Удержать баланс

— Маса-сан, с чем ты тут застрял? — интересуется Мэй, навалившись со спины и заглядывая в бумаги Масатоши. Надежда в тишине и спокойствии разобраться со статистикой внутрикомандных тренировочных матчей стремительно тает. Мэй кладёт подбородок ему на плечо, пушистые светлые волосы щекочут открытую шею, и Масатоши стоит больших усилий не поёжиться. От Мэя пахнет гелем для душа и мятной зубной пастой, и раз Масатоши может различить эти запахи, по его мнению Мэй находится чересчур близко, но Масатоши прикрывает глаза и уговаривает себя, что в таком поведении нет ничего заслуживающего внимания. То есть, конечно, есть, но ведь Мэй идиот, мало что смыслящий в личном пространстве, а потому реагировать бурно и поучать его, что дышать в чужое ухо — не слишком-то вежливо, совершенно бесполезно. По крайней мере год препирательств на эту тему не дал никаких результатов, поэтому сейчас Масатоши вновь возвращается к старой методике — игнорированию. — Отстань, Мэй, я занят. Иди займись чем-нибудь полезным, — отклонив голову в сторону советует он и показательно встряхивает бумаги. — Чем, например? — Домашней работой. Стиркой. Посмотри бейсбол. Ты делал сегодня массаж? — Ага, перед душем, — хмыкает Мэй, немного отстраняется и смотрит на Масатоши в упор. — Ёшизава опять оккупировал телек и отказывается переключать свои тупые тв-шоу. Гора грязной одежды пока недостаточно высокая, а домашку я сделал ещё до ужина, так что, как видишь, никаких вариантов полезных дел. — Когда ты успел сделать домашку, если у нас была тренировка? — Я умный, — Мэй отмахивается и снова пялится в распечатки с преувеличенным вниманием. — Так что ты делаешь? Достаточно умный, чтобы улыбаться одноклассницам, которые потом дают списать, думает Масатоши, но вслух ничего не произносит, потому что благодаря этой схеме Мэй хоть иногда может получать нормальные оценки за домашние задания, не бегая за ним или Карлосом с просьбами всё проверить. Хорошо, что ему хватает мозгов хотя бы на это. — Это какое-то задание от тренера, да? — в ответ на затянувшееся молчание, тон Мэя становится требовательнее. Обычно его битой не загнать заниматься бумажной и статистической работой, и Масатоши уверен, что единственная причина, по которой он привязался сейчас — скука и желание достать лично его. — Маса-сан, ты уснул? Я спрашиваю, что ты делаешь. Или ты не хочешь со мной говорить? Маса-сан, Маса-сан... Настойчивую качку вперёд-назад уже невозможно игнорировать, поэтому Масатоши наконец дёргается и сбрасывает с себя чужое тело. Спине и плечам тут же становится неуютно, футболка холодит, будто одежда Мэя была влажной. — Ты совсем оборзел? Теперь из-за тебя я ещё и промок! — Прости, — в голосе ни капли раскаяния, и Масатоши по интонациям понимает, что когда обернётся, увидит на лице Мэя самодовольную мину. Он оборачивается, и тот действительно широко улыбается, закинув руки за голову. — Так торопился к тебе, что не успел нормально вытереться. И на самом деле я знаю, что ты делаешь. Ёшизава проболтался, что тренер выдал распечатки с вечерних игр, так что не жмоться, мне тоже хочется посмотреть свои показатели. Ясно. Ёшизава, конечно, молодец, что нашёл лёгкий способ отослать Мэя подальше от телевизора и тв-шоу, но позже Масатоши ему напомнит, что иногда жертвовать капитаном — не лучшая идея. В конце концов, он тут не ради развлечения сидит и не праздно разглядывает цифры. — Позже, Мэй, сейчас я смотрю показатели первогодок. — А мои? — хмурится тот. — А что твои? Ты был на поле всего три иннинга... — Масатоши не успевает закончить, потому что Мэй раздражённо цыкает. — Вообще-то я хотел, но ты сам видел, что тренер не дал мне играть дольше! — И правильно сделал, потому что твоему плечу нужен нормальных отдых, а другие питчеры тоже должны выходить на горку. Мэй закатывает глаза и тащит за спинку соседний стул, чтобы усесться. — Зачем, если есть я? — заявляет он, вздёрнув нос, и Масатоши медленно вздыхает, потому что пускай он уже привык к подобным громким высказываниям, ему всё ещё есть что на них ответить. Видя, что он вот-вот откроет рот, Мэй спешно выставляет ладони вперёд. — Ладно, проехали! Не хочу от тебя выслушивать, что любой игрок должен быть заменим, что тебе надо сыгрываться со всеми питчерами команды и бла-бла-бла. Очень интересно, но спасибо, я откажусь. Если бы только можно было причислить Мэя к понятию "любой игрок"... — Мне уже хватило, что тренер сегодня назвал Игучи-семпая вторым первым номером. Ещё немного, он и номер аса мой ему передаст или поделит пополам между нами? Что ещё за второй первый номер, если первым может быть только один человек? Он намекнул, что меня так просто заменить или что? — Не прикидывайся идиотом, все поняли, что тренер всего лишь имел ввиду, что вы оба достаточно надёжные игроки, — Масатоши поднимает скептичный взгляд. — И не надо напрашиваться на комплименты, ты и так прекрасно знаешь, что незаменим. — Почему я слышу в твоём голосе недовольство? — Мэй вскидывает бровь, но признание приходится ему по душе. — Если бы я был по-настоящему незаменим, ты бы посмотрел сначала мою статистику, статистику драгоценного аса, с которым у тебя золотое бэттери. Может, я немного просел осенью, но сейчас снова лучший в команде, Маса-сан, и мои цифры требуют твоего особого внимания, как капитана и кэтчера. — Да твои цифры мне уже поперёк горла сидят и во снах снятся, — мрачно бормочет Масатоши и ещё мрачнее добавляет: — Как и ты сам. Но комплименты, даже сомнительные, даже сказанные на грани слышимости, никогда не проходят мимо Мэя, так что он заинтересованно навостряет уши. — Ты сказал, снятся? И что, только мои? Сложно не закатить глаза, видя как он забывает и про всего лишь три игровых иннинга, и про других питчеров, и про распечатки, стоит намекнуть на его исключительность. Мэй всегда становится таким покладистым от похвалы и внимания, что Масатоши боится попасться в эту ловушку и в один совсем не прекрасный момент переборщить. Правда в том, что пока всё и все крутятся вокруг Мэя, он превосходно играет, что, несомненно, идёт на пользу команде. Но как капитан Масатоши не имеет права зациклиться на одном-единственном игроке, даже если этот игрок сам Нарумия Мэй, и уж точно не может позволить себе ещё сильнее избаловать его похвалой. — Снятся, — вздыхает Масатоши. — В самых жутких кошмарах. А сейчас, будь добр, отвали и дай мне разобраться с данными. Если оставишь меня в покое на полчаса, обещаю, потом можем вместе посмотреть твои цифры. — Но там ведь всего три иннинга, — ноет Мэй, однако стоит поджать губы, тут же капитулирует. — Уговорил, Маса-сан, твоя взяла! Посижу тогда здесь, всё равно делать нечего... — Ну уж нет, проваливай, — этот сценарий они проходили кучу раз. Если Мэя не выгнать, он будет ёрзать, стонать, стенать и, в конце концов, всё закончится либо руганью, либо тем, что он получит своё раньше времени. В обоих случаях нормально заняться делами не получится, а Масатоши действительно интересны результаты первогодок. Ему показалось, что можно предложить тренеру на рассмотрение пару новеньких ребят, чтобы усилить второй состав. Для такого нужны аргументы... Мэй выглядит так, будто глубочайше оскорблён запретом остаться и решительно намерен его оспорить. Приходится найти аргументы и для него. — Ты сказал, что нормально не вытерся, вот иди и займись этим, — Масатоши тянет руку и грубовато треплет его по затылку. Волосы, как и предполагалось, влажные и очень мягкие. Не пропустить их сквозь пальцы стоило бы большого труда, но Мэй и не против. Он расплывается в улыбке, откидывается назад, навстречу касанию, прикрывает глаза и разве что не урчит от удовольствия. — Серьёзно, Мэй, мне надо полчаса тишины, а тебе не хватало простудиться в начале учебного года. Раз ты у нас незаменимый игрок, вот и относись к себе соответственно. Когда вернёшься, я уделю тебе внимание. Мэй открывает один глаз и косится на Масатоши, даже не думая отстраняться. — Ладно, — соглашается он и через какое-то время негромко признаётся: — Обожаю тебя, Маса-сан, ты так заботишься обо мне, что я и правда чувствую себя незаменимым. После тихих и неожиданных слов на Масатоши находит знакомый ступор. Так всегда бывает, когда Мэй ни с того ни с сего говорит ему что-то очень искреннее, а Масатоши не хватает находчивости на достойный ответ. Нарушать особую доверительную атмосферу, возникающую между ними, не хочется, поэтому Масатоши закусывает изнутри щёку и молчит. Он не считает себя совсем уж идиотом в душевных беседах, но в сравнении с Мэем, которого иногда с головой захлёстывают сильные и порой противоречивые чувства, ему никогда не понять всех оттенков, которые тот вкладывает в слова. И если большую часть времени Масатоши это нисколько не волнует, то в моменты как сейчас, любая реплика словно приобретает вес. Наверное, потому что не ясно, что ждёт услышать на свои откровения Мэй, и что может его задеть. Собственные ощущения Масатоши вообще предпочитает не анализировать. С Мэем важно держать себя в руках, а если он начнёт усиленно обдумывать, что ему действительно хочется отвечать на такие фразы, вряд ли это продолжит получаться. В конце концов, задача Масатоши — не избаловать Мэя похвалой и быть в меру строгим, но при том он не может притвориться, что вообще ничего не слышал. Поэтому вместо слов Масатоши ещё раз ерошит Мэю затылок, опускает ладонь ниже, на оголённую шею и легко сжимает, поглаживая большим пальцем ямку в основании черепа. Жест выходит не таким, как задумывался. Вовсе не поддерживающим, а слишком интимным, смущающим, но, похоже, смущает он только Масатоши. Мэй напротив ещё больше растекается на стуле, жмурится и выражает полную удовлетворённость. Ещё немного, и откажется уходить. — Ещё немного, и я никуда не пойду, — вторит он мыслям, и приходится опустить руку. Прежде чем заговорить, Масатоши утыкается в бумаги и прочищает горло. — Тогда вали уже. И поживее. Мэй молчит, но Масатоши принципиально не поднимает взгляд, и вскоре упрямство приносит плоды. — Тридцать минут, — напоминает ему Мэй, делает паузу, словно хочет добавить что-то ещё, но в итоге уходит так же, как появился — быстро и тихо. Только когда дверь за ним закрывается, у Масатоши получается сделать длинный вдох.