— Мертвец в Уайтчепеле, какая неожиданность, — проворчал Артур, когда переступил порог квартирки, на съём которой худо-бедно наскрёб. Иногда он чертовски ненавидел свою жизнь. Сбежать в детстве из дому, как показал опыт, было самой ужасной его ошибкой, потому что путь назад он не нашёл.
Величайшее благо, что теперь он жил здесь! Один. Полностью. Больной, но один.
Скинув перепачканную в слякоти обувь, Артур прошёл в комнату и высыпал на кровать наворованное. Последний раз за руку его ловили лет семь-восемь назад, это и стало основой его существования. Деньги время от времени имелись, и половину из накопленного сейчас пришлось отложить на оплату квартиры. Остальное…
Его разобрал кашель, сухой да такой сильный, что казалось, он выплюнет куски собственных лёгких. Артур зажмурился, глаза защипало от слёз, горло драло нещадно. «Чёртова болезнь», — подумал он, с жадностью глотая воздух, и снова заходясь кашлем. Он договорился с врачом, что тот придёт к нему на дом — какой это был повод для гордости! — как раз сегодня вечером, скоро. Благо Артур пока сохранял ясность рассудка, а то поговаривали, иные от этой болезни сходили с ума. Как тут было не чокнуться, когда боль горячим обручем сжимала голову, кашель выворачивал нутро, а тело ломило, как у старика? Сам он страдал лишь третий день, но уже бил тревогу.
Поэтому сегодня он собрал мало.
Артур сдавленно выругался, через силу сел как можно прямее и сделал ещё несколько вздохов, пока приступ не отступил. На глаза как будто давило изнутри, и он, закрыв их, провёл по векам пальцами. Деньги он пересчитает не сегодня. Только бы врач не потребовал плату сразу после осмотра, Артур ещё не придумал, на сколько именно его облапошить.
Вздохнув снова, он собрал с холодного покрывала горстку шиллингов с пенсами и дамский носовой платок. Сначала хотелось устроить их в углублении в полу под кроватью, ставшее для Артура своеобразной копилкой, но вскоре он передумал, вновь из-за болезни и врача. Деньги, какие-никакие, были… а вот спать сегодня придётся голодным. В такое время он из дому уже не выйдет, не в Уайтчепеле точно.
Врач пришёл, когда Артур перестелил постель в надежде сделать её потеплее.
— Заходи, — бросил он и отошёл, чтобы впустить высоченного светловолосого парня, и тот ответил безразличной улыбкой. Глаза его показались Артуру ледяными, хоть, может, и оттого, что силы свечи хватало ненамного.
— О, гляжу, и сыпь началась, — заметил врач, как только дверь закрылась.
Артур переполошился.
— Сыпь?! — и принялся щупать лицо.
Врач лишь посмеялся и поставил внушительных объёмов чемодан на пол. Артур тут же опустил руки и смерил того мрачным взглядом: ещё и платить этому насмешнику.
— Как тебя звать-то?
— Эван. Зовите меня Эван.
Артур смог только передёрнуть плечами. Давненько он не слышал такого вежливого тона. Это потому среди людей о нём шла добрая молва?
— Туда, — кивком указав на проход в спальню, единственную комнатёнку, Артур дождался, когда Эван пойдёт первым, и последовал за ним. — Короче говоря, моё недомогание… Голова трещит, лихорадит, сыпь вон какая-то вылезла, кашель такой, будто меня изнутри раздирает, а ещё ощущение, будто мне пятьдесят. Чего уставился? Я много об этом думал.
— Ты живёшь один?
— Да, — Артур вздёрнул подбородок, но в ответ услышал очередной смешок.
— В действительности хуже всего как раз, когда появляется сыпь, так что придётся тебе потесниться, — проговорил Эван со всё той же непонятной улыбкой и открыл чемоданчик. Артур побледнел и, не сдержавшись, уточнил торопливо:
— Хуже всего? Почему?
— Причины пока неясны, но большинство погибших от инфлюэнцы, а это именно она, страдали сыпью.
— А ты сможешь её убрать? — не зная, верить тому или нет, спросил Артур и подумал, что, само собой, услышит положительный ответ. Кому же в Уайтчепеле не нужен лишний шиллинг?
— Точно нет, если у меня не будет возможности присматривать за тобой. Ага, вот эта микстура! — расплылся в улыбке пошире Эван и чуть встряхнул в руках тёмно-зелёный флакон. — Нужна вода. Обеспечишь?
Поджав губы, Артур встал с кровати и удалился на кухоньку, а пока набирал воды из ведра, чутко прислушивался к звукам из комнаты. Воровское чутьё молчало. Впрочем, это не значило, что Артур бы расслабился и позволил пусть даже врачу воровать у него. Он как можно скорее вернулся и протянул Эвану кружку, и тот капнул в неё из флакона три раза.
— Пей.
Затем Эван заставил Артура раздеться до исподнего и ощупал тут и там, периодически что-то бормоча себе под нос. Холод жёг ступни и кожу, проникал внутрь и гнал на кровать. Артур дёрнулся и, не выдержав, забрался под покрывало, только спину оставил открытой рукам врача. Тот немедленно заявил, что сыпь покрыла кожу между лопатками. Да что он там видел, в свету одной-то свечи?!
Какие бы манипуляции тот с ним ни проделывал, Артур не разозлился настолько, чтобы утратить рассудок и его прогнать. Раз сказал врач, что за ним пока нужно присматривать, так тому и быть. Только…
— Эй, — тяжёлым, со зреющим в глуби зерном гнева тоном окликнул Эвана Артур.
Тот сидел на стуле в изножье кровати, укутанный с ног до головы двумя старыми пальто, больше похожими на тряпки. Одно из них принадлежало Артуру.
— Ты надолго?
— На столько, сколько ты будешь хворать.
— Так что с сыпью?
— Ничего неясно. Но, может, пока я буду за тобой наблюдать, удастся понять что-нибудь. Спи. Сон — величайший целитель.
Артур чуть было не огрызнулся в ответ, мол, сам бы поспал в присутствии чужого человека, когда уже отвык от сна вповалку со всеми. Но не стал. К тому же голова болела не так сильно, как прошедшим днём.
* * *
Солнце встало и укатилось за горизонт несколько раз, а болезнь не унималась. Эван обтирал Артура мокрым полотенцем, поил водой и иногда кормил, а потом уходил к другим страждущим, чтобы потом вернуться с монеткой. Меж тем становилось всё холоднее. Снег однажды устлал крыши домов и дороги, и люд перепугался, не зная, почему это случилось столь рано.
Однажды ночью Артуру подумалось, что он умрёт. Ему точно не повезёт, он сдохнет, как собака, как многие неудачники, что уже кормят червей, а все продолжат жить. Он засмеялся, потом смолк, словно онемев, и затрясся в тихой истерике. Комкая в пальцах грязную простынь, трясь лбом о плоскую подушку, крепко сжимая зубы, Артур плакал.
Он, глупец из глупцов, сбежал в детстве из дому и потерялся в трущобах Лондона, куда родители и нянюшка строго-настрого велели ему не заходить. Он потерялся и не нашёл дороги назад, и его подобрали местные — в обмен на годы службы. В одной комнате с ним вновь жил чужак, пускай молчаливый, полезный и сильный, всё равно была уничтожена иллюзия жизни в одиночку.
— Эй… — Кто-то потряс его за плечо. Артур заставил себя замереть, но его по-прежнему колотило. — Эй, Артур.
— Эван? — еле пробормотал он.
Ни жара, ни боли, ни кашля не было, но тело ломила слабость. Вот стыдоба! Взрослый парень, а ревёт, точно баба, ещё и на глазах у другого. Артур к нему не повернулся, и Эван силой повернул его к себе, сходил за свечой, зажёг и поставил на тумбу, в которой как раз лежали деньги, полностью наворованные. Завтра часть придётся отнести королю. В смысле воров. Без его негласного разрешения хозяйничать на его территории было нельзя.
Эван снова возник перед глазами. Он смотрел на Артура серьёзным, неприятным взглядом, потом пощупал его лоб (а одновременно и свой), почему-то погладил его по голове. Поражённый, Артур не шевелился. Его гладили по голове. Иван провёл ладонью по его волосам от края лба до затылка, потом точно так же — в обратную сторону, и при этом ничуть не давил. Что-то внутри Артура скривилось от отвращения к самому себе, такому неподвижному и послушному этой незамысловатой ласке, но тяга к ней оказалась сильнее. Если уж умирать, то смысл дёргаться.
Тогда Эван впервые лёг спать с Артуром в одной кровати. Двое взрослых мужчин еле поместились на ней, но уснули они без проблем. Под покрывалом и двумя пальто, да с чужим телом рядом оказалось теплее.
Через пару дней болезнь прошла.
* * *
— Я так и не понял, что ты делал, но я чувствую себя гораздо лучше, — с радостной улыбкой поделился Артур. Редко такое бывало, но болезнь, затянувшаяся на две недели, убедила, что всегда может быть хуже. — Ну и ты больше не привязан ко мне. М-м-м… Так сколько с меня?
— Пять шиллингов, — тоже улыбнулся Эван.
— Сколько?!
— Или жильё.
Артур недоверчиво вскинул бровь.
— Жильё?
— Жильё.
— Тебе негде жить?
— До недавнего времени было, — с неизменным выражением лица, жутким на самом-то деле, ответил Эван, и Артур прекрасно понял, о чём тот вёл речь. Он задумался. Снимать квартиру в одиночку ему более-менее удавалось, а хозяин, перебравшийся в район чуть получше, дёргал с него деньги нещадно и, Артур как-то прослышал, собирался ренту повысить. Количеству жильцов он не уделял слишком много внимания.
— Если тоже будешь платить, может, и получится поселить тебя здесь.
— Сколько ты платишь?
Артур назвал сумму, и Эван улыбнулся чуть шире.
— По рукам.
* * *
Они разговаривали нечасто. В основном Артура возмущали то горожане, то констебли, то уроды из дома напротив, то недостаток денег к концу месяца, а Эван слушал, перебирая на кровати ворованные же фотопластинки с мужчинами и женщинами в чувственных позах. Артур только морщился и отводил взгляд, а потом, тёмной ночью, уединялся в противоположном Эвану угле квартирки. Не всегда ему хватало денег на женщину, а соседками он, честно говоря, брезговал.
Эван продолжал работать врачом. Время от времени он приносил домой интересные вещи — причудливо чиненные деревянные игрушки, пустые бутылочки и флаконы, ношеную одежду, — если излеченным больше нечем было платить. Чёрт знает как, но Артур полюбил эту коллекцию жалких вещей. Перебирал её время от времени, а Эван позволял.
Раз вечером, сидя после утомительного дня подальше от окна, у которого было холодно, Артур разложил у себя на коленях коллекцию цветных бутылочек идеально по росту. Он ходил сегодня к нашумевшим недавно господам, впервые попавшим в Уайтчепел, но снова не получил работы даже уборщиком снега. Воровское искусство, впрочем, кормило его всю жизнь, и не то чтобы Артур хотел это менять. Он был как самая крепкая, пусть и самая низкая и приземистая бутылочка тёмно-зелёного цвета.
Ему виделось что-то успокаивающее и при этом забавное в простейшем жесте — невесомо провести кончиками пальцев над этими подобиями флаконов. Детство… Жест из детства. Артур запоминал такие моменты.
— Какая из них тебе нравится больше всего? — однажды спросил он из любопытства и в кои-то веки избытка свободного времени. А вот Эван устал как чёрт и практически трупом лежал на кровати.
— Самая низкая.
— Почему?
— Если уронить все эти бутылки, она разобьётся последней.
В тот вечер после скудного ужина Артур, как обычно, задул свечу на тумбе и забрался под одеяло к уже задремавшему Эвану, и, тоже как обычно, оказался в его крепких объятьях — а как ещё уместиться на узкой кровати? — но при этом внутри трепетала неразумно приятная мысль, что самая низкая бутылочка коллекции оказалась у Эвана самой любимой. Артур так и не понял почему, да и выкинул это из головы.
