Будущее неопределенное время

Свет едва пробивался сквозь плотные шторы, но время было не раннее: в этом доме ложились спать под утро, так что и просыпались ближе к полудню, а то и позже. Слишком мягкая постель будто утягивала в свою глубину, заманивая погрузиться обратно в сладкий сон, но внутренний хронометр подсказывал, что уже пора вставать. Потянувшись и сладко зевнув, Атсуши сел в кровати, в который раз за последние полгода на мгновение пугаясь ее высоты – все предыдущие двадцать лет своей жизни он спал на полу и до сих пор не мог привыкнуть к некоторым особенностям жизни в столице. Жизни в доме, который был больше похож на картинку из журнала, на дворец европейского вельможи, чем на жилище пусть и богатого, но японца. Он чутко прислушался – было тихо. Только едва слышно постукивали большие напольные часы в кабинете, который располагался между спальнями – его и хозяйской. В этом тоже была странность, которую Атсуши никак не мог себе объяснить в первые дни пребывания в этом доме, а потом уже и не пытался: на все два этажа и пятнадцать различных комнат здесь проживали только два человека, не считая приходящих на выходные кухарки и горничной. И обе спальни на втором этаже выглядели совершенно одинаково, будто бы в них проживали не хозяин и слуга, не учитель и ученик, а… Об этом лучше было не задумываться. Знаменитый на всю столицу маг и чародей Иссэй был известен своей эксцентричностью не меньше, чем невероятными изысканиями в области наук. Один этот дом – с кроватями, стульями, резной итальянской мебелью и французскими хрустальными люстрами – чего стоил. И ведь не постеснялся построить его на одной из центральных улиц, за свой счет снабдив ее газовыми фонарями по всей протяженности. Или же холодный ящик – магическое приспособление, молва о котором разошлась по всей столице из-за болтливости кухарки или же немногочисленных гостей дома… Именно к этому холодному ящику направился Атсуши первым делом, накинув на себя халат и спустившись на первый этаж. Следовало достать оттуда блюда, предназначенные на сегодняшний завтрак, и сервировать их в столовой. Сохранившие все свои питательные свойства благодаря магическому холоду, блюда оттают как раз к тому моменту, как Иссэй проснется и сядет за стол. И тогда будет достаточно одного маленького заклинания, чтобы вернуть пище изначальную свежесть и температуру, будто бы нежнейшие лепешки только что спрыгнули с намасленной сковороды, а густые сливки едва сбились в сладкий пышный крем… Он не удержался и сунул в рот одну еще хрустящую от мороза лепешку – это было своеобразно вкусно, да и немного помогало проснуться перед выполнением следующей, более ответственной задачи из возложенных на него по утрам. Зевая и зажимая себе рот ладонью, Атсуши вошел в лабораторию и плотно закрыл за собой дверь, чтобы ненароком не разбудить еще спящего хозяина дома возможным шумом. Он раздвинул тяжелые гардины на всех трех окнах, оглядел оставленный с вечера бардак, тяжело вздохнул и принялся за уборку: на его учителя вдохновение находило обычно ближе к ночи, а когда он наконец заканчивал с очередным опытом, у Атсуши уже не было сил приводить все в порядок. Привычно перемывая закопченные реторты, отчищая от нагара металлические треножники и медные котелки, Атсуши неотвязно думал о своем учителе. Он всегда о нем думал: вот уже седьмой месяц, как благородный Иссэй согласился взять его в ученики и помощники, и ни один день не проходил для Атсуши без этих стыдных, разжигающих огонь мыслей. Он предаваться им только в одиночестве – в своей комнате или вот так, по утрам, благоговейно оглаживая кончиками пальцев предметы, которых учитель еще недавно касался. Они встретились случайно, вопреки любой логике и здравому смыслу: у простого деревенского парня, приехавшего в столицу в нелепой надежде стать богатым и известным, и наследника древнего аристократического рода, известного мага, не было ничего общего. По всем вероятностям их пути не должны были пересечься никогда. Но в тот день семь месяцев назад судьба выкинула странный финт. Тогда Атсуши был в полнейшем отчаянье: его планы шли прахом, на работу его или не брали, или выгоняли через пару дней, так не выплатив скудного жалования, в кармане оставалось не больше тридцати иен, которых не хватило бы даже на ужин и ночевку в дешевом гостевом доме. Даже вернуться домой в деревню ему было уже не на что, и Атсуши шел по улице, мрачно думая, что придется принять предложение госпожи Кимура – вдовствующей лавочницы с Янаки. Атсуши приглянулся ей месяц назад, когда бродил по улице, жуя пирожок и разглядывая местных котов, и, будучи женщиной умудренной жизнью, она тут же сделала ему заманчивое предложение. В тот момент Атсуши был скорее напуган ее напором, чем заинтересован, поэтому вежливо отклонил приглашение. Но госпожа Кимура, будучи, как уже было сказано, женщиной умудренной жизнью, только рассмеялась и пригласила подумать и зайти потом, когда Атсуши решится. Кажется, это «потом» наступало неотвратимо… Именно в этот момент черного отчаянья и непримиримой ненависти к себе, серьезно рассматривавшему возможность пойти на содержание к женщине старше себя в полтора раза, хоть и симпатичной, Атсуши на глаза попалась афиша на стене нового красивого дома в западном стиле. На афише говорилось, что сегодня доктор магических и алхимических наук маэстро Иссэй проводит беседу о новейших техниках анимации трупов, плата за вход, в силу специфичности темы, символическая: всего тридцать иен. Это совпадение заставило Атсуши горько расхохотаться. Магия, алхимия… Ведь он и отправился в Токио, прочтя случайно попавший в руки классический трактат о древней магии начертания. У него неплохо выходило с каллиграфией, и он решил, что сможет устроиться подмастерьем к какому-нибудь столичному магу. Но оказалось, что старая японская магия сейчас была никому не интересна. В моду входила магия новая, западная – вся эта алхимия, превращения металлов и забавы с трупами, а красивый почерк мог пригодиться разве что для поденной переписки документов в самых консервативных конторах города: большинство дельцов переходило на использование пишущих машин, а эти гигантские лязгающие агрегаты приводили Атсуши в смятение. Ну что ж, судьба тридцати иен была решена: он посмотрит напоследок на чудиков, у которых, судя по тому, что они так увлечены поднятием мертвецов, реальных проблем в жизни нет, а потом отправится на Янаку, в дом к госпоже Кимура, где и примет уже свою судьбу. Он вошел в необычайно просторную прихожую дома, где отдал установленную плату мужчине в форме и почему-то очках, а потом, поднявшись по лестнице на второй этаж, оказался в огромной комнате, заставленной стульями. Народу тут, несмотря на «специфичность темы», было предостаточно, и все они с восторгом глазели на помост у дальней стены, где, оживленно жестикулируя и вдохновенно рассказывая, стоял невероятно красивый человек. У него были смоляные кудри едва не до пояса, утонченное, живое, будто плещущее радостью и воодушевлением лицо и проникновенный голос: глубокий, бархатистый, с запрятанной в самой глубине тревожной, вдохновляющей дрожью… Атсуши так и замер, пораженный, не в силах отвести от этого человека глаз, пока ему не подсунули стул прямо под колени, вынуждая в конце концов усесться. Человек на помосте, оказавшийся тем самым доктором магических наук с афиши, тоже заметил его появление, и все оставшиеся полтора часа лекции Атсуши не знал, куда деваться от смущения. Объясняя что-то взволнованно рокочущей публике, шутя, смеясь, отвечая на вопросы и демонстрируя на грифельной доске формулы, Иссэй едва не ежеминутно бросал в его сторону горячие взгляды и тревожащие улыбки. В результате Атсуши краснел, потел и слышал только грохот собственной крови в ушах, пока наконец не было объявлено об окончании ученой беседы. Досадуя на себя за бездарно потраченные последние деньги, Атсуши тоже встал, направляясь к выходу с толпой прочих поклонников ходячих трупов и ощущая себя не лучше, чем предмет изысканий маэстро. Но плотно окруженный кучкой особо ревностных поклонников Иссэй успел окликнуть его у самых дверей. – Молодой человек! – воскликнул он, взмахнув рукой над головами почитателей, и те невольно расступились. – Молодой человек дивной красоты! Да, я к вам обращаюсь! Вы не могли бы немного задержаться? Атсуши был готов сквозь пол провалиться, но толпа, предвкушавшая пикантное продолжение научного вечера, сама вытолкнула его к магу. – Простите, не знаю вашего имени, – сказал Иссэй покаянно, тут же беря его ладонь в свои. – Но я не мог не заметить… Господа, вы ведь тоже это видите? Толпящиеся с сомнением загудели, переглядываясь, но какой-то крошечный старичок в строгом наряде с гербами очень известной фамилии одобрительно хмыкнул. – Очень высокий магический потенциал у парнишки… А у вас глаз-алмаз, доктор Иссэй! – старичок задумчиво пожевал губами. – Хм… Лисий сын? – Нет! – испуганно воскликнул Атсуши, невольно отступая к Иссэю. – Я человек! – Конечно же, человек, – мягко заметил Иссэй, приобнимая его за плечи. – Но весьма одаренный. Скажите… – Сакураи Атсуши, – торопливо подсказал он. – Скажите, господин Сакураи, – Иссэй обворожительно улыбнулся, и у Атсуши поплыло перед глазами. – Согласитесь ли вы стать моим учеником?.. Атсуши не помнил, что он тогда ответил, но только с того дня он и жил в особняке доктора Иссэя, пил и ел вволю, ни в чем не знал нужды и ничем не был вынужден расплачиваться за такую щедрость. Хотя за эти полгода с лишним вряд ли хоть единственный день провел без мыслей о том, что и сам был бы готов заплатить чем угодно, лишь бы учитель хоть раз раз допустил его к себе. Но великолепный Иссэй все это время оставался неприступным, как горный замок, ни на секунду не теряя своей очаровательности и мягкости. Он все так же непосредственно восхищался внешностью Атсуши, заставляя сгорать от смущения и желания, но ни взглядом, ни намеком не позволял себе вольностей. Будто бы не замечал, как Атсуши сходит с ума в его присутствии! Или же замечал… но сам никакого желания не испытывал и только дразнил своего бедного ученика… Пускай. Даже если и так. Атсуши не чувствовал обиды или гнева при мысли, что Иссэй лишь играет с ним. Все-таки они совсем не ровня при том, что живут в почти одинаковых покоях и едят одну и ту же пищу за общим столом. Ведь Атсуши – сын деревенского плотника, нищий и безродный. А Иссэй – наследник известного рода, богатый и знаменитый своими магическими изысканиями. Конечно, ему льстило горячее обожание, но он был слишком благороден или брезглив, чтобы этим воспользоваться. Поэтому он просто учил Атсуши премудростям магического ремесла, не забывая подкладывать ему на прикроватный столик тома японских или же западных поэтов и романистов и раз в неделю приглашая сопровождать себя при посещении театров. – Современный маг должен быть всесторонне образован и тонко организован душевно, – говорил Иссэй, повязывая Атсуши шейный платок перед очередным выходом. – Все-таки живем в двадцатом веке, не пристало нам уже вертеть куколок из рисовой соломы и читать заклинания от сглаза. Кожаные туфли немилосердно жали не привыкшие к такой обуви ноги, а опера, как правило, вызывала только головную боль, но Атсуши стоически терпел. И никогда не снимал данный матерью в дорогу оберег от сглаза – на всякий случай. Конечно же, Атсуши хотел и сам стать магом. Изначально он именно для этого согласился пойти в ученики к известному чародею. Неожиданное открытие собственной магической сущности вселило в него необычайно мощный импульс: еще ничего в своей жизни Атсуши не хотел так сильно, как испробовать открывшееся в нем дарование. И оказался прав: первые опыты показали, что магия – упоительный поток, текущий через все тело, пронизывающий, казалось, всю существующую Вселенную, – это действительно его настоящее призвание. Да, порой ему с трудом давались простейшие заклинания, один раз он два дня пытался сварить элементарное зелье от дурных снов и так и не преуспел… Но иногда будто путеводная звезда озаряла его разум, и Атсуши безоглядно бежал вперед, засиживаясь в лаборатории до утра, как и учитель. Создавая порой самые неожиданные и сложные по воздействию магические комбинации. С восторгом и недоверием глядя на дело рук своих. – Ты удивительно одарен, – говорил каждый раз Иссэй, качая головой, и Атсуши готов был плакать от счастья, что не подвел. Оправдал надежды своего учителя. Ну, по крайней мере, начал движение в эту сторону… И теперь ему было стыдно, что за все время своего ученичества он больше думал о том, какой Иссэй красивый, утонченный, умный, добрый и невероятно талантливый, чем собственно перенимал навыки волшебства. Иногда в такие утра он даже ловил себя на мысли, что не хочет слишком быстро постичь чародейскую науку, потому что тогда ему придется покинуть этот дом и навсегда распрощаться с надеждой на… Нет, на самом деле, конечно же, никакой надежды не было. Атсуши просто принимал желаемое за действительное. Иссэй делал вид, что флиртует с ним, беззлобно смеялся над ним, дразнил. А Атсуши млел от одного только объема внимания, направленного в свою сторону. До сих пор никто не говорил ему, как он прекрасен. До сих пор никто не спрашивал у него, что он хочет на ужин. До сих пор никто… никто не подходил к нему так близко, как учитель, не касался мимоходом так, что сердце замирало, а воздуха переставало хватать в легких. До сих пор никто не был к нему так внимателен и ласков… Атсуши поспешно прогнал будоражащие мысли: он слишком увлекся в этот раз, замечтался, лениво елозя тряпкой по измызганным склянкам, а ведь еще столько всего предстояло сделать! Торопливо домыв лабораторную посуду, он приготовил «еду» для содержавшегося в гигантской колбе гомункула. Рецепт этой странно, остро пахнущей смеси из измельченных трав, минералов и овощных экстрактов был первым, что он запомнил на службе у Иссэя: кормить гомункула стало его обязанностью. И поначалу Атсуши было страшновато приближаться к заполненному мутноватой жидкостью аквариуму в углу лаборатории, смотреть в почти человеческое лицо живущего внутри существа. Гомункул и выглядел практически как человек – обнаженный, тонкий и фарфорово-бледный в зеленоватой воде, определенно взрослый мужчина, хоть и со слишком миловидным лицом. У него даже волосы казались белыми, хотя черты лица определенно были японскими. Гомункул просто висел в центре здоровенной стеклянной колбы почти без движения, только иногда смотрел куда-то вдаль и открывал или закрывал рот. Он был похож на младенца, который так и не выбрался из утробы и продолжает жить, расти и развиваться внутри. Атсуши было странно и страшно кормить его, просто высыпая щедрую порцию смеси на поверхность воды, а затем смотреть, как мутная вода изнутри озаряется электрическими разрядами, и смесь будто сгорает в этих сполохах. – Он так питается, – объяснил ему Иссэй в тот первый раз, когда Атсуши не сумел сдержать изумленный вскрик при виде полыхающей огнем воды. – К сожалению, природа моего искусственно созданного друга обладает всеми присущими его виду достоинствами и недостатками. С одной стороны, он в некотором смысле всеведущ и способен на удивительные вещи. А с другой – не может покинуть своего обиталища… Есть ли что-то печальней на свете, чем запертый внутри колбы почти бог? Атсуши тогда стало до невозможности жалко бедного гомункула. – Зачем же вы создали его? – спросил он робко. – Вы ведь обрекли это существо на мучения… Иссэй покачал головой, неожиданно усмехаясь. – Спроси его сам, зачем он потребовал, чтобы я его создал. – Он потребовал? – И весьма решительно! Атсуши смотрел на гомункула, не сводя глаз с бледного, невозмутимого, очень красивого, но как будто вечно полусонного лица. – Он знает будущее, – сказал Иссэй, обнимая его за плечи. – Возможно, когда-нибудь у меня получится освободить его из оков этой колбы. Или же – получится у тебя. – У меня? – Атсуши смутился и от предположения, и от руки на собственных плечах, и от того, что длинные кудри стоящего вплотную учителя пахли чем-то невероятно сладким и душистым. – Ты ведь собираешься стать великим магом в конце концов? – Иссэй рассмеялся, легко выпуская его из объятий. – Атсуши, у тебя есть дар, есть талант, есть все задатки стать могущественным чародеем. Возможно, наш друг знал, что ты появишься в этом доме, потому и решил связать свою будущую судьбу со мной. И когда-нибудь… когда-нибудь вы станете прекрасным дуэтом: всеведущий гомункул, обитающий сразу в десяти измерениях этого мира, и юный прекрасный маг невероятной силы… Это звучало невероятно смущающее, но с тех пор Атсуши с некоторой опаской и вполне явным интересом разглядывал гомункула. А гомункул разглядывал его в ответ. – У него есть имя? – спросил как-то Атсуши учителя, на что тот привычно улыбнулся. – Задай этот вопрос ему самому. Он часто так говорил: спроси его самого, поговори с ним самим… Но было же очевидно, что живущее в жидкой среде существо не умеет говорить. Возможно, у опытных чародеев и был какой-то магический способ общения с гомункулами, возможно, Иссэй именно на это и намекал. Но Атсуши перерыл все книги и свитки из огромной библиотеки учителя, посвященные созданию гомункулов, и так не нашел ответа на свой вопрос. Гомункул заговорил с ним сам. Возможно, его утомляли или смешили попытки Атсуши найти с ним общий язык, а, возможно, он только в тот момент эти попытки и заметил. Несколько месяцев назад, когда Атсуши, почти отчаявшись, держал перед аквариумом развернутую газету с новостями, пытаясь разглядеть, движутся ли зрачки гомункула по строчкам. Если бы тот умел читать, можно было бы опробовать метод, который используют с почти парализованными людьми. Но гомункул просто сонно смотрел сквозь газетный лист, не выражая заинтересованности в чтении. – Ну и как же с тобой поговорить! – воскликнул наконец Атсуши в полнейшем отчаянье, отшвыривая газету в сторону. «О чем?» – внезапно раздался отчетливый голос у него в голове. Атсуши шарахнулся, ударился бедром о стол и замер, поняв, что гомункул очень внимательно смотрит ему в глаза. Мысли заметались у него в голове, от ужаса его едва не парализовало. – Как тебя зовут? – выдавил он наконец. Гомункул моргнул. «Я единственный в своем роде. Мне не нужен идентификатор». Атсуши невольно фыркнул. Он не знал, что такое «идентификатор», но по смыслу понять можно было. – Ну как-то к тебе нужно обращаться. Как Иссэй тебя зовет? «Существо». Атсуши мог поклясться, что гомункул едва заметно усмехнулся. Почему-то это моментально его расслабило. – Не знал, что он создал тебя из частей трупов, – Атсуши помнил книжку, которую учитель дал ему почти в самом начале со словами: «Почитай, очень занятно, но полная чушь. Так не бывает». В общем-то, минимально ознакомившись с работами Иссэя по анимации трупов, Атсуши и сам мог сказать, что такого не бывает. Уж если душа окончательно покидала тело, вернуть ее обратно было совершенно невозможно, а все остальное годилось только для балаганных фокусов и запугивания впечатлительных людей. Гомункул тем временем смотрел на него с непривычным выражением лица, будто пытался оценить, способен ли Атсуши понять то, что он собирается сказать. «Иссэй создал меня из крошечной части человеческого тела,» – прозвучал наконец его голос у Атсуши в голове. – «Он подвергал эту часть множеству изменений и воздействий, резал и сшивал цепочки закономерностей, пока не получил мою сущность. А затем он поместил эту сущность в питательную среду, и она развилась в это тело. Так что… думаю, он вполне закономерно называет меня Существом». На этих словах гомункул снова почти улыбнулся, и Атсуши невольно разулыбался сам. – А как называешь себя ты сам? «Просто Я» Логично. – Можно, я дам тебе имя? Не хочу называть тебя Существом. Ты гораздо милее и… – Атсуши смутился, – ты совсем не страшный. Гомункул снова моргнул, теперь на его лице был слабый, но заметный интерес. «Что за имя ты мне дашь?» А вот тут даже задумываться не пришлось, имя он выбрал уже давно, вернее, оно само как-то выскочило откуда-то, будто из давней памяти, и прочно прилепилось к странному беловолосому созданью. – Хисаши, – сказал он, улыбаясь. – Я буду звать тебя Хисаши. В голове у Атсуши раздался негромкий жужжащий звук, будто бы кто-то оценивающе промычал, пробуя мысль на вкус. «Это интересно,» – сказал в конце концов гомункул. – «У тебя разносторонний дар». И он закрыл глаза, показывая, что разговор на этом закончен. Атсуши не слишком-то понял, что он имел в виду последней фразой, но ему и так хватило впечатлений на ближайшие дни, пока гомункул Хисаши спокойно плавал в своем аквариуме и, казалось, спал, не обращая внимания ни на что вокруг. За следующие месяцы им удавалось поговорить не так уж часто, и каждый раз, когда общение заходило дальше пары фраз, Атсуши был вынужден признать, что не понимает и половины того, о чем говорит ему Хисаши. – Он живет одновременно в разных мирах и измерениях, – пояснил ему как-то Иссэй. – Поэтому ему бывает сложно подобрать правильные слова для выражения своих мыслей. – И что, – спросил Атсуши, пораженный внезапной мыслью, – в каждом из этих миров он вот так же живет в колбе? Иссэй тихо рассмеялся, глядя на него с нежностью. – Нет, ну, насколько я знаю… У него есть пара физических тел где-то еще, но там ему удалось появиться на свет естественными для тех миров способами. А в основном он бесплотен, что его временами раздражает: все-таки иногда отсутствие физического носителя – это не столько свобода, сколько невозможность совершать какие-то конкретные действия. – И какие действия он совершает там? – Атсуши кивнул на полутемный аквариум. Иссэй задумчиво покачал головой. – Не знаю. Для меня он непостижим. Мне кажется, он вполне мог бы родиться от обычной местной женщины и прожить обычную человеческую жизнь… Но ему были нужны особые возможности тела. Поэтому он выдал весьма конкретные инструкции, что мне следует сделать и каким образом… Вероятно, теперь он пользуется этими возможностями так, как и планировал. Но я не знаю даже десятой части того, на что он на самом деле способен. Точно уверен только в том, что он одновременно видит и прошлое, и будущее всех миров, в которых существует. А ведь нужен весьма ёмкий мозг, чтобы суметь уместить в себе бесконечность времени в ее невероятной наполненности… У Атсуши от таких разговоров голова шла кругом, даром, что его-то мозг был самым обычным, среднестатистическим. Нет, он был привычен к примитивной, деревенской магии: оберегам, ритуалам, заговорам. И, конечно же, с раннего детства слышал краем уха о могучих магах, которые способны призывать духов, оживлять мертвых и предсказывать будущее… Но это. Множественные миры, о которых Иссэй говорил как о данности. Искусственно созданные люди. Бесконечность прошлого и будущего… Сегодня утром гомункул по имени Хисаши, по всей видимости, отвлекшийся от созерцания бесконечности, наблюдал за готовящим для него питательную смесь Атсуши с почти выраженным на обычно бесстрастном лице интересом. – Твой завтрак, – сказал Атсуши больше от неловкости, чем от желания поговорить – он ведь знал, что Хисаши не ответит. Тот никогда не вступал в бессмысленные разговоры, он даже на вопросы отвечал не всегда. Возможно, считал ответы очевидными, а, вполне вероятно, и вовсе не замечал, что у него что-то спросили. Сложно жить на десять домов одновременно. Жидкость в аквариуме полыхнула красивой фиолетовой вспышкой, порошкообразная смесь исчезла с поверхности, но Хисаши все так же не сводил с него взгляда. Интересно, что его так заинтересовало? Еще пару месяцев назад Атсуши бы чувствовал себя напряженно под прицелом этих чересчур внимательных глаз, но сегодня ему было даже… уютно? Привычно. По-домашнему. Наверное, от этого уютного ощущения, которое рождало в животе некий особый вид томного предвкушения, Атсуши и принялся готовить кофе. Это был новомодный западный напиток, который Иссэй предпочитал с утра чаю, но Атсуши он казался слишком резким и кислым на вкус, поэтому время от времени он предпринимал попытки как-то приукрасить и разнообразить утренний ритуал учителя, благо тот с интересом и одобрением воспринимал его старания. Атсуши добавлял в смолотый из ярко пахнущих зерен порошок различные специи, иногда молоко или тертый шоколад. Не все вариации нравились Иссэю, но Атсуши не сдавался в надежде изобрести идеальный рецепт. Сегодня ему пришло в голову, что закипающий кофе неплохо бы провести сквозь пару не самых распространенных заклинаний: для смягчения льняной ткани и для придания телу приятного аромата юности. В сочетании они давали интересный эффект, и если этот эффект применить к кофе… «Это произойдет сегодня», – внезапно раздался отчетливый голос у него в голове. Атсуши вздрогнул и обернулся: Хисаши смотрел прямо на него, вплотную приблизив лицо к стеклу колбы. – Что – это? – спросил Атсуши нервно. «Ты знаешь», – прозвучал ответ. – «Если не струсишь, то получишь то, чего давно хочешь». Атсуши поспешно отвернулся, чувствуя, как румянец предательски заливает скулы. Это… это была экзотическая ситуация, и он не знал, как реагировать на слова Хисаши. До сих пор тот никогда не начинал разговор первым. До сих пор тот никогда не делился с Атсуши своим знанием будущего, хотя он несколько раз просил его совета по более… вернее, менее личным вопросам. До сих пор Хисаши никогда не давал понять, что грядущее… не предопределено. «Если не струсишь»! А если Атсуши не поймет, что настал именно тот момент, когда нельзя трусить? Тогда что? Тогда ничего не случится?.. Саму мысль о том, что именно должно произойти сегодня, Атсуши суеверно от себя гнал. Может быть, он все не так понял. Может быть… он вообще-то много чего давно хочет! Стать богатым и известным. Купить матери новый большой и светлый дом и нанять слуг, чтобы она больше никогда не работала... Да вот хотя бы выучиться наконец заклинанию, дарящему забвение и мирный сон – все-таки кошмары очень сильно его выматывали… Атсуши добавил в реторту с закипающим кофе пару щепоток хорошо зарекомендовавших себя специй и тихо выругался себе под нос, просыпав часть прямо на открытый огонь – руки слегка подрагивали. Он не мог не думать о том, что, возможно, предсказание Хисаши все-таки касается его безнадежного влечения к учителю. Ведь… Он думал, что ему кажется. Что он уже настолько отчаялся в своей влюбленности, что принимает желаемое за действительное. Но в последние дни, даже недели Иссэй вел себя как-то иначе. Нет, он все так же заразительно смеялся, все так же говорил абсолютно смущающие вещи и искренне хвалил, когда у Атсуши что-то хорошо получалось. Но вместе с тем он стал немного грустней и задумчивей. Чуть дольше задерживал ладонь на плече Атсуши после ободряющего пожатия. Чуть пристальней заглядывал в глаза, оказываясь рядом. Чуть больше запрятанной боли было в его привычном восхищении и комплиментах красоте Атсуши. И еще… это могло быть чистой работой воображения, но Атсуши казалось, что в последнее время от Иссэя будто бы веет жаром. Его удивительной формы губы, обычно увлажненные бальзамом и сочные будто ломтики клубники, все чаще выглядели сухими и запекшимися. Его огромные влажные глаза лихорадочно блестели, а высокий чистый лоб то и дело покрывался испариной, будто бы учитель страдал от лихорадки. Но Атсуши тщательно проверил сам и на всякий случай спросил самого Иссэя – и тот утверждал, что совершенно здоров. Не удовлетворившись таким ответом, Атсуши две недели назад даже тайком навесил на учителя следящее за состоянием здоровья заклинание, был вскорости разоблачен, но Иссэй, пожурив его за недостаточно искусную маскировку, снимать заклинание все-таки не стал – он сказал, что ему приятно беспокойство о своем самочувствии. И правда, никаких особо тревожащих сведений заклинание Атсуши не передавало. Колебания температуры были в пределах нормы, а то, что учитель стал немного хуже спать и меньше есть, объяснялось вполне прозаическими причинами: подходил к своей кульминации довольно амбициозный проект, над которым Иссэй работал последние несколько лет. Наверное, все изменения в его поведении были вызваны исключительно этим, но… Атсуши просто очень хотел надеяться. – Что ты творишь, ученик чародея? – раздался голос позади ровно в тот момент, когда он снимал закипевший кофе с огня, и Атсуши вздрогнул, едва не расплескав содержимое реторты. – Утренний кофе, – сказал он, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. Аккуратно поставив реторту на стол, он обернулся, почти встревоженно глядя на хозяина лаборатории: этим утром тот выглядел еще более осунувшимся и парадоксальным образом еще более прекрасным, чем обычно. – Всего лишь кофе… Учитель тонко усмехнулся, качая головой с тщательно уложенными кудрями – даже только поднявшись с постели Иссэй никогда не выглядел растрепанным или помятым. Под его взглядом Атсуши смутился, запахнул халат на груди поплотнее, остро переживая о том, что не причесался с утра. Рядом с учителем всегда хотелось быть лучше, чем есть на самом деле. – Всего лишь кофе, – протянул Иссэй бархатным тоном, таким легким, но опасным будто чересчур остро наточенное лезвие – и не заметишь, как располосуешь себе руки. – Тогда почему я даже в спальне услышал аромат приготовляемого приворотного зелья? Кровь бросилась в лицо, и Атсуши против воли опустил взгляд, чувствуя себя невероятно глупо. Как и каждый раз, когда Иссэй говорил что-то подобное, а он понятия не имел, как отвечать, как реагировать, чтобы не выглядеть беспомощным и жалким или, что еще хуже, дерзким и заносчивым… – Я… не знаю. – Не знаешь? – Иссэй подошел ближе, почти вплотную, от него веяло утягивающим, сладким жаром так, что в голове мутилось. – Вы не давали мне рецепта приворотного зелья, – выдавил Атсуши, тщетно пытаясь взять себя в руки. – И если я… если аромат кофе чем-то и напомнил вам… это случайность. Правда. Иссэй мягко хмыкнул и вдруг положил ладонь ему на обнаженную шею, потянул. Сопротивляться было невозможно, Атсуши покорно склонился, поверхностно дыша и плавясь внутри от этой откровенной близости. Горячее дыханье скользнуло по скуле, Иссэй шепнул ему на ухо, почти касаясь губами кожи: – Я верю тебе. Потому что знаю: одно твое присутствие превращает любое вещество в приворотное зелье. Даже воздух, который касается тебя, становится афродизиаком. Тобой невозможно надышаться, ты – само любовное томление… Влажный рот на секунду коснулся шеи, и Атсуши тихо вскрикнул, впиваясь пальцами в иссеченную кромку столешницы у себя за спиной, пытаясь удержаться на ногах. – Иногда я задаюсь вопросом: а что, если я сам создал тебя, Атсуши? Как вечное воплощение неутоленного желания… Как плод своего истощенного одиночеством воображения… Ведь, будем честны… природа неспособна создать что-то настолько прекрасное и утонченное, как ты. Атсуши до боли прикусил губу в попытке вынырнуть из обволакивающего плена этого жаркого шепота, этой волнующей близости, прогнать дрожь, вызванную таким целомудренным, но при этом невероятно чувственным касанием. – Если это так… – произнес он, с трудом дыша, – то вы – самый одаренный из всех магов всех времен. Насколько я знаю, еще никому не удавалось создать волшебством не запертого в колбе гомункула, а живого человека из плоти и крови… Иссэй отстранился со смешком и наконец-то отпустил его, позволяя выпрямиться. – Я не уверен, что ты состоишь из плоти и крови, как обычный человек, – сказал он почти нежно и снова неуловимо легко провел кончиками пальцев по щеке Атсуши. – Мне кажется, что материал твоего тела – это прохладная влага горного ручья и плотные, нежные лепестки роз. Твои волосы – тяжелый шелк, твои глаза – мириады галактик, а твои губы… Он оборвал сам себя, печально усмехнувшись и качая головой. – Того и гляди, я начну воспевать тебя в стихах, Атсуши. Если ты и вправду мое творение, это будет слишком самовлюбленно даже для меня. А если я ошибаюсь, и тебя создала таким природа… Я не вынесу этого и в конце концов сойду с ума от зависти и попыток ее превзойти. Потому что… если ты создан не мной. Я не имею никакого права на обладание. А, глядя на тебя, столько времени находясь рядом с тобой так близко, смириться с этим совершенно невозможно. Почему-то только в эту секунду до Атсуши дошло. Это уже не было привычным ничего не значащим флиртом. Это было оно – то самое. Признание. Предложение. Приглашение. Сердце забилось так часто, что Атсуши на какое-то время оглох и почти ослеп. Неожиданная вспышка паники сковала его по рукам и ногам. Нужно было как-то реагировать, но страх испортить долгожданный момент не позволял даже вздохнуть. – Ваш кофе… он остывает, – сказал он наконец, с ужасом глядя в пол. Шея еще чувствовала фантомное прикосновение, и все, чего Атсуши хотел сейчас, чтобы Иссэй просто коснулся его еще раз. Просто чтобы взял за руку и увел с собой. Сделал все, чего только пожелает. Но учитель только окинул его долгим взглядом и кивнул, отступая на шаг. – Конечно. Благодарю тебя за твою заботу. Нальешь мне? Я буду в столовой. Атсуши склонил голову и отвернулся к реторте с кофе, искоса наблюдая за медленно идущим к выходу из лаборатории Иссэем. Все шло не так, совсем не так!.. И в тот момент, когда он уже взялся за ручку двери и потянул ее на себя, Атсуши неожиданно для самого себя тихо сказал: – Вы имеете все права. Я принадлежу вам и как ваш ученик, и как ваше создание. Ведь неважно, кто создал мое тело, именно вы вдохнули в него жизнь… – он поколебался, но добавил. – И все желания, которые мне были неизвестны до встречи с вами. И затаил дыхание, чутко прислушиваясь к тишине за спиной. Иссэй какое-то время стоял безмолвно, а потом прерывисто вздохнул. – Пожалуй, я не в настроении для завтрака, – сказал он наконец подрагивающим голосом. – Принеси кофе в спальню, Атсуши. Пожалуйста. Облегчение ударило под дых так, что Атсуши едва не покачнулся, но постарался, чтобы его голос прозвучал ровно: – Хорошо. Одну минуту. Сердце заходилось в груди от страха, предвкушения и неописуемого восторга так, что пришлось приложить серьезные усилия, чтобы не расплескать предназначенный учителю кофе. Когда Атсуши обернулся с подносом в руках, готовый ко всему, что его ждет впереди, Хисаши все так же пристально смотрел на него, не сводя глаз. И, кажется, едва заметно улыбался. И Атсуши улыбнулся ему в ответ. Он не струсил. Не подвел грядущее. И теперь все будет так, как должно.