kendrick lamar — swimming pools (drank)
— Глава Дома Квон снова нарушает наши границы, — это Сокджин сообщает довольно серьёзно и сдержанно, перебирая папку бумаг, зажатую в пальцах, и, подняв глаза, недобро сверкает раздражённым взглядом из-под очков-половинок: — Сегодня в шесть утра его люди вторглись в один из турецких ресторанов на Итэвоне, заявляя свои права на него. Глупый и безрассудный поступок, но Вы понимаете, что это значит, Намджун-ним. Намджун в свои тридцать хорошо понимает, что это значит: сидит в кожаном кресле Главы уже целых три года, и, волей случая или же опыта, вполне себе осознаёт, что означает такое открытое намерение завладеть чужой территорией. Сокджин прав: поступок безрассудный и глупый. Быть может, его даже можно назвать отчаянным — ни для кого не секрет, что для Дома Квон последнее время закрывается всё больше дверей, они теряют свои позиции, даже поставщики от них отказались, а наркотрафик меняет свой вектор поставок в сторону дома Чон, с молодым, но амбициозным главой которого Намджун счастлив выпивать виски в пятницу вечером. Ирония в том, что так жалко пытаться удержать себя на плаву равносильно самоубийству. Дом Ким своё не отдаёт. — Квон Миндже всегда был полным придурком, — сообщает Намджун, пожимая плечами. — Что турки сказали на его предложение? — Владелец заведения Вам хорошо знаком, — отвечает Сокджин. — Это Юсуф Йылдыз, Вы встречались с ним месяц назад, когда обсуждали повышение цен на аренду помещения. Он приехал на место, переговорил с людьми Квон и дал им согласие, после чего незамедлительно связался со мной и доложил обстановку, — его правая рука действительно хорошо выполняет свою работу. — Но смею заметить, что это уже третий случай за последние два месяца. — Первый раз они отмазались, верно же? — Да, люди Квон напали на наших людей на юго-востоке и позднее принесли извинения и подарили Дому вазу династии Цинь, которая ушла с торгов в размере миллиона долларов, — Сокджин пожимает плечами. — Второй раз они вторглись в ночной клуб на Итэвоне и охрана нашла у них оружие. В итоге Миндже принёс извинения и выплатил денежную компенсацию. Но сейчас это уже очевидно. Вам не кажется, что его нужно убрать? — Да, нужно, — это всё, что говорит Намджун, закуривая и откидываясь на подголовник кожаного кресла. — Ваши пожелания? Идеи? — Терпеть и выжидать точно нет смысла, иначе Совет подумает, что мы поджали хвосты. Пусть его уберут в течение пары дней. Проблема заключается в том, что я не знаю, кого поставить исполнителем: Дом Квон нет-нет, да имеет вес в наркосфере, пусть уже незначительный. У них точно есть связи с полицией, и я не хочу подставлять ни наших ребят, ни очернять репутацию семьи. У тебя есть предложения? — Вообще... — Сокджин немного задумчиво мусолит пальцами накрахмаленный воротник белой рубашки. — Да, есть. — Рассказывай. — Буквально полгода назад на меня вышел лидер одной небольшой группировки — любые услуги в рамках разумного за хорошую цену — и дал знать, что в случае необходимости они всегда к нашим услугам, — и Сокджин пожимает плечами. — Знаю, что Дом Чон пользуется их услугами, Чонгук-щи самолично и регулярно встречается с одним из их представителей — вроде как, заместителем этого самого лидера. Репутация у них чистая, в политику Домов они не влезают, это их принцип. Ни пытать, ни раскалывать смысла нет и не будет: они никогда не обладают нужным объёмом инфы, всё, что нужно знать — это имя и ценник. Нанять их будет менее энергозатратным. — И как назвался этот самый лидер? — делая затяжку, интересуется Намджун. — Странно, хённим, — неожиданно неуверенно тянет Сокджин. — Странно? — Вообще, группировка называется «Пуленепробиваемые Киллеры», что, на мой взгляд, ещё страннее, чем псевдоним их лидера, который называет себя Агустом Ди... — начинает было Сокджин, но осекается на резкую перемену в лице своего босса. — Что-то не так, хённим?«— Как тебя зовут, детка?
— Обычно я сам прихожу, но ты можешь звать меня Агустом».
Намджуну тридцать, и он давно не верит в такие чудеса, но кончики пальцев всё ещё хранят воспоминания о податливом, худом и гибком, пусть и угловатом теле мальчишки из клуба, который он посещал на прошлой неделе. Это был лучший секс за, без шуток, наверное, последний год, потому что с его положением в призме эксцентричной ежедневной рутины с кем-то встречаться банально опасно — только сразу жениться и заковывать и себя, и жену в рамки норм и обязательств преступного мира, а уловить отличный одноразовый редко случается. Тот парнишка подошёл ему идеально. Он был настолько же восхитительно раскованным, насколько и дерзким, ничего не стесняющимся, тугим ровно так, чтобы принимать его член в себя снова и снова, совершенно бесстыдно совершая круговые вращения бёдрами. Он был голый, он сидел сверху, в тёмных глазах Намджун читал вызов и ту самую непокорность, которая так безумно пьянила. — Хочешь, чтобы я звал тебя папочкой? — мурлыкнул в какой-то момент, наклоняясь и шепча этот вопрос прямо в губы — в ту секунду Намджун хорошо ощутил то, как выскальзывает из плена чужой тесноватой растянутости, которая так плотно сжимала его всё это время. — Было бы здорово, — цепляясь за узкие бледные бёдра, выдохом рыкнул глава Дома Ким, грубовато толкаясь назад сильным толчком таза вверх. — Тогда заслужи, — улыбаясь и не целуя, шепнул ему этот сладкий кошмар. — Намджун-ним? — здесь и сейчас Сокджин склоняет голову к плечу, выразительно вскинув бровь, и его боссу приходится хорошо проморгаться, вырывая себя из плена сладкой картинки воспоминаний. — А ты сможешь организовать мою личную встречу с их Агустом Ди? — интересуется как бы невзначай. Сокджин хмурится. Но вопросов не задаёт — всё ещё является великолепной правой рукой, которая хорошо ощущает, когда стоит уточнить, а когда — лучше не надо, при этом всегда потрясающе чисто и точно выполняя свою работу. — Да, думаю, это не будет проблемой, — наконец, отвечает. — Я свяжусь с ним, Намджун-ним. Когда вас устроит? — Этим вечером, — коротко. — Максимум — завтра. — Но у вас встреча с Чонгук-щи... — Отмени. Квон Миндже надо убрать как можно скорее, не вижу смысла тянуть. Чонгук поймёт, — возможно, его голос звучит куда резче, чем того бы хотелось. — Хорошо. Где хотите провести эту встречу? Намджуну тридцать, и он давно не верит в такие чудеса. Но почему-то надеется. — Забронируй мне люкс в «Millennium Hilton Seoul».***
За окном уже темно, когда дверь электронного замка пищит от взаимодействия с ключ-кодом, открываясь, и Намджун замирает с дымом в лёгких, стараясь сохранять максимальную незаинтересованность на лице, но всё равно небрежно откидывает русую чёлку со лба одним нервным движением. Он всё ещё продолжает не верить в чудеса, всё ещё свято уверен, что псевдоним мальчика, которого он вкусно трахнул в VIP-комнате гей-клуба, и псевдоним лидера группировки киллеров — не больше, чем простое совпадение, но... Но дверь открывается, являя взору худощавого парня в болотных карго, белой майке и куртке в тон штанам. Не очень высокого роста со всклокоченными высветленными волосами и ссадиной на широкой скуле, которая его, кажется, не очень смущает — карие глаза смотрят на главу Дома Ким, восседающего за столиком с роскошным люксовым ужином на двоих, с интересом и ноткой веселья, что подтверждает догадку о мгновенном узнавании. Видимо, Намджун ему тоже отлично запомнился. Пусть в клубе был полумрак, босс мафиозной семьи хорошо запомнил хрупкие черты, что скрывала одежда, тонкие косточки таза и узловатые пальцы, которые так отчаянно цеплялись за его плечи, когда мальчишка скакал на нём, хрипловато всхлипывая и сжимая в себе. Сейчас же в ярком свете люстр дорогого отеля он кажется ещё более юным, чем показалось в их первую встречу: лет девятнадцать, не больше. И улыбка — нахальная, острая, пронзает лицо. — Вот это встреча, — произносит Агуст, вальяжно подходя к столику и без смущения присаживаясь перед Намджуном прямо напротив. — Я поражён, — нет, он не. Намджун хорошо это видит, потому что лидер наёмников не выглядит шокированным, только приятно удивлённым и уверенным в себе. — В один день он кончает мне в рот, а в другой уже готов заплатить за убийство. Удивительно. Мы достаточно близки с Вами, Ким Намджун-ним, чтобы выпить за второе свидание? — Вполне, — он тоже умеет быть самоуверенным, но хорошо знает о понятии держать себя в руках. Но соврёт, если скажет, что трахнуть мальчика до искр из глаз ему сейчас очень не хочется: тот сам наливает себе дорогое вино и, пригубив, смотрит прямо в глаза. Ждёт. А чего именно — остаётся загадкой. — Заказ, — напоминает Агуст спустя пару секунд молчания. — Вы же пригласили меня сюда не только для того, чтобы разложить на этой кровати, ведь так? — Кто сказал, что только на ней? — срывается с губ Намджуна быстрее, чем он успевает подумать. А мальчик негромко смеётся, качая головой, и повторяет: — Обсудим позднее. Сначала заказ. — Квон Миндже, — просто говорит ему Ким, становясь мгновенно серьёзным. — Глава Дома Квон? — уточняет наёмник. — Именно. — Когда? — это всё. Он больше ничего не спрашивает. Ни «почему?», ни «зачем?». — Как можно быстрее. Буду благодарен, если ты как лидер сделаешь это своими руками. Даже доплачу за это. — Ну, если ты сегодня хорошо трахнешь меня, то я буду немного неспособным завтра убить человека, — получает на это Намджун острую улыбку и стремительный прилив крови к паху от такого откровения. А Агуст улыбается шире: — Трахнешь же? Пауза. И последняя попытка сохранить самообладание: — Ты ведёшь себя слишком дерзко для исполнителя. Советую замолчать, — «как ты хочешь, чтобы мы это сделали?». И мальчишка морщит свой очаровательный носик: — Не советуй, шеф. Заставляй, — «будь грубым со мной», посылает сигнал. И Намджун будет таким с этим колким на язык пацаном — прямо с этой секунды, когда, наклонившись, сгребает за ворот его майки, подтягивая ближе к себе и отмечая, каким широким становится чужой хищный оскал, когда Агуст подаётся вперёд, цепляясь пальцами за белую скатерть и стараясь не испачкать одежду едой. А потом, фыркнув, коротко и влажно проводит языком по губам главы Дома Ким, чувствуя себя абсолютно расслабленным. — Приручишь меня, чтобы я назвал тебя папочкой? — мурчит, и Намджун чувствует на лице чужое дыхание с отдушкой вина в тот момент, когда парнишка произносит эти слова. — Хочешь меня так называть? — усмехаясь, интересуется Ким, сжимая пальцы на белой ткани покрепче. — Кто же знает, — Агуст подмигивает, и Намджун гулко рычит на такое проявление дерзости. — Хотелось бы тебе подчиниться, но абы с кем не могу. Так что докажи, шеф, что достоин. И Намджун правда не знает, как это случается. Гремят приборы на скатерти, что-то падает на дорогой белый ковёр, но ему всё равно, потому что, не поднимаясь, он стаскивает мальчишку со стула и, перехватив за запястье, тащит на себя так, чтобы тот оказался перед ним всего на секунду, а затем рухнул поперёк разведённых сильных коленей. — Что ты задумал? — и спеси — как ни бывало, на лице с широкими скулами — лишь удивление, а Намджун, на него сверху вниз глядя, лишь улыбается. Но только затем, чтобы легко расстегнуть чужую ширинку, потянуть карго за шлёвки пониже, оголив чужие ягодицы — такие мелкие, что с лёгкостью можно сжать одну в своей большой руке с длинными пальцами. Что он и делает, подкидывая лёгкое тело на бёдрах удобнее и позволяя себе ногой потереться о чужой пах с негромким, но твёрдым: — Лежать. — Ты же не?.. — Папочка сказал тебе: будь послушным, — и с этими словами Намджун, размахнувшись, дарует Агусту хороший и звонкий шлепок. Мальчишка ахает — удар был довольно увесистый, чтобы не быть довольно болезненным, но бледная кожа краснеет просто мгновенно, чтобы Намджун не ударил его ещё разок: — Радуйся, что не ремнём. Мог бы и им. На третьем ударе он чувствует, как у мальчика ощутимо твердеет: Агуст начинает дышать куда тяжелее, а на четвёртом шлепке он уже не шипит, не удивляется и только негромко поскуливает, подаваясь задницей вверх и назад. Безмолвно просит: «Ударь меня ещё раз, пожалуйста», и Намджун снова делает это, наблюдая, как волнуется покрасневшая кожа. Ощущая, как мальчик начинает тереться об его бедро пахом, дыша уже громко и ощутимо. — Нравится, когда с тобой ведут себя жёстче, а? — у него у самого уже колом стоит: незаметно Намджун тянет молнию классических брюк, чтобы было чуть больше пространства и член не давил на ширинку так ощутимо, болезненно. И когда видит жалкий кивок, то, хмыкнув, скидывает Агуста с собственных бёдер туда, вниз, между своих ног, обутых в дорогие ботинки. Карго сильно съехали уже куда-то в район острых коленей, нижнее бельё хорошо натянулось между узких бледных бёдер, а текучий член пестрит влажной головкой с небольшой вздувшейся жилкой. Парнишка тянет руку было, чтобы коснуться себя — хмыкнув, Намджун носком ботинка откидывает её в сторону, чтобы после ткнуть им под уздечкой и провести вниз так, чтобы не касаться подошвой, а испачкать только мягкую чёрную кожу. Без шуток, он ещё хочет попробовать на вкус эту сладость: член Агуста не очень большой, но при этом эстетически приятный, а сейчас, когда крайняя плоть отошла вниз под натиском крови, он отлично видит на розовой головке принца Альберта, которым бы с удовольствием пощекотал себе когда-нибудь глотку. Но сначала пусть мальчик поможет ему своим очаровательным ртом. Указательным пальцем глава Дома Ким показывает на свой пах, а потом дарит ему улыбку из категории снисходительных: — Я хочу горловой. — Только давай без синяков на глотке, окей? — хрипит Агуст, но ключ и к этой загадке ему дают дёрнувшиеся вверх уголки вспухших от частых покусываний губ: мальчик хочет, чтобы его хорошо трахнули в рот, но не стесняется набить себе цену. — Решим, — «конечно, до синяков». — Хочу горловой. Но только покажи сначала, как хорошо ты будешь стараться для того, кого скоро будешь звать папочкой, — нога расслабленно опускается подошвой на мягкий ковёр перед киллером, и тому не нужно много намёков: снова всхлипнув, он подаётся вперёд за контактом, чтобы испачкать предэякулятом ткань чёрных брюк и начать быстро-быстро тереться о голень, вцепившись пальцами в одну из штанин. — Кончишь — пойдёшь домой без десерта, — предупреждает Намджун. Вид у мальчишки сейчас совершенно разбитый и загнанный: скулы затоплены кровью, дыхание сбитое, рот приоткрыт, глаза, напротив, прикрыты, когда он трахает его ногу не без чувства отчаяния, а хрипловато-низкие стоны сбиваются в диапазон чуточку выше, когда толчки становятся немного быстрее. Намджун скидывает его со своей ноги достаточно грубо уже через пару минут. А после — вновь указательным пальцем показывает на свою же ширинку. — Соси. И разрешает себе застонать только тогда, когда парнишка, приспустив его брюки, покорно берёт в рот член, широко расставив свои дрожащие ноги — настолько, насколько позволяют приспущенные карго. Немного поначалу, конечно же, давится — Намджун едва не спускает от этого звука ему глубоко прямо в глотку, — но привыкает достаточно быстро, чередуя движения головой с паузами на отдышаться в те моменты, когда массивная головка члена главы Дома Ким не толкается глубоко в горло, а попадает на ласку самым кончиком его язычка. Он хорош в этом: отсасывает так старательно, будто ему за это полагается денежный приз, прикрыв веки и позволяя светлой чёлке упасть на глаза, придерживает у основания пальцами, чтобы задать удобный угол проникновения, и плотно смыкает губы на подвижной потемневшей от притока крови коже. Намджун у него во рту влажный и твёрдый — ровно настолько, чтобы начать слегка задыхаться, когда Агуст пускает много слюны, которая дразнящей тягучей струйкой стекает ему на мошонку, заставляя ток пронзать даже кончики пальцев. Но и долго этой пытки выдержать попросту невозможно для того, кто хочет вытрахать из этого тела всю душу. Поэтому Намджун выполняет невербальную просьбу совсем напоследок: запутавшись пальцами в жёстких светлых волосах, прижимает лицо наёмника плотно к лобку, так, чтобы ткнулся носом в нежную кожу, и совершает несколько особо глубоких и быстрых толчков в чужую гортань, заставляя стонать, мычать, давиться, пускать ещё больше слюны и издавать те самые влажные гортанные звуки, от которых сносит голову к чёртовой матери. А потом отпускает до неприличия резко и толчком опрокидывает свою детку на пол спиной. Он не ударяется: только слепыми глазами смотрит в белизну потолка, позволяя головке члена пачкать полы своей майки, пока Намджун не поднимается с многострадального стула и не цепляется за его кроссовки, откидывая их в стороны, и не стягивает с него снизу мешающие остатки одежды. А потом, оставляя лежать, подходит к барсетке на одном из комодов и хмыкает, радуясь, что дорожные пакетики с лубрикантом и парочка презервативов у него предусмотрительно с собой абсолютно всегда. После этого мальчика можно и на кровать положить. Бережно, разумеется, и избавляя от майки и лёгкой куртки болотного цвета. Теперь Агуст перед ним абсолютно голый и хнычущий, толкающийся в воздух слепо и жаждущий член в себе — безумно горячий, пожирающий его взглядом потемневших от желания глаз в тот момент, когда Намджун, уперевшись коленом в матрас, небрежно и не глядя скидывает с себя ботинки и расстёгивает несколько пуговиц своей белой рубашки. Перед тем, как склониться над ним и, прикусив за ключицу, мурлыкнуть: — Сегодня ты будешь послушным и позволишь папочке тебя хорошенько оттрахать? Это тот тон, который не предусматривает никаких иных ответов, кроме как хриплого «да», которое он отчётливо слышит мгновением позже. Но это не совсем верный ответ. — Скажи, как отвечать нужно правильно, Агуст, — это он говорит ему уже с двумя пальцами, обёрнутыми в презерватив, в не самой тугой маленькой заднице, но зато отлично смазанной и почти готовой к тому, чтобы принимать его член целиком и ровно столько, сколько тому будет нужно. — Сегодня ты будешь послушным? Агуст мычит. И за это получает шлепок, из-за которого пальцы Намджуна хорошенько сжимают внутри. И — десертом — он выстанывает негромкое: «Да, папочка», от которого окончательно срывает башку. Он податливый, узкий и абсолютно бесстыжий — выдохами срывающийся на горячие громкие «а!» с каждым толчком внутрь себя. Кричит, когда Намджун, громко рыча, трахает его, закинув одну из худых ног себе на плечо, всё ещё обтянутое белой рубашкой, выгодно оттеняющей смуглую кожу, что сейчас покрыта испариной. Громкие стоны перекрывают звонкий звук шлепка мошонки о покрасневшие ягодицы, перекрывают скрежет резинки на члене Намджуна, перекрывают даже рассудок. Агуст под ним послушный, покорный, принимающий в себя грубо втрахивающий в простыни член: абсолютно разбитый, потерянный, с крупно пульсирующим стволом члена, что бьётся о ставший уже влажным низ живота, он прогибается в пояснице, сжимая внутри себя чужое естество и будто бы инстинктивно насаживающийся плотнее и глубже. Так, чтобы до основания. Так, чтобы из него правда выбили воздух. — Намджун-ним!.. — и пальцами — в простынь, а глаза слепые и бешеные перед тем, как он жмурится, всё ещё не касаясь себя. — Неправильно, — темп быстрый, ритмичный и властный, а пальцы на бледной коже сильные, цепкие, наверняка синяков понаставили. И в секунду, когда он говорит это слово, то останавливается — резко и вызывая с губ этого хрупкого дерзкого мальчика молебный скулёж. — П-папочка... — хрипло шепчет паренёк, такой маленький и тонкий под его сильным телом, что хочется его, без шуток, сожрать. И губы эти, которые он искусал едва не до крови, так манят, что Намджун наклоняется прямо над ним, всё ещё не двигаясь и позволяя себе немного поиграть с колким наёмником. — Что ты хочешь, детка? — Т-трахни меня... — парнишка немного надрывно скулит, сжимаясь и разжимаясь вокруг члена призывно и заикаясь. — П-пожалуйста, трахни меня... — Попроси хорошо, — ближе губами к губам. Расстояние почти на нуле. — П-пожалуйста, папочка, трахни меня, я умоляю тебя, блять, я умоляю! — и увлажнившимся взглядом режет своим невозможным, смотрит прям в душу перед тем, как давится выкриком, который тонет во рту Намджуна, перекрывается языком главы Дома Ким, который вторгается в его рот в момент, когда тот снова приходит в движение. Переходя в сбитый, грубый, потребительский ритм, положив сухую ладонь на чужой розовый член и большим пальцем перекатывая серёжку в головке, слушая задушенные всхлипы и стоны. Мальчик такой потрясающе грязный под ним. Его хочется брать ещё и ещё. Грубее, нежнее, катать на качелях всех существующих в мире сексуальных пыток, честное слово, чтобы после обнимать, будто хрустального, потому что когда Агуст, содрогнувшись, вскрикивает особенно громко и изливается ему прямо на пальцы, он выглядит самым уязвимым на свете. Ровно настолько, что Намджуну действительно хватает пары толчков для того, чтобы кончить глубоко внутрь него прямо в резинку, предварительно сомкнув свои зубы на острой ключице.***
— Квон Миндже мёртв, — это то, что говорит Сокджин спустя пару дней, глядя на своего босса с удовлетворением из-под очков-половинок. — Был застрелен вчера в собственном доме. Преступник не оставил улик, камеры слежения ничего не зафиксировали, охрана не знает, как убийца проник в дом, даже собаки ничего не смогли найти: кто-то замёл след хлоркой. Дом Квон официально расформирован, особняк уйдёт с торгов, как только полиция закроет дело за неимением улик. Мы уже получили три предложения от старых поставщиков Миндже. Агуст и его группировка действительно знают своё дело. — И не говори. Как обстоят дела в мире сплетен преступного мира? — Намджун не ликует, но чувствует приятное тепло в груди, которое способно проявиться только тогда, когда человек понимает: отныне он в безопасности. — Главы Домов испытывают облегчение. Дом Квон уже давно был бельмом на глазу и занозой в заднице всех семей. Никто не будет искать убийцу, а люди Миндже уже пытаются внедриться в другие преступные кланы. — К нам кто-нибудь пытается сунуться? — Десять человек. Желаете встретиться с ними, например, завтра? — Я дам ответ чуть позже, идёт? — и, дождавшись кивка, Намджун улыбается: — Можешь идти, Сокджин. Спасибо за работу. — Хённим, — поклонившись, его правая рука выходит за дверь, и только тогда его босс берёт в руки свой телефон, который пару раз уже требовательно успел повибрировать. yoongi: надеюсь, твой зануда-очкарик уже закончил отчитываться по поводу моей охуенной работы yoongi: и ты настолько удовлетворен результатом, что будешь согласен меня хорошо похвалить сегодня вечером, п а п о ч к а — Сокджин, — спустя пару гудков, говорит глава Дома Ким в микрофон мобильного, слыша, как удовлетворённо и радостно звучит собственный голос. — На завтра отбой. Пусть приезжают поболтать со мной в понедельник. — Без проблем, хённим. И Намджун, повесив трубку и печатая в ответ своё «буду ждать», не может перестать улыбаться. С его положением в призме эксцентричной ежедневной рутины с кем-то встречаться банально опасно — только сразу жениться и заковывать и себя, и жену в рамки норм и обязательств преступного мира. Но если и сладкий мальчишка, который младше него на целых одиннадцать лет, и сам принадлежит к этому преступному миру, а после ночи в отеле согласился рискнуть... Кто он такой, чтобы отказываться?