Ненужные шансы

— Я не могу с ним играть, он всё делает по-другому... — "не так, как я хочу", слышит последнюю, непроизнесённую, часть фразы Масатоши, но спустя пару мгновений Мэй заканчивает иначе: — ...не так, как ты. Масатоши смотрит на него, вскинув брови, намекая, что придётся расщедриться на объяснения. Мэй цыкает, недовольно кривит губы, но поясняет: — Он просит неправильные подачи. Совершенно идиотские... — То, что они кажутся неправильными тебе, не значит, что это так. — ...Я не для того столько тренируюсь, чтобы осторожничать на горке, — упрямо продолжает Мэй. — Он даже близко не понимает, как я хочу играть! — Как он поймёт, если всё, что ты делаешь, это орёшь и ведёшь себя как полный придурок, если тебе что-то не нравится? — задаёт резонный вопрос Масатоши, на что Мэй сжимает лежащие на коленях кулаки. — А как ещё, интересно знать, я должен себя вести, если мне не дают проявлять себя? Такое ощущение, что Ицки вообще никогда ни в чём не уверен и во мне в том числе. Как же это бесит, ты бы знал! Масатоши понимает, что имеет ввиду Мэй, но не собирается его успокаивать. В конце концов, тот лично приложил руку к неуверенности Тадано, когда должен был стать его опорой и поддержкой. Пускай Мэй общепризнанно самый инфантильный, эгоистичный и самовлюблённый человек в команде, от реальности не сбежать — ему вот-вот предстояло перейти на последний год обучения и стать старшим, хочет он того или нет. — Помнишь, мы как-то раз говорили про долг? — меняет тему Масатоши, и Мэй, уловив, к чему он ведёт, корчит недовольную мину, но всё же неохотно кивает. — Теперь на тебе долг не только аса, но и выпускника, а долг выпускника — поддерживать младших. Не будь эгоистом, Мэй, для разнообразия подумай не только о себе. Тадано старается, и чтобы поверить в свои возможности, ему нужна сначала твоя в них вера. — Даже если я в него поверю, он никогда не станет играть, как ты. — Конечно, не станет, — подтверждает Масатоши, смотря на Мэя с серьёзным выражением лица. — Но это вовсе не значит, что его игра не сможет раскрыть твой потенциал на горке. Воспринимай это как дополнительный шанс испытать себя. — А что если я не хочу никаких испытаний, и мне просто не нравится, как он играет? — Ты тоже не знаешь, как он играет, — напоминает он. Мэй уже открывает рот, чтобы возразить, но Масатоши не даёт этого сделать. — В любом случае сейчас у тебя нет выбора. Если хочешь побеждать в матчах и быть стартовым питчером, придётся сыгрываться с Тадано. Ты недооцениваешь его способности только потому, что привык к другой тактике. Перестраиваться всегда сложно, но это не значит, что потом будет хуже. Думаешь, мне вначале очень нравилось с тобой играть? Мэй щурит глаза. — Конечно, нравилось, — говорит он уверенным тоном. — Я знаю, что иногда могу немного перегнуть палку в жизни, но бейсбол — это другое. Ты любишь меня вести, тебе нравится моя смелость и решительность, а ещё как я могу доминировать на горке и морально уничтожать другие команды, просто стоя там. Я всегда делал это, и ты сразу понял мой стиль, и даже если я тебя раздражал, никогда не пытался заставить меня играть совершенно по-другому. Масатоши предпочитает проигнорировать ноты в бахвальства в чужой речи и сдвигается немного назад, чтобы упереться спиной в бок кровати. Сидеть на твёрдом полу не так уж комфортно, зато можно вытянуть ноги и расположиться вдвоём, плечом к плечу. — Раздражал — это мягко сказано, — кисло говорит он и откидывается затылком на одеяло, смотря вверх, на перекладины второго яруса. — Не думай, что твоего питчинга достаточно, чтобы перекрыть все остальные минусы. Одно время я ужасно бесился, что ты настолько хорош, потому что будь это иначе, тренер бы заиграл других питчеров, и мне не пришлось бы проводить с тобой так много времени. Это было давно, но Масатоши отлично помнит свои противоречивые чувства, потому что иногда они просыпались и по сей день. Нет ничего приятного в лавировании между раздражением и уважением перед чужими способностями, но с Мэем по-другому невозможно. Даже если узнать его ближе, даже если увидеть его скрытую от чужих глаз хорошую сторону, он навсегда сохранит способность выводить людей из себя. По крайне мере выводить из себя Масатоши. Если бы Тадано столкнулся с той же проблемой, что и сам Масатоши в своё время, тот бы мог ему помочь гораздо больше, чем сейчас. Потому что он понимал, как бороться с желанием прибить Мэя, но не представлял что делать с полной беспомощностью перед наглостью и высокомерием. Его личным оружием был старый добрый подзатыльник и ор, но вряд ли Тадано смог бы позволить себе что либо из этого. За своими мыслями Масатоши не сразу начинает чувствовать что что-то неладно, и понимает это только когда молчание затягивается. Мэй ничего не отвечает в течение долгих нескольких секунд, и Масатоши поднимает голову, чтобы посмотреть на него, и встречается с пристальным, внимательным взглядом, в котором нет ни капли веселья. — Что? — хмурясь спрашивает Масатоши и прокручивает в голове собственные слова. Мэй продолжает многозначительно молчать, поэтому Масатоши делает это ещё и ещё, пока не догадывается, что могло настолько не понравиться Мэю. Признание звучало так, будто Масатоши мало того, что вообще не хотел играть с ним, так ещё и напрямую говорил, что дерьмовый характер перекрывает все достижения в бейсболе. Для нормальных людей в этом не было ничего нелогичного, но для Мэя, который считал что все должны любить его именно из-за того, что он хороший питчер, наверное, оно казалось особенно обидным. В то же время признание было честным. Не извиняться же теперь Масатоши за правду, если первое время он действительно ужасно злился на талант Мэя, потому что тот был самым лучшим питчером, с которым Масатоши доводилось играть, и это вынуждало относиться снисходительно к его выходкам. — Я действительно так думал, — жмёт плечами Масатоши, хмурясь сильнее. Можно было вообще замять эту тему, но Мэю будет полезно в очередной раз услышать, что его способности не искупляют отвратительного поведения. Масатоши пытался вдолбить это в его голову всё время, пока они играли вместе, и практика показывала, что медленно, но верно усилия приносят плоды. — Не поверю, что тебе раньше никто не говорил, что с тобой может не хотеться играть. Лицо Мэя опасно темнеет. — Ясно, — ровно отвечает он и рывком поднимается с пола, но Масатоши на автомате успевает перехватить его за запястье. Запоздало мелькает мысль, что можно было отпустить Мэя на этой неприятной ноте и, возможно, с неё бы и началось их естественное отдаление друг от друга. Масатоши должен выпуститься уже через пару месяцев, и их странная, безымянная связь оборвётся в любом случае, и вряд ли это произойдёт легко и просто как по щелчку пальцев. Обида не самое лучшее чувство, чтобы завершать какие либо отношения, но если она поможет свести на нет то, к чему и Мэй, и он сам привыкли, может, и стоило дать ей шанс. — Значит, сейчас ты наверное ужасно рад, что наконец выпустишься и больше не придётся со мной играть, — едко говорит Мэй. Быстрое и короткое "да" могло сделать многие вещи проще. Но идея говорить это "да" исчезает так же быстро, как приходит, потому что Масатоши не собирается врать. Он не думает так о Мэе. Ни в коем случае не жалеет, что им пришлось играть вместе, не хочет на его место никаких других питчеров, потому что несмотря на море сложностей, которые они преодолели как связка и как два человека, прозвище "золотое беттери" досталось им не просто так. Мэй воспринимает молчание по-своему. — Если ты с самого начала думал обо мне так же, как я сейчас думаю об Ицки, то у тебя прекрасное самообладание, Маса-сан. Надеюсь, через год я не буду точно так же сидеть с ним, как ты сейчас сидишь со мной, — чеканит он и дёргает руку, стараясь вырваться, но Масатоши держит крепко. — Пусти. По всем законам логики Масатоши должен был отпустить, но вместо этого он переводит дыхание и через силу тянет Мэя ближе, затем двумя руками укладывает к себе на грудь, перебарывая сопротивление, и под конец вплетает пальцы в волосы на затылке. Какое-то время Мэй ещё пытается вывернуться, ругаясь сквозь зубы, но желание сбегать быстро сходит на нет. — Я не радуюсь от того, что больше не придётся с тобой играть, — проясняет Масатоши главное. Мэй дергается для вида ещё пару раз. — И не имел в виду, что сейчас не хочу быть с тобой связке. — Да ты вообще сказал какой-то полнейший бред, — раздражённо подтверждает он. — Какого чёрта ты намекал, что лучше бы играл с другими питчерами? Я знаю, что иногда могу вести себя не лучшим образом, но это не значит, что можно вот так просто заявлять, что не хочешь со мной играть. Я талантливый и многообещающий питчер, многие были бы счастливы хотя бы недолго побыть в одной команде с кем-то такого уровня, не говоря уже о том, чтобы попробовать сыграть в связке… — Хватит, Мэй, — утомлённо советует Масатоши, накрыв его рот рукой. — Я и так в курсе как ты хорош, не трать время. И ещё расскажи Тадано, как он должен хотеть играть с тобой, таким талантливым и замечательным, когда ты только и делаешь, что изображаешь капризного ребёнка. — Он хочет со мной играть. Это я не хочу играть с ним. Ну вот, похоже конфликт исчерпан, и они вернулись к самому началу. — У тебя нет выбора, — Масатоши вздыхает и мягко тянет Мэя за волосы, заставляя посмотреть на себя. В голубых глазах всё ещё читается недовольство, и вряд ли сейчас что бы ни сказал Масатоши, оно будет действительно услышано, но попытка не пытка. — Перестань вести себя, как эгоистичный засранец, я знаю, что если стараешься, ты можешь это делать. — Даже если я перестану, то что дальше? — Дальше дай Тадано шанс. — Прямо как ты дал шанс мне? — с кривой ухмылкой спрашивает Мэй, но тон его голоса и выражение лица подсказывают, что вопрос совсем не шуточный. Что Мэй в него вкладывал? Что Масатоши был должен ответить? Да? Нет? Как хочешь? Подразумевается только бейсбол или нечто большее? — Я не давал шансов, — честно говорит Масатоши и со вздохом перебирает светлые волосы между пальцев. — Не то чтобы они были тебе нужны, если ты всерьёз собрался добиться своего. Мэй расцветает на глазах, но поджимает губы, чтобы не выдать, как прицельно сработала похвала. Будто после почти двух лет бок о бок для Масатоши это было каким-то секретом.