«Очнулся, задыхаясь от пустоты в груди.»
Мечтатель был убит, своими же мечтами.
***
Теплый персиковый рассвет трогает горизонт, а два по уши влюблённых парня сидят на крыше, где-то с полуночи и разговаривают о том, о сем… Неожиданно Мин включает очередную грустную песню, закрывает глаза и устало ложится на колени младшего, наслаждаясь близостью тёплого тела. Из динамиков доносится: «Без тебя я тону в этом море Улыбаюсь, мне больно, но молчу А-а-а! Без тебя я тону в этом море Улыбаюсь, мне больно, но молчу.» — Хён, — тихо зовёт Пак, гладя мятные волосы парня, — Знаешь… — Знаю, что? — открывает глаза старший, смотря на склонившегося над ним его уже парня. Они живут уже давно вместе. После того, как Пак чуть не отправился в мир иной, то Юнги не оставлял его, он пытался спасти и так бездыханное тело, а у Чимина была последняя надежда, что люди бывают человечны, что он кому-то нравится таким какой он есть, а не таким каким он пытался стать для всех. Для друзей весёлым, общительным и милым лучиком солнца, для родителей покладистый, послушный, что каждый раз пропускал через себя все оскорбления матери и иногда отца, вечно идеальный и точный в движениях для балета, вечно худеющий и вечно ненавидящий самого себя Пак, потерялся. Он тогда, потерял себя. После случившегося родители часто плакали, но ни один не попросил прощения, ни один не хотел признавать, что сломали собственного сына, не признавали, что любят младшего больше, не признавали, что Чимину тоже нужна любовь, что он тоже хочет тепла, а не новую порцию унизительных слов по поводу его фигуры, характера или чего-то еще. Они и правда не хотели расставаться с первым сыном? Или специально, чтобы врачи видели, что родным не наплевать на своего мальчика? Ответа никто из них не дал, но искренности намерений старший Пак не чувствовал, когда мать иногда оставалась на ночь у его койки и держала его руку, отрешенно глядя куда-то в стену, не на сына. Чимин чувствовал только её холод, что её словно заставляют это делать. — Ты должен знать, что ты… — Пак сглатывает ком в горле, ему неловко до сих пор делиться какими-то переживаниями или чувствами, разговоры по душам были его уязвимым местом, ведь из него приходилось буквально вытягивать слова, он краснел и отворачивался от собеседника, чтобы не видеть, наверное, осуждение за его чувства, за его переживания, — Что я благодарен тебе за всё. Юнги коротко усмехается, он улыбается смущающемуся младшему, что закрывает своими маленькими ладошками от стыда, он боится осуждения, что человек, которого подпустил так близко будет осуждать его за чувства. Мин встаёт с его колен, садясь перед ним по-турецки, он аккуратно убирает руки с лица Чимина, что уже заметно покраснело, Пак избегает зрительного контакта со старшим и смотрит куда-то в небо или на зеленую футболку Мина, что практически висела на нём. Юнги держит руки Чимина в своих, массируя их. — Тогда, ты должен знать, что я люблю тебя, — улыбается Мин, смотря за милой реакцией парня, что покрывается румянцем еще больше и отворачивает вовсе голову в сторону, но руки не вырывает. Старший одной рукой мягко берет младшего за подбородок, поворачивая к себе и подаётся вперёд, касаясь пухлых губ, Чимин послушно приоткрывает рот. губы Мина мягкие, нежные и успокаивающие, дарящие надежду Паку, что он нужный, он любимый, он заслуживает любви. Друзья тоже тогда приходили к нему в больница, принося различные фрукты, которые любил Пак. Они часто составляли ему компанию после того, как отходили все свои пары. Чонгук и Тэхён рассказывали ему о событиях в колледже, весёлых моментах и пообещали, что станут более внимательны к его состоянию. — Я же сразу сказал идти домой, Чимин-а! — хмуро говорит Гуки, очищая мандарин от кожуры и ломает его пополам, а потом по дольке кладёт Паку в рот. — Прости, — это всё, что мог сказать парень. — Чимин, больше так не делай, не разрушай себя, — добавляет Тэхён, открывая бутылку воды для больного мальчика, — Мы же любим тебя, всё-таки! Ты нужен нам. — Такого больше повторится, ребят, честно.3: 00 PM
Пак спал, никого не трогал, как его телефон решил устроить дискотеку века, кто-то звонил Чимину в такое время, парень с грохотом приземлился с кровати лицом в пол, запутавшись в одеяле, пытаясь доползти до стола, где лежал поющий на всю громкость злосчастный телефон. Имя звонившего было выведено на экране телефона, как «Юнги-я». Он со злостью передвигает шарик на зелёную кнопку, чтобы поговорить с обнаглевшим парнем, который побеспокоил и вытащил его из царства Морфея. Дело в том, что Юнги не ночевал тогда, дома, потому что Чимин отпустил его к друзьям, потому что доверяет своему парню. — Ещё раз позвонишь в такое время, — агрессивно начинает Пак, — Прокляну, окаянный! — Проклянёшь любимого? — слышен смешок на другом конце провода. — Да, заговор на понос тебе сделаю за такие выходки! Пака нисколько не смущал тот факт, что Юнги назвался его любимым вслух, а может и перед друзьями. Он может смущаться такого контекста только тет-а-тет с собеседником. На самом деле, Чимин и так еле уснул, а теперь его из такой хрупкой нити сна достали и чего-то ждут. — Прости, я думал, что ты не спишь… Вот и решил поговорить, — слышен виноватый голос Юнги, на другом конце. Пак вздыхает, садясь на кровати. — Тебе не спиться в доме друзей? — тихо спрашивает младший, смотря куда-то в пол на свои ноги. — Да, Минни, — вздыхает Юнги, — я хотел услышать тебя, чтобы успокоиться и знать, что ты в порядке. — На самом деле, мне тоже не спится, я еле как уснул, — тихо говорит Чимин, — но я очень рад услышать твой голос, он успокаивает, знаешь? Пак слышит тихий смешок, он ложится на кровать, свесив ноги и смотрит в потолок. — Почему сам не позвонил, если не мог уснуть? — Не хотел навязываться и думал, что ты спишь, Юнги-я, — виновато отвечает младший, — да и ты должен проводить время с друзьями, а я не хотел тебе мешать, ведь ты не должен всё своё время уделять мне. — Ангел, ты не навязываешься, если тебе нужно это, то не стесняйся пожалуйста, ты мне бы никак не помешал, друзья поймут меня и оставят немного наедине с тобой, знай это и больше не страдай. 25.07.2012г. Танцевальная практика идёт, ученики выдыхаются. Три часа без перерыва, они отрабатывают новую хореографию, чтобы улучшить свои навыки. — Последний раз и десять кругов по залу, давайте! — кричит педагог, строго смотря на ребят. Повтор, десять кругов. Ученики бегут, задыхаясь. Кто-то стойко держится, а кто-то бежит еле-еле. Пак Чимин останавливается на восьмом круге, держась за сердце и пытаясь вдохнуть немного воздуха, что оказывается безуспешным. Он хочет продолжить бежать, но задыхается еще сильнее, сердце колотит в грудной клетке, ему больно. Через несколько минут усилий, к нему подбегает обеспокоенный тренер. — Что случилось? Ты в порядке? — В-воздух. — Воздуха не хватает? Парень кивает, держа руку на груди, делая массаж грудной клетки, будто это облегчит ситуацию. Тренер ведёт его к двери, где находится раздевалка, говорит посидеть и отдохнуть, пока остальные не закончили бег, а если будет хуже, то нужно будет сходить к медику. В раздевалке осталась дежурная, как всегда. На всякий случай. В основном, дежурными были танцоры, которые были не в состоянии заниматься в тот или иной день, но тогда они учили хореографию намного дольше, чем остальные и не получали главные роли в танцах, они всегда были, где-то позади в массовке. — Что случилось, Пак? — подхватывает, задыхающегося парня дежурная Мин Куен. — Посиди с ним, пока тренировка не закончилась, — просит тренер, быстро удаляясь. Мин усаживает парня на скамью, обеспокоенно глядя на так называемого коллегу и соперника в танцах. Пак одет в тёплый костюм, состоящий из толстовки и штанов. — Чимин, — обращается девушка, — я же могу тебя так звать, да? Тебе воды дать? Ответа не следует, Пак будто не видит её, пытаясь восстановить дыхание. Он с усилием делает кивок, Куен протягивает ему открытую бутылку воды. Выпив немного воды, стало легче. — Чимин, сними толстовку, жарко же! В тридцать закутался, конечно, станет плохо, — просит Мин. Пак молча повинуется, снимая тёплую толстовку и оставаясь в мокрой футболке от пота. — Ты бы еще шубу надел и пошел бы на тренировку! — Я в порядке, всё хорошо… — отвечает Чимин, продолжая делать массаж грудной клетки, — можешь дать таблетки? Они у меня в сумке. — Что? Зачем? — Успокоительные, без них дыхание не выровняется. Мин послушно вытаскивает из сумки парня таблетки, замечая какие-то полоски на руках Пак. — Пак, а зачем ты режешься? Парень замирает в ступоре, не зная ответа на её вопрос. Очередные пары проходят без энтузиазма, ученики уже практически спят на паре, дожидаясь долгожданный звонок, чтобы свалить наконец-то в столовую, чтобы не слышать эти нудные лекции. Чимин старается быть прилежным студентом и поэтому записывает всё, что говорит преподаватель, вникая в слова, а рядом лежит на парте Тэхён, которому явно плевать на учёбу и поэтому он решил поспать на парте. После звонка все направляются в коридор, заполняя колледж шумом и смехом. Пак тихо будит Кима, а Чонгук, что сидел сзади поправляет свою черную оверсайз рубашку, улыбаясь и стоит около парты друзей, что еще не подняли свои задницы. — Тэхён, как я выгляжу? — красуется Чон, устремляя взгляд на взлохмаченного Кима, который пытается сфокусироваться на одной точке и вновь войти в реальный мир после сна. — Я, конечно, не Тэхён, но выглядишь ты прекрасно, — тихо говорит Пак, робко улыбаясь и смотря на друга, который в ответ смотрит на него в недоумении. — Эм, да, спасибо… Но, Тэхён-а, — пытается достучаться до парня Гук. — Я тоже существую, да… — еще тише добавляет Пак, собирая тетради в свой шоппер. Чимин давно начал замечать, что его в группе словно не существует. К нему могут подойти и спросить, что-то только, если Чон или Ким рядом с ним, а так он словно тень для всех. Не существующий человек. Ни для одногруппников, ни для учителей, которые иногда забывают о его присутствии и не спрашивают его, хоть тот и готов ответить. Поэтому Пак начал отдаляться от всех, он надевал наушники и обычно гулял по коридору. Но обычно друзья тащили его в столовую. Карамельный латте в стакане парня, крошки от шоколадного печенья, которое ел Гуки, мягкий свитер, который ему отдал Юнги. Пак ничего не ест, лишь попивает свой кофе. В то время, как Тэхён и Чонгук едят уже вторые порции рамёна, не переставая боготворить это блюдо. Тэхён: «Ребят, я ногу сломал!»Чимин: «Кому?»
Чонгук: «Ну всё, теперь точно ножки не ворк.» Улыбается на сообщение Чона, оно его забавляло, а позже ему пришло сообщение с номера его матери, он не хочет читать, что-то написанное ей, но решает, что ничего такого в этом быть не должно, так ведь? Мамочка: «Я приходила сегодня в твой колледж и застала тебя в столовой. Тебя так разнесло! Ужас просто, Чимин. Позор семьи, мне жаль того с кем ты сейчас живёшь, он каждый день видит жирную свинью, которая не может перестать жрать. А в больнице ты был такой худенький, такой милый, там бы и затискала тебя. Такого беззащитного котёнка, а что сейчас? Снова жиробас.» Почему он не может просто закрыть чат с этой женщиной? Почему её слова причиняют ему такую сильную боль? Он всё еще надеется на её любовь, надеется, что мама полюбит его, он хочет материнской любви, а если он похудеет снова до костей, то полюбит ли его Юнги еще больше? Первый раз за неделю лезет в ванную, полную уже остывшей воды, в надежде привести себя в чувства. Единственное, что он чувствует: отвращение и что-то странное, Пак противно от самого себя, от этой воды, от этих стен, от этой музыки в кое-как работающих наушниках, от осознания того, что его жизнь повисла. Становится настолько тошно, что челюсть сводит. Собравшись с мыслями все же начинает жалостно водить мочалкой по телу, раздирая кожу, загрязняя воду. Смывает с себя свои мысли. Свои тупые мысли, которые ему не дают покоя. Он снова проходит те круги ада, голода и неприятия себя. Он скрывается от Юнги каждый раз, как тот зовёт его покушать с ним, всегда находит отговорки. Младший перестаёт есть с Мином, говоря, что поел до него или поест позже, ведь не голоден. В столовой колледжа он то и дело пьёт кофе без сахара. Он перестал спать, сваливая всё на учебу. От рпп, как казалось бы легко не отделаться. Как только у Юнги получается хотя бы немного накормить его, Чимин сдерживает рвотный позыв, пытается быть спокойным несмотря на то, что он хочет наглотаться слабительными, чтобы вновь не набрать вес. Он чувствует вину после съеденного. Он хочет, чтобы мама и Мин любили его, он правда считает, что если похудеет до костей, то Юнги полюбит его еще больше и мама наконец, подарит ему хоть немного тепла. Как же он был не прав, с каждым днём он просто всё больше терял и убивал себя. Он начал ненавидеть своё тело всё больше, кофе становилось в его жизни еще больше, ведь притупляло чувство голода, но сильно действовало на его и так слабое сердце. Снова черные круги под глазами, запах ацетона не мог перекрыть даже парфюм, осунувшееся лицо, что казалось всё еще слишком толстым. Эти изменения заметил Юнги сразу и пытался с ним поговорить, но младший упорно избегал его. Друзья, которых Мин попросил, тоже пытались узнать, в чем дело такой перемены.«Нельзя спасти того, кто не хочет спасаться.»
Чимин сидел на кровати в общей спальне с Юнги, увлеченно читая какую-то книгу о романтике. Юнги тихо заходит в комнату предварительно закрыв дверь на замок. Он должен добиться разговора со своим мальчиком и он не сможет сбежать. Уж точно не в этот раз. — Ангел, — зовёт Юнги, обращая внимание на себя, Пак убирает книгу на тумбу и смотрит вопросительно на старшего, — Что с тобой происходит в последнее время? — Ты о чем? Я в порядке, — Пак поднимается с кровати, но неудачно, потому что голова кружится, а в глазах темнеет, но он не подаёт вида и ближе подходит к старшему, — Хён, что-то не так? — Это ты должен мне сказать, что не так, Пак Чимин, — хмурится Юнги, — Почему ты перестал есть? — Что? Я ем. — Ты не ешь со мной, избегаешь меня, в столовой ты пьёшь только кофе без сахара. Мы так долго выбирались с тобой из этого состояния, но вновь приходим к началу. Чимин недоуменно смотрит на Мина, он понимает, что все усилия человека, что спас его, не оставил подыхать на улице, когда он грохнулся в обморок, приходил каждый день пока тот не поправился, приносил его любимые цветы, ставя в вазу, чтобы он мог насладиться приятным ароматом сирени, а Чимин по сути, просто растоптал его усилия спасти его, и это благодарность за всё? — Чимин, ты стал беспокойно спать, ты часто начал употреблять кофе, а ты знаешь, что для твоего слабого сердца такое количество пить нельзя. Ты снова убиваешь себя, снова занимаешься в танцевальном зале до обмороков. Я понимаю, что ты бы рано или поздно снова бы мог вернуться в такое состояние, но я хотя бы думал, что ты поделишься со мной, что мы сможем не допустить этого. Мы, Чимин, или ты забыл, что больше не один? — Я… Прости, Юнги-я, я не справился, — смотрит в пол, он не может смотреть на старшего, он виноват перед ним и очень сильно. — В чем дело, Чимин? — Юнги сдерживает себя, чтобы не схватить младшего за плечи и вытрясти из него все плохие мысли, что снова привели его к такому исходу событий. — Мне страшно. Страшно, что я могу тебя потерять, — Чимин через силу выдавливает из себя каждое слово. — Как ты можешь меня потерять? — глухо спрашивает старший. Чимин сглатывает, пытаясь поднять глаза на Мина, но вновь опускает, стоит и не может пошевелиться, пытаясь сформулировать свою мысль. — Недавно мне писала моя мама, — начинает он, а Мин сразу понимает из-за чего Пак снова в этом состоянии, — она видела, приходила в колледж и написала мне много всего… И я подумал, что будет хорошо снова немного, совсем немного похудеть, думал, что тебе таким понравлюсь еще больше и хранил надежду, что мама сможет полюбить меня… Но кажется, я ошибся. Я хотел немного и потерял тормоза. — Ангел, я написал песню и она посвящена тебе, прочти, — говорит Юнги, протягивая лист А4 с текстом песни, которую наверняка он потом будет исполнять, играя на гитаре.«Пожалуйста, живи Что-то пошло не так Но я не помню где и почему Скрываюсь в своей маленькой комнате Слышу чей-то шёпот Тьма стала моим другом Мои руки сложены в мольбе Чувствую странно в этой кровавой ночи Кто-нибудь, пожалуйста, спасите меня Спрятаться в лунном свете Да, чудес не бывает Но я просто хочу Спрятаться в лунном свете Пусть это станет личным В начале утра, когда я не могу спать Я блуждаю в кошмаре, но глаза открыты Говоришь, чудес не бывает Но одно слово может быть чудом Ты — моя судьба Не могу объяснить это словами Ты — спасение, спас меня от усталости»
Это буквально мольба о том, чтобы Пак не совершил ту ошибку вновь. — Но, когда ты…? — Чимин. Я люблю тебя. Люблю твое тело каким бы оно ни было. Мне нравится в тебе абсолютно все. Когда ты в прошлый раз занимался этим самобичеванием и чуть не сдох у меня на руках, — сглатывает Юнги, — Ты пообещал, что этого больше никогда не повторится. Что ты будешь любить себя и заботиться о себе. Пожалуйста, помни об этом, ангел. Юнги решительно подходит к Чимину, сокращая расстояние между ними. Он окольцовывает тонкую талию Пака крепче прижимая его к себе. Гладит по спине, массирует его шею. Целует приятно пахнущие кондиционером с ароматом сирени волосы и зарывается в них носом, пользуясь тем, что младший ниже него. — Я люблю тебя, ангел, слышишь? — повторяет Мин. Пак цепляется за его футболку на груди, утыкаясь в шею старшего тихо начинает плакать. Мин гладит его по спине, успокаивая, а потом отстраняет его немного, чтобы видеть лицо младшего. Юнги подаётся вперёд, целуя Пака, Чимин обвивает руки вокруг его шеи. Юнги мягко и успокаивающе гладит младшего по спине и волосам. Мин давит на Чимина, наваливаясь на него своим весом, ведя к мягкой кровати, и после короткого сопротивления Пак позволяет уложить себя на лопатки. Смотрит на старшего снизу вверх, когда тот укладывается рядом с ним, обнимая. — Я тоже люблю тебя, Юнги-я.