La Bella Mafia

      Будь Джин сторонником теории плоской Земли, он бы трёх слонов, её держащих, поименовал бы Завистью, Любовью и Любопытством.       В Любовь Джин не верит. Безжалостно запрягая чужую ради собственных нужд, он насмешничает над теми, кто с пеной у рта доказывает ему существование Великих Чувств. Похоть, привычка, вина́, взаимные дела, долги, вещи — но не больше.       Зависть использует в качестве топлива, своё внутреннее «хочу того же», «хочу так же» и «чтоб ты сдох, сволочь, я всё равно круче!» переплавляя в энергию, рвущую жилы, но толкающую к целям.       А Любопытству… потакает. Не так часто оно дерёт ему мозг, приводя к результатам чаще приятным и забавным, чем мрачным. И та иголка с шипящим «сс» на конце обещает ему приятное и забавное, милый фактик из прошлого босса, который можно будет иногда намёком упомянуть в разговоре, позволяя капле превосходства приласкать нервы. Разумеется, когда именно он, Джин Всемогущий, в отличие от остальных долбоклюев, найдёт боссу его Тэсс.       Только бы вот найти ещё, это отличие Джина от остальных долбоклюев, ибо косяки с заданием босса начинаются сразу по прибытии на место.       Заброшенный отель в радиусе, обозначенном Чимином, как-то ни хрена не заброшен. Снаружи «Наружности» (Кришна милосердный, да кто ж так ресторан называет? у Джина мысленный фэйспалм такой, что будь он в реале, давно б себе лицо отбил) шебуршат рабочие: что-то красят, что-то отдирают, что-то приклеивают, намывают огромные витринные окна. В самом ресторане ещё больше суматохи, силуэты внутри носятся, как табун коз на амфетаминах.       Остаётся только досадливо прицокнуть языком от упущенной возможности полюбоваться на эстетику заброшки. И матюкнуться от того, что чёртова Тэсс у них в команде навроде «Летучего Голландца»: ею только пугать, а захочешь поймать — шиш да ни шиша.       Сам отель закрыт и проникнуть внутрь невозможно. На стук в дверь отеля и заготовленный заранее вопрос: «А где тут у вас библиотека?» никто не выходит, а торчать на пороге сутками и светиться перед камерами Джину вообще не в кассу.       Сплошная непруха.       Попытка выяснить у ресторанщиков кто тут главный и не завалялось ли у них лишней Тэсс, приводит к тому, что на вроде бы невинный вопрос Джина выходит пара качков, засучивая рукава. Он в душе не чает, с чего такая агрессия, но сваливает от расспросов подальше. Ибо любопытству потакает только в себе, но никак не в других. Особенно когда оно проявляется мордобитием его, Джинова, лица.       Кадастровая карта беспардонно врёт, проводя пунктир на могилу некой давно почившей бабули, ака владелицы здания. Местный центр самоуправления в лице занудливого одышливого толстенького чиновника отправляет его к единственному, кто нынче знает владельца лично — нотариусу.       Чёртов старый пердун-нотариус очень послепенсионного возраста на Джиновы штучки не ведётся совсем.       Ни на уговоры, ни на комплименты, ни на деньги, ни на завуалированные угрозы. Он таких молодых да ранних на своём черепашьем веку повидал немеряно, и ещё один, жаждущий узнать имя, ему что осенний ветер — пролетел и забыл. Хуже того, старый хрыч все сделки ведёт исключительно на бумаге, а то бы Чонгук его даже из Египта достал, но вот же хрень, правило этого нотариального дома: никаких цифровых копий.       Блятство.       Джин начинает медленно, но верно ловить бесячку. Чтобы у них в Корее нельзя было узнать личность человека ЗА ДЕНЬГИ?       Чонгук в Египте разводит руками. Поиск по сетевым источникам информации даёт минимум — семейка, последние известные официальные владельцы, проживающая тут лет эдак восемь назад, разом разъехалась по городам и весям подальше от Сеула, и найти их не представляется никакой возможности. И нет, он, едрит-тебя-там-в-Сеуле-хён, не суперхакер, он просто шарит чуть больше, чем обычные чайники в сети, ну и плюс ему скучно на больничной койке. Так что, хён, а не пойти ли тебе к … тому самому нотариусу ещё раз?       Арктически спокойный Джин, не в силах сдержать ярость в съёмной комнатушке чуть больше гроба размером (первое правило Дома — никогда не жить в Доме, если ты на задании в Сеуле), ищет ринг в другом районе города. Очень невозмутимо и очень хладнокровно выносит нахрен трёх чемпионов, забирает кассу (ну кто будет ставить на новичка?) и исчезает.       У него осталась одна надежда на секретаршу нотариуса. Девица откровенно мимо вкуса Джина: невысокая, полная, болтушка-хохотушка, она ни на минуту не затыкается, тарахтя даже тогда, когда он вбивает её в матрас в квартире, до тошноты пропахшей сладкой выпечкой. И в рот она не берёт, а то бы Джин хоть немного насладился тишиной, разбиваемой только хлюпаньем на удивление тонких для такой толстушки губ. Чёрти что и впридачу вишенкой на торте облом: она ничего не знает, бумаги так и остаются недоступными, и единственное, что удаётся Джину — выколупать из её ноутбука имя владельца и сумму сделки.       Тереза Бан.       Бинго!       Джин выдыхает, пусть и ненадолго.       Имя и сумма — это хорошо, конечно, но мало. У него в активе опять полный швах с добычей информации, в мозгу пара заноз его клятого любопытства, и секс с секретуткой, после которого всё ещё хочется в душ со скрабом.       Он дисциплинированно переключается на слежку за отелем. Ему в кафе напротив, которое он для своего наблюдательного пункта выбрал, бариста кофе таскать бесплатно начали с первого посещения, разоряя владельца и безнадёжно разбивая своё обаяние о его отстранённо-вежливые улыбки. Одна из них вроде и ничего, ей Джин улыбается чуть менее отстранённо — а вдруг скучно будет? Напряжение сбросить понадобится? Он совсем не против короткого перепихончика среди ароматов ванили и кофе тесной подсобке. Бариста сияет аки солнышко, обеспечивая ему покой на его наблюдательном пункте и отгоняя остальных, чтобы не мешали рассматривать двери здания через улицу.       Девиз следующих дней — силуэты. Силуэты то и дело скользят через двери отеля без вывески, мельтеша туда-сюда в самое неподходящее время, и слава богу, что кафе круглосуточное и наблюдение можно прерывать лишь иногда на короткий сон.       Первый силуэт очень быстро проявляется, как древняя фотокарточка в реактивах: встрёпанной причёской, мешковатой одеждой, безразмерными угги на ногах, очками, карандашом, сунутым в гнездо на голове и неизменной кучей гаджетов в руках. Так же быстро силуэт обретает имя — Чхоль Юрин, которая заскакивает в наблюдательный пункт Джина за кофе, будто в самом отеле нет кофемашины. Впрочем, ему только на руку — пары её визитов хватает, чтобы понять, кто она и что: студентка в последней стадии, рассеянная, забывчивая, вечно чем-то увлечённая и пару раз перепутавшая свои и чужие чашки с кофе на стойке. Адский план подсыпать ей снотворного, пока она рассеянно залипает в свои гаджеты или болтает с бариста, и утащить в укромное местечко, чтобы выспросить насчёт Терезы Бан, Джин отбрасывает после второго визита Чхоль Юрин в кафе. Слишком просто, слишком скучно, и он окажется тем ещё дураком, если на обычный вопрос «что за Тереза Бан?» девчонка запросто выдаст ему всю подноготную, а на нём уже будет висеть целое похищение.       Второй силуэт любит шапки. Бейсболки, панамки, какие-то лютые ушанки с нависающим на лицо козырьком, глубокие капюшоны — будто силуэт одержим постоянным желанием спрятаться на виду у всех. Заноза любопытства всё глубже вонзается в мозг, пока Джин взглядом провожает фигуру, выбегающую из дверей отеля. Шапки всегда разные, силуэт всегда торопится — к такси, к автобусной остановке, к пешеходному переходу, который ведёт к ветке метро. Не скрывай силуэт лицо, заноза, возможно, рассосалась бы сама собой, но она вонзается всё глубже, обрастая металлом и тревожа воображение.       Силуэт никогда не заходит в кафе, даже никогда не переходит на эту сторону улицы. Он безлик и неуловим, и кажется, специально проскальзывает мимо него, едва он отвлекается на короткий сон, или нормальную еду, или банально туалет.       Наконец, и ему улыбается удача. Мешковато-встрёпанная Чхоль Юрин, привычно скользнув взглядом по хмурому парню в очках, маске и панаме, который с недавних пор намертво обосновался в углу с ноутом и яблочным смузи, выдаёт на вопрос дружелюбной бариста:       — В пятницу? А в пятницу нас с Тэсс пригласили на открытие «Наружности»!       Как сам ресторатор с этого названия не ёбнется — для Джина та ещё загадка. Стоп, что? Их с Тэсс?       Бинго-2!       План трещит неоновыми сиянием, разворачиваясь по пунктам в голове Джина.       Задача раз — попасть на открытие «Наружности».       Задача два — увидеть, наконец, свой неуловимый Летучий Голландец.       Задача три-четыре-пять: с Терезой Бан познакомиться лично, выяснить, что она — та самая ловкачка, свистнувшая у босса лавэ, пригласить на свидание и увезти вместо условного парка/ресторана/кинотеатра в Дом. По дороге припугнуть, заставить подписать дарственную на отель на имя босса (дальше с бумажкой юристы сами разберутся, законно оформляя по всем правилам), и притащить эту девицу пред светлы очи господина Бана.       Предвкушение, как он притащит Тэсс боссу, да ещё желательно с дарственной на отель, кроет его сладким будущим.       Вот тогда-то он своих оваций и огребёт, и за Египет тоже.       Для решения задачи раз Джину даже делать особо ничего не приходится. Снующие вокруг ресторана парни отделочники-строители-уборщики сменились девчонками-официантками и помощницами поваров. И по прекрасной корейской традиции, время после работы проводили вне работы — в кафе. В ближайшем кафе, разумеется, в котором так удачно обосновался Джин. Когда будущие «наружные» официантки (Джин ржёт, отправляя очередной каламбур Чонгуку, и кажется, тот уже слегка от каламбуров хёна устал, потому что последние три сообщения не прочитаны) вваливаются в кафе тире наблюдательный пункт, он просто снимает очки, бейсболку и маску. Бариста, оскорблённая до глубины души, обиженно-презрительно фыркает — ей такого счастья за весь бесплатный кофе и улыбки так и не досталось. А тут какие-то вертихвостки! А сами официантки бурно перешёптываются, разглядывая его, хихикают, прикрывая рты ладошками, и, наконец, одна подходит с предсказуемой чашкой кофе.       Нет, да что с кармой в этом районе на баб-с, м? Эта тоже не в его вкусе. Джин уже устал считать оттенки чёрного на этом задании.       Впрочем, она лучше, чем толстушка-секретарша, и Джин, улыбаясь, говорит «спасибо», принимая напиток и как будто нечаянно задерживая кончики пальцев на чужой коже. Пристальный взгляд прямо в глаза — раз, два, три…       Готова.       Самооценку рвёт вверх, когда под его напором сминается чужая воля. Когда приоткрываются тайны вместе с губами, мозг и тело податливым мякишем отдаёт и отдаётся любым желаниям Джина. Ложная надежда заполучить себе такого красавца в постоянные бойфренды после совместной ночи сверкает перед наивной официанткой обманчивым болотным огнём. И для неё первый шаг к мечте — пригласить невероятного широкоплечего высокого парня на закрытую вечеринку «для своих», к Ким Намджуну, самому крутому будущему ресторатору этого города!       Джин ожидаемо соглашается.       Ещё до первой рюмки соджу Джин успевает обворожить весь столик, заставляя официантку, имя которой ему приходится припоминать с трудом, светиться от счастья и дутого тщеславия — вы гляньте, какого красавца я подцепила! Но едва он эту первую рюмку подносит к губам после положенных минут вежливости, как замирает, понимая, что пить он сегодня не будет.       Его гипофиз и без внешних составляющих прекрасно справляется с задачей затуманить мозг, ёбнув в голову хорошую порцию адреналина напополам с тестостероном.       В дверь «Наружности» со стороны отеля в бледно-персиковом платье и без дурацких шапок заходит она.       Мозг штампует клише сквозь странный туман: «глаз отвести не может», «застыл на месте», «почти не дышит»… Но ровно так всё и есть — и не может, и застыл, и не дышит, дёргая сухим горлом в попытке сглотнуть. А она своими чёртовыми линиями, идеальным для него одного сочетанием, отпечатывается сквозь туман на сетчатке.       Джин сидит за столом, забыв напрочь про спутницу-официантку, которую планировал споить и бросить, лишь бы снова с ней не спать. Хватает ртом воздух, ловит остатки контроля за хвост среди разбежавшихся пищащими тараканами мыслей. У него единственное желание сейчас: подойти к ней, что вежливо улыбается гостям в десяти шагах от него, накрыть пальто (скатертью, фартуком, штору с окна содрать, в конце концов!), и утащить в темноту до ближайшей горизонтальной поверхности.       Он еле-еле в себя приходит сквозь частящую мелким дробным перестуком на периферии сознания мысль «так-не-бывает».       Так не бывает. Не верит Джин вот в это во всё — любовь, страсть, желание, — с первого взгляда.       Джин вообще ни во что не верит.       Но сжирает взглядом девушку в персиковом платье на нереально огромных шпильках, с длинными чёрными волосами, спадающей на глаза чёлкой, которую она то и дело легко отводит кончиком пальца. Липнет глазами к алым губам, светлым глазам, длиннющим ресницам, разгадать пытается — что косметика, а что своё? Отрицает жгучее, разъедающее нутро желание увидеть без женской брони — долой мэйк-ап, наряд, укладку, пусть покажется босой, закутанной в его рубашку после душа… и него, Джина.       Он уже почти готов наплевать на приличия, подойти познакомиться сам, когда разговор сотрапезников доносит её имя, роняющее его сукой-кармой не просто на чёрную полосу.       А прямиком в задницу.       Тереза, матьего, Бан.       Соджу всасывается как вода. Ему приходится делать почти физические усилия, чтобы хоть ненадолго отводить взгляд от Летучего Голландца за два стола от него. Чтобы хоть как-то поддерживать разговор. Чтобы понять, что при ней он почему-то думать ни о чём больше не может, и надо сваливать. Чтобы, наконец, оторвать задницу от стула в самый разгар вечеринки, выдавить извинения перед официанткой и под предлогом «в туалет» свалить наружу из «Наружности». И только мысль об очередном дурацком каламбуре позволяет этот план осуществить, отвлекая от неё.       Джин редко, читай — никогда, теряет контроль, но сегодня, кажется, именно тот случай. Ему лучше держаться подальше от той, кого он намерен сдать боссу отнюдь не для приятного времяпрепровождения.       И ещё надо внести коррективы в задачи три-четыре-пять, чтобы не знакомиться с ней слишком близко. Ибо ей-богу, чёртовы линии силуэта манят так, что он не сдержится, откусит кусочек. А с боссом шутки плохи, и после того, как он откусит от Тэсс, босс от Джина не просто кусочек оттяпает — отгрызёт всё лицо.       Джин на утро после вечеринки сидит в комнатушке кощитана и молча смотрит на короткое смс от Джексона:       «Кейо».       В башке чёрные и белые полосы мелькают с такой скоростью, что сливаются в сплошной туманно-серый, но лёгкие почему-то раскрываются в облегчённом выдохе.       Босса нет и не будет в Сеуле долго. Это значит, что Джексон становится главным. Команда фактически сама по себе. Хотя, зная босса, тот озаботился заданиями для всех, и Джексон за ними будет только приглядывать. В принципе, становится понятно, почему его отправили за Тэсс: грузить Джина господину Банк особо нечем, а так самого ловкого из команды он припахал к делу. Понятно, почему запер Чимина за мелкую провинность — с этим отбитым чудом от слова чудовище даже Джексон справляется с трудом. Понятно, почему обрадовался, что Гук ещё долечивается, хотя за мелкого на свободном выпасе стоило беспокоиться меньше всех.       Джину всё становится понятно, кроме одного — что ему делать с Тэсс?       Но может…       Может, у него теперь будет время получить её ненадолго себе?