Getting lost late at night

Тэён неземной совершенно. Доён совсем не разбирается в мифологии, но на все сто уверен: его парень точно родом из другого мира. Из царства фей, возможно, что даровали ему умение зачаровывать и очаровывать. Один лишь взгляд или жест, одна улыбка… неудивительно, что от него так много пылающих сердец. А ещё, возможно, он в родстве с духами воздуха. Доён не припомнит никого, кто двигался бы с такой лёгкостью, грацией и изяществом, будто бы парил над землёй, раскрыв за спиной огромные невидимые крылья. Положа руку на сердце, Доён не может вспомнить никого, кто походил бы на Тэёна хоть отдалённо. Возможно, это неправильно, возможно, он не должен так думать… Доён ощущает лёгкий укол совести за свои мысли, наблюдая за рождением нового шедевра. Впрочем, он бы не был собой, не заключи с этой самой совестью сделку. Сегодня ему можно восхищаться и восхвалять без оглядки на других, отключив голову, повинуясь лишь велению сердца. К слову, весьма неспокойного. С самого утра, когда они проснулись, вжавшись друг в друга. Раньше, чем прозвенел будильник — их персональный голос совести; позже, чем было бы достаточно, чтобы надышаться друг другом. Хотя… существует ли для них «достаточно»? Вопрос вспыхивает в голове и исчезает практически моментально, но этих мгновений всё равно хватает, чтобы Доён подвис. — Ты такой красивый, — голос у Тэёна абсолютно сонный и неразборчивый, а глаза закрыты. Не знай его Доён, решил бы, что говорит во сне. Но Доён знает и чувствует, что краснеет. Тэёну доставляет удовольствие подлавливать его и смущать. И если раньше Доён спрятался бы от этого чувства в панцирь, то теперь, благодаря Тэёну, наслаждается им. Прикрывает глаза и на пару секунд перестаёт дышать, отдаваясь ощущениям. Тому, как вспыхнувшее было смущение, спускаясь ниже, раскрывается и превращается в иное, в жар, отключающий холодную голову (гордость Доёна!) В возбуждение и желание, но не то, где, срываясь, вжимаешь друг друга во все поверхности, а где-то на периферии сознания мелькает мысль «Нужно бы с одеждой помягче». Нет; в тягучее как патока желание быть близкими друг (к) другу насколько возможно, изучать и раскрывать, повторять любимое имя, каждый раз звучащее по-разному, и знать, чувствовать, верить, что это — навсегда. Что они навсегда. — Хочу спеть для тебя, — выдыхает Доён позже, в перерыве между ленивыми сладкими поцелуями. Тэён поднимает голову и в его глазах — океан света. Он не говорит ничего, но слова не нужны. Они оба понимают, что имеет в виду Доён: песня, чтобы признаться всему миру. Песня, чтобы признаться только одному человеку. Тэён определённо не с этой планеты. Доён удивлённо озирается по сторонам, думая, что это ему только снится. Время близится к полуночи и им бы уже быть в отеле, чтобы выспаться перед концертом. Вместо этого они сидят прямо на траве в тихом сквере (Доён даже успевает поворчать по этому поводу прежде, чем его затыкают поцелуем), скрытые от всего мира длинными ветвями плакучей ивы. — Я случайно узнал об этом месте, — признаётся Тэён на ухо, словно доверят самую большую тайну. — Здесь так тихо и красиво… мы же можем позволить себе немного побыть вдвоём? И «вдвоём» для Тэёна буквально он и Доён. Шумный суетливый город с богатой историей и полный туристов, морем огней и жизни остаётся где-то по ту сторону, в далёком другом мире, из которого они ненадолго вырвались. Теперь черёд Доёна молчать. Он заводит за ухо Тэёна прядь волос и смотрит как на величайшую в мире драгоценность. На лице Тэёна — расслабленность и умиротворение, и в кой-то веки он не думает о спасении мира как минимум. Доён с лёгкостью читает его даже в полумраке, переплетает их пальцы и улыбается. — Я бы хотел целовать тебя на виду у всех. Ночной Тэён — тёмный и ненасытный близнец утреннего. То ли вдохновлённый дневной прогулкой, то ли опьянённый тайным ночным свиданием, он срывает все тормоза и вжимает Доёна в дверь номера, едва они перешагивают порог. Возможно, всё же второе. — Сбежать ото всех, слиться с толпой, где, наконец, до нас никому не будет дела. Танцевать, петь, гулять до утра, — в глазах Тэёна уже не утренний свет, а ревущее пламя, и Доён, облизавшись, подаётся вперёд, заворожённый. — А потом украсть тебя у толпы и у всего мира, потеряться в узких улочках. Вжать в стену и целовать до одури, пока не заболят губы и не закружится голова. Держать тебя за руки и за тебя держаться тоже. Пламя разгорается сильнее. — Заняться с тобой любовью. Безрассудно, зажимая рот ладонью, держа за бёдра и забирая всего без остатка. Повторять, пока не охрипну, что Ким Доён только мой. Ловить каждый стон, делить каждый вдох, каждый момент… Это не просто пламя, это целый вулкан, и Доён с радостью готов прыгнуть в жерло. Откровенность Тэёна не устаёт поражать. И впрямь нужно быть не с этой планеты, чтобы говорить настолько открыто, распахивая настежь душу и сердце. Доён видит и другое. Уже занеся ногу над огненной пропастью, замечает, как на мгновение пламя стихает, открывая потаённое. И там целый океан — безбрежный, бескрайний, наполненный нежностью до самого дна. Доён знает, как и всегда, что ему позволяют это увидеть и от этого эмоции ещё сильнее. Он берёт лицо Тэёна в ладони, очерчивает брови и скулы, медленно ведёт по линии челюсти, задерживается на подбородке. Тэён наблюдает из-под полуприкрытых век, как хищник, доверивший себя человеку. — Я настоящий, Доён-и. Доён вспыхивает, жар снова покрывает его с головой. В который раз за сегодня… в который раз за всё время, что они вместе. Тэён смотрит глубоко и видит больше, чем, возможно, Доён разрешает сам себе. — Я уже говорил, что ты прекрасен, когда смущаешься? — Тэён чуть наклоняет голову, чтобы поцеловать доёновы пальцы и тут же добавляет: — Нет-нет, не прячься. Позволь полюбоваться тобой. — Ты маленький фетишист, — ворчит Доён, отбросив всякую почтительность. — Да, — Тэён легко соглашается и в его интонации явно слышится подвох. — Ты тоже. Доён накрывает его губы снова, чтобы не видеть эту дразнящую и счастливую полуулыбку. Откровенно говоря, ему не хочется никуда двигаться, несмотря на гудящие от усталости ноги и явную необходимость смыть с себя городскую пыль. Лучше сползти по стене на пол, обнять Тэёна и представить, что они самая обычная пара и отключились на какой-нибудь вечеринке. — Погоди, Доён-и, — Тэён легонько щекочет его и тут же отходит, чтобы не получить в ответ. Он зря опасается, на самом деле, Доён сейчас и мухи не обидит. — Не засыпай. У меня для тебя ещё один сюрприз. — Все сюрпризы завтра, — Доён призывает на помощь всю свою силу воли, чтобы не смотреть Тэёну в глаза. Сбрасывает кроссовки, на ходу раздевается и исчезает в ванной, игнорируя нарочито обиженное в спину: «Не будь врединой». Тэён без него не может явно: Доён чувствует прохладные руки на своём животе спустя от силы пару минут и ни капли не удивляется, когда его снова вжимают в стенку, на этот раз душевой кабинки. — Завтра весь в синяках буду. — Будешь, — Тэён, кажется, даже не пытается спорить… и Доён совсем не думает об этом. Точнее — думает совсем не об этом. Даже если Тэён затевает какую-нибудь шалость для выступления… ну и пусть. Сейчас это совершенно не… Нет, Тэён стопроцентно не из этого мира. Сегодня он поднялся из глубин Ада, чтобы испытывать терпение Доёна. Откровенный, наглый, бесстыдный. Доён улыбается, следя за ним на большом экране и думает, что, пожалуй, он тоже найдёт, чем удивить своего персонального дьявола.