Рядом

Тарелку слегка заносит в сторону, прежде чем Рик и Саммер приземляются у гаража. Они оба всё ещё под кайфом, а потому требуется минутка, чтобы до конца осознать, что дом прямо перед носом и что в затылок больше не дышит апокалипсис. А, ну и, конечно, тот факт, что добрались они в целости и сохранности, учитывая трезвость водителя. Рик тупо гипнотизирует лобовое стекло, вцепившись в руль, а Саммер медленно разминается, выходя из наркотической дрёмы, и совершенно не парится, что они могли разбиться к чёртовой матери. Но они в порядке, потому что Саммер доверяет Рику, а Рик доверяет себе, когда дело касается его тарелки. Этого достаточно, чтобы всех всё устраивало. — До-оброй ночи, деда Рик, — счастливо-сонно тянет девушка и выбирается на улицу. — Было кла-ассно. Тот мычит в ответ что-то неопределённое, не отрываясь от своего увлекательного занятия, когда внучка уже скрывается за дверью. Да, доброй ночи, Саммер. Эта ночь доброй для Рика не будет. Он приходит в себя только тогда, когда пальцы начинает сводить. Отпускает, наконец, руль и кладёт ноющие руки на колени. В голове... как-то пустовато, но тем не менее чрезмерно полно мыслей, огибающих вселенную и возвращающих к одной инопланетной меркантильной суке. В прочем, даже не к ней самой, а к той действительности, в которой Рика опять бросили. В последнее время такое с ним случается подозрительно часто. Нет, ну, не то, чтобы Рик жалуется (да сейчас, ага, размечтались). Вовсе нет. Он лишь подмечает детали и сопоставляет реальные данные, как истинный безумный учёный, следующий классике своего жанра. И всё же такие как Дафна закономерны. Рик и сам постоянно кидает кого-то, ныряя в пучину своих всепоглощающих пороков и желаний, так что он должен чувствовать некую справедливость кары случившихся событий. И он чувствует. Чувствует и злится, что в такие моменты упускает из-под контроля крупицы своего статуса богоподобного существа, которому дозволено всё на свете и за кем должны бегать толпами и вымаливать место рядом. Есть один человек, кому и вымаливать ничего не надо, но и тот его кинул. Променял. Маленький паршивец с вечным пожаром в штанах. На лицо Рика налипает маска безразличия, когда он поворачивается к пассажирскому сидению. Санчез любит внучку, но это ёбаное кресло принадлежит Морти. Просто так правильно. Навеки-вечные и все дела. Однако попробуй удержи нижнюю голову подростка, если перед ней повертели симпатичной девчонкой. Ладно, Рик и сам хорош, не удержался, но это гнусно — менять братана на сиськи. Не он это начал. Не он и закончит. Завтра всё снова встанет на свои места. Без лишних разговоров. Не в его это стиле. Рик фыркает и резко открывает дверь тарелки, чуть ли не вываливаясь наружу. Ждёт, пока система гаража отреагирует на команду, и проходит под медленно поднимающимися воротами. Разложенные на верстаке инструменты и детали не тронуты. Отлично, значит, никто не покушался на личный порядок Санчеза. Не отлично, никто не покушался на личный порядок Санчеза. Да о чём он думает вообще? Это нелепо. Боже, Рик всё ещё под кайфом и уже на пути к омовению в сентиментальной жиже. Да и похуй, в принципе. Сегодня можно. Вообще-то ему можно всегда, но тут особый душещипательный случай. Он копается в ящике с дефектными изобретениями, где хранит порой лишнюю бутылку (хотя лишней она никогда не бывает), и выуживает последнюю. Открывает, выхлёбывает половину за раз и, качнувшись, падает в рабочее кресло. Похмелье будет убийственным, но об этом он побеспокоится, когда очухается. Если очухается. Было бы неплохо. Откинувшись на спинку и уставившись в однотонный потолок, он допивает остаток и пытается ни о чём больше не думать. Закрывает глаза, но вскоре его начинает каруселить. Рик решает сконцентрироваться на этом ощущении и ловить кайф. Он закидывает руки за голову, и кресло опасно наклоняется. Пару охуенных мгновений свободного падения, и затылок Рика прикладывается об пол, а руки, разлетевшись в стороны, приземляются рядом. Да, так намно-ого лучше. Пол прохладный, в груди растекается теплом, а боль от удара очень быстро сходит на нет. И больше ничего не надо. Он уже готов приступить к самокопанию, но счастье длится недолго, потому что на грохот так некстати заглядывает Бет. — Пап? — светлая голова появляется в проёме. — Ты в порядке? — А-э-эбсолютно, — не шевелясь, пьяно откликается Рик. Он слышит тяжёлый вздох дочери, её осторожное "Ладно" и ждёт, пока дверь закроют с той стороны, но Бет медлит. Рик опять пытается сосредоточиться на вертолётах, когда миссис Смит снова подаёт голос. — Пап, думаю... тебе стоит заглянуть к Морти. Выхватив имя, мозг Санчеза даёт команду руке, и та в возмущении взмывает вверх, вынося указательный палец. — Да-а-э-э пошёл он н-на-а хуй, трахоёб малолетний, пусть к нему педофилка его заглядывает, — он поздно понимает, что звучит как обиженная сучка, а его рука обмякает, когда Рик добавляет: — Просто нахуй их всех. Бет молчит, обдумывая следующую фразу. — В ней и вся беда, — глухо говорит она, а после, наконец, уходит. В гараже воцаряется тишина. Некоторое время Рик продолжает лежать на полу, пытаясь собрать по крупицам разбегающиеся из головы слова дочери. Что она там сказала? С какого хера он должен идти к Морти? Это пиздюку следует приползти к нему и как обычно проблеять своё "Прости, Рик", потом Санчез назовёт его теми именами нарицательными, которых он заслуживает, а потом всё вернётся на круги своя, и они вновь улетят вдвоём в какие-нибудь межпространственные ебеня. Да, нахуй Морти и все с ним прилагающиеся беды. Беда, беда... Чё там Бет про беду ляпнула? С "педофилкой" Морти какая-то проблема? Залетела, что ли? Или?.. О, боже! Сознание Рика, наконец, догоняет настроение дочери, и он с трудом, но особым рвением очухаться разлепляет глаза. Да неужели, блять? Морти кинули! Справедливость торжествует! Какой отличный повод высказать всё, что Рик думает о нём и его одержимости половыми утехами! Он просто обязан пойти к Морти прямо сейчас. Санчез переворачивается на живот, подгибая под себя руки и ноги, чтобы оказаться на четвереньках. Он ползёт до двери, попутно разок впечатываясь носом в пол, но успешно достигая цели. Опирается ладонью о колено и делает рывок вперёд, укладываясь на дверь, и нащупывает ручку. Ладно, кажется, он действительно в говнище. Хотя когда это было такой уж удивительной новостью, правда? Рик переводит дух и вываливается в гостиную, подперев напоследок стенку гаража. Следующий этап: лестница. Будет тяжко, но Рик Санчез никогда не останавливается на пол пути к желаемому! Если потребуется, то он снова поползёт. Но Рику сегодня впервые везёт, и вот перед плывущим взглядом возникает дверь внука. Ладонь ложится на ручку и замирает. На Санчеза вдруг обрушивается понимание, что он что-то забыл. Стоп, что он хотел ему сказать? Бабы, измены, ты мне больше не внук... А, похуй, на месте разберётся. Зайти в комнату Морти получается на удивление беззвучно. В плане знакомств тушки Рика со всеми вертикальными поверхностями дома, конечно же. Пьяный язык Санчеза, как обычно, бежит вперёд мозга, а потому он выпаливает то, что первым приходит на ум. — Ха-ха, лу-у-э-эзер! Рик не замечает, как Морти дёргается от испуга, но не оборачивается, а прячет лицо в подушке. Санчеза мотает из стороны в сторону, прежде чем он с протяжным насмешливым "Ы-ы-эх" всё-таки валится на пол. — М-маленькая похотливая пси-ина, — Рик тычет пальцами в бездвижное тельце Морти, корячась на четвереньках. — Получил своё? Да-э-э-а, получи-ил. Ты это заслужил, М-Морти. Никто не смеет кидать Рика Санчеза, понял, ушлёпок? Потому что я-э-э всегда буду смеяться последним. Я с-смеюсь над тобой, Морти. Ты, убожество, думающее членом! О-хо! Т-ты думаешь, что с тебя будет хоть кто-то течь, да, Морти? Ты, правда, так думаешь? Ты ещё тупее, чем я полагал! Рик встаёт, шатаясь, и продолжает: — Твоя с-су-э-эдьба, Морти, — это твоя правая рука. Ты на-аивен и глуп и навсегда таким останешься! З-знаешь, почему я продолжу брать тебя с собой? Потому что мне жаль тебя, М-Морти! Т-ты настолько убогий, что даже мне-э-э жаль тебя! Я терплю тебя только потому, что ты м-маленький тупой паршивец, над которым можно поржать! Да-э-э-а! Попинать ногой, если надоест! И-или... или всё сразу! М-может, я никогда так не делал, но теперь буду! Потому что ты заслуживаешь этого. Т-ты... ты кинул меня, М-Морти. Ты ебучий кидала, а я не прощаю такого. Рик резко упирается ладонями в край кровати внука так, что того аж чуть подбрасывает, но Морти продолжает делать вид, что спит. Да Санчезу и плевать, он уже почти закончил. — Тебе-э-э не стоит быть таким мудаком, М-Морти. Ты сам знаешь, что я делаю с ублюдками, которые меня кидают, — Рик прищуривает глаза, а потом отталкивается от матраса и отходит назад. — Но тебе повезло, придурок, что ты мне всё ещё поле-э-эзен, — он встречается задницей со стенкой и сползает вниз. — Ты п-полезен, Морти. Ты мне нужен. Рик затихает. В голове шумит, молчание в ответ бьёт по мозгу, доводит его. Рик догадывается, что Морти не спит, что просто тупо игнорирует существование деда в своей комнате. Рик не привык, что Морти не откликается на все его нападки. Внутри по-новой начинает закипать, и Санчез выносит руку вперёд и чуть наклоняется, готовый собрать воедино очередной поток оскорблений, набирает воздух в лёгкие и... обмякает. Он не знает, для чего говорил всё это. До последнего слова Рик надеялся, что высказать всё это Морти было необходимостью, тем, после чего ему станет легче, проще, свободнее. Но не становится. В этот раз всё иначе: его душит обида. Впервые он чувствует такую злость на всё и всех вокруг: на Морти, на Дафну, на всю ёбаную вселенную, которая вновь трахнула его по самые шары и обоссала с ног до головы. Да, так он ощущает себя в моменты отвратительной половины наркотического и алкогольного угара. Сколько бы он ни кичился своими заслугами и похождениями, здесь и сейчас, в этой самой комнате, адреналин сходит на нет, а Рик считает себя тем самым ничтожеством, чьи сопливые эмоции медленно, но верно обволакивают всё его существо и стекают по телу, неимоверно раздражая и вынуждая поносить единственного человека, который действительно стал ему другом. Рик тот ещё гондон, он это знает. Он это в себе ненавидит. Он не умеет по-другому. Это он идиот. Рик считает, что уже дошёл до кондиции, раз всё-таки начал заполняться всей этой сентиментальной жижей, но молчит ещё очень долгое время. *** Морти выслушивает весь этот словесный понос от Рика, высушивая слёзы о подушку и стараясь не шмыгать. Нос заложило, так что приходится дышать через рот. Морти смотрит перед собой из-под опущенных опухших век и думает, что ему не обидно. Он и не ожидал чего-то иного, когда надеялся, что Рик придёт к нему, вернувшись из недельного трипа с его старшей сестрой. Морти просто знает, что действительно заслуживает этого. Так его приучил Рик. Так будет всегда. Морти будет косячить, а Рик будет ненавидеть его за это. Да, они друзья. Их дружба отвратительна, токсична и невозможна, но у Морти больше никого нет. Рик единственный, кто терпит его подростковые истерики и пытается учить его жизни, пусть и в извращённой форме. Даже родная мать сегодня впервые была рядом, когда ему стало плохо, и то только потому, что на днях он высказал ей всё, что думает о себе и своём месте в этом доме. Поэтому Морти нужен Рик. Он делает его жизнь менее одинокой. Пусть он мудак, пусть порой приключения становятся невыносимыми. Морти нужен Рик, пока Рику он будет полезен. "Ты мне нужен". Мозг цепляется за эту фразу и пытается переиначить её, исказить до степени искренней родственной привязанности, пытается уловить интонацию, которая порой так необходима Морти, чтобы чувствовать себя действительно нужным. Смит сжимает в кулаке простынь и сдерживает наворачивающиеся слёзы, пока в груди разрастается глухая тяжёлая боль. Ничего, завтра всё встанет на свои места, а огромная цветочная голова, подарочным грузом стоящая в углу комнаты, окончательно осыпется лепестками и развеется на ветру. Да, завтра всё снова будет хорошо. Морти тихо набирает в лёгкие воздух и так же тихо выпускает. Рик молчит уже долгое время, и Смит, кажется, уже готов повернуться к нему и извиниться. Но пока Морти собирается с силами и духом, Санчез снова начинает говорить, от чего Морти замирает от испуга. — Это ты виноват, Морти. Тот возмущённо вскидывает брови, а потом начинает злиться: он хмурится и думает, что Рик и так сказал достаточно. Задерживая дыхание, Морти старается удержать в себе всплеск эмоций, чувствуя, как всё его тело содрогается от сердцебиения. — Ты во всём виноват. Рик говорит это бесцветно. Так что Морти не понимает, издевается ли он или действительно обвиняет. — Ты кинул меня, Морти. Но я нашёл тебе замену. Морти зажмуривает глаза. — Сначала это была Саммер, но, знаешь, с Саммер всё иначе. Она, оказывается, поразительно на меня похожа. Это раздражает и восхи-э-эщает одновременно. Морти почти кожей ощущает все эти слова. Да, наверное, сестра и в самом деле лучше него. — Потом я встретил Дафну. Это были лучшие ночи в моей жизни, Морти. Да-э-э, лучшие за последнее время. Избавь, Боже, Морти от подробностей сексуальной жизни Рика. — Н-но всё пошло по пизде. Я заигрался. Увлёкся. Я мудак, вновь поведшийся на всю эту любовную муть, хотя учу тебя, Морти, быть выше этого. А ты продолжаешь делать то, что хочешь. Смит удивлённо расширяет глаза и теперь старается внимать каждому слову Рика. — И я тоже. Я тоже продолжаю поступать так, как хочу. В этом я и ты схожи. И вот Дафна оказалась меркантильной сукой. Она меня использовала. Рик горько усмехается, а Морти почти не дышит. — Я должен винить себя за о-оплошность, но виню тебя. Ты начал всё это. Из-за тебя я сорвался со своих же-э-э принципов. И-и тебя не было рядом, чтобы меня остановить. Ты слишком увлёкся кем-то другим, чтобы снова возиться со мной. Это становится невыносимым. — Но я был бы идиотом, е-э-эсли бы продолжил винить тебя за всё это. Прости, Морти. Ты делаешь то, в чём чувствуешь правильность. Т-ты постоянно ищешь кого-то, кому можешь довериться и от кого ты сможешь получить заботу, которую тебе недодали родители. Ты просто блядский подросток, которому насрать на своего деда, потому что думаешь, что деду насрать на тебя. И ты виноват лишь в том, что сейчас я здесь вспа-э-эрываю себе душу и вынуждаю тебя слушать всю эту ванильную чушь. Ты делаешь меня таким, Морти. И-и я ненавижу это, потому что пиздецки нахуярился и даже не уверен, что ты меня слышишь. Надеюсь, что нет. Но если слышишь, то лучше, блядь, молчи. Рик затихает. Морти тупо и ошарашенно смотрит в стену с приоткрытым ртом. Отвечать сейчас что-либо не имеет смысла. Да Смит и не знает, что можно сказать на такие откровения. Он просто поверить не может. Морти не понимает, как поступить. Его тянет повернуться и сказать что-то типа "Прости, Рик" или "Спасибо, Рик", но в то же время он начинает нервничать и думать, что не стоит вообще рот открывать (и так уже открыл), иначе ляпнет что-то дибильное и разрушит всю магию момента. К тому же, Морти не знает, что сейчас делает Санчез. Смотрит на него? Или, может, вырубился? Морти ждёт несколько минут, но Рик больше не подаёт признаки присутствия в реальном мире. Смит решается обернуться. Он как можно тише приподнимает голову, стараясь не шуршать постельным бельём. В комнате темно, только луна проникает несколькими отбликами на полу и стенах, но Морти различает очертания деда, разместившегося напротив кровати. Рик сидит, уперевшись локтями в согнутые колени и поддерживая ладонями голову, запутав пальцы в волосах. Глаз не видно, но Санчез не шевелится. Тогда Морти осторожно поднимается и спускает ноги на пол. Обхватив себя руками, он размышляет о том, что сейчас чувствует по поводу всех этих дерьма и цветов, которые на него вылил Рик. Он знает, что дед сейчас не врал. Если бы он хотел постебаться над Морти, то сделал бы это прилюдно. Но в комнате они одни, поэтому Смит уверен на девяносто процентов, то Рик был искренен. Во обоих своих речах. Морти кажется, что он каким-то образом ощущает реальное настроение деда, и ему становится грустно. Просто тупо грустно от того, что никак не может проявить жалость к Рику, потому что тот потом ощетинится и будет ездить ему по ушам. От того, что злится на Рика, потому что не знает его. Потому что Рик редко бывает так откровенен с Морти. Всё это тяжёлым камнем лежит на Смите, а потому он решает действовать бессознательно. Так, как ведёт его тело. Он беззвучно встаёт и на цыпочках медленно подходит к Рику. Морти был бы не Морти, если бы не запнулся о свою же ногу. Но в этот раз ему повезло: он смог сбалансировать и даже особо громко не топать. Он замирает, весь сжимается и зажмуривается. Тишина. Морти слышит лишь тихое посапывание и плавно опускает плечи, расслабляясь. Глаза болят от слёз, и в темноте довольно сложно ориентироваться, но тем не менее он доходит до стены без происшествий и садится рядом так, чтобы быть близко, но не касаться. Обняв колени, он кладёт подбородок на них же и смотрит на свои пальцы ног. Вдруг Рик отрывает ладони от волос и откидывает голову назад, обхватывая живот руками. Морти старается слиться с полом. Но дед не просыпается, лишь что-то пьяно промямлив. Смит ложится на щеку и тяжело вздыхает. Он рассмаривает морщинистое лицо Рика, видит, как тот хмурится во сне, и чувствует, что просто хочет быть рядом. Не делать ничего особенного, но оставаться тут до тех пор, пока Санчез не проснётся и не растолкает его в бока. Кажется, больше Морти ни на что и не способен. А ещё ему кажется, что обоим этого будет достаточно. Рик и Морти. Вместе на сто лет. Рядом друг с другом, когда это необходимо. — Знаешь, Рик, — в полголоса решается начать Морти и выдерживает паузу, наблюдая за реакцией со стороны. Но её не следует, и он продолжает: — Н-на самом деле это я её бросил. Она тоже оказалась так себе подружкой. Но, может, это уже и не так важно. Я просто... — он обдумывает дальнейшие слова, смотря в пол, — я просто хотел сказать... Я хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду с тобой, если ты этого действительно хочешь. Ты-ты... — мысли разбегаются, но Морти отчаянно стремится собрать их в единое целое. — Ты невыносим, но мне точно не насрать на тебя, Рик. Морти набирает воздух в лёгкие. — Просто, пожалуйста, Рик, будь и ты иногда рядом со мной. Смит поворачивается к Санчезу на последней фразе и надеется, что тот не проснулся. Выглядывается несколько секунд в тёмные черты и усмехается: — Надеюсь, ты тоже меня не слышал. Больше он не говорит ни слова, снова уткнувшись в колени. Вскоре мышцы Морти начинают затекать, и он, подобно деду, откидывается на стенку. Веки слипаются, голова становится тяжелее. Он и сам не замечает, как постепенно опускается Рику на плечо. В нос бьёт запах спирта и пота, но Морти привык. Он слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Морти засыпает с ощущением вымотанности и неестественного для простого человека спокойствия. *** Когда Рик приоткрывает глаза, за окном уже светает. Он чувствует боль во всём теле, пограничную тревогу после какого-то ночного видения и тяжесть на плече, но решает не шевелиться. Боковым зрением видит Морти и иронично-сонно ухмыляется. — Всё-таки не спал, пиздюк. Рик смотрит на него ещё какое-то время, а потом вновь закатывает глаза и решает в очередной раз пойти против своих принципов. Он кладёт голову на макушку Морти, чуть потеревшись о неё щекой, устраиваясь поудобнее. Вот и всё. И пусть потом никто из них не скажет ни слова об этой ночи. Они просто будут рядом.