Куромаку вздохнул. Он в одиннадцатый раз перевёл взгляд на верхние части строений Курограда, созданных под стать средневековых башен и защитных стен. Работа в них и под ними шла
идеально, ведь Куромаку просчитал всё до мелочей, прогнав своё государство через
идеал всех стадий устройства развития. Впрочем, у Куромаку всегда всё идёт идеально. Он был абсолютно уверен в этом и в том, что всё идёт совершенно
идеально не только в башнях. Сектора Жилой и
Сельскохозяйственный были усовершенствованы до
предела, соответствующего всем настоящим демографическим требованиям. В Научно-Военном и Промышленном секторах были соответственно развиты вспомогательные отрасли, оснащённые конкретными экономическими и вновь демографическими условиями, имеющими исключительно краткосрочный характер.
В Центральном секторе всё также шло
без помех, ибо нахождение в нём Куромаку было практически постоянным, следовательно, ход работы
контролировался трефом не на расстоянии.
Укрепление в виде каменной стены по всему периметру страны равным образом было возведено в
абсолют. Повышение уровня жизни граждан и возвышение патриотического духа в свой черёд
эталонно продвигались. Даже флаги Курограда, развешенные на главной башне Центрального сектора висели
абсолютно идеально, через полностью равные рассчитанные промежутки.
То же Куромаку мог сказать и о своих «братьях». Они все были ему понятны. И его понимание даже здесь вышло на
идеально необходимый уровень. Куромаку
выиграл ещё до того, как кто-либо из них это понял. Он знал и будет знать, как именно поступит каждый из семи клонов, какие у них проблемы и как они захотят их решить, знал их настрой и привычки.
Куромаку считал, что знал всё.
Он прикусил губу. Держа руки за спиной в уверенном жесте, Куромаку отошёл от окна и сел за стол, на этот раз сложив руки в замок. Да, Куромаку непременно считал, что знает
всё. Что сможет предотвратить любое непредвиденное событие, что все его цели будут выполнены в своё время.
От этого ему становилось скучно. Это
утомляло. Всё шло так, как он хотел. Всегда. Каждый был сыт и здоров, всё было просчитано и написано, дела выполнялись и нигде не было и малейшей ошибки. Всё было просто...
Слишком идеально. И теперь Куромаку это нравилось отнюдь не так сильно, как прежде. Однажды поймав себя на этой мысли Куромаку поспешил отогнать её прочь, запрятать где-то глубоко внутри и сделать вид, что ничего не было.
Устранить. Но у него не получилось — подобные мысли начали приходить всё чаще, сверлить его изнутри, заставляя признаться самому себе, что
это правда. И если с этим он смог бы как-то смириться, то признавать какой-либо сбой он не мог. И не хотел. Куромаку знал, что ко всеобщей идеальности рано или поздно он стал бы относиться со скукой в глазах, но не ожидал, что это случится так скоро. Что он будет
хотеть чего-то необъяснимого. Какой-то маленькой, недостающей с недавнего времени детали. Чего-то невозможного.
Хаоса. Беспорядка, который он в очередной раз смог бы в миг устранить.
Или не смог... Удручает. То ли дело остальные клоны: Габриэль даже и не поймёт, что что-то пошло не так. Данте будет плыть по течению. Феликс не будет раздражаться и отчаиваться, желая найти решение. Вару...
То ли дело Вару.
Вару его раздражал. Нет, даже не так.
Вару его очень бесил. Несильно полезный паразит на теле общества, всем своим видом показывающий, что кроме внимания в зачастую негативном ключе ему ничего не нужно. Но даже без этого внимания он спокойно пережил бы: гордыни хватало сполна. Но было в нём что-то... Что-то такое, чего Куромаку не хватало. Была неожиданность. Свобода.
Почти что хаос. Неожиданность его поступков и решений (кроме, конечно, очевидных шуток невпопад) раздражала, но в той же мере и удивляла. Свобода лексикона и поведения, которую не мог себе позволить Куромаку, притягивала и одновременно отторгала. И Куромаку пришёл к подобным выводам не сразу: Он точно не знал, когда именно начал путаться в своих соображениях по этому поводу.
Путаться — не иметь над собой контроль. Это злило. Хотелось рвать и метать, кричать и бить. Но под рукой не было ни одной подходящей книги или бумаги (брошенный на стол взгляд в тридцать первый раз подтвердил, что законченный неделю назад чертёж был выполнен идеально, и соответственно не подходил подо что-то, что можно было бы порвать и изничтожить), а рядом не было ни одного нарушителя гармонии и спокойствия. Только он сам.
Злит ещё сильнее.
Закипать постепенно неприятно, муторно и не беспоследственно, а замечать переходящий в сущий гнев поток мыслей ещё более неприятно и досадно. На все сто процентов. Поэтому Куромаку этого толком не замечал и закипал быстро. И не менее быстро остывал, надеясь, что вызванный беспорядком чего бы то ни было гнев выглядел естественно и вполне справедливо. Впрочем, так оно и есть. Жаль только, что осознание собственной правоты не помогало распутать мысли, и даже напротив — уже который раз подводило их к зелёному хаосу, появление которого было предсказуемо, но не были предсказуемы действия этого идиота. То, насколько хаотично сегодня будут лежать кудри на его лице. То, сколько раз он пошутит на одну из избитых тем и точно так же то, как он назовёт Куромаку в этот раз, мысленно выбирая из коллекции абсурдных и абсолютно оскорбительных прозвищ или сокращений.
Но и это именно то, чего Куромаку не хватало.
Хаоса, который не сможет вызвать волнение. Хаоса, который будет разряжать ту идеальную обстановку. Так глупо. Так странно. Так неизбежно. Пора бы признаться самому себе.
Ну же.
—
Бред. Невообразимый бред, не поддающийся объяснению.
Досадно. Хватит тратить время на ерунду. Пора заняться действительно важными делами. Выкинуть это из головы и вновь вернуться в привычный образ жизни.
***
Действительно досадно. Не иначе, чем что-то пошло не так.
Что-то всё-таки пошло не так. Невозможно. Неприятно. Неправильно. Смятение, волнение,
отсутствие контроля. Не-т. Не стоит думать об этом перед выходом, иначе придётся вести съезд с испорченным настроением с самого начала. Это было бы лишним, учитывая, что на него, возможно, наконец-то придёт Данте. Нужно собраться и изложить всё, что хотел, точно по составленному три дня тому назад
идеальному плану. Ничто не должно мешать.
Нет. Невозможно не думать об этом отвратительном сбое, поступившим прямиком к Куромаку и никак не желающим исправляться. Сколько времени уже прошло, пока Куромаку ходил и работал с мыслями об этом, не давая себе шанса отдохнуть и смириться? Неделя, две? Три? Глупость. Глупый вопрос: Две недели и три дня. Куромаку просчитал всё, как и всегда.
Почти, чёрт его дери, всё. Звук заведённого мотора и шум колёс оповестил Куромаку о том, что все сделанные сейчас на автомате действия привели к моменту, когда надо смотреть на «дорогу» и не отвлекаться на подобные мысли. Вот и славно — возможно, забудется на десять минут.
Но десять минут недостаточно для подобной проблемы. И пока все рассаживаются по своим местам, галдя о чём-то своём и никак не желая навести сопутствующую подобным собраниям тишину, Куромаку уже давно приготовил всё, что следовало для своего выступления. Сложив руки за спиной, он молча выискивал пестрящего зелёным валета. Ещё не пришёл. Опаздывает. Как в его стиле. Хотя до этого пиковый приходил вовремя, опоздание на пятнадцать минут (уже семнадцать) вполне ожидаемо с его стороны.
Предсказуемо. Ничего удивительного.
Пора начинать: Куромаку громко откашливается и просит молчания. Озвучивает то, что несмотря на опаздывающих время начинать, и соответственно приступает к лекции.
Всё идёт как обычно. Как обычно... Скучно.
***
Он всё-таки пришёл. Опоздал на девятнадцать минут, но воссел на место так, словно ничего и не произошло — сегодня у него явно настроение ниже среднего. Шутки выдавал язвительные, чересчур гадкие и неприятные. На Куромаку внимания попросту не обращал, но когда обратил, назвал очередным идиотским прозвищем —
Маку. Обычное сокращение, впрочем. Почти что ласковое, но это слово не может быть применимо по отношению к Вару. Неважно. Вот и весь «отчёт». Да и съезд вот-вот закончится.
Три. Две. Одна минута. Закончился, и соответственно закончилось всё терпение клонов — Ромео быстро собрался и ушёл, точно так же поступили Пик и Данте. Феликс и Зонтик задержались на восемь минут, разговаривая друг с другом о чём-то явно не слишком важном. Мешает. Благо, Вару так быстро не ушёл — о чём-то думал, а потом и вовсе рисовал прямо на столе.
Паразит.
Куромаку подходит и быстрым движением руки хватает того за рукав, когда валет уже вот-вот собрался уходить — все ушли, и ему пора. Кудрявый дёргается, начинает высказывать целую тираду о том, что Куромаку с ума сошёл, да и вообще пошёл он... Кхм. Треф возражения игнорирует, не слушая сильнее сжимает рукав.
— Успокойся. Тебе надо остаться всего лишь на десять минут.
Куромаку не видел, Куромаку
почувствовал ошарашенный взгляд из-под салатовых линз очков. Он лишь раздражённо вздыхает и отпускает чужую руку, на что получает ещё одну гору возмущений. Нервных. Ему неловко, кажется, но вездесущая привычка создавать
хаос по поводу и без от этого не испаряется. Напротив, действует даже сильнее.
Неплохо. Близко, по всей видимости... Действительно.
Слишком близко.
— Нам с тобой надо кое о чём поговорить.
