Изысканная кухня

Под тяжелым, нечитаемым взглядом Мин И кожа Ши Цинсюаня покрывается мелкими мурашками, а сама Цинсюань замирает напряженно, словно запоздало почуявшая опасность сутора*. Затянувшееся молчание и вспыхнувший в глазах лучшего друга голод давят так, что не получается толком вздохнуть. Хмель выветрился весь без остатка всего за пару щелчков пальцев**, больше не шепчет, как хороша шутка, пришедшая в голову Повелительницы Ветров в пылу игривой обиды. – Мин-сюн! – только что притворно хмурилась раскрасневшаяся от выпитого вина Цинсюань. – Ты же совсем меня не слушаешь! Тебе не интересно? Она знает, что Мин И слушает – он всегда слушал и слышал её, какую бы ерунду она ни щебетала – просто взгляд его прикован не к пристроившейся у него под боком небожительнице, а к пряному цыпленку в красном соусе. А Цинсюань хотелось, чтобы он взглянул на нее, хотя бы еще разок. Они коротают вечер в мире смертных в компании хорошего вина, изысканных закусок и неумолкающей болтовни Повелительницы Ветров. На Празднике середины осени Мин И получил в дар целых сто фонарей, но не посчитал это достойным поводом для радости. Ши Цинсюань тогда, радуясь за них обоих, пообещал отстраненному Мин-сюну праздничный пир, чтобы это событие хоть как-то отпечаталось в памяти Повелителя Земли. И, что ж, вот они здесь. Всё вокруг – подарок для Мин-сюна. Вечерняя прохлада и загорающиеся звезды над головой, вино и разнообразные кушанья; их уединенное убежище под раскидистым кленом, которое попалось на глаза Ши Цинсюаню совсем недавно, и сама Цинсюань. Одетая в струящиеся легкие одежды, с подаренной когда-то самим Мин И резной шпилькой в шелковистых волосах. Ши Цинсюань знает: что бы там Мин-сюн ни говорил, ему нравится украдкой поглядывать на женское воплощение друга. Нравится звонкий смех Цинсюань и то, как она, бывает, поучительно качает у его носа пальцем. Глядя на Ши Цинсюаня в женском обличии, Мин И почти всегда рано или поздно смягчается: ворчит совсем тихо и как будто даже нехотя, иногда позволяет себе улыбнуться одними лишь уголками губ. Девичий облик напоминает ему о чем-то приятном. О ком-то особенном. Мин-сюн никогда не видит в Цинсюань самого Цинсюаня – слишком много в его взгляде прошлого, слишком мало – настоящего. Это наверняка обижало бы, длись их знакомство на пару десятилетий дольше. Но их дружбе едва стукнуло двадцать, и Ши Цинсюань говорит себе, что им некуда торопиться. Они идеально дополняют друг друга. У них есть всё время мира, чтобы разобраться со всем остальным. Ши Цинсюань влюблен и поэтому совсем-совсем не злится. И всё же шутки ради перехватывает тонкими женскими пальцами кусочек красного от соуса цыпленка, который Мин И уже почти поднес ко рту, и со смешком водружает себе на грудь. – Теперь ты, наконец, взглянешь на меня хоть на секунду? – спрашивает, улыбаясь насмешливо, но тут же осекается. Потому что теперь Мин И действительно смотрит. На заалевшую от выпитого вина высокую грудь, едва прикрытую легкой тканью праздничного платья; на хрупкие ключицы и шею с кокетливо ниспадающими локонами. На приоткрытые губы – на них темный взгляд Мин-сюна задерживается особенно долго – и, наконец, в глаза. Цинсюань густо краснеет и с трудом выдавливает из себя виноватую улыбку. Вышло совсем не смешно. Наверное, даже обидно. Мин-сюн ведь и правда любит поесть, выхватывать у него из рук еду – ну что за дикость!.. Он касается её, не отводя взгляда, и все мысли тут же растворяются. Холодные пальцы, пытающиеся подцепить кусочек цыпленка, невесомы, как крылья бабочки, и всё же кожу от их прикосновений жжет огнем. Мин И с нечитаемым выражением лица отправляет заново отвоеванное лакомство в рот и тянется к Цинсюань снова. – Мин-сюн, я... В висках заполошно бьются, причудливо сплетаясь, горчащее смущение и сладкий стыд. Так громко, что Ши Цинсюань сам себя не слышит. Мин И пальцем стирает с её кожи след, оставленный острым соусом – Цинсюань судорожно сглатывает – небрежно обтирает руку о траву и лишь тогда, отстранившись, отводит взгляд. Его губы влажные, как будто он поцеловал её только что. Всё еще слегка одурманенный уже закончившейся близостью, Ши Цинсюань невольно представляет, как след от соуса с его кожи мог бы исчезнуть не благодаря пальцам, а благодаря этим губам, и тут же спешит спрятаться за веером. Он не стал бы возражать, если бы Мин-сюну захотелось... Но Мин И не хочется, должно быть. Во всяком случае, именно сейчас. Повелитель Земли как ни в чем не бывало возобновляет свою трапезу. Только бросает небрежно: – Чего затих? Голос у него непривычно хриплый. Может быть, от выпитого за вечер вина.