Нарушить три тысячи первое правило

— Отпусти! — Прервал действия Цзян Чэна пропитанный холодом и болью голос Лань Ванцзи. Он успел отвести Вэй Усяня лишь на пару метров прежде, чем воздух пронзила фиолетовая молния Цзыдяня, которую тут же встретил Бичэнь, отразив коварный удар. Ноги Вэй Усяня в мгновение потяжелели, а перед глазами все поплыло – будто в непроглядном тумане. Он терял сознание и уже не понимал, что происходит: отчего вдруг мир погрузился в кромешную тьму. В этот момент его подхватил Лань Ванцзи: он поймал его сразу, стоило тому едва пошатнуться; а потом бережно, словно притрагиваясь к самому большому сокровищу, прислонил его к своему плечу, не выпуская из руки меч. Вэй Усянь моментально оказался словно под защитным куполом – в крепких руках Лань Ванцзи и едва ли не укрытый его белыми одеяниями. Та сцена, когда Цзян Чэн узнаёт правду о золотом ядре, была наполнена особыми эмоциями. Ван Ибо, от природы не обладающий излишней впечатлительностью и сентиментальностью, кажется, впервые в жизни по-настоящему расчувствовался. Сидя на одном колене на пирсе Пристани Лотоса, он прижимал к себе Сяо Чжаня, смутно следя за действиями Юй Биня и Ван Чжо Чэна. Он слышал их речь много раз на репетиции, но тогда это все казалось простой игрой. А что же сейчас? Сейчас Ван Ибо пытался спрятать Сяо Чжаня в своих объятиях и едва не задыхался от внезапно нахлынувших чувств. — Он распечатался? — Раздался ошеломленный голос Цзян Чэна, в тот момент, когда ему подчинился Суйбянь, и он извлек меч из ножен. — Он принял вас за господина Вэя. Ван Ибо сглотнул вдруг сделавшейся вязкой слюну, чувствуя, как защипало в глазах. Живую боль не унять никакими правилами актерской игры: Сяо Чжань так натурально изображал потерю чувств, что Ван Ибо и сам в это поверил, и лишь ждал, когда тот очнется, откроет глаза и непременно скажет что-то задорное. Но Сяо Чжань не приходил в себя, и это заставляло нервничать. Конечно, он отдавал себе отчет в том, что происходит, но обмануть собственные глаза было сложно – ведь сейчас он видел чуть ли не бездыханного Сяо Чжаня. Поэтому на этом игра для Ван Ибо закончилась, и в тот же миг по его щеке скатилась настоящая слеза. Он тут же заметил, как на него направили камеру – ведь такую актерскую игру обычно называют «выше всяких похвал». Но в этих слезах был он сам; настоящий и не ведомый сюжетом. Это была реакция не прописанная в сценарии, не обговоренная с режиссером – ведь все давно поняли, что такого хладнокровного парня едва ли можно попросить публично расчувствоваться. А сейчас режиссер откинулся на спинку кресла, и бесшумно всплеснул руками, наверняка, думая, что добился своего и донес до Ван Ибо понимание образа Лань Ванзци. Вот только они давно стали единым целым – Ван Ибо и Лань Ванзци. Это произошло с самого того момента, как в их жизни появился тот самый «Вэй Усянь», которого к себе с таким трепетом притянул сейчас Ван Ибо. — Стоп, снято! Эти слова прозвучали подобно грому при сухой грозе. Сяо Чжань мгновенно очнулся: открыл глаза, протяжно выдохнул и встряхнул головой, постепенно выходя из образа. Он поднял взгляд на Ван Ибо, который все еще был рядом, не отодвинувшись ни на сантиметр, и несколько секунд смотрел тому в глаза. Ван Ибо медленно сглотнул, не в силах разжать руки, боясь даже помыслить о том, чтобы отпустить сейчас Сяо Чжаня: ведь здесь, в его почти что объятиях было так уютно. Ведь так? — Сцена отснята, можете подниматься. — Раздался вновь радостный голос режиссера. — Вы только посмотрите, какая идеальная картинка. Ван Ибо, ты такой молодец! Все-таки решил учесть мои рекомендации и выдавил из себя слезы. — Но я… — Начал было Ибо, но тут же оборвал себя на полуслове, в мгновение опомнившись. — Но ты? — Прошептал Сяо Чжань, пытливо вглядываясь в стремительно краснеющее лицо напротив. Обычно Ван Ибо не проявлял особых эмоций, и такая внезапная палитра чувств на холодном, как правило, лице повергла его в шок. — Просто Чжань-гэ слишком правдоподобно умирает. — Честно признался он тихим голосом, а Сяо Чжань изумлённо приподнял брови. — Вы скоро? Быстрее идите смотреть! На этот раз Сяо Чжань не посмел игнорировать слова режиссера. Он спешно поднялся, отряхнул успевшую запылиться ханьфу, а потом схватил все еще непривычно растерянного Ибо за руку повел за собой. — Пойдем-пойдем, ты молодец. — Проговорил он ободряюще, и кинул на него еще один взгляд, демонстрируя обаятельную улыбку. Ван Ибо почувствовал, как у него в груди снова разрывается сердце. Он уже давно был влюблен в Сяо Чжаня, а съемка в одной дораме окончательно усугубила ситуацию. Он и представить не мог, что всего за пару месяцев окончательно запечатает себя в плену чувств – совсем как Суйбянь, который не желал выходить из ножен под чужой рукой. Кадр получился, действительно, замечательным, вот только на душе у Ван Ибо было теперь паршиво: одновременно хотелось, чтобы Сяо Чжань узнал о том, что тот «самый кадр» не был выполнен под влиянием чьего-то совета, но при этом не хотелось явно раскрывать карты. Как вообще следует поступить, если влюбился в своего коллегу по фильму – в мужчину, с которым вы играете хорошо зацензуренный роман? Ибо понятия не имел, как перевернуть обратно свою вселенную, которую с недавних пор поставили вверх тормашками. Сяо Чжань между тем внимательно наблюдал за все той же редкой картиной – эмоциями на лице Ван Ибо, с которыми все никак не мог совладать их хозяин. Он поглядывал на экран, поддерживал диалог с режиссером и мягко скользил взглядом по уж слишком напряженным желвакам, которые появлялись каждый раз, когда Ван Ибо чересчур сильно сжимал зубы. Засмотревшись на него, Сяо Чжань вдруг понял, что жалеет о том, что сцена была уже отснята ведь он был не прочь вновь вернуться к ней, вернуться в сильные руки «Лань Ванцзи», вновь изобразить томное падение, а потом открыть глаза и… Сяо Чжань помотал головой, отгоняя от себя странные мысли, которые уже стали до абсурда привычными. — Хорошо, завтра отснимем сцену в лодке, а пока можете отдыхать. — Сказал режиссер, взмахивая рукой в жесте призыва к окончанию работы. — Эх, я бы отснял этот момент сейчас, пока вы настроены играть. Как не вовремя у Юй Биня разболелся живот. Сяо Чжань и Ван Ибо оба в мыслях согласились с ним, не произнося при этом ни слова. Да и что тут скажешь? Ван Ибо нервно сглотнул, а потом вновь «случайно» взглянул на Сяо Чжаня, и тут их взгляды снова встретились. Мгновение и младший уже отвел глаза в сторону, а Сяо Чжань непроизвольно задержал дыхание, вдруг понимая, что это можно считать долгожданным «красноречивым диалогом». — Я пойду, спасибо за работу. Хорошего всем вечера, — спешно проговорил Ван Ибо, прощаясь со стаффом, прежде чем направиться в свою комнату. Той ночью Сяо Чжань долго не мог уснуть: ему мерещился тонкий аромат сандала – запах «Лань Ванцзи», который так подходил Ван Ибо, а перед глазами стоял тот самый момент, когда по его щеке пробежала горькая слеза. И с каких это пор Сяо Чжаня начали волновать мужские слезы, да еще так сильно? Неужели, с тех самых пор, как он встретил Ван Ибо? В три часа утра он включил лампу на прикроватной тумбочке, сделал несколько глотков воды, из предусмотрительно оставленной рядом с кроватью бутылки, и взял в руки сценарий. От тусклого света тут же заболели глаза, которые и без того не были слишком выносливыми, но все-таки Сяо Чжань хотел еще раз пробежаться по тексту сценария и вновь отыскать в нем сцены с Ван Ибо, которые предстояли завтра. Он не помнил, когда последний раз так сильно ждал съемочного дня; когда еще так жаждал увидеть своего партнера по съемкам. Кажется, никогда, потому что… «Потому что раньше я ни в кого не влюблялся на съемочной площадке». Не одному Сяо Чжаню той ночью не спалось: Ван Ибо успел несколько раз перелечь с бока на бок, примеряя подушку к каждому уголку кровати, но все было тщетно – сон отказывался посещать столь взбудораженную мыслями голову Ван Ибо. Тогда он открыл глаза и попытался зацепиться взглядом хоть за какой-то объект в комнате, но из-за кромешной тьмы ничего было не разглядеть. Полежав так некоторое время, он включил свет и тоже вынул из тумбочки сценарий – он лежал в ящике и прикрывал собой оригинальную новеллу. Ван Ибо нахмурился, поглядывая на книгу, и недолго думая, достал ее тоже, от скуки решив сравнить оба варианта той сцены в лодке, что предстояла им завтра. «Лань Ванзци опустил веки, светлыми, словно хрусталь, глазами посмотрел на Вэй Усяня и протянул руку. Он едва заметно коснулся его щеки кончиками пальцев». Ван Ибо был готов взвыть от того, как сильно он хотел коснуться Сяо Чжаня: полноправно, а не украдкой, взять того за руку, сплести пальцы, посмотреть тому в глаза и не прерывать взгляд так долго, как только возможно. Он принялся листать книгу дальше, смутно понимая, что затея эта была, откровенно говоря, опасная, но эта мысль зазвенела в голове уже после того, как пытливые глаза нашли давно прочитанные откровенные сцены, которые раньше если и могли взбудоражить, то не так сильно как сейчас. «Сычжуй-эр, я сбежал с вашим Ханьгуан-цзюнем, чтобы пожениться». Ван Ибо скользил глазами по аккуратно отпечатанным иероглифам, испытывая при этом странное чувство предвкушения. Он уже читал новеллу раньше до начала съемок, но погрузившись в киношную версию романа, более не возвращался к деталям оригинальной работы. Кроме того, при первом прочтении он не представлял книжного Вэй Усяня как Сяо Чжаня, но теперь это был для него один человек. «Вэй Усянь опустился на колени между ног Лань Ванцзи и начал осыпать его поцелуями, начиная со лба». Ибо понял, что зря открыл книгу в самом конце, но было уже поздно. «Вэй Усянь отпихнул его руку и начал медленно двигаться…» «Кончик его языка горел ярко-алым…» «Привычная бесстрастность и невозмутимость заклинателя, который более всех остальных преуспел в обуздании своих желаний, теперь разбилась вдребезги». Так же, как разбился последний оплот здравого смысла у Ван Ибо. Он на пару секунд прикрыл глаза, а потом повернулся лицом в подушку, прерывисто выдыхая. Перед глазами у него стоял сейчас вовсе не мультяшный образ Вэй Усяня. Обладая хорошей фантазией он с легкостью представил, как все те самые сладкие манипуляции выполняет Сяо Чжань, и ему тут же стало жарко, а низ живота скрутило такое знакомое каждому мужчине томление. — Боже, только этого мне не хватало… — Прошептал еле слышно Ван Ибо, тщетно пытаясь утихомирить свои разбушевавшиеся мысли, но остановить их было уже невозможно. «Не в силах контролировать дрожь по телу, Вэй Усянь прижался к Лань Ванцзи…» «Тебе хорошо? Внутри меня». Дочитав до этого момента, и представив, как подобные слова неловко срываются с языка Сяо Чжаня, Ван Ибо откинул книгу, а потом… подумав всего пару секунд, запустил руку под одеяло, отчаянно застонав в подушку. На следующее утро Ван Ибо был более дерганным, чем обычно. Осознание того, что он окончательно сходит с ума, никак не давало сосредоточиться. Да и как это вообще можно было сделать, когда… — Ван Ибо-о-о! Я соскучился, — помахал ему флейтой Сяо Чжань, уже облаченный в костюм Вэй Усяня. Старший находился в необычайно приподнятом настроении, отчего Ван Ибо на секунду опешил. — Почему ты такой грустный? — Спросил Сяо Чжань, наигранно надувая губы, когда тот подошел к нему ближе. Смотря на этот театр одного актера, Ван Ибо уже не в первый раз задался вопросом: кто же из них, черт возьми, старше? Но вспомнив, чем он занимался накануне ночью, и тут же придя к выводу, что он совершенно не умеет контролировать свои чувства, решил, что этот вопрос следует превратить в риторический. — Просто не выспался, — неохотно отозвался Ибо, отчего-то чувствуя неловкость просто находясь рядом с Сяо Чжанем. Пусть тот и не знал, что вчера происходило в другой спальне, Ибо все равно чувствовал себя виноватым: будто бы он непреднамеренно предал их хорошие дружеские взаимоотношения. — Тогда нужно выпить кофе, — со знающим видом покачал головой Сяо Чжань и добавил, — пойдем на кухню, шицзе как раз отправилась туда, и если мы хорошо попросим, она сварит кофе и на нас тоже. Непринужденность Сяо Чжаня скоро расслабила Ван Ибо, который сегодня был особенно скован и напряжен. Но это эфемерное спокойствие исчезло, как только настало время съемок. Оказавшись в лодке, Ван Ибо вновь почувствовал то самое волнение, которое нахлынуло на него и вчера: Сяо Чжань опустился рядом с ним, а в его слегка прищуренных, улыбающихся глазах плясали чертики. И было непонятно, то ли он сейчас переживает эмоции Вэй Усяня, то ли ему самому захотелось попроказничать. — Я прилягу на тебя? — Будто бы между делом спросил Сяо Чжань, и не дождавшись ответа, опустил голову на колено Ван Ибо. — Какой ты теплый. Тебе не жарко во всей этой одежде? Мне сегодня почему-то особенно жарко. Ибо действительно было жарко, ему казалось, что его буквально ошпарили кипятком, как только к нему придвинулся Сяо Чжань. Ибо старался успокоиться, но стоило ему втянуть в себя воздух чуть глубже, как ноздрей коснулся приятный запах лотоса и лаванды. Он сжал пальцы в кулак, царапая короткими ногтями тыльную сторону ладони, чтобы хоть немного отвлечься. Ведь клокочущее в груди сердце, казалось, билось уже до такой степени громко, что оглушало не только его самого, но и Сяо Чжаня, и всю съемочную группу. — Вы, парни, должны быть еще ближе! — Скомандовал режиссер, и подойдя к ним, указал Сяо Чжаню, как лучше ему лечь, чтобы уж наверняка «передать степень близких чувств между героями». Ван Ибо мысленно добавил, прикусывая щеку изнутри: «и окончательно свести меня с ума». — Вот так? Ибо, тебе удобно? — Спросил Сяо Чжань, устраиваясь у него на коленях. — Очень, — голос Ван Ибо прозвучал сейчас на несколько тонов ниже, и старший непроизвольно повернулся, чтобы взглянуть на него. В таком положении Сяо Чжань до такой степени близко оказался рядом с пахом Ван Ибо, что тому оставалось только кусать губы и, взмолившись всем существующим и несуществующим богам, надеяться, что его подсознание не до такой степени мстительное, чтобы подкинуть сейчас ему пару тех сцен, что он успел себе навоображать вчера. «… упавшие с плеч мелкие пряди волос вкупе с прерывистым дыханием коснулись того самого, опасного места». Ибо готов был отвесить себе пощечину, но лишь сильнее стиснул зубы. И почему именно сейчас ему нужно было вспомнить все это? И не только вспомнить… В его голове все еще яркими воспоминаниями оставалась вчерашняя бесстыжая фантазия, в которой Сяо Чжань оставлял на его теле пылкие поцелуи: сначала на ключицах, а потом начал спускаться своими теплыми влажными губами все ниже и ниже. Дразня и распаляя, он вскоре добрался до резинки нижнего белья, после чего, пытливо смотря в глаза, приспустил мешающую ткань, мягко касаясь кончиком языка той самой чувствительной складки в паховой области прежде чем опустить ресницы и… А дальше Ван Ибо понял, что дело плохо: столь яркая картинка, столь явная близость Сяо Чжаня сейчас не оставляли и камня в фундаменте его самообладания. Волнение и не реализованная страсть мгновенно спустились в низ живота, скручивая так сильно, что оставалось только стиснуть зубы. Благодаря свободным одеяниям, внезапное возбуждение было легко скрыть, но при такой близости, выйти сухим из воды не представлялось возможным. Впрочем… если бы Сяо Чжань не был до такой степени тактильным, и не чувствовал бы себя так вольготно на коленях Ван Ибо, не пододвинулся бы к нему еще ближе… хотя кому были уже нужны эти «если бы не»? Будто бы специально Сяо Чжань завел руку, опираясь на бедро Ван Ибо, и пододвинулся еще ближе, подтягиваясь теперь уже чуть ли не до груди своего диди. — Ой… — Вдруг ахнул он, и Ван Ибо понял, что пропал. При таком положении совершенно невозможно было не прочувствовать, что он успел возбудиться. Но он все еще надеялся на какое-то чудо, которое бы отвело от него этот позор. Однако фортуна сегодня ему не благоволила. — Какой ты чувствительный, диди… — Прошептал Сяо Чжань, прикрывая ладонями лицо, чтобы скрыть смущение, мгновенно опалившее скулы. Ван Ибо хотел провалиться сквозь землю; упасть со скалы и сделать еще тысячу разных актов жертвоприношения с собой в главной роли, лишь бы от него сейчас ничего не осталось. В горле тут же пересохло, на языке крутились не то слова извинения, не то оправдания. — Я… это… Но эту внезапную агонию прервала команда режиссера: — Начали! Лицо Ван Ибо тут же сделалось каменным. За последние мгновения он успел себя несколько раз похоронить, и понять, что, кажется, наступила чуть ли не последняя возможность, когда он легально может еще раз прикоснуться к Сяо Чжаню. Ведь после этой ситуации, он, непременно, станет ему противен. Удивительно, как много эмоций одновременно терзали душу Ван Ибо, но ни одна из них сейчас не проскользнула на его лице. Бережно прижимая к себе Вэй Усяня, Лань Ванцзи слушал историю о золотом ядре, в подробностях рассказанную Вэнь Нином. — Это очень больно… когда вырезают ядро? Ван Ибо потерял ощущение реальности: боль, стыд и нежность к Сяо Чжаню заполонили все его сознание. Он уже не различал, где кончалась игра и начиналась реальность, но слушая то, какие страдания испытал на себе «Вэй Усянь», Ван Ибо только крепче обхватил его за плечи, не желая отпускать из своих объятий в водоворот опасностей всего остального мира. Забрать и спрятать — вот все, чего он так хотел. «Вэй Усянь» уже пришел в себя и, держась за голову, медленно отстранился от Ван Ибо, а он в свою очередь никак не мог оторвать от него взгляда, нежно проводя ладонью по руке – от плеча к локтю, изо всех сил пытаясь впитать, одно из последних чувственных прикосновений, ведь впереди оставалось не так много серий. — Стоп, снято! Эти слова для Ван Ибо прозвучали зловещим эхом; в них не хотелось верить. Та самая потерянная ненадолго реальность порывом внезапного вихря настигла его, больно ударив в затылок. Он потряс головой, приходя в себя: его жизнь, которую будто бы ненадолго поставили на паузу, вновь закрутилась водоворотом. С этим пришло осознание минувшего стыда и суетливые мысли о том, как все объяснить Сяо Чжаню. Но никакого решения в голову не шло, поэтому когда режиссер по традиции позвал всех посмотреть отснятые дубли, Ибо бесшумно, не привлекая внимания, удалился в комнату для отдыха, расположенную в небольшом домике рядом с местом съемок. Фантазия давно затихла, и он успел успокоиться, вот только теперь вовсю разбушевался внутренний инквизитор, который уж больно убедительно твердил: «Как можно было так оплошать перед Сяо Чжанем? Он наверняка подумает, что ты сошел с ума: стоило ему сесть поближе, как у тебя сразу встал». «Думаешь, он будет уважать тебя после этого?» «Скорее спишет все на бурную реакцию не отпустившей юности». «Извращенец». Ван Ибо хотелось удавиться. Он опустился на стул и, в отчаянии закрыв ладонями лицо, согнулся пополам. Но не прошло и трех минут, как в комнату осторожно постучали, словно боялись помешать тишине, полностью захватившей пространство. Ван Ибо тут же поднял голову, смотря на дверь с легкой паникой, ведь он догадывался, кто мог сейчас его побеспокоить, и интуиция его не обманула. — Бо-бо, ты что тут делаешь совсем один? — Как ни в чем не бывало раздался приподнятый голос Сяо Чжаня, от которого Ван Ибо сейчас вздрогнул. И его реакция не укрылась от столь внимательного взгляда старшего. — Хей, я серьезно, почему ты ушел? Сяо Чжань поставил стул напротив и, ловко оседлав его, уселся задом наперед, опираясь подбородком о спинку. Он протянул руку и коснулся плеча Ван Ибо, несильно тормоша и призывая к диалогу, от которого тот так хотел улизнуть. — Или мне тоже следует тебя напоить, чтобы ты заговорил со мной? Сяо Чжань улыбался и, кажется, совсем не думал относиться теперь к Ибо как-то иначе, но такая навязчивая «поддержка» только усугубляла чувство стыда. — Спаивать меня точно не надо, — буркнул Ибо, на секунду задерживая взгляд на пальцах Сяо Чжаня, которыми тот постукивал по его плечу. — А то, что? — Голос старшего вдруг сделался тише обычного. — Расскажешь мне слишком много того, что я знать не должен? — Чжань-гэ! Ибо вспыхнул, чувствуя себя жертвой хорошо продуманной манипуляции, а Сяо Чжань растроганно усмехнулся в кулак. — Прекрати так смущаться, все в порядке, я все понимаю. Шесть лет назад я тоже представлял из себя сплошную гормональную катастрофу, и едва ли мог справиться со своим телом. Ван Ибо так резко поднялся со стула, что предмет мебели свалился на пол, не выдержав с собой такого обращения. — Ничего подобного! — Рассерженно воскликнул Ван Ибо, и хотел было направиться к выходу, но тут его схватили за руку, не давая сбежать от разговора. — В самом деле? — В голосе Сяо Чжаня в момент пропал намек на кокетство вместе с попытками «еще немного подшутить». Ван Ибо встретился со взглядом своего гэгэ и понял, как снова летит в бездну, где все опасения звучат совсем не убедительно, а мир сужается только до них двоих. — Чжань-гэ… Ибо не думал о последствиях, ведь почему-то сейчас его сердце наполнилось ничем не подкрепленной уверенностью, а в кровь ударил внезапный выброс адреналина: совсем как, когда он садился на мотоцикл и резво стартовал, начиная гонку. Он поймал то самое ощущение, когда «либо сейчас, либо никогда», и окончательно сжигая все воздушные замки выпалил: — Просто Чжань-гэ правда мне очень сильно нравится. Эта фраза будто пронзила пространство, земля вокруг них словно провалилась, и они остались стоять друг напротив друга на маленьком отрезке жизни, который очертил поток бурлящей лавы. Сяо Чжань замер, шокировано моргая, и пытаясь собраться с мыслями. Но чем дольше он молчал, тем быстрее Ван Ибо настигало то самое отвратительное осознание, что теперь уже точно «хуже некуда». — Ты правда в этом уверен? Роль не затуманила тебе восприятие меня и реальности? Ван Ибо почувствовал себя оскорбленным. Он тут же напряг губы и разочарованно опустил глаза. В Сяо Чжаня действительно было сложно не влюбиться, но симпатия к нему зародилась у Ван Ибо еще задолго до съемок «Неукротимого». Именно поэтому он так яростно сражался за роль Лань Ванзци, решив, что это единственный шанс сблизиться с Сяо Чжанем. Так оно и произошло: за время совместной работы влечение к нему только усилилось, перерастая в настоящую потребность просто находиться рядом. Чем быстрее приближалось окончание съемок сериала, тем больше Ван Ибо понимал, что любит этого человека. Это не было магией всепоглощающего обаяния Вей Усяня, это было уже волшебство Сяо Чжаня – мягкость его голоса, понимающий взгляд, уравновешенный и миролюбивый характер. Ибо казалось, что в Сяо Чжане сочетались все самые идеальные черты, из-за чего его каждый раз словно ударяло кнутом приступа ревности, когда он наблюдал, как дружелюбно гэгэ общается с другими актерами и стаффом. — Я не влюблен в образ Вэй Усяня, Чжань-гэ. — Осознавая провал своего признания, раздавлено произнес Ван Ибо. — Если на чистоту, то я не просто так пробовался на роль Лань Ванцзи. Мне хотелось играть вместе с тобой... быть рядом, узнать о тебе больше, чем позволено остальными. Лицо Сяо Чжаня тут же преобразилось, словно он услышал то самое нужное опровержение неприятной теории, о которой уже успел несколько раз задуматься. — Ты… правда что ли? — Сяо Чжань как-то чересчур растерянно улыбнулся, быстро стер со лба в волнении выступившую испарину и, более или менее собравшись с чувствами, расплылся в широкой, почти чеширской, улыбке. Ибо понуро кивнул головой. Он понял, что бежать – уже некуда, оставалось только быть до конца откровенным, а потом лишь молиться, что Сяо Чжань не будет уж слишком явно его избегать. Но Ван Ибо не хватало проницательности, будь он немного внимательнее, то наверняка, заметил бы, как загорелые и не слишком чувствительные к эмоциям скулы Сяо Чжаня вдруг сделались персикового оттенка; какой яркой стала его улыбка. Он буквально смаковал каждую секунду столь неловкого признания, будто бы специально (хотя почему «будто бы»?) задавая Ван Ибо еще более смущающие вопросы. И в конце концов, решив, что еще дольше мучать «Бо-ди» просто не гуманно, потянул того за руку, и осторожно обнял, словно пытаясь завоевать доверие дикого зверька. — Ну, что уже успел сожрать себя со всеми потрохами? — Вкрадчиво спросил Сяо Чжань, добродушно усмехнувшись, и легонько поглаживая по плечам. В груди у Ван Ибо моментально стало горячо, а по спине пробежали мурашки. Он с трудом понимал, что происходит. Да и как вообще можно было логично мыслить, оказавшись в объятиях у объекта своего воздыхания? — Чжань-гэ, что ты делаешь? — Тш-ш-ш… — Сяо Чжань приложил указательный палец к своим губам, призывая к молчанию, и чуть отстранился, чтобы видеть лицо Ван Ибо. — Успокоился? Тогда слушай… я рад, что не одного меня одолевают такие чувства. В Сяо Чжаня часто влюблялись партнеры по съемкам, но слушая историю Ван Ибо он впервые понял, что нашел то самое настоящее: Ван Ибо не оказался очередной жертвой его образа, который обычно сводил с ума неопытных и только что попавших в кино-индустрию. Услышав слова Сяо Чжаня, Ван Ибо не веря своим ушам, взволнованно округлил глаза, не в силах даже вздохнуть полной грудью. Поэтому едва переведя дыхание, он выдохнул такое наивное: — Правда?.. — Кажется, мы с тобой ходим по одному кругу. — Сяо Чжань мягко усмехнулся. — Правда, Бо-ди. Ты мне тоже очень нравишься. Ван Ибо на секунду потерял дар речи, он не верил своим ушам, и за считанные мгновения на его лице пробежало с десяток разных эмоций. Он успел неловко улыбнуться, смутиться, опустить взгляд, а потом вновь поднять его на Сяо Чжаня, встречаясь с не менее удивленными глазами, в которых плескалась неподдельная радость. Съёмочная команда не могла дождаться их в течение часа, а может, даже больше – они будто бы испарились. И даже когда один парень из стаффа отправился проверить, куда ушли главные герои, он их не нашел. А все дело в том, что как только скрипнула ручка двери, Ван Ибо резко дернул старшего за руку, уводя того за огромную напольную вешалку с костюмированной одеждой. Исторические костюмы были длинными и объемными, благодаря чему полностью скрывали их фигуры от посторонних глаз. Казалось, что за все время съёмок им еще не выдавалось случая до такой степени изолироваться от суеты съемочного процесса. Здесь за кипой одежды – тонкой преградой, скрывающей их от всего остального мира, они попали в собственную вселенную. — Чжань-гэ… Опираясь локтями на стенку позади Сяо Чжаня, Ван Ибо полностью завладел вниманием гэгэ. Как они оказались в таком положении: когда руки Ван Ибо были по обе стороны от головы старшего, а сам он так близко, что слышалось сердцебиение, – никто уже не отдавал себе в этом отчета, списав все на вынужденную спешку. — Чжань-гэгэ… — Прошептал Ибо все ещё волнуясь. Но волнение это совсем не пересиливало чувства эйфории, ведь они, наконец, оказались наедине, хоть и ненадолго сбежав от всего мира. И осознание этого срывало крышу. — Можно я тебя поцелую? Но, кажется, спрашивать было уже не нужно, потому что Сяо Чжань лишь мягко улыбнулся в своей привычной кошачьей манере, после чего притянул своего пылкого диди за шею. Он нежно коснулся искусанных от волнения и плохо скрываемого желания губ Ван Ибо, приоткрывая их своим языком, а потом – скользнул внутрь, улучив момент, когда Ибо негромко ахнет от неожиданности. Сяо Чжань тут же почувствовал, как одной рукой его обвили за талию, как тонкие пальцы коснулись его шеи, а поцелуй стал горячее. В этот момент он осознал, как сильно ведет голову. Это был его первый поцелуй с мужчиной, но он ни на секунду не почувствовал укора совести, что делает «нечто неправильное». Наоборот – именно сейчас стало так, как надо. Потому что для Сяо Чжаня правильно – это, не открывая глаза, найти ладонь Ван Ибо, сплести с ним пальцы, а потом опуститься по стенке на пол, не в силах оторваться друг от друга – ведь ему тоже так давно хотелось именно этого: честности, чувств и Ван Ибо. Они всего лишь целовались, а Ван Ибо ощущал себя словно на околоземной орбите во время космического путешествия, а потом почувстовал, как их вдвоем накрыло с головой полотно ткани – они все-таки задели вешалку, и на них упало белоснежно-белое одеяние клана Гусу Лань. Сяо Чжань не сдержал смеха, слегка отстранившись. Уж слишком это было символично. — Кажется, мы нарушили три тысячи первое правило. Позволили себе близость, едва признавшись. — Он улыбнулся, нежно проводя большими пальцами по скулам Ван Ибо, который усмехнувшись снял с них упавшую ткань. — Я не против нарушить еще с десяток правил, — прошептал Ван Ибо низким голосом. — Молодой человек, какой вы прыткий, — театрально изумился Сяо Чжань, — это у молодежи теперь так принято? Ван Ибо тихонько усмехнулся. — Во-первых, Чжань-гэ не так уж старше меня, — Ван Ибо осторожно поправил, спавшие на лицо старшего пряди от парика. Сяо Чжань выглядел сейчас удивительно уютным: он смотрел на Ван Ибо честным светлым взглядом, взволнованно сдвинув брови, и внимательно ловил каждое его слово. Ибо был вне себя от радости. Он редко, когда бывал уж таким сентиментальным, но сейчас чуть улыбнувшись, снова придвинулся и обнял Сяо Чжаня: — А во-вторых, рядом с Чжань-гэ так хорошо. — Произнеся это, он тут же почувствовал, как старший трогательно задержал дыхание и сомкнул в замок руки за его спиной. Прошло еще немало времени, прежде чем они опомнились и спешно возвратились на съемочную площадку, придумывая самые несуразные оправдания своему внезапному исчезновению: «куда-то пропал вентилятор Сяо Чжаня» да и вообще «то средство от комаров совсем не спасает», ведь откуда-то на шее все равно взялась новая красная отметина. Поэтому нужно было найти новое, более действенное средство, пока место укуса совсем не раскраснелось. Лю Хай Куань, играющий роль Лань Сичэня лишь покровительственно опустил ресницы, в отличие от остальных решив не любопытствовать, что произошло, и почему главные герои так надолго исчезли. Так началась их история. Кто-то мог назвать их отношения слишком стремительными, кто-то – безнравственными, неправильными и вообще черт-знает-какими. Но Ван Ибо и Сяо Чжаню было все равно и на первых, и на вторых. Когда бросаешь вызов всему миру, разве может быть дело до того, кто и что про тебя говорит? Кроме того, как говорил Вэй Усянь, «в вопросах бесстыдства я на втором месте, а первое пока никто не занял», и Сяо Чжань с ним мысленно согласился. Поэтому спустя всего несколько дней он исполнил ту самую фантазию Ван Ибо, из-за которой ему было трудно совладать с собой во время той самой съемки в лодке, благодаря которой все сложилось так, как того захотела судьба. И быть может, не каждая постыдная ситуация оборачивается провалом. Ван Ибо уж точно больше так не думал. Особенно теперь, наблюдая, как Сяо Чжань нетерпеливо расправляется с пряжкой его ремня на джинсах, а потом стягивает их вместе с бельем и... Через пару мгновений думать о чем-то Ван Ибо уже просто не мог – оставалось только тихо постанывать и просить «побыстрее».