Её вина

Жёлто-оранжевое закатное зарево уставшего за день светила неумолимо угасало, быстро уходя за ставшую ломанной и изгибистой от вездесущих рукотворных вкраплений, которыми людской город ощетинился, будто волколак зубами, линию горизонта. Над Ройштадтом сгущался первый, ещё тёплый от не успевших исчезнуть солнечных лучей летучий сумрак, укрывавший старый город, со всеми его булыжными мостовыми, уютными каменными домиками с у всех как у одного - покатыми крышами, каких не стыдились даже местные немногочисленные богачи и дворяне, тонкими сторожевыми башенками и монструозными готическими соборами, отдалённо напоминавшими своими причудливыми формами гигантские скелеты дивных рыбин, с выдающимися рёбрами, под навесом которых ежедневно находили прибежище страждущие и верные, какими во все времена славился Ройштадт, своим невесомым покрывалом, переплетения чёрной ткани которого перемежали лишь редкие горящие окна в жилых домах и квартирах. Таков уж был город названный в честь миролюбивого короля Роя - здешние жители предпочитали ночной жизни и гулянкам столичного Кернеберга тихий и спокойный сон перед новым трудовым днём. Именно оттого Ройштадт часто и называли большой деревней, ибо тишь и спокойствие которые царили здесь вот уже сорок лет редко видели в иных городах Севера и в течении нескольких дней. Так было вплоть до последних недель, когда в не знавшем несчастий со времён Большого пожара городке начали замечать странные алые шарфы, раскачивавшиеся на трубах и шпилях некоторых домов, что, как оказалось - было страшным знамением. Когда обитатели "помеченных" домов переставали выходить наружу неделями - соседи начинали бить тревогу, только чтобы выломавшие дверь стражники нашли пустой дом, заваленный телами, будто выжженными изнутри неким кошмарным недугом. Вот тогда с Ройштадта и слетела вся его провинциальная безмятежность: заходили по улицам полицейские патрули и клювастые Братья, по округе разлетелись жуткие слухи о Шарфнике - злом духе, от которого нет защиты ни в обителях Братства, ни в самом королевском дворце. Мертвенно-зелёными огнями засветились в ночи окна Харцбурга, всё новые улицы закрывали на карантин, всё на новых дверях появлялись страшные отметки - белые кресты, указывавшие низшим служителям Харцбурга - мортусам, где более не осталось живых. В городской управе прокуратором всерьёз поставлен вопрос об введении тотального карантина. Однако даже несмотря на нависшее над городом в последние дни тревожное облако, дневная жизнь в нём была вполне спокойна и не смотря на увещевания Братьев-санаторов на городском рынке шла бойкая торговля, а кумушки, ужиная после работы в шумных трактирчиках также открыто как и прокуратор в управе говорили о болезни, однако вещая не о карантинных мерах, а ставя под вопрос само существование мора, который в ближайшем будущем нанесёт ужасные раны старому городу и его жителям... Но не будем забегать вперёд. Сейчас нас гораздо больше интересует одно маленькое едва освещённое изнутри окошко в приземистом глиняном строении, сочтённым бы непривыкшим глазом за рыболовецкий домик, если бы не отсутствие водоёмов в радиусе нескольких сотен метров и сильно поистёршаяся, но всё-же заметная вывеска: "Малое отделение городской полицейской стражи вольного города Ройштадта". За глиняными-же стенами разворачивалось следующее действо: - Не надо грустить, господин полицейский... В тусклом свете единственного во всей рабочей столовой огарка свечи за одним из столиков сидели два слегка подвыпивших стражника, скрупулёзно сжимающих в чуть дрожащих пальцах по несколько бумажных карт с цифрами и портретами, и каждый из них по очереди клал по одной своей карте в центр, пытаясь одолеть своей комбинацией оную у соперника - игра шла на равных, и один из стражей закона беспечно вполголоса затянул: - Кого упустили - того не вернуть. Уж нету вам премии, нету вам веры, а ваше начальство... - Загонит вам в жопу сапог. Уже менее мелодично закончил куплет его коллега, купеческим жестом выложив на столе причудливое карточное построение: "Волшебник Ох" - одно из самых сильных в игре, против которого его оппонент уже не мог ничего противопоставить, что прекрасно понимали оба игрока. Тем временем, победитель справедливо потребовал: - Я выиграл. Деньги на стол, Люфт. - Ну ты и свинтус, Генри... Обиженно бросил стражник, рассеянно нащупывая в поясном кошельке несколько монеток, вскоре небрежно брошенных им на стол: - Я ему тут пою, а он... Друг называется... - Петь я и сам умею, а выиграл я честно, как договаривались. Ультимативно заметил Генри, сгребая выигрыш уже в свою поясную сокровищницу: - А в честь моей победы, - мужчина подвинул почти полную кружку эля в сторону погрустневшего товарища - угощаю. - Вот это по нашему! Поблагодарив друга довольным кивком, парень незамедлительно приложился к Граалю местного значения и принялся жадно прихлёбывать. - Доброй ночи, джентльмены! В дверях показалось породистое лицо пожилого полицейского, о которых верно говорить что всю жизнь сторожил чужое, да так и не нажил своего. Люфт прокомментировал его появление громким кашлем от попавшего не в то горло спиртного, Генри-же отметился лишь вялым взглядом в сторону двери. Сквозь душераздирающие попытки откашляться Люфт сварливо заметил: - Ты как всегда вовремя, Ягер... И тебе ночки неплохой, чёрт тебя дери! Чё припёрся? Ягер виновато улыбнулся в усы: - Там это, Винфред явился. Просил всех собрать. - Да тут кроме нас и собирать-то некого... Генри обречённо выдохнул и закатив глаза констатировал: - Ох, чую, мужики, принесла нам эта птица работы на ночь. Неохотно поднявшись на ноги и с хрустом потянувшись, мужчина оправил тяжёлые складки униформы и легонько пихнул Люфта в плечо: - Тебя это тоже касается, алкаш! Эль от тебя не убежит, давай поднимай зад. Или хочешь чтобы Брат Винфред тебя своей тенью тронул? Несмотря на насмешливый тон, заявление Генри прозвучало вполне угрожающе, особенно в свете гуляющих по городу суеверий, в которые не верил разве что он сам, да ещё несколько избранных, активно пользующихся таким рычагом давления на суеверные массы. В этот раз, как и всегда - угроза подействовала. Молодой стражник подумал, сделал ещё глоток и отставил кружку: - Пошли уже, раньше начнём - раньше закончим! Сварливо ответствовал Люфт, расталкивая коллег в дверном проходе, уже через секунду со смехом последовавших за ним по узкому коридору вглубь полицейского участка. Дверь захлопнулась, карты затрепетали под налетевшим порывом ветра, перемешались, но отчего-то не слетели со стола, а сложились во вполне существующую комбинацию, которую опытные игроки именовали Девой Чумой, а кто попроще называли её иначе - "Смерть". В следующее мгновение за окном завыл ветер, новым порывом задув свечу. В опустевшей столовой стало темно. Винфред, а если быть точным - Брат-экзекутор Винфред Циркулае уже ждал их. Такой-же как и при каждой их встрече: огромного роста, отчего пушистое перо синей птицы, венчающее чёрную широкополую шляпу чуть не касалось потолочных перекрытий, тяжёлые, просмоленные различными зловонными маслами складки плаща-балахона из дешёвой кожи, на которую была небрежно наброшена накидка жёлтой ткани, такого-же цвета был и пояс, державший на себе весь скарб палача - кожаная сумка, содержимое которой всегда было предметом споров и дискуссий между стражами, увесистая дубинка сплетавшая в себе волокна древесины и холодную оловянную поверхность, а также короткий меч в ножнах, укрытых под накидкой. Из-под балахона грузно смотрели тупые носки прорезиненных рыбацких сапог, а лицо было скрыто маской, напоминающей своими очертаниями голову хищной птицы, отчего Братьев в народе и величали воронами и клювоголовыми. Когда носы стражников просунулись в дверной проём кабинета, Винфред, скрючившись из-за роста в настолько неудобную позу, что на него смотреть было больно сидел в кресле за письменным столом дежурного начальника стражи и чуть ли не "клюя" бумагу длинным "носом" своей маски придирчиво рассматривал какой-то наполовину пустой бланк, еле слышно бормоча себе под нос: - Тут статью перепутал, тут дата неверная... Винфред почесал в затылке рукой в защитной рукавице: - И как они вообще работают с таким-то начальничком? - Работаем понемногу, Брат Винфред. Разрешите войти? Красные окуляры маски быстро поднялись к двери, плечи экзекутора нервно напряглись, но тут-же расслабились при виде коллег по цеху правосудия. Искажённый под маской низкий голос, не сумев скрыть облегчения заверил: - Да, заходите ребята. После дежурных приветствий Винфред осторожно задал интересовавший его с самого начала вопрос: - А куда все остальные подевались? Пусто у вас тут как в склепе, чудом на Ягера наткнулся, да он, слава Эльму, вас притаранил. - Брат махнул рукой в сторону хмельных стражников - Что у вас такое приключилось? Где вся полиция шляется, а, парни? - Праздник там у кого-то из шишек, Брат Винфред. Еле сдержав икоту ответил Люфт: - То ли день рождения собаки, то ли ещё что... За городом как я понял. - Всем желающим отгул дали на день, а желали почти все, так что сейчас во всех участках такое мелководье - трое-четверо полицейских на пятачок, не больше. Вставил свой грош Генри. Клювоголовый раздражённо потёр висок: - Что за балаган, а не полиция... Экзекутор разъярённо барабанил пальцами по столу: - Знают-же что в городе творится, а всю стражу на загородние вечеринки утаскивают, да ещё и повод то какой важный - день рождения собаки! Немедленно подтягивайте армию, Братство и муниципальные службы - этот национальный праздник надо отметить! Казалось, из-под вороньей маски сейчас пар пойдёт от злости. Под конец своей яростной тирады Винфред с силой ударил кулаком по столу, отчего по лакированной поверхности которого побежали глубокие трещины, а его опоры жалобно застонали. Стражи рефлекторно отшатнулись, однако Брат уже взял себя в руки. Прокашлявшись и извинившись, Винфред пояснил: - Я по этому-то поводу и пришёл. - Из-за карантина? Экзекутор кивнул: - Из-за карантина. Сегодня ваш участок дежурит. Ловким движением выудив из сумки потрёпанный листок бумаги, клювоголовый демонстративно положил его на стол: - Это список улиц в заражённом квартале что нужно обойти. Нас, спасибо вашему начальству, хватит только на две. По одному идти нельзя. Ягер! Брат поманил пальцем престарелого стража: - Пойдёшь со мной. Прогуляемся по Брокенфэйт - там сейчас самое мясо творится, как я слышал, без нас не обойтись. Вы, ребята, - Винфред указал на Люфта и Генри - обойдёте Пряничные кварталы. Один из новейших очагов заражения, жёстко быть не должно, но, сами понимаете, богатые районы, все дела... Полицейские утвердительно кивнули. Винфред наложил на каждого знак Эльма - на удачу, и отпустил собираться. Через несколько минут, четверо хорошо экипированных и вооруженных бойцов, стараясь создавать поменьше шума вышли на успевший охладеть ночной воздух, и, заперев за собой дверь участка (Винфред пообещал взять на себя ответственность за тех, кто не сможет получить помощь правоохранителей из этого околотка в эту ночь) попрощались и разошлись по разные стороны улицы, скрывшись в темноте, означая свое присутствие лишь тихим бряцаньем металлических элементов брони и алебард. За последние недели ночные улицы города стали выглядеть совсем по другому, нежели во времена до эпидемии. Исчезло всё то спокойствие и безопасность, царившее над городом вот уже как сорок лет - исчезло в один миг, задушенное алым шарфом странной болезни, а на освободившееся место пришло нечто иное, чего никто бы никогда не хотел увидеть своими глазами во всей красе. Медленно проплывали мимо громадины зданий, уже не казавшимися уютными со всеми их покатыми крышами и каменными стенами. Запертые двери, зашторенные или закрытые ставнями окна, сквозь щели которых на помрачневшие улицы смотрели испуганные глаза, понимая, что каменные блоки стен не спасут от гуляющего по городу кошмара и прятки скоро из игры станут образом жизни. Стук подковок тяжёлых сапог о брусчатку раздавался по пустым улицам громким эхом, каждый раз сопровождающимся нарастающей тревогой в груди. "ТЕБЯ СЛЫШАТ!" - в ужасе вопило всё естество, заставляя дыхание сбиваться и часто проделывать гимнастику, выпуская струю раскалённого по сравнению с окончательно охладевшим воздухом пара в атмосферу, судорожно втягивая вслед за тем порцию кислорода, отдалённо ощущающегося запахом жжёного мяса, от которого хмель выветривался не хуже чем в вытрезвителе, ведь горели не стейки. Горели трупы. Именно в такой обстановке, по ещё недавно оживлённым улицам, ныне ставшим обителью самого что ни на есть кошмара, стуча тупыми концами алебард о холодную брусчатку, выстукивая в такт тяжёлыми ботинками странный набат, укрытые бордовыми накидками поверх стёганных костюмов из грубой ткани, в теории призванных защищать тело от клинков и стрел и бряцая опознавательными жетонами, сделанными из того-же твёрдого материала что и шлемы с номерами, что бы в случае необходимости опознать тело стража, хмурясь и переглядываясь шли двое стражей. Один - высокий, кареглазый, черноволосый, немного старше Люфта годом, нервно блуждал прозорливым взглядом по закрывающимся по мере их приближения окнам, будучи каждую секунду готовым пустить в ход оружие и с завистью поглядывавший на своего блондинистого напарника, в котором, по распространённой среди коллег теории из-за умеренного роста повышалась концентрация регулярно употребляемого им спирта, из-за чего мутные голубые глаза буднично обводили Пряничный квартал, словно это было самое обычное дежурство и за каждым поворотом не скрывалась наспех сделанная баррикада, а на каждой второй двери не красовался жирный белый крест санаторов - "живых в доме нет". Мимо, с трудом влача за собой большую скрипучую телегу, которую впору таскать бы было только лучшим тягловым жеребцам, привычно клонясь к земле при виде людей и чуть ли не касаясь гладкими как куриные яйца головами земли прошли мортусы - замотанные в тряпьё бывшие люди, добровольно отдавшие себя на исследования в Харцбург, и выжившие при суровых экспериментах Братства, и оттого - приобрётшие абсолютный иммунитет и из-за своего кошмарного внешнего вида (большие выпученные глаза с крошечными черными зрачками и чёрными мешками под ними, ввалившийся нос и обезображенный рот, которые они скрывают грязными тряпками, изменившиеся пропорции, физиология и телосложение, создававшие в сумме ужасный эффект зловещей долины) и ограниченных возможностей принявшиеся служить Братству низшими служащими - безмолвными, работящими, довольными. С такими лучше не заговаривать, ибо разум мортуса искажён и зомбирован, а говорить они привыкли белым стихом, постоянно обращаясь к святому Эльму и преклоняясь перед Братьями и людьми в целом, ведь сами они уже таковыми не являлись. Стражники намеренно отвернули взгляды, когда эти черви, как их нередко называли в народе, тихо бормоча подхалимские речи проходили мимо и до упора старались не смотреть и даже не представлять что они везут в своём возу, однако окровавленная нога, неудачно мелькнувшая на периферии зрения Генри, высунувшись из-под брезентового покрывала развеивала все сомнения, с чем тот шёпотом поделился с коллегой. Люфт недоверчиво посмотрел на товарища, но не разглядев в его глазах лжи отвернулся. Протрезвевшие глаза его забегали. Он наконец то понял где он оказался. Он понял что Ад не внизу. Пройдя мимо ещё нескольких домов на дверях которых красовались кресты, Люфт остановился, несколько секунд напряжённо вглядывался в темноту, затем вытаращил глаза, судорожно вдохнул резко юркнул за близлежащий угол и жестом приказал Генри последовать за ним. - Что такое? Шёпотом осведомился мужчина, послушно вставая плечом к плечу с другом. Тот резко приложил палец к синеющим на глазах губам и едва слышно процедил сдавленным от ужаса голосом: - Там он! - Кто? Всё так же недоумевал мужчина, пока Люфт буквально заливался холодным потом: - Ш-а-р-ф-н-и-к. Шипя, словно змея и проговаривая каждую букву ответствовал Люфт, чуть ли не врастая при этом в каменную кладку. Генри недоверчиво поднял бровь: - Уверен? Ну ка дай я гляну... - Не лезь, придурок! Шепотом крикнул парень, однако Генри уже высунулся из-за спасительного угла. Люфт зажмурился, предвещая муки в которых погибнут стражи закона, попав в лапы злого духа, однако вместо яростного нечеловеческого вопля существа услышал лишь тихий и насмешливый, но в то же время серьёзный голос товарища: - Шарфник, говоришь? Поди глянь получше. Тут нечисть другая. Заинтересовавшись, Люфт, преодолевая паникёрство всего своего естества, аккуратно высунулся в заботливо предоставленное его коллегой между его накидкой и стеной. На другом конце улицы, в нескольких десятках метров от них крадучись и ежесекундно озираясь вокруг ходил человек, на вид молодой, не дотягивает и до тридцати лет от роду. Одет человек был бедно, что не удивительно - подвыпившие бедняки нередко нарушали карантин и комендантский час, однако этот нищеброд отличался критически важной особенностью - на поясе его красовались вдетые под ремень инструменты, и, что важнее, маленький мешочек в котором что-то многозначительно звякало. - Мародёр... Со второй попытки дошло до парня. Генри, ухмыльнувшись, кивнул: - Мародёр. Так и будешь стоять столбом? Это по одной статье чрезвычайного и стандартного кодекса правопорядка, одна из них - с отягчающими. У нас есть полномочия завалить его на месте. Чего то ещё знать изволишь? - Ты лучший напарник Генри. Доверительно ответствовал Люфт, чей кровожадный голос и его попытки пристроить получше в руке древко алебарды никак не соответствовали доброжелательному содержанию слов: - Сейчас он у меня попляшет... Ухмыльнулся парень, поднося к губам, вновь вернувшим нормальный цвет глиняный свисток. Спустя секунду над Пряничным кварталом разнёсся оглушительной силы свист, раздавшийся под аккомпанемент испуганного карканья разлетающихся прочь ворон. Вслед со свистом квартал огласило громогласное: - Именем закона, стоять! Иначе мы будем вынуждены применить силу! - Стой по хорошему, придурок! Хихикая, перевёл слова коллеги на язык придурков, вроде этого мародёра, Генри: - Иначе тук-тук по барашку, капут голова! Услышав обе версии предложений о капитуляции парнишка вздрогнул, чуть ли не со скрипом повернулся, а как только увидел две на полном ходу несущиеся на него из темноты крупные фигуры с дикими глазами размахивающими длиннющими топорами (тут у любого бы нервы сдали) с воплем бросился наутёк. Несколько минут пролетели со скоростью, преличествующей трем парням в карантинной зоне, решившим устроить бега с препятствиями по городской местности и не только. Топот сапог, грохот лат, тяжёлое дыхание всех троих бегунов - сбивчивые требования остановиться и удары алебард о стены не помогали, а лишь придавали стимула мародёру и без того превосходившему в скорости обременённых оружием и какой-никакой бронёй стражников, совершая дикие виражи и по-настоящему акробатические трюки чтобы выиграть драгоценные секунды до того как его догонят сравнительно медленные, но до чёртиков выносливые полицейские. Благо, тренировки не прошли зря и стражи закона уверенно преследовали беглеца, пока в горячке погони дружно не влетели в стену, дав преступнику несколько десятков секунд, прежде чем погоня продолжилась. Как итог, ещё спустя несколько минут запыхавшиеся и нахватавшиеся синяков правоохранители упёрлись в тупик квартала в кругу домов, всех как один помеченных крестами. Преступник скрылся. - Ну и где теперь искать эту падаль? Отдышавшись, поинтересовался Люфт, у более подготовленного приятеля, внимательно оглядывавшего окружавшие их дома. Внезапно, Генри сорвался с места и тихо подошёл к дому, принадлежавшему богатой когда-то семье Вигмаров - ныне постоянных резидентов городского кладбища. Люфт недовольно осведомился: - Ну я чё тебе там приспичило? Тоже помародёрить захотел? - Люфт, поди сюда. Раздражённо фыркнув Люфт всё-же повиновался просьбе товарища и пригляделся к двери, тут-же поняв что привлекло внимание коллеги - доски, которыми мортусы заколотили дверь были едва заметно подорваны: - Взлом совсем свежий. Ошмётки дерева ещё не успело унести. С видом эксперта вполголоса отметил Генри, проводя рукой в защитной рукавице по свежим отметинам на красивой когда-то двери. Люфт, собравшись, приказал: - Ты херачишь дверь, я рублю гада. Усёк? Генри качает головой: - Нихрена... А вдруг он там засел с ножом или чем похуже? Сам же первым напорешься. Парень озадаченно почесал в затылке: - Предлагаешь через окно? Генри задумался, затем осторожно кивнул: - Мысль. Давай через окно. А не нашумим? - Коли постараемся - не нашумим. Справедливо заметил молодой полицейский, упирая сапог в подоконник. - Ну с Эльмом... Хрипло отметил Люфт, беззвучно залезая за приоткрытую раму. Кто бы мог предполагать что его давнишние слова про духа окажутся правдой? В кладовой, куда судя по многочисленным полкам и стеллажам забрались хитрые служители закона было темно и пыльно. Обмахивая нос и глаза рукой, Люфт было приказал Генри жестом не шуметь, как вдруг оба стража замирают, услышав из глубины дома странный звук: странный булькающий кашель, хрипы, приглушённые стоны, будто человека внезапно разморила страшная пневмония, и спустя несколько секунд - грохот падающего тела. Переглянувшись, стражи кивают, поняв друг друга без слов. Вскинув алебарды, полицейские бросились к источнику звука, однако были явно не готовы узреть истинную его причину. В прихожей, недалеко от самой входной двери, оперевшись на раскрытый комод лежало тело, одного взгляда на которое хватало чтобы понять - мародёр не ушёл далеко. Его-же мешок с пожитками бесполезным грузом лежал рядом. Самым кошмарным в этой картине было то, что красивый когда-то шерстяной ковёр на который в последние секунды жизни успел осесть вор, был обильно залит свежей кровью, растёкшейся по его периметру бесформенной, до отвращения огромной кляксой, амёбой, одна из ложноножек которой тянулась через всё так-же пропитанную бордовой, ещё пенящейся от обильной смеси со слюной, гемоглобиновой дорожкой, обвивающейся на исходе своего мерзкого пути вокруг тонкой, совсем ещё юношеской шеи несчастного, кошмарным алым шарфом. Рядом с телом, чуть приподняв острый подбородок, и оттого высокомерно смотря на него сверху вниз, чуть скривив тонкие губы в грустной усмешке стояла девочка, на вид бродяжка, которой с трудом можно было дать и четырнадцать лет. Завидев краем глаза застывших от ужаса и недоумения стражников, девчушка преспокойно обернулась, будто и впрямь собиралась начать оправдываться за какие-то пустячные проделки, за которые её разумеется накажут. Никто иной как сама Дева Чума, конечно, кому ещё наказывать хадрата? На шее девочки красовался такой-же алый шарф что и на шее несчастной жертвы, однако не вышитый кровавым лоскутом, а настоящий, тканевый, колышащийся на дующем из открытого правоохранителями окна сквозняке, а радужки её глаз слабо фосфорецировали во мраке мёртвого дома. Теперь всё встало на свои места. Шокированное оцепенение Генри прервал тихий хрип со стороны его товарища. Оглянувшись, мужчина впервые в своей жизни зашептал молитву. На шее Люфта буквально раскрывался отвратительный мясной бутон, разрывая своими лепестками шею парня, обнажая артерии и вены и выворачивая их в прямом смысле - наизнанку, создавая вокруг сформировавшегося цветка тот самый, тошнотворный алый шарф который остался на шее мародёра, тот самый что развевался на трубах и флюгерах Ройштадта. Секунду спустя, Люфт с грохотом повалился на пол, сражённый живым недугом. На глазах мужчины выступили слёзы - Люфт, хоть и был тем ещё паразитом и алкоголиком, он был его другом. Другом, с которым Генри прошёл плечом к плечу все опасности и трудности полицейской службы, и он не позволит какой-то мелкой егозе уйти после такого, какая бы Мела Меллиар её не покрывала! В миг боль сменилась гневом. Генри повернулся к девочке, она всё также стояла грустно улыбаясь над телом мародёра и смотрела ему в глаза своими - красными. - Сука, не уйдёшь! В бешенстве взревел мужчина, вскинул алебарду и со всего размаху рубанул ею девочку. Никакого эффекта за этим многообещающим действом не последовала. Маленькая хадрат всё также молча стояла, не обратив почти никакого внимания на топорище, прошедшее через её тело навылет и глубоко ушедшее в доски, устилающие пол, только смотрела она теперь на стражника с укоризной, будто говоря: "Зря ты, дяденька полицейский это сделал..." Генри поднял на неё окончательно обезумевшие глаза, как вдруг почувствовал жжение в горле. Жжение перетекло в сердце, лёгкие, за секунду разошлось виноградными лозами по всему туловищу, оплетя каждый орган, каждый сосуд и уже тогда простое жжение превратилось в пламя. Извиваясь, корчась и крючась на полу в озере собственной крови, словно пытаясь вывернуться из крепко вцепившихся в него лап смерти, в мучительной агонии, словно кто то сдирал слои с его внутренностей, так просто, словно лоскуты кожи, обгоревшие на солнце, только в этот раз было больно. Очень больно. Захлебываясь в собственной крови и судорожно пытаясь дышать чтобы не раскрыть в новый раз мерзотный бутон, сквозь лепестки которого буквально выливалось на пол всё его естество, меркнущим взором Генри смотрел на девочку, всё ещё стоящую на своём прежнем месте. Красный цвет в глазах её погас, взгляд погрустнел, с длинных ресниц на ковёр упало несколько слезинок. Последним что он увидел перед тем как бутон на его горле с мясным треском раскрылся была её грустная, болезненная улыбка. Над Ройштадтом робко светило утреннее, ещё не целиком вступившее в свои права, но уверенно сгоняющее тьму с насиженного места солнце. По одной из узких улочек Пряничного квартала, галантно постукивая подмёткой сапог по брусчатке шёл, опираясь на увесистую трость человек, задрапированный в кожаный балахон, широкополую шляпу и рыбацкие сапоги человек. Красные окуляры его птичьей маски игриво поблескивали в первых лучах солнца, на плечах развевалась красная, с жёлтыми нитями по краям накидка. Вслед за Братом бойко семенила босая бродячая девчушка, которой на вид едва можно было дать четырнадцать лет. Синий платочек на шее весело подпрыгивал вслед за её движениями, янтарные глазки заинтересованно следили за каждым движением Брата-санатора Рихарда Мёрдока, так гласила выгравированная на набалдашнике трости подпись. Тем временем странная парочка подошла к месту своего назначения - зачерченная белым крестом и закрытая досками дверь особняка, ранее принадлежавшему семейству Вигмаров. Сегодня над этим домом виднелся алый шарф, в точности как и несколько дней назад... Рихард остановился в нескольких шагах от крыльца и растерянно почесал в затылке. Что может значить алый шарф над пустым домом? Может ли быть что кто-то прятался внутри, а теперь болен? - Тут-то ваши уже побывали. Нешто забыли кого? Прервала его размышления девочка, также обратившая внимание на смертный символ. Рихард задумчиво ответил: - Э, нет, такого за нами не водится. Здоровых бы не заколачивали. Может ошиблись домом? Девчушка усмехнулась: - Так вот и ошиблись. Смотри - царапины на двери свежие. Не от гвоздей... Замечание бродяжки застаёт санатора врасплох. Он до конца не хотел верить в то, что кто-то и вправду решился грабить заражённый квартал: - Где?! Ох... вот безмозглые люди! Доски, которыми мортусы заколотили двери кем-то незаметно подорваны, и тут гадать не приходится - мародёры! Глупцы, пожелавшие поживиться ценностями из заражённых домов, надеясь на удачу. Голос Рихарда решителен: - Лучше спрячься, девочка. Кто знает, что у них на уме. Может они до сих пор там. - А ты, ворона? Зови своих! По ней было видно - она взволнована. Руки в тоненьких перчатках поднялись к личику, глаза из-под каштановых волос стали смотреть по-кошачьи. Рихард покачал головой: - Пока буду звать, воры сбегут. Ищи их потом по городу. Нет уж, я не отступлюсь - а вот ты бы пока к страже бежала! Кажется, бесстрашие санатора не придаёт бродяжке уверенности: - А если тебя убьют там? В янтарных глазах читается неподдельный страх за незнакомого ей человека в маске. Тот усмехается: - Два раза не умирать, а одного не миновать. Я-же Брат, нас так просто не прикончить. Беги давай! Взломанная дверь жалобно скрипнула, пропуская внутрь клювоголового врача. Бросив саквояж у входа, он сжал в руках верную трость, готовый встретить хоть отчаявшихся мародёров, хоть самого Шарфника. Но предосторожности излишни. Рихард видит полусидящую фигуру перед раскрытым комодом. Рядом - мешок с какими-то пожитками, но он уже не пригодится вору. Рядом с ним, буквально в нескольких шагах, на коврах под лестницей ведущей на забаррикадированный второй этаж лежат ещё два тела в которых безошибочно угадываются полицейские стражи. Невдалеке от них лежат и их верные алебарды. Одна из которых - возле глубокого зарубка в полу. По-видимому, кто-то из стражей попытался остановить мародёра, но как и он пал, жертвой странного недуга. Санатор осторожно приближается к несчастным, но изобилие растёкшейся под ними крови не оставляет вариантов - вся троица мертва. Лица покойных выражают ужас и боль, раздиравшую их тела в момент мучительной смерти. Болезнь протекала так стремительно, что люди едва успели осесть на пол. Нормальные болезни так себя не ведут, Рихард это знает. Пока санатор выискивает огарок свечи и возится с телами покойных при столь странных обстоятельствах людей, через окно за ним незаметно наблюдает бродяжка, что от грусти и вины опустила голову, краем глаза смотря в лица тех, кто пал вчера от исходящего от неё мора. Это не её вина, что она стала такой - посмертная сделка с Мелой Меллиар не оставляет вариантов, но... Вина за невинно убиенных грызёт её. Она найдёт дом мясника, она исполнит уговор. У неё ещё есть время. На миг мелькает в янтарных глазах красный огонёк хадрат, но тут-же угасает в янтарных, человеческих глазах, что неумолимо наливаются слезами. Она убегает, а санатор остаётся, всё выискивая в телах разгадку, не зная, что разгадка тайны мора - в девочке в синем шарфике, под которым таится алый...