Снегопад

В пятницу вечером неожиданно повалил снег. Крупными хлопьями он в считанные секунды покрыл чистым полотном грязные весенние улицы и крыши домов. Я смотрел в окно и чувствовал что-то сродни тоске. Здесь, в городе, снегопад такой силы казался чем-то неправильным. С тех пор, как наша экспедиция, претерпев все злоключения, вернулась на родину, я не видел такого снега и думал, что больше никогда не увижу. Такой шел на северном полюсе, и я любовался им вместе с капитаном Гаттерасом. Этому непостижимому человеку всегда нравился снег, словно его тянуло к полюсу не только лишь желание открыть новые земли и прославить свою страну. Когда ледяная пустыня покрывалась сверкающими хлопьями, такими же крупными, как и сейчас, он задумчиво глядел в окно или с палубы и выглядел счастливым. Я не мог не улыбаться, думая об этом, но все же, не мог избавиться от чувства, что все это неправильно здесь, вдали от тех диких земель. Гаттерас оставил там частичку своей души, и сейчас она словно летела мимо меня за окнами среди всего этого снега. Джонсон, всегда угадывая мое душевное состояние, накрыл мою ладонь своей. - Ты волнуешься за него? - спросил он тихо. Смахнув непрошеные тревожные слезы, я повернулся к нему. - Что-то не так, - ответил я ему, - всю зиму было слишком тепло, так почему же сегодня, на пороге весны вдруг такой снегопад? Я почувствовал его осторожные касания губами к моему плечу, он знал, что это успокаивает меня, я прикрыл глаза. - Мы навестим его завтра, - сказал Джонсон, я кивнул, хотя все еще не мог справиться с тревожными ощущениями. Мне необъяснимо хотелось прямо сейчас сорваться с места, поехать в пансионат, чтобы убедиться, что с Гаттерасом все хорошо. Но я удержал себя, сжав руку Джонсона, положившего подбородок мне на плечо. Я лег в постель, а на улице все продолжал кружиться снег под стремительно опускающиеся сумерки. *** - Извините, вы не получали телеграмму? - извиняющаяся улыбка медицинской сестры остановила нас на пороге. Честно, я еле сдержался, чтобы не вбежать в открытую дверь. Снег по-прежнему кружился над нами, но уже не был таким сильным. Он не бил сердито в спину, а наоборот словно нежно гладил под выглянувшими лучами солнца, осыпая сверкающими алмазами волосы, выбившиеся из под шапки. Но вся эта красота лишь раздражала и не вязалась с тупой тревогой в сердце. Я сделал над собой усилие, чтобы голос не звучал так хрипло, и постарался улыбнуться в ответ. - Еще нет, наверное, затерялась на почте. - Что случилось? - Джонсон, разделяя мое волнение, задал вопрос, который, я боялся, не смогу произнести спокойно, не нарушая приличий. Сестра грустно посмотрела на нас, поджав губы, и в ее больших, влажных глазах я прочитал то, что заставило мое сердце остановиться на мгновение. - Боже правый, - прошептал Джонсон, снимая шапку, и налетевший внезапный ветер подхватил его волосы, стряхивая с них снежинки. - Когда? Я не слышал их беседы больше, потому что все же вбежал в коридор. Бесцеремонно? Возможно. Но в моей душе творилось что-то, что заставило меня на время забыть о приличиях. Я отказывался верить в слова сестры, которые эхом донеслись до меня со стороны входа. Распахнув дверь палаты Гаттераса, я застыл, глядя на пустую кровать. Она была заправлена так идеально, что казалось, здесь никогда и не было никого. "Вчера" - вот, что сказала сестра, вернее, ночью со вчера на сегодня. Именно тогда снегопад достиг пика своей силы. Джонсон встретил меня на обратном пути, когда я, не в силах сдержать слезы, упал ему на руки. Он обнял меня, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Врачи знали, что Гаттерас был нашим другом и молча разделяли наше горе. - Мы даже не успели попрощаться, - сказал я тогда, и только потом, когда мы шли домой, разбитые и опустошенные, я заметил, что снег на миг прекратился. Я вспомнил все свои ощущения вчера у окна. Гаттерас любил снег, его душа всегда, и до и после Северного полюса, стремилась к нему. Возможно, нас не было с ним ночью, но зато он был с нами, вьюгой кружась за окнами, бился в стекла и заметал деревья. - Прощайте, друг, - сказал я про себя, наблюдая за тем, как мелкие снежинки, казалось бы, уже прекратившего снегопада, вновь разгоняют свой бег, чтобы затем спокойно повалить мягкими и нежными хлопьями, словно душа Гаттераса так прощалась с нами в последний раз.