Цвет жизни

Когда-то небеса были чисты, воды сладки, а земля плодородна. Люди жили, пусть и не в согласии, но человечество процветало. Казалось, так будет всегда. А затем мир накрыла пыль. — Ты с катушек съехал! Остальные слова стёрлись в буре, изжёванные маской и скаузом. Гари слышит, но не слушает. Он должен был найти Фила, и плевать, что сил нет, костюм давит, а этот хер подливает масла в огонь. Не всем повезло родиться светлыми. — Гари, идиота ты кусок, возвращайся! Я не собираюсь тащить обратно твой труп! — Ну правильно, а Фила оставим помирать в буре. Отличный, блядь, план. Горло жжёт адским пламенем. Десятки слоёв фильтра, все обработаны антисептиком — бесполезно, какая-то часть всё равно оседает во рту, в ноздрях, где только можно. Вообще-то, Джейми был прав: он мог бы спокойно отправиться на поиски в одиночку, а Гари отсиделся бы в убежище. Логично. Ведь в экстренных ситуациях люди принимают исключительно логичные решения, не так ли? Каждый шаг даётся с трудом. Кровавые клубы пыли пожрали то, что десять минут назад было улицами Манчестера. Без костюма тёмный не выжил бы и пары секунд. Светлый — чуть дольше, пока в глаз не прилетел бы осколок стекла. — Гари, я тебя и то еле вижу, как... — кричит Джейми и тут же нагибается. Тёмное пятно пролетает над ним, всего лишь шелестя страницами. — Как ты собираешься его искать? — Синяя повязка на руке. Ярко-синяя, не проглядишь. Гари останавливается и кашляет, не по-доброму сильно. Меж зубов скрипит песок, вгрызаясь в эмаль и оставляя мерзкий привкус железа. Надо идти. Хоть помереть на руках Фила, но дойти. Треск. Как будто дерево. То ли ветки, то ли... — Смотри! — Джейми тычет пальцем куда-то вдаль. Миг — и в воздух с грохотом улетают куски крыши. — Бежим, живо! — Гари хватает его за руку, и они прячутся за кирпичной стеной соседнего дома. Обломки металла, дерева, чьи-то штаны, футболки, пижамы, даже плюшевый медвежонок — всё мчится по алым волнам в неизвестность. Буря и не думает стихать. Они смотрят, как город тонет в кровавом песке и прилив медленно подступает к подошвам. Как исчезает его история. Смотрят молча, словно в трауре, под аккомпанемент ветра, и жмутся к стене, надеясь на то, что, может быть, судьба им улыбнётся. Хотя бы раз. За мутными от царапин стёклами не видно, но Гари едва сдерживает слёзы. С каждой секундой шансы найти Фила живым тают, а он стоит здесь, не в силах ничего сделать. Или это просто так кажется. — Э, ты куда? — едва Гари выглядывает из-за угла, как Джейми хватает его за руку. — Ты ёбнулся? Ты там сгоришь! — Предлагаешь стоять, как последний трус, и ждать, пока буря не стихнет? — Вообще-то да, это называется инстинкт самосохранения, если ты не знал. Гари молчит. Лица Джейми он тоже почти не видит, да и не нужно. За десять лет в одном убежище насмотрелся настолько, что мог угадать его выражение хоть с закрытыми глазами. — Если в этом мире таких как ты зовут «светлыми», — одним рывком рука выскальзывает из хватки. — Нахуй такой мир. — Эй, не я придумывал термин! — кричит Джейми, но его голос остаётся позади. Гари идёт навстречу ветру, шаг за шагом. Взор мгновенно закрывает багровая пелена, а он всё равно смотрит вперёд. Улицы больше не было — только остатки стен, когда-то цветных, а теперь оттенков красного. Фил не мог уйти далеко, не в такую погоду. Он же и одевался на случай бури: специально взял повязку, специально пошёл в прочной куртке, в прочных штанах, всё как надо. Голову замотал плотной тканью. Куртка, точно! Гари осенило: рисунок на ней бликовал на свету. Ещё одна крохотная зацепка. Вот только света нет. Почти нет. Может, это всего лишь галлюцинации, но Гари кажется, что буря чуть ослабла. Теперь пыль летит не вперёд, а вниз, на асфальт, на него, прямиком в лицо. Дышать невозможно, он задыхается в кашле, готовый расцарапать горло до крови. А вслед за пылью падают обломки. — Пригнись! — доносится сзади, но уже поздно: кусок обшивки летит прямо в очки. Небольшой, но этого достаточно, чтобы разбить их и выбить Гари из равновесия. Он успевает зажмуриться, и осколки всего лишь царапают веко, но вслед за ними на рану попадает пыль. — Блядь! — он кричит от боли, адской, словно ему только что плеснули в глаза серной кислотой. Кожу печёт, разъедает клетка за клеткой, а ноги подкашиваются, и он бы упал, если бы Джейми не оказалось рядом. — Гари! — он разворачивает его, прижимает к себе и держит. Держит крепко, но Гари даже сквозь ткань чувствует, как дрожат его руки. — Держись, блядь, только не вздумай терять сознание. — Ещё чего, — Гари улыбается сквозь сжатые губы и нащупывает в поясной сумке флакон антисептика. — Насколько всё плохо? Он смотрит на Джейми одним глазом. Судя по скривившемуся лицу, второй действительно выглядел не очень. — Ну, страшнее не стало, потому что страшнее уже некуда. — Тогда лей, — он кладёт антисептик в руку Джейми, и тот, одним движением сорвав с Гари очки, осторожно выдавливает пару капель на веко. Кожу щиплет, но это уже совсем другое ощущение, гораздо более приятное. Он тут же впитывается и притупляет жгучую боль, оставляя после себя ментоловый холодок. — Осколки есть? — Тебе пиздец как повезло, — говорит Джейми, а затем снимает свои очки и надевает их на Гари. — Отдаю тебе в долг, и ради всего святого, если ты и их разобьёшь... — Погоди, а как же ты? — А я потерплю, — он прищуривается и прикрывает глаза рукой. — У меня реакция хорошая. В его очках мир словно преображается: без белёсой ткани царапин Гари видит гораздо больше, дальше и шире. Вокруг по-прежнему ничего, кроме клубов пыли, но теперь можно разглядеть чуть ли не каждую пылинку. И он только сейчас замечает, как по правую сторону улицы из-за груды кирпичей выглядывают разбитые фары. А ещё правее сквозь красный туман пробивается другой цвет. — Фил! Гари срывается с места и мчится к крохотной синей точке. Чем ближе, тем меньше в ней точки и больше той самой повязки на скрюченном теле. — Фил... Гари переворачивает его на спину и осматривает с ног до головы в ужасе. Мощные ботинки изодраны чуть ли не насквозь, на штанах и куртке едва бликует светоотражающий рисунок — или то, что от него осталось. Только маска, на удивление, цела. — Нет, Филип, очнись, пожалуйста, я же никогда этого не прощу, ни тебе, ни себе! Свист бури глушит даже самые громкие крики, не то что дыхание. Фил не пошевелился, крепко вцепившись во что-то обгоревшими до мяса пальцами. Гари накрывает его руки своими, не касаясь. Тыльная сторона ладоней вся в ожогах, но изнутри, там, где мягкий свет касается кожи, они абсолютно целы. От того, что в них, тянет вечерней прохладой, и он сам не знает, почему именно вечерней. Той, что обдавала его лицо, когда они вместе с Джейми разгуливали по набережной Ливерпуля, ещё не тронутого бурей. Тогда все уже знали о трагедии Жёлтого камня, но она была где-то там, по ту сторону Атлантики. Тогда все ещё могли надеяться. — Я... не знаю, что сказать, честно, — рука Джейми ложится на плечо, и Гари только сейчас вспоминает, что он не один. — Не надо, — голос хрипит нещадно, то ли от ожогов, то ли от комка в горле. — Не стоит. Но даже по закрытым глазам видно, что Фил улыбается.