Пространство между

      В восемнадцать лет у Габи на спине вырастают крылья, набитые в полуподвальной мастерской у парня по кличке "Щелкунчик", который весь сеанс жаловался на то, что ему, художнику по призванию, приходится бить всякую дрянь малолеткам за сотню фунтов в месяц. Сидящий рядом Фалько тёр между собой потные ладони и, предаваясь прекрасным переживаниям юности, беззастенчиво пялился на поясницу подруги, которая лежала на потёртом кресле, прикрывая грудь руками и кривляясь отражению в зеркале напротив. Иногда она подмигивала Фалько и широко улыбалась, наблюдая за тем, как дёргается вверх-вниз его кадык. Воздух в помещении пропах фруктовой отдушкой из электронной сигареты мастера, в голове фонила выпитая бутылка вина, украденная Грайсом из мини-бара старшего брата, а на спине медленно прорастали чернильные перья.       — Тебя мамка с папкой не отругают за такую прелесть, м? — "Щелкунчик", в миру Порко, разогнулся, поводил лопатками, разминая спину, и приступил ко второму крылу.       Габи морщится от дискомфорта, крепко впиваясь ногтями в кожаную обивку и ругаясь себе под нос. К сильной боли она привыкала, в подростковом возрасте прижигая сигаретами кожу, получая затрещины от матери и набивая мелкие партаки по всему телу. Бантики, бабочки и цветочки были её попытками заткнуть рот матери, попытками доказать, что у неё тоже есть право на собственное тело. Габи вытряхивала из копилки накопленные с подработок деньги и неслась к Порко — набивать очередную мелочёвку. На этот раз за татуировку платил Фалько — это был подарок на день рождения — поэтому можно было расслабиться и не думать о потраченных деньгах.       — Пофиг, — отвечает она на выдохе. — Пусть даже и узнают. Интересно было бы посмотреть на лицо тёти Карины: сморщится небось и запричитает о порче молодого тела и о том, что это на всю жизнь!       Габи смеётся, а Фалько смотрит грустно, потому что всё понимает. Порко одобрительно хмыкает, забивая чернила под кожу. Закончив, он снимает татуировку на свой старенький смартфон и показывает Габи.       — Годно, да?       Девушка кивает, подтверждая. Порко заклеивает татуировку и помогает Габи подняться. Ей не больно, чувствуется только покалывание, словно через кожу пропустили электрический ток. Она смеётся, натягивая футболку поверх тканевой повязки, и хлопает Фалько по плечу, заставляя его отвести взгляд.       — Слюни подбери, ты же не собака!       Юноша ухмыляется и кладёт на столешницу смятые купюры, а Габи хватает с вешалки их верхнюю одежду. Звякает колокольчик на двери и душное полуподвальное помещение сменяется сырой апрельской улицей Лондона. Тучи и не думают рассеиваться, только изредка пропуская скупые лучи солнца, пока ветер холодит ноги в сетчатых колготах, приподнимает не самую скромную юбку и ерошит распущенные каштановые волосы. Габи кутается в пиджак Фалько, который тот накидывает ей на плечи, пока они идут по мосту через проезжую часть. Пиджак куцый, с чужого плеча — Грайсу он достался от старшего брата. Фалько, в своей водолазочке, с натянутым до самого подбородка воротником, походил на какого-нибудь интеллигента, читающего стихи в общественном центре по выходным. Габи всегда держала друга под руку, когда они шли вместе. Фалько ничего не имел против, предпочитая какое-никакое тепло тела холодному расстоянию, поэтому ободряюще сжимал выглядывающие из-под предплечья кончики пальцев.       В окнах у Браунов горел свет, а Фалько переминался с ноги на ногу на крыльце подъезда, ожидая, что его пригласят войти. Габи сняла пиджак и поцеловала Грайса в щёку, благодаря за подарок и прогулку.       — Увидимся завтра на набережной?       Фалько кивнул, махнув девушке на прощание. Хлопнула дверь подъезда и он остался один, ощущая острое желание разбить кому-нибудь лицо.       Габи прислонилась лбом к прохладной стенке старенького лифта, поднимающего её на восьмой этаж. Воняло стариной, в глаза рябило от количества наклеек на стенах и записей. «Браун ша****» — попалось на глаза и девушка хмыкнула. Может быть. Интересно, а мать видела?       В квартире пахло праздничным пирогом и лимонным средством для мытья полов. Габи бросила ботинки на полку для обуви и, не здороваясь с матерью, хлопочущей на кухне, прошла в свою комнату, прикрывая дверь. Чёрная майка плотно прилегала к телу приятной тканью, а на шорты наплевать — всё равно отца дома нет. В соцсетях ничего нового, кроме поздравлений от одногруппников и друзей. Габи всунула наушники, включила какую-то заунывную слезливую песню и лениво скроллила ленту Фейсбука, лайкая всё подряд. Восемнадцатилетие — хуже некуда.       Миссис Браун дважды постучала в дверь и приоткрыла её, просовывая голову в проём. Габи задержала взгляд на тарелке в её руках.       — Сегодня на ужин придёт начальник Райнера.       Габи достала наушник и удивлённо приподняла брови.       — И чего он тут забыл?       — Твой брат говорит, что у него нет семьи и друзей, поэтому он позвал его на праздничный ужин. Не будь такой категоричной, дорогая, это начальник твоего брата, в конце концов. Неплохой способ наладить рабочие связи, не находишь?       Девушка усмехнулась.       — В детстве Райнер притащил домой помойного лишайного котёнка, потому что ему стало его жалко. Теперь у него страсть тащить домой всех сирых и убогих?       Женщина нахмурилась.       — Не ёрничай. Пора бы уже быть дальновиднее и благосклоннее к другим людям. В любом случае, я просто поставила тебя в известность. И будь так добра, приведи своё лицо в божеской вид, ты похожа на придорожную девку.       Габи посмотрела на себя в зеркало, висящее на стене около шкафа: карие глаза подчёркнуты тёмно-зелёным карандашом, оттеняя их, чёрные стрелки подведены чуть ли не до висков.       — Мам, это гранж.       — Хуянж, — в раздражении выпалила женщина. — Умойся, говорю.       Она вышла, прикрыв за собой дверь и Габи услышала шум воды на кухне.       — Зануда, — пробубнила девушка себе под нос.       Слушать музыку больше не хотелось, наушники полетели на пол. Габи лежала на кровати, уткнувшись взглядом в стену напротив, и прислушивалась к возне матери, как раз запекающей курицу в духовке. Близился вечер, а значит — и приход гостей. Девушка нехотя встала с кровати и достала из шкафа чёрное платье на тонких бретельках. Обновка, купленное всего пару месяцев назад, сидела отлично, подчёркивая фигуру. Распущенные волосы волнами лежали на плечах. Габи поворачивала голову то влево, то вправо, рассматривая своё отражение. Мать была права — макияж, который так нравился Фалько, смотрелся дёшево. Она смывала его в ванной, без сожаления протирая глаза ватными дисками, смоченными в пенке для умывания, и наблюдала как тёмные струйки воды стекали к водостоку. Новый макияж девушка не нанесла — не для кого было краситься: семье всё равно, а гость как-нибудь перебьётся.       Он пришёл с опозданием, когда Брауны уже сидели за столом и Габи задула свечи, загадав поскорее съебаться из этого дома в свободную жизнь. Дверь открыл Райнер, громко приветствуя гостя с неожиданно тихим и спокойным голосом. Габи казалось, что начальники должны и во внерабочее время гаркать на всех. Он был хорошо одет: выглаженная рубашка, расстёгнутая на две верхних пуговицы, аккуратно заправлена в брюки — и приятно пах. «Итальянец, наверное», — подумала Габи, украдкой рассматривая его красивое смугловатое лицо и с улыбкой принимая подарок — часы с аккуратным ремешком, которые он сам застегнул на её запястье.       — Я подумал, что это неплохой подарок на восемнадцатилетие, — он улыбнулся.       — Правильно подумали, — кивнула Габи, протягивая ему тарелку с картошкой.       Он представился: «Зовите меня Тео, пожалуйста» — и в этом тоже было что-то итальянское. По крайней мере, так сказала миссис Браун, разрезая курицу. Начальник Райнера со звучной фамилией «Магат» напоминал Габи тот тип мужчин, о которых одногруппницы ласково отзывались только когда заходила речь о количество нулей на банковском счету — чем больше, тем лучше. Он бы мил и участлив, поддерживая жаркое обсуждение футбольных провалов сезона с отцом Габи и искренне интересовался рассказами матери про детство их дочери. Райнер не врал: кажется, что у этого человека, давно переступившего порог сорокалетия, никогда не было друзей. В конце ужина старшие Брауны уже считали его своим лучшим другом и Лина, подавая Тео его пальто, шепнула Габи на ухо:       — Милая, проводи нашего гостя.       Габи подпрыгивала на одной ноге, натягивая ботинок и цепляясь за Магата, услужливо подставляющего локоть, чтобы она не упала. Последние поцелуи в раскрасневшиеся щёки и вот они уже стоят у лифта, ожидая, пока дышащая на ладан кабина наконец-то приползёт вверх. Тео суёт руки в карманы пальто и виновато улыбается.       — Я несправедливо украл внимание сегодня, а это же ваш день рождения. Простите.       От него несильно пахло вином и откровенностью. Габи махнула рукой.       — Это даже к лучшему, иначе они бы весь вечер доставали меня ерундой по типу «когда я выйду замуж» или «как дела в универе». Вы меня только спасли.       Он тихо рассмеялся, покачивая головой. Приехавшая кабина призывно раскрыла створки.       — Что смешного?       — Нет, нет, ничего, я просто... Давайте на «ты», прошу, а то я себя совсем древним стариком чувствую!       Габи кивнула. Так действительно было легче.       — Молодишься?       — А то. Вот даже завёл приятельские отношения с молодым подчинённым, чтобы быть, так сказать, на одной волне с юношеством.       Габи нравилось, каким сейчас был её новый знакомый: руки в карманах, мягкая улыбка, некрепкая от выпитого алкоголя стойка, тёплый взгляд, изучающий её лицо. Непонятно было, кто больше дрожит: лифт или очарованная Габи. Желание узнать количество деньжат на карте, чтобы потом похвастаться перед девчонками, погасло где-то на задворках сознания. Поддавшись мимолётному желанию, девушка сделала шаг к мужчине, но лифт дёрнулся и остановился, открывшись на первом этаже. Они оба замерли, не сделав ни шагу к выходу.       — Что ты делаешь?       Она сглотнула.       — Мне показалось, что пальто запылилось, хотела отряхнуть, а то в грязном...       Дети в детском саду врали и того лучше.       Лифт снова закрылся. Наброшенная наспех куртка сползла с плеча.       — Что ты делаешь?       Он выдохнул, растягивая губы в улыбке.       — Хотел сбить муху, она на куртку села.       — Ещё холодно, мух нет.       Придумай что-нибудь получше, начальник.       — Какая жалость, — он дышит ей в шею, — я был уверен, что видел одну.       Крепкие широкие ладони обхватили узкое девичье лицо, большой палец несколько раз скользнул по верхней губе и ткнулся к зубам, заставляя приоткрыть горячий рот. Она накрыла его палец губами, прикрывая глаза. Хотелось всего и сразу.       Хлопнула дверь подъезда и они отскочили друг от друга, стирая с лиц наваждение. «Браун ша****» — ей на глаза снова попалась накарябанная красным фломастером надпись. Она и не отрицала. На лестничной клетке они столкнулись с пожилой соседкой с верхних этажей и Габи даже не пыталась скрыть красноту щёк.       — Куришь?       Во дворе темно, капли моросящего дождя стучали по металлической детской горке и козырьку подъезда. Щёлкнуло колёсико дешёвой зажигалки, огонёк подожжённой сигареты на мгновение осветил расслабленное лицо Магата.       — Курю, — она затянулась сигаретой из чужого рта.       — Свободна завтра? — он разговаривал по-деловому, словно она его подчинённая. Габи закинула ногу на ногу, платье поднялось, оголяя бедро. Она подумала, что в темноте Тео ничего не увидит, но он положил сверху горячую ладонь, поглаживая кожу пальцем.       — Свободна, если не шутить.       От медленных поглаживания из головы уносилась даже встреча с Фалько на набережной.       — Вот и славно.       Он убрал руку и прижался сухими губами к её виску.       — И ещё раз с днём рождения.       Домой она возвращалась, ощущая, как расправляются крылья за спиной. Часы на запястье показывали начало первого ночи. Габи пошёл девятнадцатый год.