Добро Пожраловать, или Чонгуку вход воспрещён.

Shangrii-La — How You Like This

— Серьёзно, блять?! Десятый этаж? — раздосадовано пыхтит Тэхён, даже скорее скулит себе под нос, поднимаясь по ступенькам с очередной коробкой вещей в руках. Лифт, конечно, никто не отменял, но и о наличии работающих механизмов в нём, а точнее об их отсутствии, Кима как-то забыли предупредить (и его тараканов тоже). И вот тащится этот горе-первокурсник: превозмогая пыльные ступеньки, боль в пояснице, пот градом, смахивая взмокшую светлую чёлку дуновением губ, и стараясь сдержать тот трёхэтажный мат, что так и рвётся наружу — в свою комнату общежития для заселения на ближайшие лет эдак несколько. Ну, или пока не выпиздят с позором, как несостоявшегося агронома.       Агрохимия — это тот факультет, куда поступил Тэхён, полностью не осознавая как и чем ему там придётся заниматься, а просто выдал своё ёмкое «хочу». Агронаука интересна новыми разработками, направленными на создание питательных смесей для растений (а экспериментировать Ким ну очень любит, хлебом не корми: нет-нет, да загадит колбу, другую). Экологически чистое земледелие также изучают в рамках данного факультета. Переработку продукции растениеводства и животноводства. И много-много чего ещё интересного, чем сможет быть забита голова парня, пока он будет учиться. А забить её есть чем, ну, помимо учёбы. Потому как Тэ — очень, сука, голодный будущий студент, не в плане еды, хотя поесть тоже любит (люблю повеселиться, особенно — пожрать, а после начинает от мыслей распирать), и готовит отменно (спасибо Джейми Оливеру*), а в плане красивых, молодых студентов. Именно студентов, а не студенток — так как этот малый больше любитель мужских гениталий, нежели женских. И он этого не чурается. Живёт себе преспокойно с этим, только сексуальный опыт-то и был всего один. И теперь он агрессивно чувствует потребность в том, чтобы снова потеребить чьи-нибудь соски на накаченной груди, пожмякать упругие бёдра и задницу и полизать чужую влажную красную головку страсть как хочется. А ещё больше хочется ощутить ту самую головку, да и весь член, полностью в себе, было бы не плохо. Резиновые членозаменители уже как-то приелись, да и не то это всё. Натуральное — оно же полезнее! Как йогурт, с бифидобактериями, что помогают внутренней микрофлоре кишечника. Вот и его кишечнику не хватает той флоры, что заполнила бы его изнутри. Да, тощие дрыщи его не привлекают, хоть сам парень и не блещет сильно накаченным телом, да и умом, как выяснится дальше, тоже.       Вот и, проходя мимо общежития и неся последнюю коробку с вещами, выгруженными из машины старшего брата, Тэхён чуть не поскользнулся пару раз на своих собственных слюнях, пуская их на приметившихся ему красавчиков. Шутка! Но споткнулся пару раз он знатно так, чуть не свалившись на одного из парней, стоявших на пути. — Смотри куда прёшь, придурок! — брякнул тот, отпихивая от себя испуганного первокурсника. Тот из-за коробки перед лицом толком и не рассмотрел это жуткое хамло, но по голосу понял, что субъект так себе, слишком писклявый, только розовая макушка сверкнула, отходя в сторону. Он извинился и двинулся дальше, не переставая стрелять глазами по сторонам, даже периодически отодвигал коробку в сторону, чтобы снова ни на кого не наткнуться. Ким рассчитывает, что с первых дней обучения, кто-нибудь ему, да присунет разок другой. Среди такого изобилия змеев искусителей, он чувствует себя как белая мышка в серпентарии — куда не глянь — сплошной сок — как будто на продовольственный склад попал, а не в высшее учебное заведение.       Занеся последнюю коробку с вещами в помещение и громко кинув её на пол, Тэхён осматривается по сторонам, мысленно прикидывая про себя, что комната у него рассчитана на двоих, что не может не радовать, особенно, если вдруг сосед окажется каким-нибудь симпатичным качком. А там гей он будет или нет, уже выяснит по обстановке. И даже если окажется второй вариант, то сильно расстраиваться не станет, — какие его годы?! Распаковывая свои вещи: книги, тетради, блокноты, ноутбук, он и не замечает, что в комнату заходят. Раскладывает их по полкам, что рядом с его кроватью, заткнув уши эирподсами, и пританцовывает в такт музыке (а у тараканов, так и вовсе не хилый движ). Стоит себе спокойно, потрясывает своей попкой, что одета в очень короткие, облегающие шортики, и не слышит ничего вокруг. — Кхм, — вежливо издаёт вошедший парень. Ставит свои коробки с вещами на пол рядом с другой кроватью, не переставая любоваться открывшимся видом — танцующий перед ним парень теперь не просто изящно двигается, он становится в позу: (всё также спиной к входу) расставив ноги, упирается руками в колени, оттопыривает свой зад и производит поступательно-колебательные движения ягодицами вверх-вниз, пытаясь гармонично изобразить тверк. Прогибается в спине, как кошка, наклонив голову к плечу, вкусно закусив нижнюю губу. У паренька, что стоит и наблюдает за происходящей вакханалией, расширяются глаза ещё больше, чем свои собственные, и так большие, чёрные блюдца. Он нервно сглатывает скопившуюся слюну, обильно подступившую от сотрясающейся туда-сюда чужой задницы. И даже глазами повторяет движения, поднимая и опуская их вслед за упругими половинками. Смотрит, не моргая, что аж резь появилась, пересохла роговица, и во рту тоже. Снова прокашливается, придя в себя, и поправив ширинку на джинсах, где стало немного тесновато от увиденного. Понимает, что так внимания к себе не привлечь и решается подойти ближе, слыша при приближении, что из наушников слишком громко звучит музыка, поэтому тверкающий парень его и не слышит. Подходит и становится слишком близко, не рассчитав, что его сосед подастся бёдрами немного назад и упрётся своими аппетитными булочками прямо в его лёгкое выпирающее возбуждение, от чего немного давится воздухом.       Тэхён тут же замирает, испуганно сглатывает, моргает несколько раз, вылупив глаза, когда чувствует, что к нему кто-то сзади бессовестно пристроился. Несколько секунд на раздумье, после резко выпрямляется, отпрыгивает в сторону, стукнувшись ногой о ножку кровати, тем самым зацепившись за неё ступней и падает на только что трясущуюся попку, быстро вытаскивая «пробки» из ушей. — Ой, прости, — взволнованно залепетал подошедший парень, протягивая руку, чтобы помочь соседу встать, — я пытался привлечь твоё внимание, но у тебя слишком громко музыка звучала. — Жестом одной руки указывает на своё ухо, другой тянет парня за руку на себя. — И ты меня не слышал.       А Ким и сейчас не особо его слышит — смотрит голодным волком на молодого человека, что оказался как раз-таки в его вкусе — на широкие плечи и жилистую шею, и даже через свободную чёрную футболку, заправленную в джинсы, с одного края, видно, насколько у него накаченная грудь. Спускается взглядом ниже, мимо тонкой талии, на мощные бёдра, и немного задерживается на ширинке, от чего бровь удивлённо ползёт вверх, и он улыбается уголком рта. Неожиданно. («Отличный экземпляр!» вопят тараканы, ехидно потирая лапки). Вскидывает глаза снова на лицо сука-блять-какого-секси-охуенного парня, когда тот опять говорит. — Я Чон Чонгук, — снова протягивает руку шатен, широко улыбаясь. Тэ невольно тает от этой улыбки, был бы сучкой — потёк бы, хотя и так в шортах небольшой дискомфорт, и течёт, только мозгами. Последними. — Ким… — протягивает руку в ответ он, еле открывая рот. Залипает на эту самую руку, с красиво выступающими контурами вен и длинными узловатыми пальцами, созданными, мать вашу, персонально для его задницы. Богом, и не одним, а во главе с Аполлоном. Или это он сам и есть?! — Тэхён… — продолжает дальше, снова проглотив подступившие слюни, как у собаки Павлова, только реакция на охуенно сексуальное тело, а не на раздражающую мерцающую лампочку. «Блять, эти пальцы! Обсосал бы все, и в задницу свою вставил!» — Очень приятно, Тэхён! Будем, значит соседями?! — не переставая улыбаться, сжимает чужую, тёплую и мягкую ладонь, Чонгук. И сам, облизываясь, почти в наглую, разглядывает Кима: тонкие черты лица, милую родинку на кончике носа, пухлые аппетитные губы в форме сердечка, длинную, выразительную шею и ключицы, что выступают из-под сползшей в сторону горловины футболки, скользя глазами дальше по сочному периметру. «Блять, эти ноги! Вылизал бы и на плечи себе закинул! А задница… еба-а-ать!» — Ага! Будем! — выдыхает Тэхён, облизывая губы и мило улыбаясь.

***

Confetti — Hot

— Блять! Хё-ё-н! — стонет Тэхён, смачно и звонко ударяясь лбом о пластиковую поверхность стола в столовой, свесив руки между ног. — Он такой, сука, сасный! Просто ходячий горячий секс! — продолжает дальше скулить парень из глубоких недр кромки стола. — А он разделяет твои… хм… взгляды? — наяривая свой обед палочками, шепелявит лучший-друг-жилетка-поплакаться-Юнги. — В том то и дело, что я не знаю, — уже подняв голову с красным лбом, дует губы Ким, — я его практически не вижу. Хотя уже вторая неделя пошла, как начался семестр. Он либо на парах, либо в качалке. Сука, он там прописался что ли? Качает свои грёбаные бёдра. Бля-а-аять! Его бёдра, хён! Я хочу, чтобы он задушил меня ими, когда я буду ему отсасывать! — И снова гулко лбом об стол. — Хочу, чтобы они стали моим мемориалом, на сто хрен знает каком оргазме! — Ну, ёб твою мать, Тэ! — плюётся крошками друг, раздражённо уставившись на светлую макушку. — Я тебя, суку, конечно, уважаю. Глубоко в душе. Но можно, блять, хотя бы не во время еды о своих пристрастиях говорить?! Дай, мать твою, поесть нормально! Мин Юнги — очень добрый хён, только если дело не касается «голубого голода» его друга. О котором он слышит намного чаще, чем дышит. Он не гомофоб, но слушать постоянно, пиздострадальческие рассказы, как один парень говорит о гениталиях другого парня и о спаривании с этим самцом, итогом которого следует семяизвержение вулканов, иногда — всегда его выбешивает. Но он терпит это и принимает этого придурка таким, какой он есть, вместе с его дрессированными тараканами в безмозглой голове. Дружит с ним ещё со школы (где пиздились не раз за её пределами), и после неё, когда Ким её только оканчивал, а Юнги был уже на втором курсе финансового факультета. — Видимо это очень глубоко, что я аж не замечаю, — фыркает Тэ, снова вскинув голову на собеседника. Замечает его строгий взгляд и осекается, поджав губы. — Прости, хён! Но я так его хочу! Я сексом не трахался от рождества христова. При том, что если ещё летоисчисление пересмотреть. — Если у тебя бешенство твоей анально-аномальной зоны, что способна засосать резиновый фаллос, длинною в хуй знает сколько сантиметров, то скажи ему об этом напрямую, — продолжает старший, тыкая палочками в блондина. — Не мучай ни себя, ни этого несчастного. — Почему это он несчастный-то? В данной ситуации — это как раз-таки моя позиция. — Тэхён, потому что зная тебя, я уверен, что ты выкинешь какую-нибудь очередную хуйню, за которую потом будет стыдно. — Юнги уже с горем пополам доел свой скудный обед студента, запивает его соком и смотрит с укором. — Причём мне будет стыдно вдвойне. Ким только косится на друга из-под светлой чёлки, вздёрнув верхнюю губу и сморщившись, как-будто вляпался в дерьмо (читай как буквально) и стало неприятно пахнуть вокруг. — А ты делал хоть какие-то шаги, чтобы попробовать его соблазнить? Ну, или как-то намекнуть о своих намерениях, относительно него? — Хён снова морщится на свои слова. Блять, да зачем он вообще это обсуждает?! Но нужно как-то поддержать друга, ничего не поделаешь. — Да что я только не пробовал! — вскидывается Тэхён, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. — Прогибался в спине, когда занимался йогой. Хруст моего позвоночника, наверное, стоял на всю Корею. Ноги, знаешь, как высоко закидывал?! — Юнги хмурит брови и отрицательно машет головой, мол, не в таких подробностях, но Тэхён ебать хотел на хмурую рожу друга и продолжил дальше. — Я шорты специально надел короткие и обтягивающие, что чуть ли яйцами не светил, когда ноги за голову драл. Даже одну умудрился закинуть, прикинь?! Думал, порвусь нахуй! Правда запутался, он мне потом помогал её снять, когда я пизданулся на бок и скулил как тюлень. Неловко было, пиздец как. — Я представляю. Бедный Чонгук, — сочувствует Мин, закатывая глаза. — Слушай дальше, не перебивай! — стреляет искрами младший, продолжая свой рассказ, уже активно жестикулируя руками, чтобы передать всю краску описываемой картины. — Потом наклонялся в растяжке, специально задом к нему. А он представляешь, просто стоял сзади, на коленях и делал вид, что не видит в упор. Ну как, блять, можно не увидеть, когда перед тобой в буквальном смысле, чуть ли не в лицо задницей аппетитной тычут? — Мин открыл было рот, чтобы снова посочувствовать, но Тэхён деловито отмахнулся и продолжил: — А когда я вышел из душа, в одном полотенце, специально надёжно его не закрепив, сделал так, якобы оно само случайно упало на пол, оголив все мои прелести, знаешь, что он сделал? — Юнги уже ничего не говорит. Просто жалостливо смотрит, подперев подбородок кулаком, внутренне молясь, чтобы этот хоррор поскорее закончился. — Он просто встал и ушёл. Ушёл, блять! Как так-то, я тебя спрашиваю? А когда я ел сливки… — глубоко вздохнув, продолжил лазурный членострадалец. — Я так глубоко заливал их себе в рот, что думал, захлебнусь на хрен. Даже закашлялся. А потом вытер уголки рта пальцем и так же глубоко его засунул в рот, пошло облизывая. Я видел, что он наблюдает. Голодным котом буквально лупил. Но он, идиот, опять встал и ушёл. Эмоциональный, душераздирающий рассказ был закончен, и Тэхён кивает в сторону хёна, мол, жду ваши предложения, сударь. — Может, он девственник и таких вещей стесняется? Или ему тупо не нравятся мужские задницы. — Насчёт задницы, я не уверен. Он иногда так на меня смотрит. Вполне себе заинтересованно. И я же не девчонка, чтобы меня стесняться. Что у нас разного-то? Физиология одна. Правда, за одним исключением — у кого-то член… — задумчиво начал Ким, похлопывая указательным пальчиком по подбородку и подняв глаза к потолку, но старший уже не в силах это всё слушать. Хочется отрезать свои уши и отдать их на съедение собакам. А ещё лучше, вот прямо сейчас, пойти и прыгнуть со скалы. Желательно всмятку, без шанса на воскрешение. — Ты о своём Гуки хоть что-то ещё знаешь, помимо его охуенных бёдер, накаченных титек и возможно охрененно большого члена? — на последней фразе Мин в который раз сморщился, и его невольно передёрнуло. Ну, не его это, обсуждать чужое мужское достоинство. — Знаю! — оживился Тэхён. — Он учится на инженера, любит танцевать и немного поёт. А ещё он не очень опрятный, и у него на кровати постоянно бардак. Но это не делает его менее сексуальным. А ещё он много ест. Буквально всё жрёт, не переставая. Всё время что-то во рту. «Лучше бы там был мой член! Или моя задница». — Ну, вот! Ты сам нашёл решение своей проблемы, — собирая посуду на поднос, просвещает Юнги. Тэ вопросительно на него смотрит, так толком и не притронувшись к своему обеду, только допивает сок из коробочки. — Приготовь что-нибудь вкусное, как ты умеешь. Накорми его, чтобы аж язык проглотил. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок! Ну, а там по ходу событий и выяснишь, кто он и в какой позиции. — Точно! — Ким аж засиял, как горшок наполированный, и выпрямился как струна. — Я говорил тебе, что ты гений, хён? Юнги как-то вымученно смотрит на младшего, согласно качая головой: — Напомни мне, пожалуйста, почему я до сих пор с тобой дружу, а не скормил тебя тиграм в клетке, ещё тогда в зоопарке, когда тебе было десять? — Потому что я милый и обаяшка?! — блондин сложил руки в замочек под подбородком, положив его на сцепленные пальцы, быстро моргая глазками. — Потому что ты долбоёб, Тэ! И это не излечимо. В твоём случае, — констатирует Мин и встаёт из-за стола. — У меня лекция. Увидимся.

Флэшбэк, бля.

Первая неделя совместного проживания в одной комнате. — Я тебе не помешаю? — вежливо осведомляется Тэхён, почесав макушку, стоя с ковриком в руках перед Чонгуком, активно делающим вид, что он что-то изучает, пялясь в экран ноута. — Н-нет, — вскидывает тот взгляд, выгибая одну бровь, мельком прикидывая, что его сосед собирается сделать в данный момент. — Отлично, а то я давно не занимался, нужно размяться. — Тэ расстилает материал для собственных пыток на пол и садится в позе лотоса (тем временем тараканы — сели в первых рядах, с вёдрами попкорна и в очках три «Д» графики). Чон молча кивает, снова утыкаясь в свою работу. Ну, надо, так надо.       Ким начинает медленно потягиваться, наклоняется корпусом влево-вправо, поднимает руки вверх над головой и сцепляет их в замок. Косится на Гука, обдумывая следующее движение. «Так, сначала спина». Ложится на живот, сложив ноги вместе, в ровную струнку, поднимает верхнюю часть тела, опираясь на руки и выгибается в спине так, что хруст позвоночника, наверное, услышали даже на первом этаже, сопровождая рассыпание косточек томным стоном. Кажется, что вся жизнь перед глазами пронеслась. Главное, чтобы, когда он встанет, тот не осыпался в шорты — такие коротенькие и облегающие его сочную задницу. Чонгук на этот звук (стон) напрягся, поморгал несколько раз, глядя в одну точку на мониторе, но отвлекаться не стал, продолжая строчить, какую-то ересь, клацая по клавиатуре. «Следующая тактика».       Ким снова садится, раскидывает ноги в стороны и тянется поочерёдно к каждой, дотягиваясь руками до ступней. Ойкает, потому что опять что-то в спине стреляет. Гук смотрит из-за крышки лэптопа какое-то время на соседа-мазохиста, поджимает губы с тяжким вздохом и снова в экран, сжимает скулы. Тэхён решается показать себя, так сказать во всей красе. В прямом смысле. Поднимает одну ногу, кряхтя, тянет её к голове, закидывает с третьей попытки щиколотку себе на шею. И снова прострел в спине, да такой, что Ким уже не стонет, а скулит. Тут Чонгук уже реагирует — опускает крышку ноутбука, чтобы посмотреть, всё ли в порядке с его неуклюжим соседом. И о Боги! Он готов себе глаза выколоть и подать их на блюде, или залить роговицу кислотой, лишь бы это развидеть — из-под шортиков, этих милых персиковых шортиков, с такой ровной окантовкой, аккурат выглядывает один из братьев их меньших. Маленький, глупенький, с розовой макушкой. Привет дружок! Челюсть шатена подвисает в тот момент, когда из-за угла выглядывает второй брат-близнец, не менее милый и очаровательный. И он буквально роняет её прямиком на клавиатуру, в районе клавиши «пробел», потому что в тексте, что он старался так упорно набирать без ошибок, появляется чистый белый лист. Только потом он поймёт, когда будет искать знакомые слова, что агрессивно жал указательным пальцем на эту самую кнопку, и сдвинул всё к ебеням в сторону. К такому его жизнь не готовила. — Всё нормально? — нервно сглатывает Чон, пытаясь держаться ровно, но голос, спадающий на фальцет, его сдаёт. Конечно, не каждый же день увидишь, как тебе приветливо машут ручкой чужие яйца, что даже свои собственные поджимаются, а член медленно наливается кровью, давая о себе знать тянущими ощущениями внизу живота. — Да… — пищит из-под собственной ляжки Тэхён, что сдавливает его шею как удав, — я в порядке! Ой, блять! — вопит рукожопый йог, шмякаясь на бок, и скулит как тюлень. — Не поможешь? (Браво, Ким! Тараканы аплодируют, стоя). — Айщ, Тэхён! — подскакивает шатен, помогая выпутаться Киму из плена собственной ноги. — Что же ты так неаккуратно?! — Я ж говорю, давно не занимался, — пыхтит спасённый блондин, и его снова простреливает, только не от боли в спине, а от прикосновения чужой горячей ладони к его оголённой половинке задницы. И Чонгук её сразу отдёргивает, будто обжёгся, когда замечает, что Тэхён дёрнулся и подпрыгнул на месте, словно его током шандарахнуло так не хило. Шатену показалось, что это прикосновение было неприятно Киму, и он тут же насупился. — Точно всё хорошо? Ты так стонал, может не стоит продолжать? — запереживал Чон, продолжая стоять на коленках на несчастном коврике, видя, что его сосед не сдаётся, угукнув в ответ и становясь в новую позицию, тихо матерясь от дискомфорта и боли в спине. А у самого уже ширинка готова порваться от того стояка, что ноет безбожно. Хорошо хоть Тэхён этого не видит, потому что… Что? Он становится к нему задом, наклоняясь вниз? Прямо перед лицом? Серьёзно, блять?! «Господи, за что мне это?» Вскидывает голову к небесам Гук, тянет руку к одной из чужих ягодиц, но тут же осекается, яро сжимая ладонь в кулак и, поджав губы, растопыривает ноздри, пыхтя как дракон. Стискивает зубы с такой силой, что если бы не витамины и кальций, что он пьёт по просьбе тренера, раскрошились бы напрочь. «Вот это вид! Вот это формы!» Чонгук резко вскакивает и чуть ли не бежит в ванную. Тэхён выпрямляется и смотрит вслед — сначала испугано, потом расстроенно. — Да как так-то? — обессиленно вздыхает он, плюхаясь на свою кровать и понуро закрывая лицо ладонями.       Чонгук заваливается в ванную комнату, закрывает дверь на защелку и дрожащими руками расстёгивает свои джинсы, высвобождая колом стоящий член. Прерывисто дышит, начинает водить кулаком по стволу, сжимая головку, и размазывая выступившие капли смазки. Прислоняется спиной к запертой двери, запрокинув голову. Прикрывает глаза и до боли закусывает нижнюю губу, продолжая активно водить ладонью по стояку, постепенно набирая темп. Но долго ждать не приходится, потому как несколько месяцев без секса слишком быстро дают о себе знать. Ещё несколько движений, и он позорно спускает в раковину, представляя в своей больной фантазии, как он грубо берёт своего соседа во всех позах (и йоги тоже), какие только сам знает. Как загоняет свой член в его дырочку, по самые яйца. И как в нём узко и горячо. «Блять, сука, я подрочил на Тэхёна? Серьёзно?!» Вторая неделя совместного проживания в одной комнате.       Тэхён после муторного и долгого дня, проведённого на мучительных парах, с воспалением и выебом мозга, решил принять душ. Чонгука в комнате ещё не было. Видимо опять пошёл качать своё охуенное тело?! Он уже заканчивал свои водные процедуры, когда, выключив воду, услышал звук захлопывающейся входной двери. — Чонгук? — негромко зовёт Ким, и после смачно бьёт себя ладонью по лбу — ну, не дебил ли, кто же ещё, если дверь была заперта?! — Да, Тэхён~а, это я. Ты в душе? — доносится сиплый голос уже возле двери ванной. — Я уже всё. Сейчас выйду.       Тэхён быстренько вылезает из душевой кабинки (это он зря, конечно), пытаясь слёту втиснуться мокрыми ногами в свои тапочки. Поскальзывается и, раскидав свои конечности в стороны как морская звезда, хватается руками за стены, а ноги упираются в плинтуса (звон его бубенцов разбудил тараканов). Хорошо хоть помещение не такое большое, и стены совсем близко. В момент взмаха крыльями он случайно снёс стаканчик, что стоял на краю раковины, а в нем была его зубная щётка. Тот упал и звонко разбился вдребезги. «Блять, теперь ещё и щётку новую покупать!» — У тебя там всё нормально? — пришёл на звук бьющегося стекла взволнованный Чонгук, плечом подпирая дверь снаружи. «Какой заботливый! А трахается он, интересно, тоже с заботой?» — Да, нормально всё. — Вылетает Ким, резко открыв дверь, и сталкивается чуть ли не нос к носу с соседом.       Тот ошарашенно отпрыгивает в сторону, пропуская парня, и провожает его блудливым взглядом, облизавшись на полуголое тело, прикрытое только полотенцем на бёдрах. Идёт следом и плюхается на свою кровать, прислоняясь спиной к стене, продолжая невзначай кидать голодные взгляды на блондина. И зачем-то думает, чтобы это полотенце, чисто, сука, случайно упало. Тэхён стоит к нему спиной, по которой стекают капли воды и пропадают в кромке махровой ткани. Он возится в своей косметичке и не видит, как его буквально пожирают глазами. И тут его посещает, просто, блять, гениальная идея — прям вот рядом лампочка загорается (которую включили только что проснувшиеся тараканы), освещая его лучезарную заговорщическую улыбку Гринча. Он, не поворачиваясь, медленно тянет руку к краю полотенца, вынимает уголок, и оно спадает с его бёдер на пол. — Упс, — пищит Тэ, поворачиваясь полубоком к Чонгуку, и, закусывая губу, смотрит так невинно. — Какой я неуклюжий. — Наклоняется за полотенцем, в режиме слоу мо, оттопыривая румяные после горячего душа булочки. Вид для зрителя открывается просто превосходный. А Чонгук… А что, Чонгук? Сидит и давится слюнями и воздухом, жуя свою губу, стараясь успокоить сердечный ритм и куда-нибудь деть свои ненасытные глаза. На какое-то мгновение залипает на ягодицы своей мечты, что раскрылись перед ним, как бутон розы, призывая лицезреть на аккуратное розовое чужое отверстие, но после мысленно даёт себе подзатыльник, мотает головой, стряхивая наваждение, и снова обращается к небесам. «Та за шо, блять?» — Кхм… я, пожалуй… — сглатывает Чон, — схожу тоже в душ. Устал после тренировки. — Стремглав подрывается и уходит. — Да чтоб тебя! — тихо шипит Тэхён сквозь зубы, резко бросая поднятое полотенце в сторону соседской кровати. Но получилось как всегда неловко — нога в мокром тапке едет вбок, и он падает голой задницей прямо на пол. — Бля-я… — скулит он, потирая ушибленное место рукой, — ну ничего, у меня ещё есть козыри в рукаве. Чонгук закрывается в ванной, быстро раздевается, залазит в душ и открывает сразу горячую воду. — Да что за блядство-то?! — чуть ли не со слезами вздыхает он, опять лаская свой возбуждённый член ладонью, упираясь другой рукой в стену напротив. Прикрывает глаза, вновь погружаясь в развратную фантазию с участием всё того же соседа, что не покидает его больную голову с того самого момента, как он его увидел, призывно трясущего своим задом. Жмурится, от усердия и горячей воды проступил пот на лбу и висках. Рука хаотично движется по стояку, ритм переходит в быстрый, и через какое-то мгновение, накрывший оргазм, заставляет тело содрогнуться в конвульсии. В этот раз получилось спустить даже немного постанывая, но Гук с силой закусил губу, чтобы хоть как-то быть тише и не навести на себя подозрения, чем он занимается в душе. Смывает свой стыд и срам в канализацию и, переведя дыхание, полностью принимает душ. Через несколько дней. Тэхёну вдруг моча бьёт пожрать взбитых сливок. Прямо из баллона. Хотя покупал он их совсем для других целей — чтобы самому быть ими вымазанным, как десерт с вишенкой сверху, в виде его члена, но, как говорится — если Магомет не идёт к Горе, то Гора развратит Магомета. Садится за стол у них в комнате, напротив Чона, что тихо и мирно кушает свой диетический ужин, никого не трогает. Ким смотрит на него мгновение с прищуром, мысленно пытаясь послать какие-то сигналы из космоса или пробраться в чужую голову, чтобы понять, как ему действовать, дабы, наконец, разжечь к себе интерес, после открывает колпачок, и направляет кончик баллона себе в рот.       Погружает его максимально глубоко, широко раскрыв свою хищную пасть, и давит на клапан. Чонгук поднимает глаза от своей тарелки (на один из них даже напал нервный тик), услышав шикающий звук, и они у него не просто лезут на лоб, а, как альпинисты, вскарабкиваются на непреодолимую вершину без должного снаряжения, когда он видит, как белая субстанция глубоко заполняет тэхёнов рот. Ким немного перестарался с напором баллона, подавился, закашливаясь и разбрызгивая остатки белой смеси по столу, что вылетали не только изо рта, но и носом пошли. — Аккуратнее, Тэхён! — причитает Чонгук, неловко похлопывая ладошкой, по спине соседа, обеспокоенно смотря на него. — Фшпафибо! — мычит тот, отставляя «ингалятор» со сливками на стол. Но и тут он, пидарюга такой, не сдаётся. Вытерев нос салфеткой, собирает остатки воздушной пены с уголков рта, своим аристократически длинным указательным пальцем и погружает его в свой блядский рот, по самое основание, посасывая и смотря при этом в упор на Чона, глубоко развратным взором. После вынимает палец с пошлым причмоком, снимает с кончика баллона ещё немного смеси, повторяет действие, но уже с двумя пальцами, энергично двигая ими туда-сюда. Если бы издал при этом ещё и стон, Чон спустил бы прямо в штаны. «Сука!»       Шатен смотрит, не отрываясь, а у самого уже челюсти сводит, как будто Тэхён не сливки сладкие обсасывает, а кусает лимон вместе с кожурой, и по подбородку течёт сок. От долгого не моргания, у Гука начинают слезиться глаза (или не от этого, а сами по себе от секс-голода, хуй знает). Он устало растирает лицо ладонями, попутно вытирая влагу с глаз, немного постанывая. «Да сколько можно-то?!» — Тебе в глаз прилетело что ли? — взволнованно спрашивает Тэ, порываясь уже взять салфетку, и кинуться вытирать глаза секси соседа («лучше бы с обрыва кинулся», подкинули идею тараканы). — Извини… — Да, нет, — сглатывая слюну, отнекивается тот, не убирая рук от лица, бубнит прямо в ладошки. — Просто устал. — Тихий вздох. — Я спать. Поднимается и идёт в ванную (ну вы поняли, да?!), оставляя Кима безмолвно втыкать в поверхность стола, раздосадовано поджав губы. — Блять! — вздыхает он, шлёпнув себя по лбу ладонью. — Непробиваемый, сука!

Конец Флэшбэка.

***

Ella Martine — Restart.

— И как долго ты собираешься передёргивать втихаря? — интересуется Чимин, тоскливо смотря на друга. Зачёсывает рукой розовые пряди назад, прислонившись спиной к притолоке окна, сидя полубоком на подоконнике. — А что ты предлагаешь? — вздыхает Чонгук, сидя напротив, и запрокинув голову так же на притолоку, обессиленно смотрит из-под ресниц. — Прям так внаглую предложить потрахаться? «Ой, знаешь, Тэхён?! У меня давно на тебя стоит, можно я тебе засажу по самые яйца?» — с писклявой издёвкой в голосе подъёбывает он друга. — Ну, как вариант, — усмехается тот, пожимая плечами. Чон одаривает его холодным усталым взглядом и отворачивается к окну. — Знаешь, Гук~а. С твоей, вот этой вот. — Жестикулирует руками, вырисовывая кавычки в воздухе. — «Природной скромностью», ты и помрёшь девственником. — Я не девственник, — огрызается Гук, недовольно стрельнув глазами в собеседника. — Ну, ты меня понял, — отмахивается Чимин. — Он же тебе намекает, и так и сяк, судя по твоим рассказам, что не против и что он из «ваших» войск. — Блин, Чимин, меня бесит, когда ты вот так завуалированно называешь меня геем, — психует Чонгук, соскакивает с подоконника и следом стаскивает с него свой рюкзак. Чимин, улыбаясь, хмыкает, снова пожимает плечами и повторяет за ним. Они идут к выходу из университета. Все пары давно окончены, а Гук не торопится возвращаться в свою комнату в общежитии, дабы не столкнуться с ещё одной совращающей идеей своего соседа. — А ты его просто хочешь трахнуть, или он тебе нравится? — заискивающе спрашивает Чимин. Надувает пузырь из жвачки и лопает его языком. — Не знаю. Наверное… нравится, — грустно рассуждает Гук, подкидывая носком кроссовка камушки по дороге и сунув руки в карманы джинс. — Я не задумывался над этим. — Тогда подумай хорошенько, бро. Может ты сам себя этим и стопоришь? Не можешь заниматься сексом без чувств. Я-то тебя знаю! — Чон открыл рот, чтобы что-то возразить в свою защиту. — А первый раз по пьянке не считается! — пресёк эту попытку Чимин, выплюнув безвкусную резинку в сторону. — И на твоём месте я не тянул бы с этим, Гук. Или ты ждёшь, пока снова начнётся ночной жор на нервной почве и от воздержания? Ты же так долго от него избавлялся! — Это не просто ночной жор, Чимин, — снова вздыхает Чон, опустив голову. — Да-да, я знаю — замена секс-голода — другим, — закатывает глаза друг и ободряюще приобнимает шатена за плечи, — но ты себя этим только изводишь, постоянно тренируешься и ешь всякое дерьмо диетическое, лишь бы не набирать вес. — Не такое уж это и дерьмо. Вполне нормальная еда. Если со вкусом и правильно приготовить, — горько протестует Чонгук, когда они уже дошли до корпуса общежития. — Ладно, до завтра. — Бывай! — бросает Пак, и парни расходятся. А Чонгук начинает задумываться над словами друга.

***

Когда Чон заходит в дверь, в нос сразу ударяет вкусный запах еды. — О, Чонгук~и! Ты уже пришёл?! — выныривает из-за угла Тэхён, радостно улыбаясь. А Чонгук смотрит на него — такого растрёпанного, с лёгким румянцем на щеках и добрым огоньком в глазах, как всегда в своих обтягивающих шортиках, футболке на пару размеров больше чем нужно и смешном фартуке с зайцами — и сердце, почему то начинает щемить. Чимин был прав. — Я немного не успел доготовить. Ты же поужинаешь со мной? — Да, но… — Да-да, я знаю, ты питаешься правильно, — запричитал Ким, семеня за Гуком, когда тот уже прошёл на кухню и смотрит на изобилие яств на столе, — но я пытался приготовить всё максимально правильно. Без лишнего жира и специй. Я предварительно погуглил, что едят спортсмены. «Боже, как это мило! Сам Тэхён — это мило и очень вкусно!» — Ладно, давай, — вздыхает Чон, почесав затылок, — попробуем, что ты там наготовил. — улыбается и садится, но Тэхён несильно бьёт деревянной лопаточкой по его руке, что он протянул за палочками. — Что? — уставился он возмущённо. — Сначала руки помой! — говорит строго сосед, но после мило улыбается.       Шатен встал и недовольно бубня что-то под нос, поплёлся в ванную. Странные мысли не покидают чонову голову, ни когда он мыл руки, причём весьма тщательно, ни когда сел обратно за стол, ни даже тогда, когда Тэхён начал что-то рассказывать о предстоящей лабораторной работе, и что хочет попробовать провести какой-то опыт в домашних условиях, но не уверен, что эксперимент удастся. Он всё сидел и слушал, подперев щёку кулаком, и особо не вникая в суть рассказа. Смотрел на Тэхёна, но уже не как на объект вожделения, что, в принципе, за почти месяц их совместного проживания, никуда особо и не ушёл — а более глубоко, более чувственно. Рассматривая каждую чёрточку на его лице, задерживаясь на губах чуть дольше, чем следовало бы. И Ким это замечает. — Ты почти ни к чему не притронулся. Тебе не понравилось? — расстроился блондин, так же заинтересованно рассматривая Чона в ответ. — Нет, просто я… — встряхивает головой Гук и не знает, что дальше сказать. Признаться? А если услышит отказ?! Переживёт, наверное. Наверное… Он очень впечатлительный, что касаемо чувств. И снова задумываясь над словами своего друга, понимает — просто так затащить Кима в постель он не может. Ему нужны взаимные чувства, открытость не только физическая, но и душевная. — Ты просто снова устал, — не вопрос, а констатация факта от Тэхёна. Он не дурак — нет, формально, да — тот ещё идиот — но эту перемену в настроении соседа замечает. Что это — просто усталость? От него устал? — Тэхён, я… — «кажется, влюбился в тебя» — правда устал, сегодня было несколько контрольных и ещё тренировка… — «и ещё я дико хочу тебя, но не знаю, как тебе об этом сказать» — ты же не обидишься, если я сейчас пойду спать?! — «если я тебя сейчас поцелую». — Да, конечно, — глаза Тэ заблестели от подступившей влаги, но он отводит их в сторону, чтобы не показать свои эмоции, и сглатывает давящий ком в горле. — Я всё понимаю, — шепчет одними губами. Чонгук сейчас сам себя готов сожрать — видеть такую расстроенную моську ЕГО Тэхёна — это выше его последних сил. Он признается ему. Обязательно признается и поцелует. Но не сейчас. — Прости, — тихо произносит он, нерешительно положив свою ладонь на кимову, нежно сжимает её. Блондин понимающе кивает, выдавив подобие улыбки. Чон встаёт и уходит на свою кровать, а Тэхён сидит ещё какое-то время, ковыряясь палочками в остатках от ужина. После прибирается и тоже ложится, тоскливо посмотрев на спину Чонгука. «Спокойной ночи, Гуки».

***

— Хей, солнце, ты не заболел? — взволнованно вопрошает Юнги, сидя как всегда в столовке и уплетая свой обед. Это единственное свободное время между парами, когда он может видеться со своим другом. — Нет, — грустно отвечает Тэ, мотая головой и ковыряясь столовыми приборами в своём обеде, не поднимая глаз. — С чего ты взял, хён? — Я не слышу от тебя нескончаемого словесного поноса на тему твоего секси соседа. Что-то случилось? — голос выдаёт волнение Мина, и он отставляет тарелку с рисом на поднос. Не такой уж он и вкусный. — Просто… я, наверное, не в его вкусе. — Тэ откидывает палочками кусочки тушёных овощей в сторону и, гоняя их по тарелке, медленно моргает. — Романтический ужин не удался? Ким снова отрицательно машет головой и шмыгает носом. — Я ведь всё вкусно приготовил, хён! А он даже не притронулся. Как будто я ему говна на лопате поднёс. — Тэхён психованно отбрасывает палочки на поднос и прикрывает лицо ладонями, переходя на завывающие всхлипы, чем привлекает взгляды рядом сидящих студентов. — Ну-ну, тише ты! — заботливо успокаивает Мин, пересаживается рядом и ласково поглаживает друга по спине. — Тебе сейчас об учёбе думать надо! Слышишь? Выкинь ты этого идиота из головы. — Н-не м-могу-у-уу! — продолжает всхлипывать Тэхён, заикаясь и утирая нос рукавом толстовки. — Он т-такой… такой… заботливый, добрый, нежный и кр-а-аахсии-и-ивы-ы-ыйй! — уже завывает в голос, не обращая внимания на посторонних. Только Юнги становится немного стыдно за такое поведение неадекватного Кима, и он ещё старательнее успокаивает его, пододвигая стакан с соком. — Влюбился, что ли? — еле слышно и спокойно шепчет хён, вытирая мокрые щёки блондина салфеткой, когда тот, выпив сок на половину, стал понемногу успокаиваться, а после выхватил из чужих рук эту же салфетку и громко высморкался в неё. — Угу, — бубнит Тэ в полупустой стакан, продолжая шмыгать носом. — Во дела?! — поражается старший, почесав затылок. Впервые он не знает что и как сказать другу, чтобы тот почувствовал его поддержку. Лишь продолжает крепко обнимать за плечи, слегка потрясывая, чтобы приободрить. — Ладно, Юнги-хён. Пойду я, — до конца успокоившись, лепечет Тэ, скинув руку хёна и резко встав из-за стола. — Мне ещё к практической готовиться, да и дел много. Увидимся! — печально бросает напоследок он и уходит, закинув по дороге поднос на общий стол. Юнги только посмотрел ему в след, поджав губы — таким он видит своего, всегда радующегося жизни, друга впервые.

***

      Следующие несколько дней проходят в обычном потоке времени. Тэхён пытается уйти с головой в изучение новой темы «Ферментированный компост методом бескислородного разложения органики», усердно пытаясь провести эксперимент так сказать на дому, намесив какую-то непонятную жижу из мякоти вишен и плотно утрамбовав всё в термосочек. Больше он не предпринимает каких-либо попыток привлечь внимание своего соседа, которому, судя по всему, до него нет никакого дела (а тараканы мирно сидят в углу и рисуют мелками, не трогая своего хозяина).       Просто брошенное утром «Доброе, Чонгук~и!» и вечернее «Спокойной ночи!» — это стало единственным его монологом, после которого он быстро собирается и уходит в универ, или идёт в душ и ложится спать, отворачиваясь к стене лицом. Сверлит её какое-то время взглядом, а после вытирает влажные глаза рукавом пижамы и засыпает, шмыгая носом. И всё бы ничего, дни бы так и текли себе спокойно и монотонно, если бы он не стал замечать одну странность — из холодильника стали пропадать продукты. Именно его, а не диетическая дребедень Чонгука. Первые два дня он списывал это на то, что заработавшись над своим опытом, просто мог не заметить, как в расстроенных чувствах, подметал полки холодильника. Но потом, когда он делал ещё закупки и, не успев приготовить что-то новенькое и даже самому попробовать — на утро миска была пуста. Ну, не барабашка же это?! Гука спрашивать об этом не стал, дабы не ввязываться в новый диалог, который ему сейчас вообще некстати. Рассказал об этом Юнги, на что тот ссылался так же на невнимание и переутомление младшего и просил не забивать голову чепухой.       Чонгук стал заниматься активнее, не только своей инженерской практической работой (которая ему в данный момент совсем не всралась), тренировками в зале после занятий, но и самоедством. Последнее получается у него лучше всего. Даже не давится, хоть и аппетит совсем пропал. Чиминовы попытки как-то приободрить друга каждый раз заканчиваются провалом. Тот либо кивает болванчиком, толком не расслышав, что Пак ему говорит, либо, выходя из своих мыслей под звонкий подзатыльник от розоволосого, переспрашивает: «Что? Повтори, пожалуйста!» — Я говорю, какого хуя ты себя изводишь? Ты меня вообще слышишь? — в очередной из разговоров с самим собой пыхтит Чимин, толкая Гука плечом. Они сидят за последним столом на последней паре. Чонгук всеми силами пытается втыкать и внимательно слушать преподавателя, но получается у него, скажем, так себе. Перед глазами всё время стоит образ Тэхёна — с таким грустным и потухшим взглядом, которым он стал одаривать его последнее время. — Прости, Чим. Задумался, — мямлит Чон, потирая глаза пальцами. — Так, что ты там предлагаешь? — Я предлагаю одно действенное лекарство, которое тебе в данной ситуации ну пиздец как необходимо! — с серьёзным выражением лица шепчет друг, наклонившись к чужому уху. — Какое? — повернувшись, вполне заинтересованно смотрит тот в ответ. — «Пропиздон» называется. Выдаётся без рецепта врача, — так же сдержанно продолжает Пак, подперев подбородок кулаком. Чонгук в ответ вздыхает и закатывает глаза. — Могу, как другу, подогнать оптом со склада. — Ты вроде на инженера учишься, а не на фармацевта?! — Благодаря тебе, подумываю переквалифицироваться. — Вот сейчас, ну вообще никак не помогаешь! — сказанное Чоном, прозвучало чуть громче, чем он ожидал, чем привлёк внимание препода. Заметив строгий взгляд в свою сторону, тут же осёкся и уткнулся в тетрадь с конспектами. — Я тебе давно на вполне человеческом языке говорю, собака ты сутулая, — снова понизив голос, продолжает Чимин, так же делая вид, что активно слушает лекцию, — чтобы ты засунул свою скромность или как там — стеснение, глубоко в жопу, а потом засунул свой член, не менее глубоко в задницу своего соседа! Иначе я вам обоим пизды наваляю! Усёк? — и снова толкает локтем чонов. — Да усёк я, усёк! — фыркает Гук, отпихивая друга в ответ. — Ладно, сегодня поговорю с ним. Я и сам уже, если честно, подзаебался от всего этого. Ну, подумаешь, пошлёт. Переживу, как-нибудь. Зато всё выяснится. — Спорим, не пошлёт?! — смотрит искоса Пак, с огоньком азарта в глазах. — А первым тебя засосёт! — Да иди ты уже! — прыскает шатен, снова толкая друга в локоть, чем вызвал у второго лёгкую усмешку.

***

      Чонгук в этот раз не пошёл после пар на тренировку, намереваясь потратить это время на серьёзный разговор с Тэ. Он пришёл, как выяснилось, раньше в комнату и решил пока сходить в душ. Вдруг что и получится, лучше быть сразу подготовленным (наивный). Он пробыл там не так долго, а когда вышел, то его милый сосед уже сидел на своей кровати, что-то печатая в своём ноутбуке. Чон предстал перед ним в одном полотенце, повязанном на бёдрах. С влажных волос капала вода, тонкими струйками стекая по смуглой коже шести, так давно манящих, кубиков пресса. Тэхён поднял голову и тут же подавился воздухом. Это слишком для его истощённой и голодной нервной системы. Он сглотнул и снова уткнулся в яркий экран, яро закусив губу. У шатена бутоны распускаются в сердце каждый раз, когда он его видит, особенно в этих его шортиках. Вот и сейчас, этот неугомонный орган готов выпрыгнуть из груди, когда он подходит ближе. — Привет! — тихо бурчит он, как будто утром не виделись. Ким в ответ кивает, не поднимая головы. — Тэхён, я… — Можешь сделать одолжение? — перебивает Тэ, вскидывая на него пронизывающий взор, что Чон торопеет и молча ждёт продолжения вопроса. — Не ходи передо мной в таком виде! — Почему? — всё ещё в замешательстве сосед, мельком оглядывает себя. — А что не так в моём виде?       Этот сиплый голос, полуобнажённый вид, с влажными, чуть вьющимися волосами, и запах геля для душа, с терпкими нотками — выбивают последнюю почву из-под Тэхёна. Хотя он будущий агроном, и должен стоять на ней твёрдо, но разве с Чонгуком получится?! Если даже просыпаться по утрам с сухими труселями не всегда выходит. — Возбуждаешь! — колко кидает Ким, захлопывает крышку ноута, резко встает, откидывает его на кровать и, проходя мимо Чонгука, толкает его плечом. Вкидывает кроссы и выходит из комнаты, демонстративно хлопнув дверью. А Чон продолжает стоять посреди комнаты и тупо улыбаться, как идиот. — Идиот! — что он и подтверждает, хлопнув себя по лбу ладонью. — Поговорить…

***

— Хён! Ты не против, если я с тобой фильм какой-нибудь посмотрю? — прытко заявляет Ким, бесцеремонно заваливаясь в комнату друга. Юнги сидит на своей кровати в позе лотоса и лишь удивлённо вскидывает глаза на незваного гостя. Его соседа по комнате нет, а Ким даже не удосуживается поинтересоваться, где тот есть. Нет и ладно. Ему же на руку. — А у себя что? — Мин пододвигается на край, давая Тэхёну сесть рядом. — Ноут полетел? — Полетел! Только не он, — расстроенно вздыхает блондин, удобнее устраиваясь рядом с хёном. — А мои последние нервные клетки. Собрали чемоданы и упиздохали первым же рейсом. — Рукой указывает в стену напротив, показывая предполагаемую траекторию движения его нейронов. — Причём с билетом в один конец. — Что опять? — Юнги уже приготовился к очередным пиздостраданиям друга, расслабленно откинувшись на стену позади себя. — Да ничего. Всё как обычно. — Ким отбирает собственность у Мина и строчит что-то в поисковике, набирая название фильма. — Этот греческий Бог вышел полуголым из ванной, разбросал свои флюиды в радиусе нескольких тысяч километров. — Не отвлекаясь от набора текста, высказывается младший. — А я уже заебался передёргивать в ванной с мыслями о нём! Вот психанул и ушёл к тебе. — Смотрит на хёна, нахмурив брови. — Я ведь же не железный, понимаешь?! — Понимаю, — устало кивает Юнги, отбирая свой лэптоп обратно. — Ну и что ты тут выбрал? — Листает страничку, просматривая ссылки, и выпучивает глаза от удивления, прочитав, что выбрал Тэхён. — «Лангольеры»? Серьёзно? — А что не так? — друг искренне не понимает суть шокированного заявления. — Ты читал сюжет фильма? — Ну, фантастика, а что? — Ким реально не вдупляет, кусая заусенцы на пальцах. — Ты реально хочешь это смотреть? — Юнги всё ещё надеется достучаться до разума друга. — Да. — Ладно, — сдаётся Юнги, равнодушно пожимая плечами и нажимая на плей. — Только потом не звони и не прибегай ко мне посреди ночи: «Хён, мне страшно!» — Пффф, когда такое было-то? — самоуверенно прыскает Ким, прижимаясь к плечу друга.

***

FLETCHER, Kito feat. Trevor Daniel — Bitter.

      Возвращается Тэхён в свою комнату глубоко за полночь. Всё-таки этот фильм его немного впечатлил, и он неохотно уходил от Юнги, цепляясь за рукав его толстовки, умолял остаться, пока хён не вытолкнул его в пинки под зад за дверь. Предупредив ещё раз напоследок, через неё же, чтобы тот к нему потом и не думал ломиться если почудиться какая-нибудь хуйня или если эти жуткие зубастые твари на него вдруг нападут (ехидно посмеялся над этим, сука). Сам виноват. Даже истерические крики: «Я слишком молод, хён! Меня даже Чонгук ещё не трахнул, чтобы умирать!» — не сломили стойкий боевой дух старшего. Только стало немного стыдно перед соседями, и он притворился, что его в помещении и вовсе нет, а этот ненормальный разговаривает сам с собой: «Когда я умру, Юнги~я, ты будешь первым, к кому я приду в виде призрака!»       Парень заходит в свою комнату на цыпочках, чтобы не разбудить соседа, смотрящего, наверное, уже десятый сон. Заходит и сразу с порога прислушивается — со стороны кухни доносятся странные звуки. И хер его дёрнул, вспомнить некоторые реплики из фильма: «…сплошная шерсть и зубы… у них быстрые ножки — и они очень быстрые, потому что ловят плохих мальчиков…» — Но я ведь не плохой мальчик?! — только губами произносит Тэ, не на шутку труханув, и прикрывает рот ладонью, чтобы не выдать себя. Даже дышать ненароком перестает. Прижимается в полумраке к стене и глазищами от страха водит туда-сюда. Свет падает только из открытого холодильника с кухни, что создает жуткую атмосферу и рисует не менее жуткие картинки в больном кимовом воображении. «… Однажды ты услышишь, как они идут — чавкают, чмокают, хрустят…» Именно такие звуки он и слышит. Прислушивается и думает — только бы не обосраться, когда столкнётся с тем существом, что так активно и смачно что-то (или уже кого-то) пожирает, а то хён его так и похоронит, обделанного в собственную подливу. Если от него вообще хоть что-то останется. — Да ну на хуй! — по слогам произносит он, более слышно (в унисон с тараканами, что так же в страхе прижались друг к дружке). Глаза давно покинули орбиту модуля и отправились разными путями, чтобы встретиться в одном заданном районе — на лбу. Но пересиливая свой страх быть съеденным (идиот царя небесного), Тэхён берёт первое попавшееся в руки орудие (зонтик) и, крепко прижимая его к груди, делает нерешительные полу шажочки на устрашающие звуки, двигаясь вдоль стены. Подходит ближе, глубоко вздыхает (возможно, последний кислород в его недолгой, недотраханной жизни), зажмуривается и, перекрестившись, запрыгивает на кухню, так широко расставив ноги, что чуть не падает: — Я тебя не боюсь, тварь ты мерзкая! И я хороший мальчик! — Выставляет зонтик, кончиком вперёд, продолжая жмуриться. Слышит, что чавкающие звуки притихли, и потихоньку открывает один глаз. — Какого? — Открывает второй глаз, и просто охуевает в квадрате. — А что здесь происходит, Чонгук? — Опускает своё оружие и, насупив брови, смотрит в упор на тёмную макушку.       Вышеупомянутая тварь мерзкая, отмерев, медленно поворачивается — щёки набиты до отказа, того и гляди треснут, если на них нажать, в одной руке держит вилку, в другой чашку с жаркѝм, которое Тэхён приготовил вчера. — Пфхэхён? — стреляя крошками, лупит Чонгук и моргает, как будто только что проснулся. — Так это ты мои продукты пиздишь, наглая ты рожа?! — парирует Ким, сопя в две дырочки, как суслик. Откидывает зонт и подходит к Гуку. Отнимает остатки еды и ставит обратно в холодильник. — Почему нормально попросить нельзя? Я хоть раз тебе отказывал? Сам даже предлагал свою стряпню. — Громко закрыв дверцу холодильника, он включает свет. — Тэ, я… — проглотив набитое, мямлит шатен, на ходу придумывая, чтобы такого спиздеть правдоподобного. — Я лунатик! Я сам не понимаю, как так получается, но на меня иногда находит, и я… вот… — Смотрит на вилку, после осторожно откладывает её на стол. — Оборотень ты, блять, грёбаный, а не лунатик! — злится Тэхён, игнорируя тот факт, что его сосед впервые назвал его уменьшительно-ласкательно «Тэ». Смотрит на него, нахмурив одну бровь, но долго злиться не получается на этого хомячка милого и он тут же смягчается. — Вкусно хоть? — Очень! — не раздумывая вываливает Чон, облизываясь, и снова эти кульбиты с его сердцем. Пора! — И ты тоже! — Что тоже? — бегает глазами блондин по чонову лицу, задерживая их на облизывающихся, манящих губах. — Ты тоже очень вкусный, Тэ!       Ким не успевает ничего — ни сказать, ни толком воздуха в лёгкие набрать, когда его губы оказываются в плену чужих — так давно желанных. Чонгук целует его, нежно сминая и посасывая губы поочерёдно — такие сладкие, мягкие и действительно очень вкусные. Он прижимает Тэхёна к стене, устраивая свои руки у него на талии, властно сминает бока. Ким в ответ обнимает его за шею, сильнее притягивает к себе, отвечает так же чувственно и упирается своим пахом в чонов. «Ну, наконец-то, долбоёб!»       Гук действительно всегда очень голодный. Вот и сейчас, дорвавшись, до тэхёновых губ, он постепенно углубляет поцелуй, наглеет, проталкивает свой язык, ласкает чужое нёбо и ловит тихий стон. Ким чувствует, что Чон реально может его засосать, всего полностью, с такой страстью и пылкостью он его целует, перемещая горячие и шершавые от долгих тренировок (хотя скорее от дрочек), ладони ниже на ягодицы и сминает их, так же жадно, как и его губы. Кима мурашки пробирают по всему телу, что даже соски моментально твердеют и член тоже. Низ живота тяжелеет и наполняется приятным теплом. Но не только у него возбуждение залило последние остатки разума, а бабочки порхают и одновременно размножаются в полёте, пиздя, матеря и выпихивая к ебеням обнаглевших в хуй, больных тараканов. Через домашние спортивки Чонгука он отчётливо чувствует, что его хотят, и не просто хотят, а о-го-го как. И от этого осознания возбуждается ещё сильнее, сладко стонет в чужие, горячие губы, слегка прикусывая их. По уши в слюнях, дыхание сбито, кислород в лёгких уже заканчивается, но останавливаться не думает ни один, ни другой, только ещё ярче распаляются, терзая и заглатывая губы друг друга, как можно глубже. Тэхён снова стонет, а для Чона это как триггер — сжать упругие половинки ещё сильнее, до болевых ощущений, красных отметин, что наверняка останутся от таких действий, и прижаться плотнее, углубив и без того развязный поцелуй. Гук наслаждается кимовыми стонами, длинными пальцами, возящимися в его помятом гнезде, извивающимся гибким телом, когда он сильнее вжимает его бёдра в свои, а Тэхён слушает чоново утробное рычание — буквально альфа-самца. Чонгук… урчит? Реально, он урчит, как старый рыдван, который при включении зажигания просит, чтобы его уже добили и отправили на утилизацию (может хоть там отдохнёт). — Гуки, ты так урчишь, — тяжело выдыхает Тэхён, закатывая глаза от долгожданного удовольствия, облизывает распухшие губы, когда чоновы сползли на его шею и нежно посасывают кожу. — Как… мфх… котёнок. Чонгук замирает, прислушиваясь к своему организму. Он действительно выдаёт странные звуки и это ни хера не от возбуждения и наслаждения. Шатен поднимает голову и смотрит испуганно в затуманенные глаза Кима, что отвечает непонимающим взглядом. — Что такое, Гуки? — не на шутку волнуется блондин. — Я…щ-щ… щас! — цедит Чон, подавляя рвотные позывы, буквально убегает в сторону туалета и закрывается на щеколду. Тэ спешит следом, впечатывает ухо в дверь, и внимательно вслушивается в то, что там происходит. Ой, лучше бы он этого не делал — булькающие и рыгающие звуки напугали его настолько, что он стал ломиться в дверь (в состоянии аффекта, не иначе), полностью не осознавая, что она заперта. — Чонгук! Что с тобой? Всё в порядке? — тараторит он, дёргая за ручку. Снова прилипает ухом к деревянной поверхности. И опять эти звуки, от которых Ким невольно морщится. — Тэхён… а что… хгм… — пытаясь отдышаться, еле слышно произносит Гук и чувствует, что сейчас придётся поменять местами рот с задницей, усадив её на толчок, или всё будет взаимодействовать одновременно, только тазика рядом нет. Но есть мусорное ведро! — А что было в термосе? — В животе опять позывы и мутит. — В каком терм… — и тут до Тэ доходит, что за термос и его содержимое. И лучше бы не доходило! — Ты что, пил из термоса? — практически выкрикивает он на высокой ноте, сунув нос в щёлку между дверью и притолокой. — Когда и как много? Блять, Гук, когда? — заходясь в истерике, Тэ бьёт ладонью по двери, как заяц по барабану. — Бу-уууу…бр-рлл-л… буквально перед твоим прих… ходом. — Блять! — Ёмко и по факту. — Пиздец! — Вот сейчас ещё понятнее стало. — Я сейчас, Гуки! Только не уходи! Держись там, ладно?! — вообще убил логикой своих тараканов, что закопошились, и, продудев в рог, созывают общий сбор — чё, блять, делать?! Он бежит к своей кровати, хватает телефон, дрожащими руками листает и ищет нужный номер. Попадает по кнопке вызова не с первого раза. — Алло-о! — злобно и протянуто слышится в трубке. — Юнги, ты не спишь? — дрожащий голос блондина выдаёт его страх по полной программе. — Нет, конечно! Сижу вот, смотрю на телефон, жду, когда ты позвонишь. Что случилось? — Хён, мне страшно! — Блять! — тяжелый обреченный выдох, и слышится звонкий шлепок ладонью по лбу. — Я тебя, кажется, предупреждал, Тэ?! Не беспокоить меня по этому вопросу?! — Да я не из-за фильма, Юнги, — Тэ почти орёт в трубку, от нервов не переставая грызть заусенцы. — Чонгуку плохо! Его рвёт и… несёт, очень сильно. Что делать, хён? — Так, поподробнее. — Друг уже явно заинтересовался сложившейся ситуацией, и он ни капли не удивлён. — Когда я пришёл, то застукал его у холодильника. Он громко чавкал и треск стоял такой, что я подумал, что это, ну… эти… ну лангольеры. Ну, ты же знаешь мою фантазию?! Я труханул, думаю… — Блять, Тэхён! Короче, ты не на докладе! — В общем, мы целовались, а потом он заурчал. А потом побежал в туалет и… — Ким подошёл обратно к двери, за которой звуки эвакуации чужого желудка почти прекратились, и он стал прислушиваться. — Гуки? — Тихонько стучит. — Я здесь, — сдавленно отвечает тот, переводя дыхание. — Так что с ним? — негодует Юнги, привлекая к себе внимание. — В общем, он выпил мой эксперимент. — Какой, на хрен, эксперимент? — Блин, хён, потом расскажу. Что сейчас-то делать? У тебя есть что-нибудь от отравления? — Есть, но, возможно, понадобится промывание желудка. Так что за эксперимент? — напирает Юнги, стараясь разобраться в чём конкретно его бестолковый друг проебался. В трубке слышатся негромкие удары, возможно, он что-то ищет, хлопая дверцами шкафчиков. — Я пытался сделать компост на дому, — невинно отвечает Ким, почёсывая затылок. — Что? — раздражённо выпаливает Мин. — Какой в пизду компост? Ты в своём уме, Ким, кто такие вещи на дому делает? Хотя, кого я спрашиваю?! — А что с промыванием, хён? У меня есть большая клизма и новые насадки. Я её использую иногда в … — Блять, Тэхён! Даже и не думай продолжать! Я не хочу знать, в мельчайших подробностях, где и для чего ты её используешь. Хотя догадываюсь. Скоро буду! — кидает Мин и сам завершает вызов. — Мне не нужна клизма, — продрав горло, скулит Чон. Слышится щелчок, и дверь открывается. От увиденного Киму самому хоть скорую вызывай — его сосед белее самого бледного приведения на планете, с лёгким оттенком зелёного, а под глазами сразу появились тёмные мешки. — Меня и так прочистило не хило. — Ой, вэй! — всё, что может произнести Ким, пропуская Чона в комнату, и прикрывая рот ладошкой. — Ты как? Хочешь чего? Может водички? Чонгук молча и слабо кивает, усаживаясь на свою кровать. Тэхён пулей наливает полный стакан из кулера и подбегает, как всегда чуть не уронив всё на ходу. — Прости, Гуки! — жалостливо сопит блондин, отдавая стакан и оставаясь стоять рядом, как провинившийся ребёнок, нервно жуя губу. — Я сам виноват… жру всё подряд. — Чонгук, тяжело дышит, вытирает рукой холодный пот со лба и мелкими глотками пьёт воду. После протягивает свободную руку Тэхёну, и тот хватается за неё, как за спасительную соломинку, крепко сжимает и присаживается рядом. — Тэ, я хотел тебе… давно сказать… — Где больной? — воодушевлённо голосит Юнги. Он прервал идиллию, завалившись в комнату с помятой соломой на голове и с какой-то коробкой в руках. — А! Всё, вижу! — поумерил свой пыл новоиспечённый районный врач, завидев полуживого серо-зелёного Чона. Ставит коробку на стол и начинает в ней громко возиться, откидывает в сторону не нужное, бормоча себе под нос «не то». — А! Вот, нашёл! Вода нужна. Гук протягивает остатки в стакане. — Кипячёная? — осведомляется добрый доктор Мин-болит. Получая в ответ отрицательное мотание головой, недовольно гримасничает. — Нужна кипячёная. Тэхён резко стартует на кухню и включает чайник. Стоит рядом, нервно пританцовывает, отбивая понятные только ему ритмы, под тамтамы, что выдают его тараканы. — Как ты умудрился, Тэхён? — Возник как из-под земли друг, чем и напугал, ушедшего практически в астрал, Кима. — Что за самоуправство с экспериментами? — Я просто хотел попробовать. Чтобы получить высший балл, — оправдывается парень, сканируя чайник, будто от его взгляда тот быстрее закипит. — Что ты хоть в нём намешал-то? — почти шёпотом говорит старший, мельком косясь на Чонгука, что уже лёг и прикрыл глаза, еле дыша. — Да живой он, живой! — быстро отрезвляет он, заметив испуганный кимов взгляд на его несостоявшегося любовника. — Вишню, органические вещества… — начал тихо перечислять младший, снова вонзаясь зубами в свои заусенцы. Мина всегда раздражает эта сраная кимова привычка жрать собственную плоть, и он легонько бьёт того по руке. — И? — ждёт он продолжения, разрывая пакетик с растворимым порошком от отравления. — И… лучше тебе не знать, — подытожил Тэхён, когда чайник уже вскипел. — И ему, кстати, тоже, — кивает головой в сторону Чонгука. — Нужно остудить, — командует Мин. Наливает воду в кружку и отставляет в сторону. — Но скорую лучше вызвать. Мало ли что?! Если вдруг за час ничего не пройдёт, то точно нужно. — Ты спятил, хён? И что я им скажу? — вылупив глаза, шипит блондин, осознавая весь масштаб своего проёба. Если он всё расскажет как на духу, от чего и как его соседу стало плохо (плюсом он ещё и некоторые ферменты и микроорганизмы спиздил из лаборатории — тараканы нашептали: «Бери, Ким! Хуже не будет! Тебе же нужен высший балл?!»), то его, не задумываясь, выпиздят без права на апелляцию. — А если ему хуже станет, придурок? — так же тихо и злобно шипит Юнги в ответ, рукой указывая на заснувшего пострадавшего, и ладонью легонько пизданув младшего по башке, в целях воспитания. — Ты понимаешь, что будет? Анализы ему точно сдать придётся. Неизвестно, что ты там за дрянь намешал, и как это отразится на его организме?! Ким вздыхает, удручённо опустив голову. — Когда вода до конца остынет, смешаешь вот с этой хернёй, — поясняет старший, тряся открытым пакетиком в воздухе перед носом Тэхёна, — если проснётся… — И тут Мин понял, что ляпнул не то, заметив шокированное охуевание в глазах друга. — КОГДА проснётся, дашь ему выпить! — уточняет, закатив глаза. — Да, и положи ему холодный компресс на лоб, ему так легче будет. Всё запомнил? — Ким коротко кивает, поджав губы в узкую полоску. Так в своей жизни он ещё не косячил. — Так говоришь, вы целовались? — робко спрашивает хён дальше, почесав затылок. Собеседник розовеет щеками, опускает стыдливо глаза в пол и снова молча кивает — когда не надо, дар речи куда-то пропал. — И кто первым начал? — Он, — вздыхает младший, кивком головы указывая на мирно спящего шатена. Грудная клетка всё ещё тяжело поднимается, но цвет лица уже не такой устрашающе бледный. Юнги понимающе кивает. Дорвался, наконец-то! — А ещё он сказал, что я вкусный, — скромничает Тэ, теребя пальцами край своей растянутой футболки и смущённо улыбаясь. — Ну… ему, судя по всему, виднее, — мягко улыбнулся Мин в ответ, похлопав Кима по плечу, и развернулся к двери. — Смотри за ним, Тэ! — на последок наказал старший, открывая её. — Совет да любовь вам! — хмыкнул он, подмигнув, и тихо вышел из комнаты. Тэхён расплылся в идиотской улыбке ещё шире, когда дверь за хёном уже закрылась. Он опять зашёл на кухню, смочил тоненькое полотенце холодной водой и, не выключая свет, на цыпочках подошёл к кровати Чонгука. Сел рядом на краю, положил компресс на лоб и взял его руку в свои ладони — такая холодная. Укрыл одеялом, как маленького ребёнка, подоткнув края, и, чмокнув во влажный висок, пересел на свою кровать. Подобрал ноги, обнял колени руками, уткнулся в них лбом. Сон почему-то не идёт. Переживает, ждёт, когда Чон проснётся, чтобы дать ему лекарство. «Я вкусный? Значит ли это, что я ему тоже нравлюсь? Скорее да, чем нет! Иначе, зачем ему было меня целовать?! Ну, логично же?! Если человек не симпатичен, то и целовать не будет. И тем более так страстно прижиматься…» — Тэ… — вырывает сиплый стон из раздумий. Чонгук начинает вошкаться под одеялом, вынимая руки, и переворачивается на спину. Ким подрывается с места, подлетает к соседу, садясь рядом на край матраца, убирает сползшее полотенце на стол и смотрит на него внимательно. — Да, Гуки! Я здесь, — встревоженно щебечет он, поглаживая шатена по голове. — Надо лекарство выпить. Чон слабо кивает, привстаёт и принимает из кимовых рук кружку с «зельем». — Как ты себя чувствуешь? — волнуется Тэхён, отставив пустую посуду на стол, продолжая гладить по мягким волосам, плавно переходя на скулу и щёку. Гладит так нежно, что Гук льнёт к этим ласковым касаниям, как котёнок. — Вроде нормально, — голос Чона охрип и горло саднит, а глаза снова слипаются, и по всему телу растекается усталость. Он смотрит в глаза напротив — в эти тёплые, полные нежности кофейные омуты и понимает, что пропадает окончательно. Уже пропал. Захлебнулся (как было ранее над белым другом) без права всплыть на поверхность. Чонгук хватает Тэхёна за талию и перекидывает через себя, устраивая его возле стены, цепко обнимает и прижимается к его груди. Тот только и успел, что тихонько охнуть, но без сопротивления лёг рядом, обнимая в ответ за крепкие плечи. — Поспишь со мной? — мурлычет Гук, водит носом по чужой шее, вдыхая приятный запах кожи. — Конечно! — шепчет Ким в ответ. Прикрывает глаза и ловит новые порции мурашек от прикосновений и горячего дыхания шатена. Обнимает ещё крепче, пальцами выводя странные узоры на его лопатках. — Чонгук? — М? — Ты мне нравишься. Очень! — Ты мне тоже, Тэ! — еле слышно бурчит Гук, где-то в области ключиц, почти засыпая, но даже сквозь дремоту, ласково гладит кимову поясницу под футболкой. — Давай спать?! Тэхён в ответ лишь снова расплывается в тупой улыбке, чмокнув Чонгука в лоб. Прикрывает глаза и засыпает, вместе со своими счастливыми тараканами, что погасили ночник и отрубились по команде «Отбой!»

***

D-Block Europe, Raye — Ferrari Horses.

      Чонгук полностью оклемался через три дня, и до вызова скорой дело не дошло (хотя анализы сдать пришлось, и ничего такого они не показали). Слава всем Богам, которым молился Тэхён (вместе со своими тараканами, что готовы были принести даже жертвоприношение в виде самого Кима), что всё обошлось после его идиотского поступка. Случись что серьёзное, с его секси соседом, парень бы это спокойно не пережил — угрызения совести сжирали бы его до конца его дней. Он бережно за ним ухаживал, после пар варя бульончики и отпаивая травяными чаями, что ему посоветовала его мама. Которая поинтересовалась, не с её ли сыночком-опездухом, приключилась беда?! Женщина уже ничему не удивляется. На что тот ответил — просто сосед по комнате немного отравился, не вдаваясь в подробности своего «смертельного» эксперимента. И Чонгук, тоже ничего не объясняя в деталях, попросил Чимина прикрыть его перед преподами, сказав, что после выходных будет как огурчик. Но не в смысле зелёный в пупырку и с горькой жопкой (как его ласково подъебнул друг), а полностью окрепнет и вернётся к занятиям. Тэхён порхал над Чоном, как пчёлка над цветком, опыляя своей заботой и трепетным отношением. От чего шатен таял, как свечка — так же постепенно превращаясь в лужицу от каждого доброго кимова слова и прикосновения. Он чуть ли не с ложечки его кормил, чмокая в носик, когда тот всё прилежно съедал и хвалил чудо повара. А когда Чонгук попросил его снова поцеловать, только не как ребёнка, а как тогда — страстно и трепетно, Тэ отнекивался, что организм Гука ещё толком не окреп, и ему такие нагрузки противопоказаны. Чон начинал дуть губы, и блондин, сжалившись, подарил ему один целомудренный поцелуй. «Ну, хоть на этом спасибо, тиран!»       И вот, вечер пятницы, и Тэхён думает всё-таки расспросить своего соседа, почему тот пиздил его еду втихаря. Пары закончились раньше, и он пулей залетел в их комнату, застав Чонгука за весьма интересным занятием — разглядыванием его, Тэхёна, резиновой собственности и нескольких коллекций вибраторов. Плангонологист* хренов! — Чонгук? — тихо, и краснея как помидорка, зовёт его Ким. Чон стоит к нему полубоком, а открытая коробка лежит на тэхёновой кровати. В руках он как раз держит один из жужжащих аппаратов. Поворачивается и смотрит животным взглядом, искривляя уголок рта в хищном оскале. — Что… что ты делаешь? — Парень включил режим «это не моё, мне подкинули», подошёл и отобрал агрегат, кинув его в коробку. Резко её захлопнул и откинул в сторону. — Как тебя вообще занесло под мою кровать? Что ты там забыл? — сыплет вопросами — отвлекая от своего невъебенского смущения — довольно улыбающегося соседа. — У меня… — облизывается Гук, жадно смотря на кимовы губы, — ручка закатилась, вот я и… не удержался и посмотрел. — Подходит ближе и обнимает за талию, притягивая оторопевшего соседа к себе. — И давно ты этими игрушками балуешься? — последнюю фразу выдыхает прямо в губы. — Чт… — Тэ смотрит как завороженный в чёрно-угольные глаза напротив, зрачки в которых расширились, а на дне поблёскивают огоньки желания. — Что… — сглатывает, и облизывает пересохшие губы, едва касаясь языком чужих, — …значит, балуешься? При чём тут вообще..? Почему ты вообще жрёшь по ночам? Днём нельзя поесть нормально? — переводит сразу тему, слегка отпихивая того в грудь, хотя чувствует, что в штанах стало тесно и не только от своего стояка. Через чонгуковы домашние треники в него упирается ни хуёвое такое возбуждение. И, как он может ощущать, по размерам тоже не маленький стручок. — Когда во мне просыпается дикий голод, я начинаю есть по ночам, сам того толком не осознавая, — спокойно объясняется Гук, сжимая мягкие бока Кима через толстовку, снова прижимая к себе теснее. Глаза уже затянуло поволокой, и он еле себя сдерживает, чтобы не накинуться на такого сладкого и вкусного парня. От него даже пахнет карамелью, что возбуждает ещё сильнее. — Я это уже понял. Почему тебе днём нормально не естся? — блондин потихоньку сдаёт позиции, говоря намного тише и поглаживая чонову накаченную грудь ладонями, слегка надавливая на возбуждённые соски. — Фш-ш-ш… — наигранно шипит он, втягивая воздух сквозь зубы и сощурив глаза, — я не так выразился. Когда у меня дикий СЕКС голод, я заменяю его другим. Жру помногу, поэтому и много тренируюсь. — Оу! — прихуел Тэхён, вылупив свои глазёнки, даже губёшки дрогнули. — Секс голод? — Угу, — мычит Чон, нежно касаясь губами манящей, изящной шеи Кима. Покусывает, лижет и затягивает ртом кожу, оставляя лёгкое покраснение. У того сразу все остатки разума вылетают нахуй, со свистом в трубу, оставляя только инстинкты и похотливые желания. И снова здравствуйте табун мурашек и затвердевшие сосочки. «Блять, в пизду все выяснения! Я хочу трахаться!» — А может… мх-х… я смогу помочь тебе его утолить? — еле стоя на дрожащих ногах, скулит Тэ, впиваясь длинными пальцами в широкие плечи. Готов уже от одних ласк кончить в трусы. — Можем попробовать, — Чонгук снова заигрывающе смотрит в затуманенные кофейные глаза, — если ты не испугаешься, — и не двусмысленно так намекает, толкая языком щёку. — Чего, секса? — иронизирует блондин, смотря с лёгкой усмешкой. — Ну-у-уу… — тянет Чон, взглядом спускаясь на свой пах, где уже давным-давно ебучая пирамида Хеопса. — Пффф, я что членов не видел? Подумае… Ох. Мой. Бог! — осекается он, плюхаясь на свою кровать, раскрыв рот в форме буквы «О», когда стаскивает с Чонгука штаны (и он по чистой случайности без нижнего белья). Так и завис, с перезагрузкой Виндоус по всей системе, а тараканы нервно закурили: «Да ну нахуй! Он не влезет! Порвёшься к ебеням, Ким!» А Ким сидит, слюни глотает, моргает через раз, любуясь, как мирно покачивается, словно метроном, чонов стояк — чуть тонкий у основания, очерченный изящными венками, расширяющийся ближе к головке — такой рельефной и ровной по краю, словно высеченной из камня. «Он что, блять, член тоже накачал?» — Чего завис? — тихо спрашивает Гук и сыто улыбается, видя растерянность в глазах блондина. — Аа-а… о-оо… он вообще в меня поместится? — Тэ, наконец оторвав глаза от «божественного творения», поднимает их на шатена на мгновение, и вновь на член, медленно облизываясь. В голове уже красной кнопкой мигает «danger» (по которой агрессивно ебашат его тараканы), и он подумывает повесить табличку «Чонгуку вход воспрещён!» на свой зад. — Влезет! — самодовольно заявляет сосед, уже предвкушая, как будет стонать под ним Тэхён, когда он будет в него входить, растягивая его узкое отверстие своим могучим членом. — И удовольствие доставит немалое! — Уф-фф… — сжимается Тэ, по инерции сводит колени вместе и плотно их зажимает. — Я представляю… — И опять залипает на желанный орган, мысленно прикидывая сколько в нём сантиметров, кончаясь при этом, как человек. Мда, его игрушки и рядом не валялись (то есть, лежат в сторонке и тихо плачут — завидуя) с этим… и суровая жизнь его к такому не готовила. — По крайней мере, никто не жаловался, — пиздит, как дышит, конечно, один раз не считается, Гук. — А можно? — строит невинные глазки Ким, закусив губу, ёрзает на месте, давая понять, что уже невмоготу, как хочется засосать этого зверя. — Делай то, что считаешь нужным. Ты же хороший мальчик!       Тэхён, как-то глупо и одновременно смущённо улыбается, на последнюю, сказанную Чонгуком фразу. Облизывается в предвкушении, неуверенно кладёт руку на основание члена (и о Боже, даже его большая ладонь до конца не закрывает ствол, хоть и смыкается вокруг полностью), и подносит его к губам. Мажет по ним, как помадой, размазывая капельки выделившегося секрета, и тут же снова облизывается. После, аккуратно, чтобы не порвать рот, погружает в него головку и, смачно посасывая, щекочет уздечку языком. Чонгук прерывисто выдыхает, прикрыв глаза и полностью отдаётся накрывающим его ощущениям от горячего и влажного чужого рта. Ким издаёт влажные звуки, втягивая чужую плоть ртом, слегка погружая ствол на половину, и снова возвращается к нежной головке. Мышцы живота Чона сокращаются, когда шаловливый язычок начинает вырисовывать узоры, проходя от уретры к уздечке, а горячие губы смакуют его «леденец», сильнее смыкаясь вокруг. — Да, сладкий, вот так… — выдыхает шатен, чувствуя, что Тэхён пытается захватить как можно больше и глубже его член, но немного давится, закашливаясь. — Не спеши так! Ты же знаешь, что во время еды спешить нельзя?! — Запускает руки в мягкие пшеничные волосы, слегка массирует затылок, но не давит на него, не заставляет вбирать член полностью, разрешая блондину самому регулировать глубину поглощения.       А Тэ уже вошёл во вкус и особо не отвлекается на ноющую и немеющую челюсть, продолжая жадно посасывать крупную головку, получая блаженное удовольствие, как ребёнок от долгожданной конфетки. Стонет и закатывает глаза под закрытыми веками, наслаждаясь чужой разгорячённой плотью. Он, конечно, думал, что его сосед идеальный, но чтобы во всём и везде?! Это не иначе как божий дар за его мучения! Он смачно и с пошлым чпоком отрывается от важного процесса, вытирает стекающие по подбородку слюни в перемешку с предэякулятом тыльной стороной ладони и смотрит по-блядски, снизу вверх, довольно улыбаясь. — Понравилось? — ехидно скалится Гук, помогая вытирать большим пальцем слюни с уголка рта («Ну, как шлюха, ей богу!» — скандируют тараканы). — Ещё не понял, — сбивчиво выдыхает тот, сверкая зверским желанием и возбуждением в глазах. И вновь с жадностью припадает к влажной головке, опять пытаясь заглотить глубже и помогая стимуляции рукой. Он понимает, что до оргазма такими темпами будет сложно довести, но хотя бы дарит хоть какое-то удовлетворение и себе и Чонгуку, что смотрит, как раскрасневшиеся полные губы, двигаются туда-сюда по его каменному органу, и сам сгорает внутри до головешек. А Тэ снова стонет, громко сглатывает. Мозг полностью отключается, уводя своего обладателя в нирвану. Отрывается, чтобы вобрать воздуха, и вновь накидывается, как голодный зверь на добычу (тем временем тараканы — плюнули, махнув лапкой и сели раскладывать покер: «В пизду! Мы его потеряли, пацаны!»). Всё тело Чонгука горит адским пламенем и одновременно прошибает мелкой дрожью, стоит Тэхёну снова попробовать взять его член глубже, уверенно проталкивая к глотке, но он опять давится этим размером, понимает, что не справится, возвращается к головке и более активно затягивает её, немного цепляя края зубами. Чонгук чуть шипит от не очень приятных ощущений, но не останавливает, томно наблюдая, как светлая макушка двигается вверх-вниз, а чужая рука вращается по основанию, делая круговые движения. — Тэ, я хочу тебя! — уже не выдерживая, рычит и сопит Гук, оттягивая Кима за волосы на затылке. Губы красные и опухшие, глаза дикие, а по подбородку стекает вязкая слюна вперемешку со смазкой. — Хочу войти в тебя! — Но я… — сыто облизывается Тэхён, быстро моргая тупенькими глазками, — даже душ не принял и всё такое… — Плевать, есть презики.       Чон помогает стянуть толстовку с Кима и снимает всё до конца с себя, откидывая вещи куда-то на пол. Достаёт из ящика своей тумбы упаковку презервативов и смазку и, положив это всё рядом на тэхёнову, снова подходит ближе. Ким, тем временем, скидывает коробку с уже ненужными игрушками на пол, запихивая её ногой под кровать, и принимается нервно расстёгивать свои джинсы. Еле как справившись с ними, ложится на кровать, а Чон помогает ему их стянуть, вместе с бельём, откидывая их к своим вещам. Нависает сверху, устраиваясь удобнее, меж приветливо разведённых ног и смотрит в кимово лицо, гулко сглатывая. — Ты такой красивый, Тэ! — бегает глазами, фиксируя в голодном мозгу каждую мельчайшую деталь. — И вкусный? — кокетливо закусывает губу блондин. — А вот это я сейчас узнаю.       Всё, Голодные игры начались — забрало опущено, Чон впивается в губы мёртвой хваткой, а из тэхёновых глаз искры сыплются. Жадно сминает их, поочерёдно прикусывает, посасывает, втягивая воздух через нос. Блуждая языком по всей полости рта (надо было учиться на стоматолога), затягивает чужой язык в свой ненасытный рот. Тэхён даже немного за его действиями не успевает, пытается ему вторить, запускает руки в чоновы волосы и чуть оттягивает их у корней, когда напор в поцелуе становится совсем невыносимым, а искусанные губы немеют. Руки шатена агрессивно мнут бёдра, переходят на ягодицы, сминают их и разводят в стороны. Снова бёдра, бока, живот, а сам он наслаждается шелковистостью и мягкостью кожи, и тем, как извивается под ним Тэхён, слегка приподнимая таз, чтобы потереться своим возбуждением о его стояк. — Гук-ки! — задыхается Тэхён. Выгибает шею, когда Чон уже добрался до неё и теперь неистово терзает сладко-солоноватую кожу с обеих сторон, рыча, как дикий зверь, и не переставая жмякать его бока и грудь, яро вжимая в себя податливое тело. — Ты реально… а-ахх… очень голодный! Ты сейчас меня сожрёшь! М-ф-хх…слышишь? Гук отрывается от «трапезы» тэхёновым телом и, так же тяжело дыша, заглядывает в глаза — и блондин читает в этом взгляде такое зверское и дикое желание, что до мурашек страшно становится. Перед ним не тот добрый, ласковый и заботливый сосед, а голодный и похотливый «монстр». — К члену даже не подпущу: откусишь ещё, — строгим голосом предупреждает он, поглаживая мощные плечи шатена. — Давай уже к растяжке переходить. Чонгук кивает болванчиком, приподнимается, открывает один презерватив, надевает его сразу на два пальца, обильно смазывая их смазкой и, уже не торопясь, аккуратно просовывает их в сжавшееся колечко мышц. Ким зажмуривает глаза, чуть стонет, впиваясь своими пальцами в чоновы плечи. Тот останавливается, но блондин кивает и хлопает его по плечу, давая команду, чтобы он продолжал. Когда Чон начинает набирать небольшой темп своими пальцами, сгибая и разводя в стороны, Тэхён закусывает ребро ладони, но уже не жмурится, растворяясь в ощущениях. Чонгук отнимает его руку ото рта, заменяя её своими губами, но целует уже более сдержанно и нежно, ловко добавляя третий палец, также ритмично продолжая ими двигать и разводить в стороны. Блондин громко стонет в поцелуй, получая толчок по простате, слегка сжимается внутри. — Больно? — оторвавшись от распухших губ, волнуется Гук, смотря испуганно. — Нет, всё нормально, продолжай.       Чон на пробу просовывает четвёртый палец (конечно, под такой размер, всю ночь растягивать придётся), спускается губами ниже, невесомо сжимает ими соски, полизывая и аккуратно прикусывая. Голод голодом, но и больно делать он больше не хочет. Чавкающие, шуршащие от латекса звуки, доносящиеся снизу, кружат голову Тэхёна и он уже морально подготавливает себя к принятию (пострига в монахи, было бы, наверное, лучше, чем вот это вот всё) большого детородного органа. «Блять! Он в меня не влезет! А если и влезет — я сдохну на первом же толчке!» Чувствуя, что четыре пальца уже проходят на ура, даже до костяшек, Гук решает, что пора. — Ты готов меня принять в себя? — Чон дышит загнанно, еле удерживая себя на нейтралке и ласково чмокает в губы. — Я никогда не буду готов к такому размеру, но… блять, давай! В мгновение ока презик уже раскатан по большущему члену и обильно смазан гелем. Головка пристраивается к растянутому отверстию, и Чон начинает медленно входить. — М-ма-ах! — буквально выкрикивает Ким, дёргая тазом вверх и впиваясь руками в изголовье кровати. — Бо-о-оже-е-е! «Твою мать! Как будто раскалённую кочергу засовывает!» — Потерпи, малыш! Сейчас будет хорошо, — ласково успокаивает Чонгук, прихватывает его за бёдра руками, продолжая попытки войти, хотя бы на половину. После, запрокинув ноги Тэхёна себе на поясницу, делает ещё толчок и, оставляя нежные поцелуи на щеках, собирает губами выступившие слёзы и пот со лба. («Ну, нахуй, Ким! Порванное очко не стоит того! Остановись, пока не поздно!») оживились тараканы, искренне переживая за своего хозяина. Но Тэхён не трус — хочет — сделает, даже ценой собственной задницы, отступать уже поздно. — Ох, Тэхён! Ты такой тугой! — (и тут речь не только о тугости его мозга) скулит Чонгук, войдя наполовину, зажмуривается от дикого ощущения тесноты. — Даже с растяжкой… мфхх… — Это ты слишком бо-о-льшой! — всхлипывает, уже измученный сосед, но стойко принимает весь размер в себя, буквально слыша, как скрепит резинка, или это уже его очко рвётся, но потрахаться-то охота. — Чем тебя удобряли, бля? Ох, чёрт, чёрт, чёрт, чё-о-орт!!! — вопит он в голос, когда член толкается в него ещё глубже, практически полностью заполняя. Гук помогает себе, руками раздвигает ягодицы в стороны, раскрывает тугое отверстие ещё больше и давится воздухом от тесноты, смыкающей его плоть вокруг. Совершает очередной толчок внутрь, и ощущает, как бархатные стенки обволакивают его набухшую плоть. «Господи! Как же в нём узко и горячо! И как же хорошо, блять!»       И вот, свершилось, Чонгук — слушая тэхёновы вскрики, всхлипы и мат; пыхтя, сопя, задыхаясь от дикого ощущения узости внутри Кима, но вошёл полностью, и они замерли оба (вместе с притаившимися тараканами), давая обоим возможность привыкнуть к сложившейся не простой ситуации. — Ну, что? — через какое-то время, пищит из-под Чонгука Ким, смахивая взмокшую чёлку дуновением губ. — Погнали что ли?! — Уверен? — сомневается шатен, заботливо поглаживая скулы блондина тыльной стороной ладони, и вновь ласково целует.       Тэхён кивает, судорожно сглатывает, закусывает нижнюю губу, ощущая, как внутри уже всё безбожно пульсирует, но дискомфортное распирающее чувство заполненности, тут же сменяется сладостной негой, растекаясь по всему телу, особенно в области ноющего низа живота, когда Гук начинает медленно двигаться в нём, опираясь руками в изголовье кровати, тем самым нависая сверху. — О, Боже! О, Господи! О, Боже! — причитает блондин, на каждый чонов толчок, сплетая свои ноги на его пояснице и упираясь ладонями в изголовье.       Чон двигается медленно, но размашисто, входя полностью, по самые яйца, заставляя Кима стонать и содрогаться (и, пытающихся постичь дзен, тараканов, тоже) при каждом толчке. — О, да! Гуки, вот так… глубже, пожалуйста! — полностью отдаваясь ощущениям, с отрывом башни, выстанывает Ким, когда Чонгук набирает темп, проходясь своей крупной головкой непосредственно по простате (даже определённый угол искать не нужно), от чего все его тело простреливает сладостной истомой.       Чон меняет свою позу, становится на колени, но продолжая неистово вдалбливаться в скулящего парня — закидывает его ноги себе на плечи, приподнимает его таз, фиксируя руками в воздухе, буквально натягивая его на свой ствол и трахая в невесомости. А Тэхён реально отлетает в космос, практически отключая затуманенный рассудок, чувствует себя безвольной резиновой куклой. Но как же это крышесносно, когда горячий и большущий член долбится в тебя, набирая нереальную скорость, сравнимую со скоростью света — гладко скользит по бархатным стенкам анала, создаёт пошлые хлюпающие звуки, благодаря большому количеству смазки. — Тебе хорошо, сладкий? — хрипит Чон, еле удерживая вспотевшие и напряжённые кимовы бёдра в руках. Смотрит, не отрываясь, как трепещут его ресницы, словно крылья бабочки, как дрожат искусанные губы, когда он заходится в новом полустоне, полу вскрике, как высоко он заламывает брови в особо чувствительные моменты прохождения членом по набухшей точке наслаждения. Да и вообще в целом любуется этим изящным телом со сладкой и медовой кожей. — Охуенно! — из последних сил выдыхает Тэ, сглатывая слюну в пересохшем горле. — И я… ахх… сейчас… мфхх… уже всё… скоро! — Чувствуя подступающую разрядку, он немного сжимает чонов член в себе, обхватывает одной рукой свой, давно ноющий и медленно проводит, дрожащими пальцами по всей длине, сжимая нежную головку. — Блять… сделай так ещё раз… сожмись… — Гук захлёбывается своими эмоциями и сдавливающими ощущениями. Отпускает бёдра блондина, снова нависает над ним, впивается в пересохшие губы своими, не сбавляя ритма, продолжает яро втрахивать стонущего Кима в скрипучий матрац. — Да, детка… вот так… — Отрывается от губ, чтобы продолжить терзать искусанную и частично багровую шею, переходя к острым ключицам. Сгребает его в свои медвежьи объятия, прижимается плотнее своим лобком к тэхёнову, и чувствует кожей, как движется его член внутри. Просовывает свою ладонь между животами, прижимая её к тонкому и изящному животу Тэ и отчётливее ощущает, как входит и выходит его орган при каждом толчке. — Вот это да! — шепчет он, внутренне взрываясь от слишком завышенного эго. Тэхён начинает мелко дрожать под ним, впечатывая свои колени в его напряжённые бока. Чон слышит где-то на периферии остатков своего сознания своё имя, слабо произносимое, как на репите, из кимовых уст, когда тот обильно кончает, пачкая семенем животы обоих, сильнее сжимаясь внутри и впиваясь ногтями в широкую спину. Еще несколько грубых толчков, шатен не выдерживает такого внутреннего давления на свою плоть, и кончает следом, размазывая своим прессом чужую сперму по коже, рвано выдыхая имя своего соседа и опаляя его ухо горячим дыханием. — Пиздец! — из последних сил выдаёт Тэ, скидывая дрожащие ноги с чужой поясницы. Дыхание ни к чёрту, в ушах белый шум, перед закрытыми глазами мошки, вспышки, фейерверки, салюты — короче у тараканов праздник с дальнейшим открытием шампанского. — Ну, как ты? — сопит где-то в области шеи Чонгук, походу даже не намереваясь выходить из затраханного парня. Продолжает лежать на нём, оставляя невесомые поцелуи на вспотевшей коже и медленно приходя в себя после дикого родео. — Я нормально, а вот моя задница — приказала долго жить, походу?! — отшучивается Тэхён, шипит и морщится, когда Чон медленно выходит из его растраханной дырочки и заваливается рядом на бок, разглядывая из-под ресниц его профиль. — Ты, пиздец, ненасытный! — Привыкай, — Гук снова скалится, как дикий зверь на охоте, сплетает их пальцы вместе, нежно целует чужие. — К чему? — Поворачивает голову тот и смотрит испуганным котиком. — Что твой парень всегда голодный!