не торопясь, чувствуя её тепло, прижимался к ней, вдыхая её запах, заполняя им свои лёгкие, и, когда казалось, грань дозволенного уже была ощутима, она в порыве страсти обнажила его и себя, почти достигнув рукой его нижнего белья, но он остановил её, целуя в висок, потом в губы, и прошептал в полуулыбке: «Сейчас я не могу…» — но она всё же юркнула второй рукой, сжимая его ягодицу, на что услышала рык, и укусила его за шею. На этом она отступила, сказав, что это был первый и последний раз, когда она сдаётся, и он виновен в том, что она так сильно возбудилась. На это он лишь зажмурился, мысленно проклиная себя, свою сдержанность и страх дать себе свободу, когда накатывают волны страсти. Можно сказать, что любовь Эдварда что-то сломало в нём, те правила, по которым он был хорошим и послушным сыном, куда-то исчезли и всё, чему он учился, будто обнулилось и было уже совсем неважным. У него была она, его Нэнси, и теперь, когда он обнимал её и слышал, как бьётся её сердце и как тихо она дышит, когда засыпает, он понимал, что способен на всё самое плохое, что того Эдварда больше нет. Всё началось с того момента, когда их глаза встретились, они, как два одиночества: он в бессмертии, она в смертности. Когда Эдвард почувствовал, как трещит по швам всё то, что так долго выстраивал, и как оно рассыпалось в прах, он стал преследователем и даже маньяком, часто думая об убийстве всех, кто плохо думал о Нэнси. Все эти злобные людишки не стоили ни единого сделанного ею жеста.***
Когда всё стало таким чудесным: Эдвард был с той, кого так желал, и всё шло идеально — он хотел сделать всё правильно: сначала жениться, затем медовый месяц, а уже после сделать Нэнси такой же, как он сам. Но она, словно воплощение искушения, сводила на нет все его старания быть прилежным и хорошим, ведь в реальности он не был таким. На самом деле это всё Карлайл — он помог Эдварду, утянув его в русло притворной нормальности. Он помнит, как откололся от семьи и был самостоятельным, как пытался убивать только плохих, но позже чуть не сорвался и не убил обычного парня, который просто оказался не в том месте и не в то время, и как его спас Карлайл. После этого он завязал и старался быть хорошим сыном, но сейчас, когда он встретил её, всё в нём начало крушиться, осыпаться, и он снова становился неуправляемым и уже не мог терпеть и сдерживаться, если речь шла о Нэнси. Они с Нэнси официально встречаются уже четыре месяца. Неш, казалось бы, поостыл, но всё ещё отпускал злые шутки, кидая их в адрес Эдварда, издеваясь над Нэнси, говоря о том, как она стонет и что она любит кусаться и царапаться, когда очень быстро трахаешь её. От этого у Эдварда сводило челюсть, ему хотелось прямо там накинуться и проломить Нешу его дурную голову, а лучше вырвать язык. Подобные выпады Неша казались смешными для Нэнси, и Эдвард тоже поначалу был такого мнения, особенно когда Нэнси успокаивающе целовала Эдварда в подбородок, обнимала или садилась к нему на колени. Эти романтичные моменты показывали всем, что они с Эдвардом были очень близки, и от того, что Нэнси первая дарила ему эти милые нежности на публике, он млел, забывая обо всём на свете. Неша она так никогда не баловала, и от этого факта Эдвард ещё больше расплывался в улыбке, а Неш пытался игнорировать всё это, но безумно злился.***
Новый год прошёл. Он был успешно отпразднован с семейством Калленов. Но всё же целая неделя каникул дома… Хоть мать Нэнси сейчас и не дома, она знала, что её одиночество продлится недолго и Эдвард придёт к ней. Он уходил на три дня, чтобы подкрепиться. Внезапно в дверь кто-то позвонил, но, открыв её, Нэнси увидела на пороге того, кого совсем не ждала: это был Неш. Он выглядел несчастным и таким жалким, рыдал, был немного пьян. Припёрся утром, знал, что мать Нэнси была на работе — всё же у медсестёр нет выходных, тем более она шла на повышение. Неш ввалился в дом, хоть Нэнси и не хотела впускать его. Сначала он умолял её вернуться, но Нэнси отказала. Тогда он снова стал реветь, а потом полез обниматься, пытался говорить о былых днях, о том, что он всё ещё любит её, что он хотел с ней пожениться и даже придумал имя каждому ребёнку, который у них родится. От его слов терпение Нэнси лопнуло, и она уже кричала на Неша, но тот не желал слушать, и попытки Нэнси оттолкнуть его не помогали. Она старалась выпутаться из его объятий, но не получалось, и он повалил её на пол, начиная целовать её. Нэнси закричала, но вскоре поняла, что он пытается снять с неё одежду и лезет к ней в штаны, расстёгивая свой ремень. Неужели Неш поступит так с ней? Он изнасилует её? Нэнси закрыла глаза, и последнее, что она услышала, — это треск ткани — порвалась её футболка. Но после, открыв глаза, она увидела, как внезапно появившийся Эдвард на её глазах буквально стал потрошить Неша, и он, уже мёртвый, упал на пол с застывшей гримасой ужаса на лице. Нэнси силилась не закричать, когда увидела Эдварда в крови, который выглядел, как демон, доведённый до безумия. Он кинулся на неё, схватил на руки и утащил в спальню. Кинув её на кровать, он стал раздеваться, попутно пытаясь снять одежду и с неё. Он хотел стереть следы прикосновений Неша с её кожи, его разъедала ярость от увиденной сцены, перед глазами до сих пор стояла картина того, как Нэнси трепыхалась на полу не в силах спастись от её бывшего. В разум Эдварда ворвались мысли о том, что бы произошло, если бы он не успел. Он боялся себе это представить, потому и совершил непоправимое — убил, выпил кровь. И Неш был не первым. Эдвард и так планировал убить Неша: оказалось, он всё же скатился на дно гнусности и наговорил всякого старшеклассникам, которые были с ним в банде, и они планировали групповое изнасилование Нэнси, но Эдвард нашёл этих мерзавцев. Они уже давно таким занимались, но теперь больше никогда не смогут сотворить ни с кем ничего подобного. То была первая кровь, от которой глаза Эдварда покраснели, а он сам стал сильнее и намного быстрее. Всё-таки человеческая кровь гораздо лучше животной. И сейчас, целуя Нэнси, он был рад, что всё обошлось и она в безопасности, ведь он защитит её от любого подонка, она вся его. Он хотел успокоить её, но сейчас в нём бушевало неутолимое желание очутиться внутри неё, чтобы наконец-то оставить все ужимки и правила. Она всё равно выйдет за него, а сейчас он хочет только её. Это будет их кровавая брачная ночь. Разведя её колени в стороны, запустив руки под одежду и сорвав её с тела, Эдвард услышал вскрик, ощутив лёгкую дрожь и то, как мурашки пробежали по телу Нэнси. Она же цеплялась за него в попытке остановить, но тот лишь ещё больше распалялся, покрывая её тело поцелуями. — Тише, тише, Нэнси, я с тобой, всё хорошо. Прими меня. Она отчётливо ощутила возбуждение в его штанах и то, как он легко проник своей рукой в её трусики, разорвав их, лишая девушку последней одежды и произнося слова, от которых почему-то внутри всё становилось тяжёлым. — Ты только моя, я тебя не отпущу ни сегодня, ни завтра. Никогда… — говорил он, глядя прямо на неё, и его глаза, казалось, горели алым свечением. Его рубашка и майка давно упали на пол следом за последней деталью одежды Нэнси. Он умело открыл презерватив, надел и, подняв ногу Нэнси, придвинулся к ней, не торопясь на первом заходе. Когда его плоть только погрузилась, они одновременно издали стон, и Эдвард чуть быстрее толкнулся вперёд, чуть ли не падая на Нэнси, но вовремя выставил руку и опёрся на неё, чувствуя, что полностью оказался внутри. Она была очень влажной, но при этом было немного тесно, всё же его размер был намного больше, чем у тех, кого Нэнси знала до этого. Эдвард приобнял Нэнси, немного сгорбившись, прижимаясь к её обнажённому плечу и слыша, как тяжело она дышит. Вскоре он выпрямился и положил руку ей на голову, второй всё так же помогая себе не лечь на неё полностью, и начал двигаться размеренно, иногда забывая о ритме и увеличивая темп, чем заставлял Нэнси стонать, царапать его спину и прижиматься к нему. Когда оргазм настиг Эдварда, Нэнси испытала его три раза и уже выбилась из сил, тяжело дыша и закрывая глаза. Он понимал, когда она получала оргазм, — она сжималась внутри и содрогалась всем телом под ним. В этот момент он лишь целовал её в губы, чтобы её стоны утопали в его поцелуе. Когда наконец-то Эдвард достиг своего предела и почувствовал, что сам готов кончить, он всё же вытащил и, как оказалось, вовремя, поскольку даже презерватив не был способен выдержать эякуляцию вампира и порвался. В итоге всё вылилось на живот Нэнси, но Эдвард заботливо её вытер и отнёс девушку в душ. Учитывая то, на что способны вампиры, Эдвард был предельно острожен и аккуратен. Хотя он мог бы ещё очень долго этим заниматься, но Нэнси пока что человек, поэтому он решил притормозить. Семья уже была в курсе всего благодаря Элис, предсказавшей, что Эдвард будет опять питаться человеческой кровью. Они уже не могли ничего изменить, Эдвард сам сделал свой выбор. Вольтури с радостью примут Эдварда и его невесту к себе. Нэнси не строила иллюзий насчёт Эдварда — он монстр, и она приняла его, понимая это и зная, что возможен такой исход, что вместо зверюшек он опять станет убивать людей, и, конечно, она даже предположила, что сама может стать его едой, комично представляя, как если бы она мастурбировала, глядя на вкусный сэндвич, а после съела бы его или как спала бы в одной кровати с пакетом чипсов, а потом бы его выпотрошила. Каждый поцелуй отдавался откликом внутри неё, и она чувствовала, как паутина начинала «звать» голодного паука, который так давно не приближался к еде, и теперь эта еда сама пришла к хищнику и иногда домогается его. Нэнси сама не знала точно, чем всё обернётся, и, когда она с серьёзным выражением лица всё же спросила у Эдварда, когда он её съест, он сначала растерянно посмотрел в её глаза, а после игриво улыбнулся, целуя в шею, ответил, что прямо сейчас это и сделает, и накрыл её губы своими. Поцелуй, и правда, был похож на то, как будто Эдвард был готов проглотить Нэнси, — он был глубоким и животным, что даже возбуждало. После того дня Эдвард избавился от тела и на вопрос Нэнси, не оживёт ли Неш, он успокаивающе погладил её, прижимая к груди. — Нет, для этого его голова должна была остаться на месте. Всё же когда вампир кусал жертву, то место укуса начинало жечь и происходило превращение, а, если вампир давал свою кровь, оно проходило безболезненно и быстро, но если в момент обращения оторвать жертве голову, то человек не станет вампиром.***
Свадьба прошла весной, гостей было немного. После этого Эдвард и Нэнси отправились в свадебное путешествие. Эдвард больше не хотел возвращаться к своей семье. Это казалось глупым, но если всё же Нэнси решит, то он последует за ней. Их официальная брачная ночь стала ночью превращения Нэнси в вампира, все ощущения обострились для новообращённой, и первая кровь, выпитая ею, принадлежала старой женщине, которая работала на острове, а Эдвард оторвал голову старушке. Вытирая остатки крови с губ своей жены, углубляясь в поцелуй, он чувствовал, что прямо сейчас она уже накинется на него, что и произошло. Восседая на его бёдрах, проводя своими пальчиками по его телу, она взывала его прильнуть к себе и не отпускать.